Проезжая мимо фавелы, Фесуненко строго предупредил, чтобы мы не вздумали высовываться из окна и фотографировать трущобы, потому что нас могут принять за богатых бездельников и забросать машину камнями — такие случаи бывали. Димдимыч, однако, не удержался и заснял фавелу через закрытое окно, и теперь в моей коллекции есть фото одного из самых жалких и нищих посёлков в мире.Затем Игорь пригласил нас к себе домой, и несколько километров мы ехали вслед за цирковыми машинами. На одной из них стояли на платформе четыре печальных слона, а на двух других метались леопарды. Они били хвостами и яростно рычали, но прохожие относились к этим угрозам с поразительным хладнокровием. Сначала я решил, что бразильцы вообще не боятся опасных хищников, но потом сообразил, что дело, видимо, в другом: леопарды всё-таки были в клетках.Нас гостеприимно встретила жена Игоря, Ирина. Недавно она побывала в новой столице страны, городе Бразилиа, воздвигнутом на голом месте по проекту Нимейера, и вернулась очарованная его ультрасовременной архитектурой. Население города составляют в основном служащие правительственных учреждений и работники посольств. Ирина рассказала, что послов в Бразилии воруют так же, как и в других Латиноамериканских странах. Выкуп берут главным образом заключёнными, причём такса зависит от солидности представляемой послом страны. Так, полномочный дипломат великой державы стоит примерно тридцать-сорок заключённых, а, скажем, посла Гаити нужно за одного узника воровать дважды.У Фесуненко настоящий музей на дому: луки, стрелы, чаши, боевые дубины, гребешки. Все эти и в самом деле уникальные сувениры вывезены Игорем из глубинных районов бассейна Амазонки, которые до недавних пор считались, а иные и сейчас считаются, таким же «белым пятном» на карте, как Антарктида. По этим районам Игорь путешествовал в одиночестве, что, смею вас заверить, было совсем не безопасно. Игорь побывал в индейских племенах, ограждённых от цивилизации труднопроходимыми джунглями и болотами, наблюдал за жизнью туземцев, только-только вышедших из каменного века, и собрал бесценный материал для будущей книги. Он показывал нам фотографии индейцев с причудливо раскрашенными телами. Индейцы были в восторге от фламастеров, подаренных Игорем, и в благодарность разрисовали его с головы до ног. Всякой экзотики он насмотрелся столько, что хватило бы на сотню журналистов, большинство из которых, впрочем, предпочитает изучать жизнь по рассказам очевидцев и кинофильмам. Игорь видел, как перегоняют через реку, кишащую пираньями, стадо быков. Эти небольшие, но кровожадные рыбёшки вооружены острыми, как иглы, зубами. Страшны пираньи своей многочисленностью, эта бандитская стая никого не пропускает без дани. Поэтому люди, перегоняя скот на новое пастбище, бросают в воду «быка искупления», и пираньи обгладывают его в несколько минут. Но за это время стадо без потерь переходит на другой берег.Худощавый, смуглый и стройный, Игорь внешне не отличался от любого жителя Рио, а превосходное знание португальского языка, неистощимая энергия, остроумие и дар наблюдателя делают его не просто регистратором фактов, но и незаурядным их истолкователем. Идол бразильцев и шествующий по воздуху Христос Пусть читатель не осудит нас за то, что последние часы пребывания в Рио мы потратили на знакомство с частной капиталистической торговлей. Конечно, с точки зрения любознательного читателя мы поступили бы правильнее, до самой последней минуты повышая свой культурный уровень (музеи, архитектурные ансамбли, изучение быта негров). Но попробуйте представить себя участником нижеследующей сцены.Долгожданная встреча с женой. Позади первые объятия и поцелуи. Наступает время распаковывать чемоданы. Но вы не замечаете вопросительных взглядов жены, из вас рвутся впечатления. Жена тихим голосом спрашивает: «А что ты мне привёз?»Конечно, жене больше всего на свете нужны вы, единственный и неповторимый, но, кроме вас, ей нужны знаки вашего внимания, свидетельствующие о том, что каждую минуту разлуки вы думали именно о ней. Такова женская натура, с которой необходимо считаться. Вот почему все полярники разбрелись по магазинам в поисках сувениров семье и знакомым.Мы были вооружены небольшим, но ценным опытом. Лично со мной в Монтевидео произошёл такой случай В одной лавчонке мне приглянулся изящный нож, на рукоятке которого была изображена коррида. Но цена его оказалась несуразно высокой — пять тысяч песо, или двадцать долларов по тогдашнему курсу, и я повернулся уходить. Хозяин меня окликнул и спросил, сколько бы я дал. «Тысячу песо!» — нагло заявил я и съёжился, ожидая, что сейчас от меня останется одво воспоминание. «Берите!» — неожиданно согласился хозяин. Когда я расплатился и вышел, поражаясь, как это мне удалось так его околпачить, из лавки послышался сдавленный смех.