— Музыка!— Нет, не выкручивайтесь, говорите откуда, — допытывался я.— Каждый ребёнок знает, — отмахнулся Игорь Петрович. — Пётр с Алексашкой и собутыльниками приехал к тому же Ивашке Бровкину сватать Саньку. Посложнее вопросы задавайте, вольноопределяющийся!Как-то в одном разговоре случайно выяснилось, что мы оба — Игорь Петрович и я — любим одни и те же книги: «Петра Первого» и «Похождения бравого солдата Швейка». Отныне, встречаясь, мы изо всех сил старались уличить друг друга в невежестве, но без особого успеха, так как книги эти были читаны раз по двадцать и местами запомнились чуть ли не наизусть. Меня Игорь Петрович прозвал «вольноопределяющимся» — в честь незабвенного батальонного историографа Марека, и постоянно подшучивал над моими блокнотами. Стоило ему увидеть, что я делаю какую-либо запись, как он начинал декламировать:— Пишите так: «Визе» летел по волнам навстречу опасности и судьбе. Под натиском бури трещали борта и прочие снасти. Владимир Санин орлиным взором окидывал бушующее море. «Вперёд! — восклицал он. — К полюсу! Я не боюсь тебя, айсберг!»— «Вы знаете меня только с хорошей стороны!» — цитатой огрызался я— «Осмелюсь доложить, что я не хотел бы узнать вас с плохой стороны!» — парировал Игорь Петрович.Между тем верхняя палуба оживала. Послышался плеск воды: старпом поливал себя из шланга. Борода и бакенбарды, окаймлявшие лицо старпома, обильно татуированная грудь, делали его похожим на стивенсоновского пирата.А вот и два закадычных друга, инженеры-механики Лев Черепов и Геннадий Васев, мои соседи по столу в кают-компании и будущие приятели. С первых же дней морского путешествия они начали быстро и уверенно полнеть, да так, что спортивные костюмы уже обтягивают их, как перчатки. Вот друзья и бегают, и приседают, и гири толкают, что, на мой взгляд, помогает им не столько сбрасывать вес, сколько нагуливать аппетит: через подчаса за завтраком они будут творить чудеса.Тут же боксирует с тенью Борис Елисеев, инженер по электронике, великодушно разделивший со мной свою каюту. Борис превосходно сложен, мужествен и красив. Тщательно выбритый, подтянутый, спокойный и сдержанный, с неизменной трубочкой во рту, Борис являет собой образец уживчивого соседа. Вставая на ночную вахту, он никогда не хлопнет дверью — качество, которое я считаю неоценимым. На «Визе» он ведает электронным оборудованием и «успокоителями качки», и как только море начинает волноваться, к Борису обращаются умоляющие взоры страдальцев, которые следят за каждым его движением и радостно сообщают друг другу:— Елисеев пошёл врубать успокоители!Гремят гири и гантели, над столом носится избитый ракетками шарик, со свистом рассекают воздух скакалки.— Завтра же начинаю делать зарядку! — пылко заверяю я Игоря Петровича. — Вот увидите!— Зарядка — это замечательно, — не скрывая иронии, констатирует Игорь Петрович и достаёт сигареты. — Угощайтесь, пока ещё не стали святым.— Натощак курить очень вредно, — голосом отпетого ханжи говорю я, вытаскивая зажигалку.— Что вы говорите? — удивляется Игорь Петрович. — Вот бы никогда не подумал! Увы, жизнь так устроена, что лишь вредное доставляет удовольствие. Поэтому я всегда шарахаюсь от полезного, как черт от ладана.Утро на «Визе» заканчивалось диспетчерским совещанием. В конференц-зал приходили капитан и его помощники, начальники антарктических станций и отрядов. Синоптики развешивали на стенде карты погоды и полученные со спутников Земли снимки, на которых наша земная атмосфера выглядела разорванной в клочья — поле боя циклонов, антициклонов и прочих стихий. Синоптики докладывали о перспективах на ближайшие сутки, а потом начальник экспедиции зачитывал антарктическую сводку. Начиналось деловое обсуждение, постепенно переходившее в беседу на вольные темы. Здесь можно было узнать все свежие новости, выловленные радистами из эфира, — а в открытом море новости ценятся чрезвычайно высоко.— Мирный, — глядя в сводку, сообщал Владислав Иосифович Гербович, — температура минус пятнадцать, ветер двадцать пять метров в секунду, санно-гусеничный поезд Зимина готовится к походу на Восток, все в порядке… Молодёжная… Новолазаревская… Все в порядке… Станция Восток… потеплело, минус пятьдесят шесть градусов.