Он рассмеялся и, прижав ее сильнее, опять принялся шарить руками по лифу платья. Девушка почувствовала, что от страха и отвращения она вот-вот потеряет сознание.
— Отпусти ее! Отпусти мою сестру немедленно! — закричал Джон Остин и неожиданно бросился вперед, оказавшись между Саммер и чернобородым, и принялся колотить обидчика своими маленькими кулачками.
Тот опять громко рассмеялся и одним движением руки сбил мальчика с ног. Джон Остин кубарем покатился по пыльной земле. Это вывело из оцепенения Саммер. Не помня себя от страха и ярости, она бросилась на чернобородого, стараясь достать ногтями до глаз, и довольно сильно расцарапала щеку негодяя.
— Ах ты… сука! — прорычал тот и с силой ударил ее в лицо открытой ладонью.
Голова девушки резко дернулась. Она удержалась на ногах только лишь потому, что чернобородый продолжал держать ее за талию. Теряя сознание, Саммер смутно услышала стук копыт, а затем совсем рядом возбужденный юношеский голос.
— Убирайся прочь! Оставь ее в покое! — кричал Пудинг, спрыгивая с коня и бросаясь на негодяя.
Чернобородый коротким ударом повалил парнишку на землю. Пудинг, однако, тут же вскочил и вновь бросился с кулаками на коренастого незнакомца.
— Отойди, малыш! — угрожающе процедил тот сквозь зубы. — Больше предупреждать не буду.
От нового сильного толчка Пудинг отлетел в сторону и, сделав несколько нетвердых шагов, упал. Но и это не сделало его менее решительным. Паренек поднялся, наклонил голову и, собрав последние силы, двинулся на противника.
Чернобородый молниеносно выхватил пистолет и выстрелил. Пудинг зашатался и ткнулся лбом в землю. Саммер громко закричала. И в этот момент раздался еще один выстрел. Чернобородого отбросило назад. Он ударился спиной о своего коня, поэтому упал не сразу. Несколько мгновений он то пытался найти глазами стрелявшего, то удивленно смотрел на расплывавшееся на груди ярко-красное пятно. Сэди, крепко сжимая обеими руками дымящееся еще ружье, стояла в дверях дома и не сводила глаз с противника. Тот попытался поднять свое оружие, но пистолет выпал из ослабевших пальцев. Лишь только он пошевельнул рукой, кровь пошла у него изо рта. Он покачнулся, и безжизненное тело рухнуло на землю под копыта коня.
Испуганное животное дернулось, потянув стягивающую шею индейца веревку, и тот тоже повалился со своего пони на землю.
Саммер первым делом бросилась к лежащему неподвижно Пудингу, возле которого уже успела образоваться лужица крови, сочившейся из раны. Сэди, подоспевшая к парнишке на мгновение раньше, уже расстегивала на его груди рубашку. Затем она ловко оторвала от своей нижней юбки кусок материи и, приложив к пулевому отверстию, остановила кровь.
— Саммер! Индеец! — вывел из оцепенения наблюдавшую за этим девушку крик Джона Остина.
Оказывается, испуганный конь чернобородого, убыстряя темп, пошел со двора, волоча за собой привязанного за шею индейца. Петля затягивалась все сильнее, угрожая окончательно задушить несчастного. Саммер бросилась к животному, но конь резко развернулся, явно намереваясь пойти вскачь. Отчаянным броском девушке удалось все-таки ухватить волочащиеся по земле поводья и, потянув их изо всех сил, развернуть лошадь. Сама не зная как, она подобралась к седлу и отвязала веревку.
Апачи, когда Саммер опустилась возле него на колени, был без сознания и почти не дышал. Плача и ломая ногти, она попыталась ослабить тугой узел стягивающей его шею петли. Индеец шевельнулся и задергал ногами, затрудняя ее действия. Пришлось упереться ему коленом в грудь. Наконец она почувствовала, как под ее лихорадочно двигающимися пальцами петля ослабла. Индеец шевельнул головой, сделав жадный и глубокий глоток воздуха. Глаза его закатились, рот раскрылся, и из него вывалился язык.
— Скорее принеси воды! Смочи ему язык! — крикнула Саммер брату. — Аккуратнее. Только не лей в горло. Он может захлебнуться.
Убедившись, что Джон Остин делает все как надо, она вновь бросилась к тому месту, где лежал Пудинг.
— О Боже! Очень плохо? — обратилась она к склонившейся над парнишкой Сэди. — Скажи, что не совсем!
— Не знаю. Я боюсь теперь вынимать из раны этот тампон… Ой, кто-то едет. Скорее! Скорее!
