Слава богу, что семнадцать тысяч прошли именно сейчас, а не позже.
В одиннадцать пятьдесят Борис посмотрел на следующую строчку в списке, который выдал ему сегодня утром Дарчиев.
Триста сорок одна тысяча восемьдесят два доллара. Некоторое время Борис молча смотрел на эту строчку, потом взгляд уперся в часы — до обеденного перерыва оставалось всего ничего. Пора было красть.
Борис сглотнул слюну, на всякий случай обернулся — как будто кто-то мог незаметно подкрасться к нему со спины — и отбарабанил на клавиатуре номер банковского счета, открытого на его, Бориса, новое имя в славном городе Прага. Компьютер попросил подтвердить правильность впечатанного счета. Борис нетерпеливо щелкнул клавишей. Компьютер, словно не доверяя Борису, поинтересовался, завершать ли операцию по переводу денег.
— Да, да, — сквозь зубы процедил Борис, клацая мышью. И деньги ушли в Прагу. Хотя ждали их в Швейцарии.
Что ж, в принципе это недалеко друг от друга. Борис быстро стер все следы проведенных переводов, потом взял стоявшую на столе рядышком чашку с кофе, поднял ее, поднес к вентиляционной решетке компьютера, аккуратно наклонил чашку и проследил, как несколько черных капель нырнули в электронные дебри. Сначала ничего не изменилось, и Борис поспешно повторил операцию — тут раздалось тихое шипение, из решетки потянулся дымок, а на мониторе возник предупреждающий знак. Борис тут же выключил машину, отпер замок и выскочил в коридор. Дверь у Дарчиева была открыта, и начальник слегка удивленно уставился на Бориса:
— Так спешишь на обед?
— У меня там машина... — обеспокоенно потирая руки, проговорил Борис.
— Что — машина?
— Накрылась. Паленым пахнет, дым какой-то...
— Черт, — Дарчиев стал набирать номер технической службы. — Как это у тебя не вовремя... Ты успел закончить список?
— Не совсем...
— В Швейцарию отправил? Главное, чтобы в Швейцарию деньги ушли, остальное подождет.
— В Швейцарию? — автоматически переспросил Борис. В воздухе запахло не только паленым. В воздухе запахло ошибкой. Наверное, стоило ему придушить жадность, схватить те жалкие семнадцать штук — и тем ограничиться. Если швейцарский перевод важнее, чем остальные, то и внимания к нему будет больше. А это значит, что быстрее обнаружится, что деньги до адресата не дошли. Может быть, это выяснится уже к концу дня. Может быть, это выяснится уже через пару часов.
— Так отправил или нет? — Дарчиев держал в руке телефонную трубку, и могло показаться, что вопрос, который он задавал Борису, — второстепенный. Но это было не так.
— Отправил, — медленно произнес Борис, прикидывая — сколько часов у него осталось. Если бы не нужно было воровать деньги, у него были бы целые сутки — до вечера субботы, пока встревоженные гости не начнут ломиться в запертую дверь его квартиры. По-настоящему его хватились бы только в понедельник, а к этому времени он бы уже забрал деньги из Праги и грелся на парагвайских пляжах, забив на работу, «Рослав», Дарчиева, банковские переводы и все, связанное с прежней жизнью.
Теперь же у него не было двух дней. Он вообще не знал, сколько времени у него имеется в запасе. Все зависело от бдительности получателей денег в Цюрихе.
— Отправил? Ну и хорошо, — проговорил с деланым равнодушием Дарчиев и стал подгонять техников посредством телефонной трубки. — Сейчас они притащатся... — сообщил он пару минут спустя. — Ты иди пока пообедай.
— Ага, — сказал Борис. — Кстати, Владимир Ашотович, жду вас к себе в субботу вечером...
— Это по какому поводу? — заинтересовался Дарчиев.
— День рождения.
— Точно! — треснул себя по лбу начальник. — Как это я запамятовал... Вот уж — старость не радость...
Он еще некоторое время благодарил Бориса за приглашение и уверял, что обязательно придет и что они отметят это славное событие как полагается... Борис едва вытерпел эти долгие минуты, потом в десятый раз кивнул, подхватил кейс и шагнул к двери.
— Чуть не забыл, — вдруг перестал радоваться по случаю грядущего дня рождения Дарчиев, — вот уж, действительно, память... Звонили из Службы безопасности...
Борис вздрогнул.
— Просили тебя зайти.
