..
Он тряхнул головой и сменил тему.
- У тебя хорошее произношение. Часто выезжаешь?
Только тут Макс осознал, что они говорят по-английски.
- Спецшкола, международные контакты, постоянная языковая практика. Может перейдем на русский?
Отец покачал головой.
- Я его почти забыл. Да и лучше, чтобы язык был понятен персоналу.
- Хорошо, - согласился Макс. - Знаешь, я боялся этой встречи. Боялся увидеть чужого незнакомого человека. А увидел своего отца. Может поужинаем вместе? Ведь вас отпускают ненадолго?
Отец едва заметно улыбнулся.
- Да. Но на шпионов и других государственных преступников это не распространяется.
- Жаль. Но я рад, что ты прекрасно выглядишь. Мне кажется, от тебя пахнет дорогим одеколоном. Или морским ветром...
- Это ассоциативное восприятие. Через телефон запах не передается, через стекло не проходит. Но одеколон у меня действительно неплохой.
- А мама не постарела?
- О мама! - отец подкатил глаза. - Она в великолепной форме. У неё просто вторая молодость.
Максу показалось, что в последних словах прозвучал сарказм.
За стеклом появился охранник.
- Пора заканчивать, - сказал отец. Лицо его как-то сразу потухло.
- Ты ни разу не назвал меня по имени... Как меня зовут? По настоящему? - неожиданно для себя спросил Макс. - Ведь я не Максим на самом деле, и никакой не Карданов... Кто я?
Отец напряг желваки, подумал.
- Сейчас не время и не место говорить об этом. Извини. До свидания. Я надеюсь, что оно не за горами. Ведь так говорят в Росии?
Том Томпсон улыбнулся, встал и, не оборачиваясь, направился к выходу. Охранник пропустил его, вышел следом и закрыл дверь.
Макс посидел, сделал несколько глотков из фляжки, покрутил неуместные здесь цветы. Только что он встретился с профессионалом, разведчиком высочайшего класса, нелегалом Птицей. У таких людей есть десятки тайников в душе, куда они привыкли складывать самые сокровенные чувства. Но это была встреча с отцом и тот не пользовался тайниками. По крайней мере, Макс был в этом убежден.
Он отхлебнул виски в последний раз, спрятал фляжку в карман и вышел. Сейчас ему хотелось только одного: добраться до гостиницы и повалиться спать. Бархатистые темно-вишневые розы остались лежать на столе комнаты для свиданий.
- Ну что? - спросил его следующим утром в "Бинго-Бонго" обладатель трех подбородков, неторопливо разворачивая газету. Он выглядел усталым и невыспавшимся. Наверное вредно пить столько пива.
- Я видел его, - сообщил Макс. - Мы узнали друг друга. Он хорошо выглядит, настроение бодрое...
- А мать?
- Приболела. Давление. Врачи не разрешили свидания.
- Это плохо. Как ваши впечатления? Нервозность, наигрыш, фальш? осведомился толстяк, не отрываясь взглядом от портрета Джона Мейджора на газетной полосе.
- Исключено, - уверенно сказал Макс. - Он был абсолютно искренен. С ними все чисто.
- Это хорошо, - сказал обладатель трех подбородков и почесал один из них. Он не разделял уверенности Макса.
Потому что наблюдение, установленное резидентурой показало: за два часа до свидания Карданова с отцом в ворота Уормвуд-Скрабз въехал "ситроен-ХТ" с затемненными стеклами. Он не принадлежал сотрудникам и не входил в число обслуживающего и служебного транспорта. Да если бы и входил, то все равно должен был остаться на внешней стоянке. Внутрь заезжают только фургоны для перевозки заключенных.
- Какие у них планы?
- Собираются возвращаться в Москву. Беспокоятся, станут ли решать их проблемы - с жильем и всем остальным.
Три подбородка задвигались, пропуская внутрь картофельный салат.
- Конечно все будет решено!
Спустя четыре часа, когда Карданов уже спал в гостинице, "ситроен" покинул пределы тюрьмы, проехал пять миль в южном направлении и въехал на территорию военно-воздушной базы. Полосатый шлагбаум "отрубил хвост", однако сотрудники продолжили наблюдение и зафиксировали через тридцать минут взлет небольшого вертолета, который совершил кратковременную посадку в аэропорту Хитроу, после чего вернулся обратно на базу.
