«В. Санин «Белое проклятие. Большой пожар»»: АСТ; 2003
ISBN 5-17-017801-8
Аннотация
Материал который лёг в основу романа достаточно необычен — пожалуй впервые в художественной литературе рассказывается о героической работе городских пожарных. В центре повествования — боевые действия по тушению крупного пожара и спасательные операции: те самые экстремальные ситуации, в которых особенно ярко выявляются характеры людей и становится ясно «кто есть кто». «Большой Пожар» — роман остросюжетный, роман-предупреждение, написанный с любовью к людям « огненной профессии» — пожарным, и молодым и ветеранам.
Владимир Санин.
Большой пожар
Героическим пожарным России
ПРЕДИСЛОВИЕ
Я не раз писал о том, что верю в огромную роль случая; не припомню ни одного сколько-нибудь крутого поворота в моей жизни, на который не подтолкнула бы меня случайность.
По воле случая набрёл я на морскую тему, из-за случайного письма оказался в высоких широтах, чудом попал в Антарктиду. Заканчивая книгу, я привык не очень задумываться о следующей, ибо верил, что случай подскажет мне тему.
Так получилось и с этой книгой.
На сей раз началось с телефонного звонка. Тамара Александровна Ворошилова, ответственный секретарь пресс-клуба «01» Главного управления пожарной охраны, сказала, что с интересом относится к моим полярным книгам, но думает, что на главную свою тему я ещё не вышел. Таковой же, по её глубокому убеждению, является тема пожарная, в которой я найду экстремальных ситуаций больше, чем на обоих полюсах Земли.
Честно говоря, писать о пожарных мне не очень хотелось, и на какое-то время об этом звонке я забыл. Но вот, перечитывая вёрстку переиздававшейся повести «За тех, кто в дрейфе!», те страницы, на которых был описан пожар на Льдине, я вдруг совершенно неожиданно для себя почувствовал, что от льда и снегов меня потянуло к огню. Неделю я убеждал себя, что это пройдёт, что грех уходить из полярных широт, с которыми связаны лучшие годы жизни, а на восьмой день не выдержал и бросился разыскивать Ворошилову.
Демонов-искусителей оказалось двое: Тамара Алекгнндровна и её муж Владимир Тимофеевич Потёмкин, тоже беспредельно преданный пожарной теме журналист. Встреча состоялась, и после нескольких часов первой нашей беседы я уже твёрдо знал, что иду к пожарным надолго и всерьёз. Потом были вторая, третья, пятая — и я был отправлен на выучку к пожарным.
Теперь о том, ради чего написано это предисловие.
Во время первых же бесед выяснилось, что мои представления о пожарных отличаются вопиющим, из ряда вон выходящим невежеством. Я был уличён в том, что абсолютно не понимаю элементарного — ни масштабов пожаров, ни причин, их вызывающих, ни людей, которые ценой жизни своей и здоровья эти пожары тушат. Явления, казавшиеся мне «простыми, как мычание», обернулись сложнейшими и сверхактуальными проблемами. Хотя читателей обижать не принято, бьюсь об заклад, что и ваши понятия от моих тогдашних далеко не ушли: уверен, 98 из 100 читателей о проблеме пожаров имеют смутное и, добавлю, легкомысленное представление — за исключением тех, кого пожары коснулись непосредственно, и, разумеется, профессионалов.
Народная мудрость афористична: «Моя хата с краю». Человеку свойственно испытывать беспокойство и тревогу тогда, когда события затрагивают его лично. Землетрясения и ураганы, лавины, сели и цунами — все эти стихийные бедствия, о которых мы каждый день читаем и которые показывает нам телевидение, у людей, не испытавших их на себе, вызывают лишь сочувствие и минутное волнение; это вполне закономерно и согласуется с человеческой природой. Ну ладно, от этих бедствий страдает лишь меньшая часть населения нашей планеты, здесь все объяснимо, но ведь совсем другое дело — пожары!
От них страдают все, без исключения все народы и государства. Нет таких городов, таких поселений на Земле, которые не пострадали и не продолжают страдать от опустошительных пожаров. Знаете ли вы, что в миллионном городе случаются за сутки десятки небольших, средних и крупных пожаров? А если знаете, представляете ли вы себе, что буквально рядом с вами гибнут люди — ваши соседи! — что превращается в пепел личное и государственное имущество? А знаете ли вы о муках жертв пожаров в ожоговых центрах, о сиротах, оставшихся без родителей, и родителях, оставшихся без детей?