— Когда? — спросил он, зная, что сейчас, несмотря ни на какие звонки, пойдет к выходу, и остановит его разве что пуля в лоб.
— После обеда. Все равно здесь тебе делать будет нечего, техники еще не закончат копаться. Ты сходи, Боря, сходи. Не буди лихо, пока оно тихо, — посоветовал Дарчиев.
— Конечно, — сказал Борис и вышел из отдела, чтобы больше никогда сюда не вернуться.
Боярыня Морозова: допустимая самооборона
Они стояли, застыв словно две статуи — не двигаясь и пытаясь не дышать, чтобы было слышно все происходящее за стенами.
— Он вернулся? — прошептала Морозова.
— И не один, — прокомментировал Монгол новый звук.
— С женой и дочерью? — не слишком уверенно предложила свою версию Морозова.
— С бабушкой и дедушкой?
— Четверо, — согласилась Морозова, но все это было еще не страшно. Проблемы начались, когда Монгол вдруг приложил палец к губам и показал стволом пистолета на дверь.
— В коридоре? Еще? — одними губами произнесла Морозова. Монгол кивнул. Больше Морозова вопросов не задавала, поскольку это становилось занятием бессмысленным: одновременное появление с двух сторон примерно шести человек, пытающихся быть такими же тихими, как и Монгол с Морозовой, — это значило только одно. Охрана на въезде в «Славянку», расстрелянный кабель в гараже или что-то еще — неважно что — их выдало. Причем ответная реакция последовала на изумление быстро. Морозова готова даже была зауважать этих людей — но еще более серьезной была ее готовность порвать им всем глотки.
Монгол посмотрел Морозовой в глаза и убрал пистолет. При сложившихся обстоятельствах эта штука была бесполезной.
— И снова нам не хватает вертолета... — Морозова мечтательно посмотрела в окно, за которым высились соседние многоэтажные башни. — Почему бы Шефу не сыграть в доброго волшебника и...
— Стоп, — прошептал Монгол. — Они ушли.
— Не может быть.
— Они ушли туда, по коридору. Несколько человек вошли в романовскую квартиру и несколько прошли дальше. Там, кажется, выход на пожарную лестницу.
— Выходит, это не группа захвата? — озадаченно нахмурила брови Морозова.
— Нет, — сказал Монгол. — Судя по всему, они только что устроили засаду. Они настроились на ожидание.
— Но это глупо. Если они знают, что мы уже проникли в «Славянку» какое-то время назад, то... Стоп.
— Вот именно.
— Они НЕ ЗНАЮТ, что мы здесь? Тогда зачем они сажают здесь засаду? На Романова? Но прошло уже... А если не на Романова, то на кого-то постороннего, то есть на нас. Но с чего они взяли, будто кто-то посторонний в ближайшее время сунется в квартиру Романова... Нет, — сказала Морозова и, чтобы отрицание стало еще сильнее, покачала головой. — Нет, я не думаю.
— Может быть, у них сильно развита интуиция, — предположил Монгол. — Или так, или кто-то им подсказал про наш визит. Они не знают, что мы уже здесь, но они в курсе, что мы должны здесь нарисоваться. Это наводка, мадам.
— Ты будешь смеяться, — прошептала Морозова. — Но меня еще никогда так не подставляли...
— Когда-то надо начинать, — просто сказал Монгол и двинулся к двери, мягко ступая по ковру. Он заглянул в «глазок», увидел пустой коридор и осторожно взялся за дверную ручку.
— Мы просто выйдем и просто побежим, — сказал он, чуть повернув голову к Морозовой. — И побежим мы не в сторону пожарной лестницы. У нас хватит времени.
— Я хочу зайти в его квартиру, — вдруг сказала Морозова. — Хочу зайти и посмотреть. Какого черта мы сюда лезли, если даже не попали в его квартиру?
— Что я должен делать по этому поводу? — бесстрастно спросил Монгол.
— Как ты и планировал: выйти и бежать что есть сил. Только ты будешь делать это в одиночестве. Они рванут за тобой, я выйду отсюда и быстро осмотрю квартиру Романова.
— Бред сивой кобылы, — сказал Монгол.
— Ты назвал меня сивой кобылой? — удивилась Морозова.
— Я назвал твои слова бредом, — уточнил Монгол. — То есть мне придется не просто бежать, а бежать с шумом, грохотом и другими спецэффектами?
— Ты все схватываешь на лету, — кивнула ему Морозова.