— Пора переходить на плавки с меховым гульфиком!— Станция Беллинсгаузена, — продолжал начальник. — Как обычно, полный джентльменский набор: метель, мокрый снег с дождём, туман, гололёд, плюс семь градусов.Иронические взгляды в сторону Игоря Михайловича Симонова. Тот привык к нападкам на свою станцию, которая, будучи антарктической по форме, является один бог знает какой по содержанию. Уникальный микроклимат! Тепло и сыро. «Как говорят — „антарктические субтропики“.— Мы заседаем, а первые ласточки уже загорают, — поглядывая в окно, сказал Гербович. — Юлий Львович, нужно рассчитать время для загара с учётом высоты солнца и прочих факторов, дайте рекомендации по судовой трансляции.Юлий Львович Дымшиц, главный врач экспедиции, кивнул, но при этом на лице его изобразилась некоторая безнадёжность: кто станет слушать рекомендации, когда предстоит долгая полярная ночь? Все равно будут загорать на «полную катушку» — от восхода до заката.Всех развеселил главный механик судна Олег Яковлевич Кермас. На вопрос, готовы ли его ребята к работе в тропических условиях, он ответил:— Готовы. В тропиках машинная команда будет в основном… на палубе.— А главный механик где будет?— Конечно, среди коллектива!Вскоре начальник экспедиции понял, что любое деловое обсуждение неизбежно упирается в тему загара.— Ладно, пошли впитывать солнце. Скоро оно будет только сниться! «Товарищи, назначенные чертями!» На экваторе я ухитрился поймать насморк. Солнце палило с такой неистовой силой, что прямо на палубе можно было жарить яичницу, а я ни на секунду не расставался с носовым платком. Потом навёл у врачей справки: насморк на экваторе в литературе до сих пор не описан, и посему я являюсь обладателем уникального научного материала, который готов предоставить в распоряжение Академии медицинских наук.Справедливости ради замечу, насморк оставил сильное, но далеко не единственное впечатление о переходе экватора. Помните у Булгакова в «Мастере и Маргарите» эпизод, когда Римский разоблачил своего соратника по варьете Варенуху? Завербованный в черти, Варенуха перестал отбрасывать тень — страшное открытие, едва ли не лишившее бедного Римского рассудка. Так вот, у нас на судне наступил момент, когда тень потеряли все, независимо от служебного положения и морального облика — солнце стояло в зените. Было весьма приятно сознавать, что ты не отбрасываешь тени, но в то же время не являешься чёртом.Кстати, о чертях — их у нас появилась целая дюжина. Уже за несколько дней до перехода экватора посланцы преисподней начали собираться в кают-компании, при закрытых дверях готовясь к шабашу на празднике Нептуна. Из кают-компании доносился дьявольский хохот. Если ветераны антарктических экспедиций, уже подвергавшиеся экзекуции, относились к предстоящему шабашу спокойно, то новички суетились, нервничали и льстиво заглядывали чертям в их чёрные глаза. Впрочем, главный черт был голубоглазым — им оказался Тимур Григорашвили, мощный торс которого и выразительное лицо, украшенное орлиным носом, по мнению устроителей праздника, навевало мысли о потусторонней силе.Новички волновались не так уж и зря: бывали случаи, когда во время обряда крещения черти входили в раж и наносили язычникам телесные повреждения. Поэтому перед самым экватором чертей и наяд вызвал к себе старпом и обратился к ним с предупреждением, мгновенно облетевшим весь «Виэе»:— Товарищи, назначенные чертями! Прошу неукоснительно соблюдать правила техники безопасности! Вы будете строго отвечать за каждую сломанную конечность.Черти ответили понимающим воем.И вот наступил долгожданный момент: диктор торжественно сообщил по судовой трансляции, что на борт со своей свитой прибыл Нептун, повелитель морей и океанов. Одетый в модную царскую одежду, в короне, усеянной драгоценными камнями, Нептун выглядел величественно в отличие от своих весьма бесцеремонных дурно воспитанных и с ног до головы устрашающе разрисованных приближённых. Взгромоздившись на помост, этакое сколоченное из досок лобное место, они пустились в пляс, испуская крики, от которых кровь стыла в жилах. Утихомирив свиту, Нептун произнёс речь, выслушанную, как положено, с огромным вниманием. Крестить в купели новичков — такова плата, которую он желает получить в обмен на ключ от экватора. Ну а если капитан догадается, что он, Нептун, не прочь смочить горло — тем лучше для судна, море будет спокойнее.