Знаете так же, как знал я: понаслышке. В какой-то газете прочитали, когда-то увидели на экране, от кого-то услышали — ужаснулись, повздыхали и забыли. Это случилось где-то, это случилось не со мной…
Отвернуться от опасности — это не значит её устранить. В том-то и дело, что пожары в современном мире — это не изолированные случаи, это — проблема. ПРОБЛЕМА. Общечеловеческая проблема.
Американскиве специалисты по пожарной безопасности опубликовали труд под названием «Горящая Америка». Цитирую: «По имеющимся статистическим данным, существует вероятность того, что в течение ближайшего часа где-то в нашей стране произойдёт более трехсот разрушительных пожаров. Когда они будут ликвидированы, по меньшей мере один человек погибнет, а 34 получат ожоги и травмы, причём некоторые из этих людей станут инвалидами и будут обезображены на всю жизнь… Шрамы и память об ужасах сохранятся у трехсот тысяч американцев, которые ежегодно получают травмы и ожоги на пожарах»
От таких цифр не отвернёшься — проблема!
О ней уже существует целая литература — к сожалению, почти исключительно специальная, для узкого круга профессионалов. Мы же, как я говорил, 98 человек из 100 продолжаем относиться к ней с потрясающей легкомысленностью. То, что по статистике в мире ежегодно случаются пять с половиной миллионов пожаров — каждые пять секунд где-то что-то горит! — то, что гибнет имущества на неисчислимые миллиарды и, главное, гибнут десятки тысяч людей — эти цифры кажутся какимито абстрактными, далёкими, не имеющими к нам прямого отношения.
А между тем они звучат грозно, как набат! Они предупреждают: люди, задумайтесь! Учтите, что стремительное развитие цивилизации, вводящей в нашу жизнь все новые машины и вещи, столь же стремительно повышает опасность пожаров. Учтите — потому что угроза пожаров растёт быстрее, чем средства защиты от них, и посему нельзя допустить нарушения извечного равновесия — чтобы снаряд был сильнее брони.
Развитие цивилизации не притормозишь: в наш быт будут входить все новые материалы и новая технология, и города будут расти вширь и вверх, и все большей будет концентрация создаваемых рукой человека ценностей на квадратный метр площади. А это значит, что пожары могут стать ещё более жестокими, они будут ещё дороже обходиться обществу — если мы всем миром не осознаем этой грядущей опасности и не примем против неё самых решительных мер, не осознаем, что чужого горя не бывает: каждый пожар — несчастье для каждого из нас.
Пойдя на выучку к пожарным, я многое понял и многое переосмыслил.
Я увидел, как живут и работают эти люди, и поразился тому, как мало их знал, в каком кривом зеркале представлялись мне и они сами, и их работа.
И ещё я поразился тому, как мало мы знаем этих людей, которые, бывает, очень дорогой ценой покрывают наши грехи, нашу беспечность.
В мирное время, спустя десятилетия после войны, они каждый день встречаются лицом к лицу со смертельной опасностью, сражаются и побеждают, получают травмы, ожоги и гибнут — в мирное время!
И день за днём, месяц за месяцем я проникался все большим уважением к этим прекрасным людям, скромным, нисколько не претендующим на внимание, не ожидающим почестей и признания, преданным своей профессии, бесстрашным перед грозным ликом огня.
О них эта книга.
И если вы, увидев, мчащиеся по улицам пожарные машины, остановитесь, посмотрите им вослед и скажете хотя бы про себя: «Удачи вам, ребята» — я буду считать, что написал «Большой Пожар» не зря.
АВТОР

…Знаешь, почему нас не очень жалуют, почему о нас редко вспоминают поэты и не пишут книг прозаики? Я много думал об этом и пришёл к выводу: потому что наша работа не приносит людям радости, она в лучшем случае уменьшает горе. Она не эстетична, наша работа, мы ничего не созидаем, не ставим рекордов, хотя рискуем жизнью, бывает, по нескольку раз на день. Даже самая блистательная наша победа — это трагедия; с нами в сознании людей ассоциируются ужасы и боль, гибель и потери, обезображенные лица и груды развалин.
Не принято писать об этом, пусть люди живут спокойно. Не принято, понимаешь? И поэтому, сынок, если ты честолюбив и жаждешь славы, если ты обижен тем, что журналисты обходят тебя стороной, и если тебе мало того, что в тебя верят товарищи, идут за тобой в огонь и в дым, — меняй профессию. Ты ещё молод, это ещё не поздно сделать.