- Значит, все чисто и никаких подозрений? - задумчиво переспросил Худой.
- Никаких, - подтвердил Макс.
- Отлично, так и доложим.
Специалист из технической разведки посольства вошел в компьютерную сеть аэропорта и провел выборку пассажиров, прибывших сегодня в Лондон утром и отбывших сегодня же в районе 17 часов. Таких оказалось всего два: некто Ф. Руффиц прибыл в шесть тридцать из Лейпцига, и в Лейпциг же улетел вечерним рейсом, и Р. Пиркс, прилетевший в 7-55 из Ниццы, и севший на обратный самолет в 18-40.
Вариант "Ф. Руффиц" был отметен уже через несколько минут, когда уточняющий запрос на главный компьютер показал, что это женщина - Фанни Руффиц, гражданка Германии, 1970-го года рождения. Предварительная проработка варианта "Р. Пиркс" дала положительные результаты: Рональд Пиркс, год рождения - 1938-й, подданный Великобритании, проживает постоянно в Ницце.
Но именно в Ницце и встретил Артур человека, которого он принял за Томпсона! Информация начинала подтверждаться, петля затягивалась: французская резидентура поручила задание провести опознание Пиркса. Теперь это дело дней.
Толстяк доел свой салат, вздохнул, цыкнул сквозь зубы.
- По бокальчику?
Кельнер поставил на стол четыре бокала темного.
От пива Макс решительно отказался: он ещё не отошел после вчерашнего виски. Но Худого это не смутило - он спокойно выцедил бокалы в одиночку один за другим.
Из аэропорта Макс позвонил Маше.
- Ты уже возвращаешься? - обрадовалась она. - Во сколько прилетаешь? Отлично! Я буду на работе, а вечером созвонимся. Я уже соскучилась!
В самолете он сразу же заснул и проспал весь полет: сказывалось нервное напряжение последних дней. Проснувшись, почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, отхлебнул виски из фляжки и принялся смотреть в иллюминатор, будто надеясь с двенадцати тысяч метров увидеть Москву.
* * *
На Кутузовском ждала неудача. Алексей Иванович наведывался туда трижды, причем последний раз пришел в семь утра, когда даже самые занятые люди, если только они не работают в литейке, должны ещё сидеть дома. Но он напрасно стоял, согнувшись над ящиком домофона и прислушивался к его гробовому молчанию. Квартира Евсеева была необитаема. Веретнев набрал номер соседней квартиры и спустя минуту заспанный женский голос ответил ему. "Кто?.. Инна Андреевна? Не знаю, давно её не видела. Скорей всего в Жуковке, на даче..."
Веретнев терпеть не мог Рублевское шоссе с его свирепыми гаишниками из спецбатальона, подчиняющегося отнюдь не милицейскому начальству, трехметровыми заборами, оснащенными камерами наружного наблюдения, и бешено проносящимися лимузинами с мигалками и особыми номерами, от которых, словно брызги, разлетаются к обочинам машины рядовых граждан. Раньше тут носились черные правительственные кортежи и с ними все было понятно: кто, почему, по какому праву. И можно было быть уверенным, что тебя не собьют для забавы, да не выстрелят из окна ни с того, ни с сего. Теперь такой уверенности нет.
Держась в правом ряду на разрешенных обычным смертным пятидесяти км в час, Веретнев добрался до КПП и предъявил удостоверение подполковника ФСБ, которое при выходе на пенсию объявил утерянным, из-за чего его послужной список завершился выговором за небрежное отношение к сохранности документов.
В этом заповеднике даже такие "ксивы" не являлись козырными тузами и охранник не торопился его пропускать: долго звонил на дачу, заглядывал в какой-то журнал, морщил лоб.
- Хозяйка у себя, но не берет трубку. Наверное в саду ковыряется... Не знаю. Положено согласия спросить...
Но жена бывшего ответственного работника ЦК КПСС уже не входила в козырную колоду и, в конце концов, отставной подполковник был пропущен на территорию поселка.