Саммер оглянулась и увидела въезжавших на двор Бульдога и Енота. Резко остановив коней, они спрыгнули на землю. Старый ковбой быстрым опытным взглядом окинул сцену недавней битвы, задержав глаза на трупе незнакомца. И, лишь убедившись, что угрозы прямого нападения нет, опустился на колени рядом с Сэди.
— Так, дай-ка я взгляну.
— Он… он… — только и могла пролепетать с трудом сдерживающая рыдания Саммер.
Бульдог осторожно приподнял сделанный Сэди из куска юбки тампон, и рана медленно вновь покрылась кровью. Ковбой так же аккуратно вернул материю на прежнее место и поднялся на ноги.
— Все хорошо, Сэди. Ты сделала все как надо, девушка. Принеси какую-нибудь еще тряпку на случай, если кровотечение усилится, Саммер, и мы перенесем парня в постель, — Он перевел глаза на труп чернобородого. — А этого кто застрелил?
— Сэди, — всхлипнула Саммер. — Не выстрели она, не знаю даже, что он бы здесь натворил.
— Ты правильно поступила, Сэди. Ты хорошая и сильная женщина!
Такие слова в устах далеко не щедрого на похвалы ковбоя многого стоили. Но Сэди, казалось, не испытала особой гордости. Черты ее обычно озорного лица остались напряженными, глаза были холодными.
— Это было все равно что застрелить забравшуюся в курятник лисицу.
Саммер, которая не отрываясь смотрела на Пудинга, тяжело вздохнула. Легкий ветерок трепал светлые волосы паренька, лежащего в луже собственной крови.
— Он не… — начала было она, не в силах произнести страшного слова.
— Этого сейчас никто не скажет наверняка, — отрывисто произнес Бульдог. — Пошевеливайся, девушка. У нас нет времени на болтовню.
Пудинга осторожно перенесли в кухню и положили на кровать. Рану тщательно промыли и продезинфицировали с помощью виски, а затем перевязали чистым бинтом. Пуля, вошедшая сбоку и вышедшая из спины, не задела ни ребер, ни каких-либо внутренних органов, что было большой удачей, почти чудом. Парнишка по-прежнему был без сознания. Но, как сказал Бульдог, который производил впечатление знатока в области огнестрельных ранений, это было обычным результатом болевого шока и потери крови. Он же распорядился, чтобы Пудинга обязательно накрыли теплым одеялом и, как только он придет в себя, дали ему несколько ложек меда.
Саммер буквально не находила места, считая во всем виноватой именно себя. Приступ самобичевания прошел только с появлением Слейтера. Тот, выслушав сбивчивый рассказ о случившемся и задав несколько уточняющих вопросов, успокоил девушку, заверив, что предвидеть такой реакции чернобородого на желание помочь индейцу она совершенно не могла.
— Это я виноват, любовь моя, в том, что не прислал сюда людей для охраны. Но больше вы одни не останетесь.
Джек как приехал, так неотлучно и сидел возле Пудинга. Паренек открыл глаза лишь вечером.
— Мисс Саммер?.. — первым делом прошептал он.
— С ней все нормально. Со всеми все нормально, — поспешил успокоить его Джек мягким голосом.
— Он… он обидел ее?.. — тревожно спросил Пудинг. — Ранил… ее?
— Нет. Не беспокойся, малыш. Все обошлось.
— Я должен был… Нужно было взять ружье.
— Это не обязательно бы помогло. Ты вел себя молодцом. В самом деле. Ты защитил мисс Саммер.
— Что… Где… этот?
— Он мертв. Сэди застрелила его из того старого ружья, что оставалось здесь в качестве сигнального на случай тревоги.
— Сэди сделала это… Молодец.
— Да. Она тоже вела себя как надо.
Пудинг закрыл глаза, его беспокойно метавшиеся по одеялу руки успокоились. Джек дотронулся до покрытого легкой испариной лба паренька и, облегченно вздохнув, откинулся на спинку стула. Жар у раненого начал спадать, а это означало, что дело пошло на поправку.
А Джон Остин был буквально очарован индейцем, который так ослаб от жажды и голода, что остался сидеть, прислонившись к стене дома. Мальчик не отходил от апачи, принося ему воду и еду. Однако индеец сделал всего несколько глотков, а к еде и вовсе не притронулся. Это обстоятельство особенно удивляло Джона Остина.
— Его желудок сузился после долгого голодания, — объяснил Бульдог. — Ему можно сейчас есть лишь самую малость. Иначе все выйдет назад, и бедняге станет только хуже.