— Где мы потом встретимся?
— В кабинете у Шефа, завтра утром.
— Отлично, — сказал Монгол, дважды резко пнул дверь ногой, потом выскочил в коридор и как бы нехотя, вялой трусцой припустил по коридору, потом остановился, удивленно посмотрел через плечо назад...
Тишина была разорвана в один миг громкими криками и топотом множества ног в крепких ботинках, дверь романовской квартиры захлопала, словно ее мотало туда-сюда сильными порывами ветра...
Морозова выждала ровно тридцать секунд, а потом вышла в коридор. Одновременно он вышел из романовской квартиры. Он — рослый парень в униформе рославской СБ. На бедрах у него был широкий ремень, а на ремне — кобура. Однако в руке он держал не пистолет, а рацию. Это его и погубило. Это — а также резкий быстрый удар ногой в солнечное сплетение. Потом был еще удар локтем в лицо и сцепленными ладонями — в висок. Парень уже сидел на полу, широко раскинув ноги и свесив голову на грудь, когда Морозова ухватила его под мышки и отчаянным рывком втащила в квартиру Романова. Затем она подобрала с пола рацию, включила ее на прослушивание и под аккомпанемент невнятных выкриков из динамика лихорадочно оглядела квартиру совершенно незнакомого ей человека, из-за которого... Из-за которого только что пострадали два человека, третий был без сознания, и бог весть, что там сейчас творил Монгол — или бог знает, что творили с ним. Странно все это было.
Первым делом Морозова схватила фотоальбом, вытащила несколько семейных снимков и несколько снимков, видимо относившихся к работе главы семьи: какие-то мужчины за столом, на фоне машин, на природе...
Что еще? Что еще можно успеть? Морозова металась по комнатам, скользя взглядом по стенам, мебели — взгляд именно скользил, ни на чем не задерживаясь, потому что все было слишком стандартно, слишком обыденно. Ничего из ряда вон выходящего, ничего, что бы как-то объясняло продолжающийся с пятницы кавардак внутри «Рослава»...
Морозова влетела в следующую комнату — спальня. Почему-то на полу лежал опрокинутый стул. Морозова осторожно покосилась на него, будто стул мог вскочить и наброситься на нее сзади — стул Морозовой не понравился. Боковым зрением она заметила приоткрытую дверцу платяного шкафа. Морозова раскрыла его настежь — вешалки с одеждой. Несколько пустых вешалок, но это в том конце шкафа, где женская одежда.
Дальше, дальше... Один ящик в другом шкафу не до конца задвинут... Морозова заглянула — женское белье. На всякий случай ладонь скользнула в самый низ, прошлась по дну ящика — нет, никаких секретов. Да и если они были — СБ «Рослава» наверняка о них позаботилась. Поэтому Морозова не полезла в холодильник, не полезла под кровать... Вот только опрокинутый стул не давал ей покоя.
Она выскочила из спальни и в два прыжка оказалась в дверях детской комнаты. Что здесь? Мягкие игрушки, письменный стол, маленький магнитофон, плакаты... Прямо под плакатом группы «Руки вверх» — на глянцевом листе большеглазая японская мультяшка в неприлично короткой юбочке держала в руках флажок с надписью: «Расписание уроков». От руки было дописано: «Олеси Романовой». Морозова почему-то сразу посмотрела на квадратик под заглавием «пятница». И затем содрала со стены расписание уроков романовской дочери — еще один бесполезный трофей.
И уже на пути к выходу Морозова замерла, дернулась назад, к телефонному аппарату на тумбочке, сняла трубку, и на дисплее высветился номер последнего исходящего звонка. Его было очень легко запомнить.
Внезапно рация разразилась на удивление отчетливым матом, и это словно подхлестнуло Морозову — она выскочила из квартиры, пронеслась два этажа по пожарной лестнице, сбросила темп, восстановила дыхание и неспешно подошла к лифту. После чего абсолютно спокойно спустилась вниз. Где и столкнулась нос к носу с вооруженным охранником.
— Что вы здесь делаете?
Этот вопрос не был для Морозовой неожиданностью. Она протянула охраннику пропуск, выписанный на имя той голубоглазой девушки, которой так безжалостно испортили вечер, и Морозова затруднилась бы точно сказать, кто в этом виноват — Монгол, Романов, она сама или же, например, господин Лавровский.
— Были в гостях, — сам сообразил охранник, и Морозова не стала его в этом разубеждать.