На фоне многоэтажных кирпичных домов за кирпичными же заборами, дача Евсеева - двухэтажная деревянная вилла в норвежском стиле, - выглядела лишь следом былого великолепия. Углы потемнели от влаги, черепица на крыше растрескалась и приобрела печальный темно-зеленый оттенок упадка. Невысокий дощатый забор, оставшийся ещё от тех времен, когда товарищам по партии считалось зазорным скрывать что-то друг от друга, покосился и разъехался.
Веретнев сильно толкнул ветхую калитку, она туго провернулась на проржавевших петлях. Он протиснулся внутрь и из номенклатурного дачного хозяйства Управления делами Президента страны попал на убогие "шесть соток" среднестатистического российского дачника.
Под окнами кособочилась жалкая, кое-как слепленная тепличка, участок был захламлен битыми железобетонными плитами, ржавыми трубами и проволокой, в домике обслуги не осталось ни одного целого стекла. Правда, вокруг этого островка убожества расстилался роскошный нетронутый участок размером почти с гектар. Снег почти весь сошел, лишь кое-где белели ноздреватые холмики, высокие мачтовые сосны подпирали низкое небо, пронзительно пели синички.
Из-за дома вышла полная женщина в ватнике, наброшенном на спортивный костюм и резиновых сапогах.
- Вам кого?
Инне Андреевне было пятьдесят два года, она тоже, как и этот дом, имела когда-то великолепный фасад, который сейчас стал рыхл и жалок.
- Вы по объявлению? - переспросила она. - Только имейте в виду: мне нужны рекомендации. Я не стану продавать дачу первому встречному!
Уверенный голос и надменный тон явно остались от прежней жизни и резко контрастировали с её сегодняшним обликом.
- Я ничего не покупаю, - сказал Веретнев и достал удостоверение. - Мы когда-то работали с Леонидом Васильевичем...
Он видел, как тревожно блеснули глаза Евсеевой, и маленький рот, затерявшийся где-то между глубокими носогубными складками, задрожал. Но удостоверение она изучила внимательно, после чего кивнула и заметно успокоилась. Всю жизнь она с доверием относилась к таким документам, а об ослаблении контроля за кадрами и неумеренном развитии полиграфической техники ей ничего не было известно.
- Разве вы работали в международном секторе?
В голосе все же прозвучало сомнение. Видно на взгляд номенклатурной жены, Веретнев не производил впечатления человека из аппарата ЦК, пусть даже "бывшего".
- Нет, - ответил он. - Леонид Васильевич курировал нашу группу в КГБ.
- Тогда вы должны знать Анатолия, он был у нас "прикрепленным".
- Конечно. Кудлов.
Он попал в точку. В начинающих выцветать глазах растворились последние остатки настороженности.
- Я провел за границей много лет, - счел нужным объяснить Веретнев. Приехал, пытаюсь отыскать знакомых. Кругом новые люди, много молодых, те кто постарше теперь никому не нужен. А Леонид Васильевич всегда мне помогал.
Он снова попал в точку. Женщина тяжело вздохнула.
- Да, теперь мы не нужны. Никто не помогает, не заботится. Машину отобрали, продукты не привозят... Мне уже два раза предлагали переехать на другую дачу. К простым... Мне - жене заведующего сектором!
Она долго жаловалась на неустроенность, несправедливость жизни и неблагодарность окружающих людей, но затрагивать тему, интересующую Веретнева, явно не собиралась.
- Я думал, он поможет мне и в этот раз, - почтительно вставил подполковник.
Номенклатурная жена снова насторожилась.
- Разве за границей вы разве ничего не слышали про мужа? В посольствах мгновенно становятся известны все новости...
Веретнев вздохнул.
- Дело в том, что я восемь лет сидел в борсханской тюрьме. Увы, там нет никаких новостей.
- Какой ужас! - Инна Андреевна всплеснула руками. - Раньше такого не допускали: обязательно освобождали, или меняли на кого-то...
Подполковник скорбно кивнул.
- А Леонид Васильевич вам уже не сможет помочь, - продолжала Инна Андреевна. - Он погиб.
- Как? Когда? - вполне натурально изумился Слон.
- В девяносто первом, двадцатого августа, когда вся эта каша заварилось... Когда все разрушилось!
- Ай-яй-яй... Неужели он покончил с собой?
Инна Андреевна всхлипнула.
- Наверное так бы и случилось, он бы не смог жить без партии... Но вышло по-другому. Анатолий позвонил в начале сентября и сказал, что...