Сидя рядом, мальчик внимательно разглядывал все, что было на индейце: от мокасин и отделанных бахромой кожаных брюк до стягивающей волосы повязки. Через какое-то время он попытался заговорить с апачи, но тот не ответил ни на один вопрос и даже не пошевельнулся. Тогда Джон Остин взял палочку и принялся рисовать на земле. Индеец заинтересовался. Правда, выражение лица его практически не изменилось, но он посмотрел на рисунки, а когда мальчик поднял голову и улыбнулся, кивнул головой.
К вечеру силы начали возвращаться к апачи. Он несколько раз вставал, пробовал напрягать мышцы и даже немного ходил, довольно быстро, впрочем, возвращаясь к дому и усаживаясь на прежнем месте. Его пони и лошадь чернобородого отвели в загон. Труп убитого вынесли за ограду и закопали.
Когда стало смеркаться, снова приехал Слейтер. Он подошел к индейцу, сел, скрестив ноги, возле него и заговорил на языке апачи.
— Я тот, кого ваши люди называют Высокий Человек.
Индеец посмотрел на него, ни в коей мере, казалось, не удивившись.
— Меня зовут Бермага. Я знаю тебя, Высокий Человек, — ответил он.
— Здесь ты — среди друзей. Оставайся до тех пор, пока не наберешься сил.
Джон Остин переводил ошеломленный взгляд с одного собеседника на другого. Слейтер может говорить с индейцами на их языке! Непременно надо и ему этому научиться. В маленькой хитрой головке уже созрел план. Сейчас, конечно, он не станет докучать Слейтеру, но потом…
— Я останусь ненадолго, но скоро уеду, — сказал Бермага гортанным голосом. — Мои люди сейчас в горах. Белый человек напал на них и увел наших юношей и женщин. Я ищу мою сестру.
Он смотрел на Слейтера с безмолвной скорбью, когда сообщал это. Ни один мускул не дрогнул на его будто высеченном из дерева лице.
— Много ваших людей было похищено?
— Два воина и одна женщина, с тех пор как ушла одна луна.
— Те люди, которые напали на вас, — мои враги. Я не допущу, чтобы они разгуливали на моей земле. Я прослежу за этим. К тому же я должен обеспечить, безопасность наших женщин.
— Я не помню, как мы ехали сюда, — сказал индеец, наклонив голову так, что рассыпавшиеся волосы обнажили кровавый рубец. — Пони привез меня. — Он приложил ладонь к груди.
Слейтер понимающе кивнул.
— Я скажу моим людям, чтобы беспрепятственно пропустили тебя в горы, когда ты захочешь. Оставайся здесь, брат, до тех пор, пока не почувствуешь себя достаточно сильным, и обязательно скажи, когда соберешься уезжать. Я пошлю еды в подарок твоим соплеменникам. Кстати, ты должен взять коня твоего обидчика.
Индеец посмотрел на красавца скакуна, стоявшего в загоне рядом с его пони. Повернувшись опять к Слейтеру, он внимательно заглянул ему в глаза, затем кивнул:
— Твоей женщине, той, у которой глаза как горные цветы, я обязан жизнью. Я — ее должник.
— Если ей чего-то надо от тебя и твоих соплеменников, так это прежде всего дружбы, — серьезно сказал Слейтер.
Индеец снова кивнул головой и посмотрел в сторону уходящих за горизонт холмов.
Пудинг пролежал в кровати на кухне четыре недели. Первые дни кто-нибудь обязательно сидел возле него. Саммер настояла, чтобы Сэди с Мэри ночевали в ее комнате, а сама перебралась на чердак к Джону Остину. Джек, приехавший строить новое общежитие, жил пока в сарае. Втроем они дежурили у постели больного поочередно. Женщины всячески ублажали и баловали Пудинга. Сэди беспрестанно угощала парнишку его любимыми пудингами и куриным бульоном. Саммер в любую свободную минуту читала ему самые интересные книги. Больному все это страшно нравилось. Джек даже начал ворчать, что, дескать, тот уже больше притворяется больным, чтобы подольше поваляться в постели.
Настроение Сэди, когда она узнала, что Слейтер выделил людей для их охраны, заметно улучшилось. К тому же окружающие считали ее чуть ли не героиней, а мужчины подчеркивали свое восхищение и поддразнивали, показывая, что страшно боятся ее рассердить. В результате Сэди стала такой же жизнерадостной и веселой, какой была до визита Трэвиса. Она решила, что пора рассказать кому-нибудь об его угрозе и ждала только подходящего момента.