Из письма полковника Кожухова сыну
НЕСТЕРОВ — МЛАДШИЙ
С того вечера прошло больше месяца, а мы, затянутые в водоворот воспоминаний, никак не можем из него выбраться. Воспоминания — зеркало прошлого, и, нужно сказать, зеркало весьма своеобразное: каждый видит в нем не только то, что было на самом деле, но и то, что ему хотелось бы увидеть. Поэтому иногда за неизменным и крепчайшим чаем мы схватываемся, спорим и кричим друг на друга, пока Дед не выгоняет «ораторов» на кухню, чтобы не мешали Бублику спать.
— В хореографию первым прорвался Чепурин! — настаивает Дима Рагозин.
— Суходольский в это время ещё лестничную клетку тушил.
— Память у тебя дырявая, — горячится Слава Нилин. — Вася, подтверди, ты же был наверху!
Вася, Василий Нестеров-младший, это я. И я не видел, кто первым прорвался в хореографию, Чепурин или Суходольский. Более того, рассказывали, что двери выломал Паша Говорухин. Я закрываю глаза и представляю себе широченную спину человека, который со стволом в руках подбегает к двери, вышибает её плечом, и явственно слышу громовой голос: «Прошу без паники!» Это любимое словечко Говорухина… А может, это было на другом этаже?
— Паша? — Рагозин морщит лоб. — Ты точно помнишь?
Я признаюсь, что поклясться не могу, а кажется — Ольгу это не устраивает. Она записывает в свою тетрадку: «Хореографическая студия Чепурин, Суходольский или Говорухин?» И тут же подбрасывает нам очередную шараду:
— А кто придумал — поставить на козырёк трехколенную лестницу? Ну, в первые минуты?
— Кто, кто… — ворчит Нилин. — Ангелы небесные…
— Гулин, — уверенно говорю я. — Когда мы прибыли, с трехколенки уже работали. Работали, Дима?
— Ведьма ты рыжая, — вздыхает Рагозин. — Втявула нас в историю.
Поразительно, до чего все в нашем мире завязано! Человеческие дела и судьбы переплетены, как паутина: один случайный поворот головы — и паутина разорвана, случайный шаг в сторону — наоборот, узелок завязался покрепче. Случайный — в этом все дело. Судите сами: не закури полотёр, не швырни он спичку в груду тряпок, не окажись я в тот день дежурным по городу, не отправь нас Кожухов в разведку на восьмой этаж — и вряд ли состоялся бы тот разговор, которым ошеломила нас Ольга. Впрочем, никаких «вряд ли» — не состоялся бы тот разговор наверняка. Но, поскольку указанная цепочка имела место и Микулин остался жив-здоров, узелку суждено было завязаться.
Произошло это так. Придя с работы и застав всю нашу компанию в сборе, Ольга потрепала по вихрам Бублика, который с преувеличенным отвращением доедал манную кашу, и с какой-то особой интонацией в голосе сказала:
— Вот хорошо, вы-то мне и нужны! Вопрос из кроссворда — как звали музу истории? Раз… два…
— Клио? — неуверенно спросил Нилин.
— Молодец, — похвалила Ольга. — Согласны на несколько месяцев стать служителями Клио? Предупреждаю, должности неоплачиваемые, зато работать придётся до седьмого пота.
— Заманчиво, — Рагозин изобразил на лице радость, — люблю трудиться на общественных началах. Народ требует разъяснений.
— Чаю бы предложили, рыцари. — Ольга села за стол, взяла бутерброд.
— Напомню, Клио, любимая дочь Зевса, была мудрой женщиной. Она учила, что чем дальше от нас событие, тем больше оно обрастает легендами и небылицами, и что крупные последствия вызываются зачастую ничтожными причинами. Ну, помните: «Не было гвоздя — лошадь захромала, лошадь захромала — командир убит…» Ребятки, слушайте меня внимательно, потому что я волнуюсь и могу сбиться… Даже не знаю, с чего начать…
— Ты покушай, — заботливо прогудел Дед, — мы подождём.
— Нет, сначала расскажу… Утром в музее подходит ко мне одна дама, из тех, которые не знают ни одной строчки Пушкина, но зато напичканы сведениями о его интимной жизни и поклонниках Натальи Николаевны. И спрашивает доверительным полушёпотом: «Говорят, вы пострадали на Большом Пожаре? — Да.