Щеки женщины заколыхались, голос прервался.
- ...Что Леня разбился. На самолете. Спецрейс в Осло, где-то над морем...
Подполковник покачал головой.
- А Кудлов уцелел?
- В тот раз он не сопровождал Леню. И больше никогда не звонил. Раньше с днем рождения всегда поздравлял, дарил цветы, а теперь...
- Примите мои самые искренние соболезнования, - Веретнев поклонился. Леонид Васильевич был замечательным человеком. Я всегда буду его помнить... Желаю вам счастья.
Он направился обратно к калитке, но на полпути остановился, будто вспомнив о чем-то, обернулся. Женщина стояла на крыльце, отряхивая веником грязные резиновые сапоги.
- А где похоронен Леонид Васильевич? - спросил подполковник. - Я хочу отнести ему цветы...
Она медленно распрямила спину, посмотрела на него с мрачным недоумением.
- Вы думаете, кто-то искал его? Поднимал из моря, хоронил? Никому ничего не надо... Он так и лежит в море, а мне даже пенсию за него не платят!
На обратном пути Веретнев заехал к Спецу. Дверь долго никто не открывал, но Слон хорошо знал привычки приятеля и нажимал кнопку звонка до тех пор, пока не щелкнул замок.
- Что за манера?! - взбешенно рявкнул отставной майор. Он был возбужден, всклокочен и тяжело дышал, волосы слиплись от пота, на коже вокруг безумных глаз - красный овальный след от маски.
- Тебе трудно позвонить? Сколько раз просил! Ты вырываешь меня из одной жизни в другую, это очень вредно! Сбиваются биоритмы и вообще... Я иногда не могу понять где я: в реальности или "там"...
- Что даст звонок? Все равно тебе выныривать обратно, - оправдываясь, сказал Веретнев. Он определил, что пульс у товарища молотит под сто двадцать.
- Ничего подобного: у меня новая программа и звонок приходит "туда". Я могу быть в Амстердаме, в Гвинее, где угодно - звонит сотовый телефон, я разговариваю и спокойно возвращаюсь... Без напряга и ломки!
- Ну извини! А где ты сегодня был?
Володя потер лицо, растирая след от маски.
- В Борсхане, в восемьдесят третьем.
- Опять?!
- Да. Но там действительно ничего нельзя было сделать! Ничего! Даже если бы я запрыгнул в окно, даже если бы сразу начал стрелять, все равно не успевал. Все равно!
- Ну сколько можно? - увещевающе произнес Веретнев. - Об этом уже сто раз говорено, да ты и сам сто раз проверял! Твоей вины нет! Что может командир группы? Он же не господь Бог! Значит, им так на роду написано...
- Ладно! Я пойду умоюсь...
Спец всегда уходил от подобных разговоров.
Алексей Иванович прошел в комнату. Она напоминала какой-то тренажерный зал: посередине, в высокой сварной раме висели на пружинных растяжках широкий прочный пояс, кольца для рук и для ног, обычная маска для подводного плавания, только вместо стекла - рылообразная панель с радиотехническими разъемами, от которых шли толстые и тонкие шнуры к стоящему на маленьком столике у окна мощному компьютеру. Он создавал смоделированную Спецом виртуальную реальность, в которую тот погружался каждый день, чтобы в конкретных боевых ситуациях попытаться исправить старые ошибки или не совершить новые, решить непосильную разведзадачу или исполнить особо сложный теракт, - в общем, сделать то, что ему приходилось делать всю жизнь и чему он много лет учил других.
Веретнев как-то наблюдал, как это выглядит со стороны. Его друг, распластавшийся в подвесной сбруе с маской на лице, напоминал подводного пловца в схватке с акулой: дергались руки и ноги, судорожно изгибалось туловище, из-под резины доносилось сдавленное рычание... Зрелище было малоприятным и Алексей Иванович не хотел бы увидеть его ещё раз.
В комнату вошел Спец - с мокрыми волосами и заметно успокоившийся. Очередная порция нервозности и возбужденности была смыта холодной водой и ушла в канализацию, догонять предыдущие. Правда, напряжение сердца и изношенность нервов не смоешь, рано или поздно он не вернется из "того" мира - так и останется висеть на своем тренажере... Но убеждать его бесполезно. Особенно в лобовую.