Слейтер тоже чувствовал себя гораздо спокойнее, зная, что на Малом ранчо находятся Джек, Бульдог или старый Енот. Весь день он работал не покладая рук. Но вечер его, как бы ни была сильна усталость, принадлежал Саммер. С наступлением темноты они удалялись к своему любимому дубу. И всякий раз, лишь только все посторонние оставались позади, девушка бросалась в его объятия.
— О Боже, как же ты прекрасна, — шептал Слейтер. — Ты само совершенство, моя Девочка-Лето.
Саммер была буквально переполнена любовью и страстью, и стоило только губам Слейтера прикоснуться к ней, она буквально впивалась в них в ответном поцелуе. Все в ней трепетало, все тянулось к нему, а сердце замирало при звуках голоса любимого.
— Я люблю тебя… люблю, — шептал он. — У меня не хватает слов, чтобы выразить чувства! Ты — моя жизнь… моя душа…
Ответных слов не требовалось. Ответом был ее порыв к нему. Этот сильный, закаленный опасностями человек, привыкший к суровым испытаниям, был так внимателен, так трогательно нежен с Саммер, что она всякий раз испытывала потрясение в его объятиях.
Не было ни одного дня в течение этих недель, прошедших с их первой ночи любви, который бы каждый из них не прожил, мечтая о предстоящем свидании под тем дубом. Они сливались в порыве страсти, становясь одним целым, и каждый раз словно умирали и рождались вновь. Каждый раз близость со Слейтером возбуждала Саммер так же, как в первый. Но появилось в ней и нечто новое. Теперь она дарила ему себя и свою любовь без стеснения, он был глубоко в ее сердце, свою жизнь без него она уже не представляла.
День летел за днем, неделя за неделей. Незаметно подошло и Четвертое июля — День независимости. Но в хлопотах у постели Пудинга и в горячей работе по шестнадцать часов в сутки и этот праздник прошел незаметно. Привычный ритм жизни несколько нарушился в первой половине августа появлением солдат. Эту новость Сэди и Саммер первым сообщил Джек, прискакавший в один из жарких дней к ним и сказавший, что отряд направляется к ранчо Кип.
Женщины перемалывали кукурузу. Один раз они уже произвели эту операцию, получив крупу. Но требовался еще и более тонкий помол, чтобы заготовить муку для выпечки хлеба. Сделать это было куда труднее, и обеим хотелось завершить работу поскорее. Они суетились у ручной мельницы с двумя рукоятками, установленной на пне в тени высокого дерева. В мельнице было еще полно зерна. Женщины были сплошь покрыты летевшими во все стороны пылью и мякиной, и отнюдь не горели желанием участвовать в приеме гостей. Об этом они первым делом и сказали Джеку.
— А сюда они не придут? — испуганно спросила Саммер, глядя на свои перепачканные мукой руки.
— Нет. По крайней мере никто об этом не говорил, — усмехнулся ее чисто женскому страху ковбой.
— Ты несносный парень, Джек! — заворчала на него Сэди. — Почему ты не приехал, чтобы сообщить нам эту новость раньше?
— Потому что раньше я сам об этом не знал, вот почему, — произнес он и, перебросив ногу через круп лошади, уселся в седле, как на стуле, весело поглядывая на женщин. — Но дергаться совершенно ни к чему. Солдаты устроят бивуак в долине. На ужин придут только капитан и Джесс. Насколько я понимаю, их уже пригласили.
— Джесс? — непроизвольно вырвалось у Сэди.
Глаза Джека сузились, и он с интересом посмотрел в побледневшее лицо женщины. Напряженная пауза продолжалась несколько секунд, пока Сэди, скривив губы, не тряхнула раздраженно головой.
— Да. Джесс Фарстон тоже приехал вместе с солдатами, — как бы оправдываясь, сказал ковбой.
— Ну так чего же ты не сказал об этом сразу, вместо того чтобы торчать здесь, как бородавка на хвосте у борова? — обожгла его Сэди сердитым взглядом своих зеленых глаз.
Саммер в очередной раз подумала о том, что подруга в последние недели стала весьма раздражительна. Она без конца ворчала на Мэри и часто несправедливо. Девочке теперь разрешалось играть во дворе лишь в том случае, если мать была рядом. И в этом случае Сэди почему-то то и дело беспокойно поглядывала в сторону холмов. Сначала Саммер объясняла беспокойство Сэди тем потрясением, которое испытала женщина, выстрелив в чернобородого негодяя. Но прошло уже довольно много времени, а подруга нервничала даже больше. Она часто сидела вечерами одна на крыльце, словно высматривая что-то вдали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34