— Через две недели пропуск нужно будет обновить, — сказал охранник, изучив печати. — Иначе вас не пропустят... Держите.
— Спасибо, — сказала Морозова. Если бы охранник сосредоточил свое внимание не на печатях, а на фотографии, то он мог бы спросить, почему у Морозовой другой цвет волос, нежели на снимке. Морозова могла бы ответить, что фотографировалась для пропуска крашеной. А если бы охранник спросил, почему Морозова не похожа на сфотографированную девушку, ей пришлось бы его убить. Или покалечить.
Но охранник ничего такого не спросил, вернул Морозовой пропуск и убежал — наверное, ловить Монгола.
Морозова вышла из дома на улицу и размеренным шагом двинулась по освещенной аллее к выходу. Больше никто ее не останавливал, больше никто ей не задавал никаких вопросов, и оставался лишь тот вопрос, который задавала себе сама Морозова:
— Ну и что теперь делать со всей той кучей барахла, которую утащила из квартиры Романова?
Борис Романов: час X (3)
Вот так время стало его врагом. Сначала он отвел себе на уход сутки. Потом, когда Борис вынужденно украл триста с лишним тысяч, сутки съежились до нескольких часов. И вот — словно почуяв неладное, проснулась СБ и отобрала у Бориса то немногое, что еще оставалось. Теперь времени не было совсем, и не было возможности остановиться, переиграть план, перебросить уход на следующую неделю. В СБ явно не посчитают удачной шуткой, если он придет к ним и скажет: «Знаете, ребята, я тут совершенно случайно куда-то не туда отправил кучу ваших денег... Извините, я больше так не буду».
Поэтому Борис продолжал начатое, однако вместо триумфального движения по размеченному и выверенному пути получилось нечто совсем иное. Будто бы прыгал Борис из окна горящего дома, прыгал, видя внизу подставленный брезент, но затем этот брезент куда-то исчез, и получился такой вот дурацкий самоубийственный прыжок в никуда, в пустоту...
Хуже всего было, что прыгал он не один, а в компании с женой и дочкой. Борис посмотрел на часы — еще куча времени до четырех. Время это нужно было использовать не на занятия в художественной школе, а на срочный рывок из Москвы.
Он шел не торопясь, чтобы не вызывать подозрений у встречных сотрудников корпорации, а тем более — у людей из СБ. Он шел спокойной, размеренной походкой человека, у которого чистая совесть, чистые мысли и... И что там еще должно быть чистым у порядочного человека? Он шел, играя в человека, который на сто процентов уверен в завтрашнем дне. На самом деле он не был уверен, что ему удастся дойти до автостоянки.
Однако он дошел, сел в машину и выехал с территории главного офиса «Рослава». Пересечение белой линии на асфальте подействовало на него, как наркотик — Борис перестал дрожать, он расслабленно и негромко рассмеялся, потом посмотрел в зеркало заднего вида на башню «Рослава» и рассмеялся громче:
— Все, ребята, все... Я от вас свалил... — это был торжествующий смех победителя.
Потом улыбка исчезла с его лица — он снова посмотрел на часы и вдавил в пол педаль газа. До заезда в художественную школу нужно было еще многое сделать. Борис промчался до отвращения знакомым маршрутом с такой скоростью, на которую еще не отваживался ни разу. Пропускной пункт «Славянки» он преодолел не без страха, что вот сейчас зазвонит мобильник у кого-нибудь из охраны, его попросят выйти из машины и пройти в офис...
Черта с два. Борис резко затормозил возле своего дома, выскочил из машины, но спохватился — нельзя спешить, нельзя привлекать внимание. Он вошел в подъезд, поднялся на лифте наверх, вошел в квартиру. Жены дома не было, и это было, с одной стороны, хорошо, а с другой, не очень. Хорошо, что в эти нервные минуты не пришлось на ходу объяснять Марине, а что, собственно, происходит и почему она должна немедленно прыгать в машину и ехать с ним черт знает куда... Борис объяснит ей все потом, когда подберет их с Олеськой возле художественной школы — это будет только в четыре, господи, как долго, как долго, они уже могут начать его искать до четырех... Плохо, что Марина не могла помочь ему собирать вещи. Впрочем, много вещей Борис брать и не собирался — выйди он с парой огромных чемоданов, это моментально заметят. Да и кто их потом потащит, потом, когда они бросят машину? Борис взял заранее подготовленную спортивную сумку и стал набивать ее Мариниными и Олеськиными вещами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
В одиннадцать пятьдесят Борис посмотрел на следующую строчку в списке, который выдал ему сегодня утром Дарчиев.