- Тебе не надоело? Сходил бы погулял, пива выпил. Со мной походил, вместе Евсеева искать веселее...
Спец отмахнулся. Он дал согласие участвовать в предстоящей акции, но особого значения ей не придавал.
- Если достану деньги, сделаю скафандр, - сказал он. - С маской толку мало: только зрительный ряд, ни запахов, ни ощущений ...
- Кстати, о деньгах, - сказал Слон. - Жена нашего друга утверждает, что он погиб во время авиакатастрофы, двадцатого августа 1991-го года. Где-то над морем, по пути в Осло. Это можно проверить?
- Конечно, - кивнул Спец, усаживаясь за компьютер. - В Сети есть сайт международного Авиакомитета, там собраны все катастрофы. Или почти все. Если это не планер, конечно, и не дельтаплан... В Осло, говоришь, летел? на экране перед ним уже мелькали цветные диалоговые "окна", какие-то картинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Он тряхнул головой и сменил тему.
- У тебя хорошее произношение. Часто выезжаешь?
Только тут Макс осознал, что они говорят по-английски.
- Спецшкола, международные контакты, постоянная языковая практика. Может перейдем на русский?
Отец покачал головой.
- Я его почти забыл. Да и лучше, чтобы язык был понятен персоналу.
- Хорошо, - согласился Макс. - Знаешь, я боялся этой встречи. Боялся увидеть чужого незнакомого человека. А увидел своего отца. Может поужинаем вместе? Ведь вас отпускают ненадолго?
Отец едва заметно улыбнулся.
- Да. Но на шпионов и других государственных преступников это не распространяется.
- Жаль. Но я рад, что ты прекрасно выглядишь. Мне кажется, от тебя пахнет дорогим одеколоном. Или морским ветром...
- Это ассоциативное восприятие. Через телефон запах не передается, через стекло не проходит. Но одеколон у меня действительно неплохой.
- А мама не постарела?
- О мама! - отец подкатил глаза. - Она в великолепной форме. У неё просто вторая молодость.
Максу показалось, что в последних словах прозвучал сарказм.
За стеклом появился охранник.
- Пора заканчивать, - сказал отец. Лицо его как-то сразу потухло.
- Ты ни разу не назвал меня по имени... Как меня зовут? По настоящему? - неожиданно для себя спросил Макс. - Ведь я не Максим на самом деле, и никакой не Карданов... Кто я?
Отец напряг желваки, подумал.
- Сейчас не время и не место говорить об этом. Извини. До свидания. Я надеюсь, что оно не за горами. Ведь так говорят в Росии?
Том Томпсон улыбнулся, встал и, не оборачиваясь, направился к выходу. Охранник пропустил его, вышел следом и закрыл дверь.
Макс посидел, сделал несколько глотков из фляжки, покрутил неуместные здесь цветы. Только что он встретился с профессионалом, разведчиком высочайшего класса, нелегалом Птицей. У таких людей есть десятки тайников в душе, куда они привыкли складывать самые сокровенные чувства. Но это была встреча с отцом и тот не пользовался тайниками. По крайней мере, Макс был в этом убежден.
Он отхлебнул виски в последний раз, спрятал фляжку в карман и вышел. Сейчас ему хотелось только одного: добраться до гостиницы и повалиться спать. Бархатистые темно-вишневые розы остались лежать на столе комнаты для свиданий.
- Ну что? - спросил его следующим утром в "Бинго-Бонго" обладатель трех подбородков, неторопливо разворачивая газету. Он выглядел усталым и невыспавшимся. Наверное вредно пить столько пива.
- Я видел его, - сообщил Макс. - Мы узнали друг друга. Он хорошо выглядит, настроение бодрое...
- А мать?
- Приболела. Давление. Врачи не разрешили свидания.
- Это плохо. Как ваши впечатления? Нервозность, наигрыш, фальш? осведомился толстяк, не отрываясь взглядом от портрета Джона Мейджора на газетной полосе.
- Исключено, - уверенно сказал Макс. - Он был абсолютно искренен. С ними все чисто.
- Это хорошо, - сказал обладатель трех подбородков и почесал один из них. Он не разделял уверенности Макса.