— Значит, вы тогда здесь были? — Иначе мне трудно было бы пострадать. — Руки, да? — Да. — Ах, ах, а это правда, что в тот жуткий день погибло двести человек?» Кажется, она была разочарована, когда я по возможности тактично ответила, что она…
— …разносчица сплетён? — подсказал Нилин.
— Я ответила чуточку мягче — положение обязывало. Итак, считайте этот короткий и маловыразительный диалог завязкой. Далее меня посетила неожиданная мысль. Я вспомнила, как вчера Дед привёл домой Бублика с разбитым носом…
— Поцарапанным, — проворчал Бублик.
— Поправка принимается, — согласилась Ольга. — Свидетелями драки Бублика с Костей из третьего подъезда оказались три старушки, вот их показания: одна утверждала, что зачинщиком был Бублик, вторая обвиняла Костю, а третья заявила, что никакой драки не было, Бублик спустился во двор уже с разбитым носом.
— Поцарапанным, — сердито уточнил Бублик.
— Конечно, поцарапанным, — спохватилась Ольга. — Таким образом, если даже о заурядной драке, которая случилась вчера, три свидетеля дают столь противоречивые показания, то можно ли объективно разобраться в том, что происходило много лет назад?
— А документы? — возразил Нилин. — Мемуары?
Ольга покачала годовой.
— Их пишут те же люди, с их пристрастиями и собственным взглядом на вещи, зачастую довольно узким: взять хотя бы до крайности тёмную версию о приглашении варягов на Русь. Даже воспетый Пушкиным Пимен — и тот судил царя Бориса на основе не слишком проверенных слухов; ещё лучший пример — Ричард III, которого Шекспир на века ославил, как чудовищного негодяя и который, как полагает сегодняшняя наука, вовсе таковым не был.
— Это горбатый король, которого Ульянов по телевизору играл? — поинтересовался Дед.
— Шекспир наделил его физическим недостатком для большей выразительности, — пояснила Ольга, — Ричард III, судя по его прижизненному портрету и воспоминаниям современников, был довольно приятным молодым человеком и вовсе неплохим королём — неудачливым, правда. Но все это от нас довольно далеко. Досадно другое: то, что мы, очевидцы, своими ушами слышим досужие вымыслы и пальцем о палец не ударяем, чтобы раз и навсегда установить истину. В данном случае у нас перед Пименом одно огромное преимущество: он, главным образом, слышал, а мы — видели. Правда, и задача перед нами куда более узкая.
— В каком данном случае? — не понял Рагозин, да и мы тоже. — Какая задача?
— Минутку, дай собраться с мыслями… — Ольга допила чай, пощёлкала пальцами. — Новость слышали? У нас будет издаваться литературный альманах, не такой толстый, как столичные журналы, но зато свой, доморощенный! Уже готовят первый номер, главным редактором назначен наш Микулин. — Ольга прищурилась. — Помнишь, Вася? Ты познакомился с ним при не совсем обычных обстоятельствах.
Я кивнул. Обстоятельства и в самом деле были не из обычных: Микулин порывался выпрыгнуть в окно, а мы с Лёшей ему доказывали, что свободное падение с восьмого этажа может вредно отразиться на здоровье: Лёша облапил Микулина и нежно прижимал его к груди, а я слегка хлестал его по щекам — для снятия стресса, это медициной рекомендовано. Тогда, сразу после пожара, Микулин сердечно меня благодарил и даже трижды облобызал, но потом при встречах старался не узнавать: не очень-то приятно раскланиваться с человеком, который пусть во спасение, но все-таки набил тебе морду.
— К вечеру, ну буквально час назад Микулин зашёл в музей, — заметно волнуясь, продолжила Ольга. — Я думала, проконсультироваться, он работает над исторической повестью, но оказалось совсем другое. Сначала он спросил, как дела, я, между прочим, рассказала ему о глупых вопросах дамы, потом мы стали беседовать на эту тему, вспоминали другие нелепые слухи и сплетни, которые до сих пор, шесть лет спустя, распускают обыватели, и вдруг Микулин сделал мне совершенно неожиданное предложение! Он сказал, что сегодня на редколлегии… Словом, он предложил мне написать про Большой Пожар.
Не знаю, кто так первым его назвал, да это и не имеет значения. Один человек сказал, другой повторил, третий подхватил — и по городу пошло гулять: Большой Пожар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33