Триста сорок одна тысяча восемьдесят два доллара. Некоторое время Борис молча смотрел на эту строчку, потом взгляд уперся в часы — до обеденного перерыва оставалось всего ничего. Пора было красть.
Борис сглотнул слюну, на всякий случай обернулся — как будто кто-то мог незаметно подкрасться к нему со спины — и отбарабанил на клавиатуре номер банковского счета, открытого на его, Бориса, новое имя в славном городе Прага. Компьютер попросил подтвердить правильность впечатанного счета. Борис нетерпеливо щелкнул клавишей. Компьютер, словно не доверяя Борису, поинтересовался, завершать ли операцию по переводу денег.
— Да, да, — сквозь зубы процедил Борис, клацая мышью. И деньги ушли в Прагу. Хотя ждали их в Швейцарии.
Что ж, в принципе это недалеко друг от друга. Борис быстро стер все следы проведенных переводов, потом взял стоявшую на столе рядышком чашку с кофе, поднял ее, поднес к вентиляционной решетке компьютера, аккуратно наклонил чашку и проследил, как несколько черных капель нырнули в электронные дебри. Сначала ничего не изменилось, и Борис поспешно повторил операцию — тут раздалось тихое шипение, из решетки потянулся дымок, а на мониторе возник предупреждающий знак. Борис тут же выключил машину, отпер замок и выскочил в коридор. Дверь у Дарчиева была открыта, и начальник слегка удивленно уставился на Бориса:
— Так спешишь на обед?
— У меня там машина... — обеспокоенно потирая руки, проговорил Борис.
— Что — машина?
— Накрылась. Паленым пахнет, дым какой-то...
— Черт, — Дарчиев стал набирать номер технической службы. — Как это у тебя не вовремя... Ты успел закончить список?
— Не совсем...
— В Швейцарию отправил? Главное, чтобы в Швейцарию деньги ушли, остальное подождет.
— В Швейцарию? — автоматически переспросил Борис. В воздухе запахло не только паленым. В воздухе запахло ошибкой. Наверное, стоило ему придушить жадность, схватить те жалкие семнадцать штук — и тем ограничиться. Если швейцарский перевод важнее, чем остальные, то и внимания к нему будет больше. А это значит, что быстрее обнаружится, что деньги до адресата не дошли. Может быть, это выяснится уже к концу дня. Может быть, это выяснится уже через пару часов.
— Так отправил или нет? — Дарчиев держал в руке телефонную трубку, и могло показаться, что вопрос, который он задавал Борису, — второстепенный. Но это было не так.
— Отправил, — медленно произнес Борис, прикидывая — сколько часов у него осталось. Если бы не нужно было воровать деньги, у него были бы целые сутки — до вечера субботы, пока встревоженные гости не начнут ломиться в запертую дверь его квартиры. По-настоящему его хватились бы только в понедельник, а к этому времени он бы уже забрал деньги из Праги и грелся на парагвайских пляжах, забив на работу, «Рослав», Дарчиева, банковские переводы и все, связанное с прежней жизнью.
Теперь же у него не было двух дней. Он вообще не знал, сколько времени у него имеется в запасе. Все зависело от бдительности получателей денег в Цюрихе.
— Отправил? Ну и хорошо, — проговорил с деланым равнодушием Дарчиев и стал подгонять техников посредством телефонной трубки. — Сейчас они притащатся... — сообщил он пару минут спустя. — Ты иди пока пообедай.
— Ага, — сказал Борис. — Кстати, Владимир Ашотович, жду вас к себе в субботу вечером...
— Это по какому поводу? — заинтересовался Дарчиев.
— День рождения.
— Точно! — треснул себя по лбу начальник. — Как это я запамятовал... Вот уж — старость не радость...
Он еще некоторое время благодарил Бориса за приглашение и уверял, что обязательно придет и что они отметят это славное событие как полагается... Борис едва вытерпел эти долгие минуты, потом в десятый раз кивнул, подхватил кейс и шагнул к двери.
— Чуть не забыл, — вдруг перестал радоваться по случаю грядущего дня рождения Дарчиев, — вот уж, действительно, память... Звонили из Службы безопасности...
Борис вздрогнул.
— Просили тебя зайти.