Потому что наблюдение, установленное резидентурой показало: за два часа до свидания Карданова с отцом в ворота Уормвуд-Скрабз въехал "ситроен-ХТ" с затемненными стеклами. Он не принадлежал сотрудникам и не входил в число обслуживающего и служебного транспорта. Да если бы и входил, то все равно должен был остаться на внешней стоянке. Внутрь заезжают только фургоны для перевозки заключенных.
- Какие у них планы?
- Собираются возвращаться в Москву. Беспокоятся, станут ли решать их проблемы - с жильем и всем остальным.
Три подбородка задвигались, пропуская внутрь картофельный салат.
- Конечно все будет решено!
Спустя четыре часа, когда Карданов уже спал в гостинице, "ситроен" покинул пределы тюрьмы, проехал пять миль в южном направлении и въехал на территорию военно-воздушной базы. Полосатый шлагбаум "отрубил хвост", однако сотрудники продолжили наблюдение и зафиксировали через тридцать минут взлет небольшого вертолета, который совершил кратковременную посадку в аэропорту Хитроу, после чего вернулся обратно на базу.
- Значит, все чисто и никаких подозрений? - задумчиво переспросил Худой.
- Никаких, - подтвердил Макс.
- Отлично, так и доложим.
Специалист из технической разведки посольства вошел в компьютерную сеть аэропорта и провел выборку пассажиров, прибывших сегодня в Лондон утром и отбывших сегодня же в районе 17 часов. Таких оказалось всего два: некто Ф. Руффиц прибыл в шесть тридцать из Лейпцига, и в Лейпциг же улетел вечерним рейсом, и Р. Пиркс, прилетевший в 7-55 из Ниццы, и севший на обратный самолет в 18-40.
Вариант "Ф. Руффиц" был отметен уже через несколько минут, когда уточняющий запрос на главный компьютер показал, что это женщина - Фанни Руффиц, гражданка Германии, 1970-го года рождения. Предварительная проработка варианта "Р. Пиркс" дала положительные результаты: Рональд Пиркс, год рождения - 1938-й, подданный Великобритании, проживает постоянно в Ницце.
Но именно в Ницце и встретил Артур человека, которого он принял за Томпсона! Информация начинала подтверждаться, петля затягивалась: французская резидентура поручила задание провести опознание Пиркса. Теперь это дело дней.
Толстяк доел свой салат, вздохнул, цыкнул сквозь зубы.
- По бокальчику?
Кельнер поставил на стол четыре бокала темного.
От пива Макс решительно отказался: он ещё не отошел после вчерашнего виски. Но Худого это не смутило - он спокойно выцедил бокалы в одиночку один за другим.
Из аэропорта Макс позвонил Маше.
- Ты уже возвращаешься? - обрадовалась она. - Во сколько прилетаешь? Отлично! Я буду на работе, а вечером созвонимся. Я уже соскучилась!
В самолете он сразу же заснул и проспал весь полет: сказывалось нервное напряжение последних дней. Проснувшись, почувствовал себя бодрым и отдохнувшим, отхлебнул виски из фляжки и принялся смотреть в иллюминатор, будто надеясь с двенадцати тысяч метров увидеть Москву.
* * *
На Кутузовском ждала неудача. Алексей Иванович наведывался туда трижды, причем последний раз пришел в семь утра, когда даже самые занятые люди, если только они не работают в литейке, должны ещё сидеть дома. Но он напрасно стоял, согнувшись над ящиком домофона и прислушивался к его гробовому молчанию. Квартира Евсеева была необитаема. Веретнев набрал номер соседней квартиры и спустя минуту заспанный женский голос ответил ему. "Кто?.. Инна Андреевна? Не знаю, давно её не видела. Скорей всего в Жуковке, на даче..."
Веретнев терпеть не мог Рублевское шоссе с его свирепыми гаишниками из спецбатальона, подчиняющегося отнюдь не милицейскому начальству, трехметровыми заборами, оснащенными камерами наружного наблюдения, и бешено проносящимися лимузинами с мигалками и особыми номерами, от которых, словно брызги, разлетаются к обочинам машины рядовых граждан. Раньше тут носились черные правительственные кортежи и с ними все было понятно: кто, почему, по какому праву. И можно было быть уверенным, что тебя не собьют для забавы, да не выстрелят из окна ни с того, ни с сего. Теперь такой уверенности нет.