Но такие номера откалывают лишь мелкие торговые щуки, у настоящих акул бизнеса цены без запроса. И какие цены!Первым делом мы зашли в большой и роскошно обставленный магазин игрушек. Он был пуст, и мы подумали, что попали в обеденный перерыв и что нас сейчас выпрут из помещения, но продавец проявил исключительную любезность. Он продемонстрировал покупателям действующую железную дорогу, прыгающих и рычащих зверей, хохочущих обезьян и виртуозов гимнастов со стальными мускулами.Арнаутов просто стонал от нетерпения, воображая, как он преподнесёт своему дорогому Вовочке эти великолепные японские игрушки.— Сколько? — воскликнул он, потрясая кошельком.— Сто долларов, — нежно пояснил продавец.— А… это? — пролепетал бедный Гена.— Сто двадцать, — ещё ласковее ответил продавец.Тут Гена вспомнил, что забыл снять деньги с текущего счета, и мы тихо удалились, провожаемые печальным вздохом продавца. Он-то хорошо звал, почему его магазин пуст.В ювелирном салоне мы решили ничего не покупать, так как в нём было слишком душно. В универмагах воздух, напротив, был прохладным, но продавцы слишком высокомерны. И лишь на окраине Рио мы нашли торговую точку, отвечающую всем нашим повышенным требованиям. Это была небольшая лавка, наподобие нашего сельпо. За прилавком стояла прехорошенькая мулатка, она же кассирша, уборщица и манекен для примерки дамской одежды, приобретаемой мужчинами. Тут же, ревниво посматривая друг на друга, топтались два смуглых красавца. Мулатка весело над ними смеялась, и красавцы страдали. Приход покупателей отвлёк жестокую от этого занятия — бизнес есть бизнес. Поняв, что мы иностранцы, она при помощи артистически разыгранной пантомимы попыталась выяснить, что нам нужно: изящными жестами обрисовывала свои формы (бельё, сеньоры?), щёлкала воображаемой зажигалкой, натягивала мысленные чулки и приплясывала на невидимых каблучках. Наконец мулатка догадалась, что сеньорам нужны белые женские брюки, прикинула их на свои бедра, сдедала несколько грациознейших па, вручила нам покупки и проводила до двери.Серьёзно подорвав свою финансовую мощь, мы пешком пошли к порту. Отовсюду: со стен домов, с рекламных стендов, из витрин магазинов и окон газетных киосков — на нас смотрел Пеле. Идол бразильцев не только великий футболист, но и неплохой делец, он зарабатывает рекламой, наверное, не меньше, чем бутсами. Предприниматель, товары которого рекламирует сам Пеле, денно и нощно благодарит бога за такую милость. На наш непривычный взгляд, в этом назойливом мелькании Пеле имеется какое-то излишество. Конечно, замечательно, что его имя стало символом, всебразильской вывеской, но всетаки престиж страны должен основываться на более солидных вещах, чем футбол, даже доведённый до совершенства.Поразило нас на улицах Рио и обилие пингвинов: их изображения украшали рекламы фирмы «Антарктик», торгующей прохладительными напитками (отличнейшими!) и мороженым (московское значительно вкуснее). У самого порта мы зашли в один «Антарктик», где нас встретили дружным хохотом: кафе было заполнено нашими товарищами.— Где-то я вас встречал, сэр? Не в Париже?— Бонжур, мосье, вы не из Тамбова?Рио мы покинули поздно вечером. Ночной Рио — зрелище фантастическое: огненная дуга Копакабаны, и стекающие с гор неоновые реки… Но главное в этой театральной иллюминации — тридцатиметровая фигура Христа на вершине семисотметровой горы. Сама гора скрыта во тьме, на ней ни единого огонька, и искусно подсвеченный, видный отовсюду Христос словно шествует по воздуху, напоминая о евангельских чудесах. Придумано это здорово и, по рассказам, на воображение верующих действует очень сильно.До глубокой ночи мы смотрели на исчезающие вдали огни Рио. Но вот «Обь» вышла в открытый океан, и Рио растворился во мраке. Все, больше никаких стоянок не будет. Начался последний этап нашего возвращения домой. Возвращение новичка Я перелистал свои блокноты и убедился в том, что последние три недели преступно бездельничал. Вот записи этих дней:26 апреля. Загорал.27 апреля. Читал «Графа Монте-Кристо».28 апреля. Ночью испортился рефрижератор. Паника. Аврал. Тридцать добровольцев перетаскивали монолиты Арнаутова в судовую установку. Бесценный прошлогодний снег спасён.1 мая. Праздник.2 мая. Перешли экватор. Хожу вверх головой. Привыкаю.3 мая. Ночью пошёл дождь. Табор с верхней палубы сыпанул в твиндек.5 мая. Дождь.6 мая. Загорал.7 мая. Дежурили по камбузу. Льстивыми голосами уговаривали Васю Кутузова варить сегодня лапшу. Он сделал вид, что колеблется, и… притащил два огромных мешка картошки.10 мая. Приводили «Обь» в христианский вид.11 мая. То же.