— Когда? — спросил он, зная, что сейчас, несмотря ни на какие звонки, пойдет к выходу, и остановит его разве что пуля в лоб.
— После обеда. Все равно здесь тебе делать будет нечего, техники еще не закончат копаться. Ты сходи, Боря, сходи. Не буди лихо, пока оно тихо, — посоветовал Дарчиев.
— Конечно, — сказал Борис и вышел из отдела, чтобы больше никогда сюда не вернуться.
Боярыня Морозова: допустимая самооборона
Они стояли, застыв словно две статуи — не двигаясь и пытаясь не дышать, чтобы было слышно все происходящее за стенами.
— Он вернулся? — прошептала Морозова.
— И не один, — прокомментировал Монгол новый звук.
— С женой и дочерью? — не слишком уверенно предложила свою версию Морозова.
— С бабушкой и дедушкой?
— Четверо, — согласилась Морозова, но все это было еще не страшно. Проблемы начались, когда Монгол вдруг приложил палец к губам и показал стволом пистолета на дверь.
— В коридоре? Еще? — одними губами произнесла Морозова. Монгол кивнул. Больше Морозова вопросов не задавала, поскольку это становилось занятием бессмысленным: одновременное появление с двух сторон примерно шести человек, пытающихся быть такими же тихими, как и Монгол с Морозовой, — это значило только одно. Охрана на въезде в «Славянку», расстрелянный кабель в гараже или что-то еще — неважно что — их выдало. Причем ответная реакция последовала на изумление быстро. Морозова готова даже была зауважать этих людей — но еще более серьезной была ее готовность порвать им всем глотки.
Монгол посмотрел Морозовой в глаза и убрал пистолет. При сложившихся обстоятельствах эта штука была бесполезной.
— И снова нам не хватает вертолета... — Морозова мечтательно посмотрела в окно, за которым высились соседние многоэтажные башни. — Почему бы Шефу не сыграть в доброго волшебника и...
— Стоп, — прошептал Монгол. — Они ушли.
— Не может быть.
— Они ушли туда, по коридору. Несколько человек вошли в романовскую квартиру и несколько прошли дальше. Там, кажется, выход на пожарную лестницу.
— Выходит, это не группа захвата? — озадаченно нахмурила брови Морозова.
— Нет, — сказал Монгол. — Судя по всему, они только что устроили засаду. Они настроились на ожидание.
— Но это глупо. Если они знают, что мы уже проникли в «Славянку» какое-то время назад, то... Стоп.
— Вот именно.
— Они НЕ ЗНАЮТ, что мы здесь? Тогда зачем они сажают здесь засаду? На Романова? Но прошло уже... А если не на Романова, то на кого-то постороннего, то есть на нас. Но с чего они взяли, будто кто-то посторонний в ближайшее время сунется в квартиру Романова... Нет, — сказала Морозова и, чтобы отрицание стало еще сильнее, покачала головой. — Нет, я не думаю.
— Может быть, у них сильно развита интуиция, — предположил Монгол. — Или так, или кто-то им подсказал про наш визит. Они не знают, что мы уже здесь, но они в курсе, что мы должны здесь нарисоваться. Это наводка, мадам.
— Ты будешь смеяться, — прошептала Морозова. — Но меня еще никогда так не подставляли...
— Когда-то надо начинать, — просто сказал Монгол и двинулся к двери, мягко ступая по ковру. Он заглянул в «глазок», увидел пустой коридор и осторожно взялся за дверную ручку.
— Мы просто выйдем и просто побежим, — сказал он, чуть повернув голову к Морозовой. — И побежим мы не в сторону пожарной лестницы. У нас хватит времени.
— Я хочу зайти в его квартиру, — вдруг сказала Морозова. — Хочу зайти и посмотреть. Какого черта мы сюда лезли, если даже не попали в его квартиру?
— Что я должен делать по этому поводу? — бесстрастно спросил Монгол.
— Как ты и планировал: выйти и бежать что есть сил. Только ты будешь делать это в одиночестве. Они рванут за тобой, я выйду отсюда и быстро осмотрю квартиру Романова.
— Бред сивой кобылы, — сказал Монгол.
— Ты назвал меня сивой кобылой? — удивилась Морозова.
— Я назвал твои слова бредом, — уточнил Монгол. — То есть мне придется не просто бежать, а бежать с шумом, грохотом и другими спецэффектами?
— Ты все схватываешь на лету, — кивнула ему Морозова.
— Где мы потом встретимся?