Капитан Троицкий согласился на плату и догадался. Он преподнёс Нептуну чарку, которую его величество опрокинул в рот столь лихо, что вызвал бы зависть у завсегдатаев любой пивнушки. И капитан удалился невредимым под уважительное подвывание чертей — он уже не раз переходил экватор и посему от купания освобождался. Но сопровождавший его первый помощник Богатырь не зря оделся с максимальной скромностью: невзирая на высокий ранг новичка, черти с головой окунули его в бассейн.Затем на помост взошёл отряд аэрологов и метеорологов, возглавляемый Геннадием Бардиным. Сначала Нептун не без интереса слушал лекцию в стихах о заслугах отряда в изучении атмосферы, но стоило Бардину саркастически заметить, что его наука в силах ада не нуждается, как царь поморщился и слабым мановением руки велел чертям кончать это безобразие. И океан огласили дикие вопли: словно подброшенные катапультой, в воздух взлетели тела еретиков, чтобы спустя секунду рухнуть в бассейн. А дабы принявшие крещение не жаловались, что их плохо обслуживают, черти предварительно вымазали их адской смесью иа машинного часла, соляра, графита и ещё какого-то дьявольского снадобья.Затем эшафот заполнили коленопреклонённые радисты, руководимые начальником отряда Михаилом Игнатьевичем Журко. Чтобы смягчить свою участь, они пытались было подсунуть чертям взятку — две бутылки шампанского, что на поверку оказалось сплошной липой, так как бутылки были заполнены морской водой. И обманщики немедленно полетели в бассейн, вместо заклинаний бормоча про себя морзянку.Обряд крещения продолжался. В воздухе то и дело мелькала пятки инженеров и техников, младших научных сотрудников и кандидатов различных наук. Черти и наяды с гиканьем выволакивали на помост визжащих от страха новичков, чтобы вымазать их с головы до ног и отправить в воду. Дошла очередь и до меня. Язвительно заметив, что корреспондентам вода особенно полезна, когда не хватает материала, Нептун громовым голосом провозгласил:— В купель его!Предупреждённый старожилами, я не оказывал силам мрака никакого сопротивления и относительно дёшево отделался. А строптивым новичкам, которые пытались избежать обязательной водной процедуры и прятались по разным углам, пришлось худо: их отдавали в руки придворного лекаря, который смотрел им горло, насильно раскрывая рот полуметровой стерильной доской, и бестрепетной рукой ставил трудносмываемые печати значительно ниже спины. Все эти сцены снимались на плёнку десятками любителей, и некоторые особо пострадавшие (особенно с печатями) готовы были за негатив проползти на коленях всю палубу туда и обратно.Когда ни одного необращенного язычника не осталось, Нептун (в миру метеоролог станции Новолазаревская Пётр Тарамженин) объявил праздник в свою честь закрытым.И у душевых кабин выстроились длинные хохочущие очереди: все были настолько расписанными, что не узнавали друг друга. При помощи наждачной бумаги и стиральных порошков мы к вечеру кое-как отмылись от дьявольских отметин и вновь собрались на палубе, где в торжественной обстановке капитан вручал дипломы о переходе экватора.Так закончился этот памятный день. «Визе» пошёл под горку. Медленно, но верно мы становились антиподами. Через две недели — Антарктида. Но, честно говоря, все разговоры шли не о ней: ведь наш славный «Визе», шутка ли сказать, на всех парах нёсся в Монтевидео! Южный Крест Ночью в дверь каюты громко постучали. Вошёл вахтенный матрос.— Кто это здесь хотел посмотреть на Южный Крест?