Впрочем, последние недели не только у меня прошли столь же плодотворно и активно. В любое время дня и ночи можно было увидеть лунатиков, бесцельно передвигающихся по верхней палубе. Иногда они объединялись в группки и принимались за недочёты.— Сегодня пятое мая, — загибая палец, говорил один лунатик. — А приходим двадцатого. День ухода в день прихода — один день. Получается четырнадцать. Девятое мая — праздник. Считай тринадцать. Две субботы и два воскресенья… — итого остаётся девять дней!— А два дня по Финскому заливу? — напоминал другой. — Все равно что дома!— Выходит, семь дней, — неуверенно кивал третий.— Говорят, капитан получил распоряжение прибавить ход, — вносил свою лепту третий. — Начальник радиостанции Юра Пулькин вроде бы кому-то сказал.Обсудив все возможные варианты и слухи, группка приходила к выводу, что фактически ждать уже ничего не осталось. Но особой радости такое открытие ни у кого почему-то не вызывало. В глубине души каждый прекрасно сознавал, что пятнадцать суток придётся проплавать от звонка до звонка.Такого лютого нетерпения никогда в жизни я ещё не испытывал. Даже самые бывалые полярники, которым возвращаться было не в диковинку, и те старались как можно больше спать. Находились и такие люди с железной волей, которые прошедший день зачёркивали на календаре только следующим утром! На них смотрели как на чудо, с глубоким уважением и завистью. Лично я зачёркивал сегодняшний день после обеда и не без высокомерия поглядывал на тех, кто делал это перед завтраком.Ла-Манш мы проходили в густом тумане. За ночь многие не сомкнули глаз: каждые несколько минут «Обь» перекликалась со встречными судами. Утешались мы тем, что лучше пусть несколько человек не выспятся, чем весь экипаж заснёт последним сном.В Северном море и датских проливах нетерпение подскочило до точки кипения, в Балтике из нас пошёл пар, а последнюю ночь в Финском заливе никто не спал.Да, по моему, никто. То есть объявлялись, как всегда в таких случаях отдельные хвастуны, которые нетвёрдыми голосами доказывали, что всю ночь храпели как ни в чём не бывало, но их поднимали на смех — настолько всем было ясно, что заснуть в такую ночь невозможна. Даже Димдимыч, с его единственными в своём роде нервами, выкованными из легированной стали, и тот первую половину ночи неистово боролся с подушкой, а вторую — читал какую-то книгу.Полярники возвращались на Родину, домой!К счастью, пространство и время бесконечны только для философов, и наступил момент, когда из-за расступившейся дымки показался Ленинград. Бородатые, дочерна загоревшие, в пух и в прах разодетые полярники заполнили палубу. Осмысленный, с какой-нибудь логической нитью разговор они уже поддерживать не могли, слышался лишь бессвязный лепет:— Как по-твоему, не будет дождя?— Нет, у моей сегодня выходной, обязательно придёт.Это была единственная, она же главная мысль: чтобы мои обязательно пришли.В беспросветную ночную тьму, окутавшую ледовый материк, в чудовищные морозы и сбивающую с ног пургу полярник находил в себе силы мечтать об этом нестерпимо ярком, как разряд молнии, мгновении: о встрече на причале. Нет ничего важнее этой встречи. Все, что будет потом, тоже прекрасно, но сначала непременно встреча. Так уж устроен полярник, такая уж у него человеческая слабость ему нужно, нет, ему необходимо, чтобы его встретили на причале!Эта мечта у полярника в крови.И вот «Обь» начала швартовку, а полярник до сих пор не уверен. За ажурной стальной решёткой бушует многотысячная толпа. Её пока не пускают на причал, и правильно делают: когда корабль швартуется, лирики должны быть подальше. Умом полярник это понимает, но нервы ему уже не подвластны, и он курит одну сигарету за другой.Бесконечные полчаса швартовки, затянувшийся на полгода десятиминутный митинг — и с причала на корабль, с корабля на причал понеслись, бушуя, два встречных потока людей, кричащих, растерянных, заплаканных, безмерно счастливых.Своего сына я увидел уже давно, когда он залез на решётку и неистово размахивал красной косынкой, давая понять: «Мама, тоже здесь, но разве она способна на такой акробатический трюк?»Мои пришли. И теперь я больше всего хочу, чтобы никто из моих товарищей не остался с поникшей головой один на причале.Вот и все, путешествие окончено. Новичок вернулся из Антарктиды.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44