— В кабинете у Шефа, завтра утром.
— Отлично, — сказал Монгол, дважды резко пнул дверь ногой, потом выскочил в коридор и как бы нехотя, вялой трусцой припустил по коридору, потом остановился, удивленно посмотрел через плечо назад...
Тишина была разорвана в один миг громкими криками и топотом множества ног в крепких ботинках, дверь романовской квартиры захлопала, словно ее мотало туда-сюда сильными порывами ветра...
Морозова выждала ровно тридцать секунд, а потом вышла в коридор. Одновременно он вышел из романовской квартиры. Он — рослый парень в униформе рославской СБ. На бедрах у него был широкий ремень, а на ремне — кобура. Однако в руке он держал не пистолет, а рацию. Это его и погубило. Это — а также резкий быстрый удар ногой в солнечное сплетение. Потом был еще удар локтем в лицо и сцепленными ладонями — в висок. Парень уже сидел на полу, широко раскинув ноги и свесив голову на грудь, когда Морозова ухватила его под мышки и отчаянным рывком втащила в квартиру Романова. Затем она подобрала с пола рацию, включила ее на прослушивание и под аккомпанемент невнятных выкриков из динамика лихорадочно оглядела квартиру совершенно незнакомого ей человека, из-за которого... Из-за которого только что пострадали два человека, третий был без сознания, и бог весть, что там сейчас творил Монгол — или бог знает, что творили с ним. Странно все это было.
Первым делом Морозова схватила фотоальбом, вытащила несколько семейных снимков и несколько снимков, видимо относившихся к работе главы семьи: какие-то мужчины за столом, на фоне машин, на природе...
Что еще? Что еще можно успеть? Морозова металась по комнатам, скользя взглядом по стенам, мебели — взгляд именно скользил, ни на чем не задерживаясь, потому что все было слишком стандартно, слишком обыденно. Ничего из ряда вон выходящего, ничего, что бы как-то объясняло продолжающийся с пятницы кавардак внутри «Рослава»...
Морозова влетела в следующую комнату — спальня. Почему-то на полу лежал опрокинутый стул. Морозова осторожно покосилась на него, будто стул мог вскочить и наброситься на нее сзади — стул Морозовой не понравился. Боковым зрением она заметила приоткрытую дверцу платяного шкафа. Морозова раскрыла его настежь — вешалки с одеждой. Несколько пустых вешалок, но это в том конце шкафа, где женская одежда.
Дальше, дальше... Один ящик в другом шкафу не до конца задвинут... Морозова заглянула — женское белье. На всякий случай ладонь скользнула в самый низ, прошлась по дну ящика — нет, никаких секретов. Да и если они были — СБ «Рослава» наверняка о них позаботилась. Поэтому Морозова не полезла в холодильник, не полезла под кровать... Вот только опрокинутый стул не давал ей покоя.
Она выскочила из спальни и в два прыжка оказалась в дверях детской комнаты. Что здесь? Мягкие игрушки, письменный стол, маленький магнитофон, плакаты... Прямо под плакатом группы «Руки вверх» — на глянцевом листе большеглазая японская мультяшка в неприлично короткой юбочке держала в руках флажок с надписью: «Расписание уроков». От руки было дописано: «Олеси Романовой». Морозова почему-то сразу посмотрела на квадратик под заглавием «пятница». И затем содрала со стены расписание уроков романовской дочери — еще один бесполезный трофей.
И уже на пути к выходу Морозова замерла, дернулась назад, к телефонному аппарату на тумбочке, сняла трубку, и на дисплее высветился номер последнего исходящего звонка. Его было очень легко запомнить.
Внезапно рация разразилась на удивление отчетливым матом, и это словно подхлестнуло Морозову — она выскочила из квартиры, пронеслась два этажа по пожарной лестнице, сбросила темп, восстановила дыхание и неспешно подошла к лифту. После чего абсолютно спокойно спустилась вниз. Где и столкнулась нос к носу с вооруженным охранником.
— Что вы здесь делаете?
Этот вопрос не был для Морозовой неожиданностью. Она протянула охраннику пропуск, выписанный на имя той голубоглазой девушки, которой так безжалостно испортили вечер, и Морозова затруднилась бы точно сказать, кто в этом виноват — Монгол, Романов, она сама или же, например, господин Лавровский.
— Были в гостях, — сам сообразил охранник, и Морозова не стала его в этом разубеждать.