Борис Елисеев пробормотал что-то вроде: «Этот сумасшедший на верхней койке» — и мгновенно уснул. Я соскочил вниз, ополоснул лицо и помчался будить Черепова и Васева. Днём они пришли в восторг от предложения вместе полюбоваться звёздами и десять раз напоминали, чтобы я не забыл их разбудить. Стащить с дивана Васева мне не удалось — не открывая глаз, он лягался ногами с беспредельной решимостью человека, борющегося по меньшей мере за свою жизнь. Тогда я принялся за Черепова. Лева ясным голосом отлично выспавшегося человека поблагодарил меня, заверил, что через две секунды встанет и тут же задал такого храпака, что начали вибрировать переборки. Когда я вновь подёргал его за ногу, картина повторилась с той только разницей, что вместо «большое спасибо» Лева промычал сквозь сон «какого дьявола…». Честно выполнив свой долг, я отправился на верхний мостик, по которому расхаживал одетый в элегантные шорты старпом.Удивительная ночь! Безбрежный океан тихо плескался у наших ног, нежась в ласковом свете звёзд, неестественно больших и сияющих, словно их старательно надраили зубным порошком. И странное ощущение: звезды были какие-то не такие. Особенно смущала Большая Медведица, которая выглядела так, будто у неё были вывихнуты все суставы. Наверное, столь же нелепое впечатление произвела бы собака, бегущая по земле хвостом вперёд. Сразу и не сообразишь, что к чему, — перевёрнутая наоборот Большая Медведица! К счастью, я в своё время учился в школе и наслышался о всяких фокусах южного полушария, где все вывернуто наизнанку, с точки зрения жителей северного полушария, которое, в свою очередь, выглядит таким же нелепым в глазах наших антиподов. Попробуй разберись, кто прав и чья Медведица настоящая. Быть не может, чтобы люди упустили такой шанс — не поспорить на эту благодатнейшую тему.К слову сказать — а почему бы и нет? Мы часто спорим по куда менее умным поводам и с треском ломаем копья там, где могла бы остаться в целости простая швейная игла. Есть множество научных определений понятия «человек»: существо, обладающее особо развитым мозгом, чувством юмора, умеющее трудиться по заранее разработанному плану и так далее. Я бы ещё добавил: и безмерно любящее яростно спорить, до хрипоты и инфаркта. Конечно, есть споры, в которых рождаются великие истины, но это, как говорили Илья Ильф и Евгений Петров, «в большом мире», где «людьми двигает стремление облагодетельствовать человечество». А в «маленьком мире» не дискутируют, а заключают пари и сотрясают воздух. Я видел в одном санатории двух с виду вполне нормальных и даже солидных людей, которые до обеда неистово спорили о том, кто красивее — блондинки или брюнетки, а к ужину вдрызг разругались, не сойдясь в определении породы пробежавшей мимо собаки. Энергии, которую затратили на свои аргументы оба бездельника, вполне хватило бы, чтобы осушить большое болото. А один мой знакомый, интеллигентный человек, создающий проект сверхмощной турбины, после одной дружеской дискуссии вернулся домой с расквашенным носом и наполовину оторванным ухом. О чем же он спорил? Может быть, о плазме или теории относительности? О волнах национализма, распространяющихся по миру с неистовством и скоростью цунами? О гальванизации старой и много раз битой теории Мальтуса? Нет. Он просто доказывал своим соседям по трибуне, что футболисты их любимой команды должны переквалифицироваться на мастеров лото.Итак, прежде чем начать спорить, читатель, подумай, на что ты будешь тратить драгоценное вещество своего мозга — на проблему размещения ангелов на конце иголки или на нечто действительно достойное мыслящего человека.Возвратимся, однако, на землю, вернее, на море, или на небо — как вам будет угодно.— Получайте обещанный Южный Крест, — с величественной простотой монарха, вешающего на шею рыцаря орден Подвязки, сказал старпом. — Задирайте голову и смотрите.Он ткнул пальцем в скопление звёзд, и я увидел легендарный, неоднократно воспетый, удивительный и волшебный Южный Крест. Разумеется, я издал восторженное восклицание, и тут же выяснилось, что напрасно, потому что старпом пошутил. Под ухмылки вахтенных матросов он вновь начал водить перстом по небу, но — стреляного воробья на мякине не проведёшь! — я потребовал карту и убедился, что невзрачный ромбик, внутри которого болтаются несколько обыкновеннейших звёздочек, и в самом деле является легендарным, неоднократно воспетым и так далее Южным Крестом. Откровенно говоря, я ожидал чего-то большего и был разочарован, словно вместо ордена Подвязки получил благодарность без занесения в личное дело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44