— Через две недели пропуск нужно будет обновить, — сказал охранник, изучив печати. — Иначе вас не пропустят... Держите.
— Спасибо, — сказала Морозова. Если бы охранник сосредоточил свое внимание не на печатях, а на фотографии, то он мог бы спросить, почему у Морозовой другой цвет волос, нежели на снимке. Морозова могла бы ответить, что фотографировалась для пропуска крашеной. А если бы охранник спросил, почему Морозова не похожа на сфотографированную девушку, ей пришлось бы его убить. Или покалечить.
Но охранник ничего такого не спросил, вернул Морозовой пропуск и убежал — наверное, ловить Монгола.
Морозова вышла из дома на улицу и размеренным шагом двинулась по освещенной аллее к выходу. Больше никто ее не останавливал, больше никто ей не задавал никаких вопросов, и оставался лишь тот вопрос, который задавала себе сама Морозова:
— Ну и что теперь делать со всей той кучей барахла, которую утащила из квартиры Романова?
Борис Романов: час X (3)
Вот так время стало его врагом. Сначала он отвел себе на уход сутки. Потом, когда Борис вынужденно украл триста с лишним тысяч, сутки съежились до нескольких часов. И вот — словно почуяв неладное, проснулась СБ и отобрала у Бориса то немногое, что еще оставалось. Теперь времени не было совсем, и не было возможности остановиться, переиграть план, перебросить уход на следующую неделю. В СБ явно не посчитают удачной шуткой, если он придет к ним и скажет: «Знаете, ребята, я тут совершенно случайно куда-то не туда отправил кучу ваших денег... Извините, я больше так не буду».
Поэтому Борис продолжал начатое, однако вместо триумфального движения по размеченному и выверенному пути получилось нечто совсем иное. Будто бы прыгал Борис из окна горящего дома, прыгал, видя внизу подставленный брезент, но затем этот брезент куда-то исчез, и получился такой вот дурацкий самоубийственный прыжок в никуда, в пустоту...
Хуже всего было, что прыгал он не один, а в компании с женой и дочкой. Борис посмотрел на часы — еще куча времени до четырех. Время это нужно было использовать не на занятия в художественной школе, а на срочный рывок из Москвы.
Он шел не торопясь, чтобы не вызывать подозрений у встречных сотрудников корпорации, а тем более — у людей из СБ. Он шел спокойной, размеренной походкой человека, у которого чистая совесть, чистые мысли и... И что там еще должно быть чистым у порядочного человека? Он шел, играя в человека, который на сто процентов уверен в завтрашнем дне. На самом деле он не был уверен, что ему удастся дойти до автостоянки.
Однако он дошел, сел в машину и выехал с территории главного офиса «Рослава». Пересечение белой линии на асфальте подействовало на него, как наркотик — Борис перестал дрожать, он расслабленно и негромко рассмеялся, потом посмотрел в зеркало заднего вида на башню «Рослава» и рассмеялся громче:
— Все, ребята, все... Я от вас свалил... — это был торжествующий смех победителя.
Потом улыбка исчезла с его лица — он снова посмотрел на часы и вдавил в пол педаль газа. До заезда в художественную школу нужно было еще многое сделать. Борис промчался до отвращения знакомым маршрутом с такой скоростью, на которую еще не отваживался ни разу. Пропускной пункт «Славянки» он преодолел не без страха, что вот сейчас зазвонит мобильник у кого-нибудь из охраны, его попросят выйти из машины и пройти в офис...
Черта с два. Борис резко затормозил возле своего дома, выскочил из машины, но спохватился — нельзя спешить, нельзя привлекать внимание. Он вошел в подъезд, поднялся на лифте наверх, вошел в квартиру. Жены дома не было, и это было, с одной стороны, хорошо, а с другой, не очень. Хорошо, что в эти нервные минуты не пришлось на ходу объяснять Марине, а что, собственно, происходит и почему она должна немедленно прыгать в машину и ехать с ним черт знает куда... Борис объяснит ей все потом, когда подберет их с Олеськой возле художественной школы — это будет только в четыре, господи, как долго, как долго, они уже могут начать его искать до четырех... Плохо, что Марина не могла помочь ему собирать вещи. Впрочем, много вещей Борис брать и не собирался — выйди он с парой огромных чемоданов, это моментально заметят. Да и кто их потом потащит, потом, когда они бросят машину? Борис взял заранее подготовленную спортивную сумку и стал набивать ее Мариниными и Олеськиными вещами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38