Держась в правом ряду на разрешенных обычным смертным пятидесяти км в час, Веретнев добрался до КПП и предъявил удостоверение подполковника ФСБ, которое при выходе на пенсию объявил утерянным, из-за чего его послужной список завершился выговором за небрежное отношение к сохранности документов.
В этом заповеднике даже такие "ксивы" не являлись козырными тузами и охранник не торопился его пропускать: долго звонил на дачу, заглядывал в какой-то журнал, морщил лоб.
- Хозяйка у себя, но не берет трубку. Наверное в саду ковыряется... Не знаю. Положено согласия спросить...
Но жена бывшего ответственного работника ЦК КПСС уже не входила в козырную колоду и, в конце концов, отставной подполковник был пропущен на территорию поселка.
На фоне многоэтажных кирпичных домов за кирпичными же заборами, дача Евсеева - двухэтажная деревянная вилла в норвежском стиле, - выглядела лишь следом былого великолепия. Углы потемнели от влаги, черепица на крыше растрескалась и приобрела печальный темно-зеленый оттенок упадка. Невысокий дощатый забор, оставшийся ещё от тех времен, когда товарищам по партии считалось зазорным скрывать что-то друг от друга, покосился и разъехался.
Веретнев сильно толкнул ветхую калитку, она туго провернулась на проржавевших петлях. Он протиснулся внутрь и из номенклатурного дачного хозяйства Управления делами Президента страны попал на убогие "шесть соток" среднестатистического российского дачника.
Под окнами кособочилась жалкая, кое-как слепленная тепличка, участок был захламлен битыми железобетонными плитами, ржавыми трубами и проволокой, в домике обслуги не осталось ни одного целого стекла. Правда, вокруг этого островка убожества расстилался роскошный нетронутый участок размером почти с гектар. Снег почти весь сошел, лишь кое-где белели ноздреватые холмики, высокие мачтовые сосны подпирали низкое небо, пронзительно пели синички.
Из-за дома вышла полная женщина в ватнике, наброшенном на спортивный костюм и резиновых сапогах.
- Вам кого?
Инне Андреевне было пятьдесят два года, она тоже, как и этот дом, имела когда-то великолепный фасад, который сейчас стал рыхл и жалок.
- Вы по объявлению? - переспросила она. - Только имейте в виду: мне нужны рекомендации. Я не стану продавать дачу первому встречному!
Уверенный голос и надменный тон явно остались от прежней жизни и резко контрастировали с её сегодняшним обликом.
- Я ничего не покупаю, - сказал Веретнев и достал удостоверение. - Мы когда-то работали с Леонидом Васильевичем...
Он видел, как тревожно блеснули глаза Евсеевой, и маленький рот, затерявшийся где-то между глубокими носогубными складками, задрожал. Но удостоверение она изучила внимательно, после чего кивнула и заметно успокоилась. Всю жизнь она с доверием относилась к таким документам, а об ослаблении контроля за кадрами и неумеренном развитии полиграфической техники ей ничего не было известно.
- Разве вы работали в международном секторе?
В голосе все же прозвучало сомнение. Видно на взгляд номенклатурной жены, Веретнев не производил впечатления человека из аппарата ЦК, пусть даже "бывшего".
- Нет, - ответил он. - Леонид Васильевич курировал нашу группу в КГБ.
- Тогда вы должны знать Анатолия, он был у нас "прикрепленным".
- Конечно. Кудлов.
Он попал в точку. В начинающих выцветать глазах растворились последние остатки настороженности.
- Я провел за границей много лет, - счел нужным объяснить Веретнев. Приехал, пытаюсь отыскать знакомых. Кругом новые люди, много молодых, те кто постарше теперь никому не нужен. А Леонид Васильевич всегда мне помогал.
Он снова попал в точку. Женщина тяжело вздохнула.
- Да, теперь мы не нужны. Никто не помогает, не заботится. Машину отобрали, продукты не привозят... Мне уже два раза предлагали переехать на другую дачу. К простым... Мне - жене заведующего сектором!
Она долго жаловалась на неустроенность, несправедливость жизни и неблагодарность окружающих людей, но затрагивать тему, интересующую Веретнева, явно не собиралась.
- Я думал, он поможет мне и в этот раз, - почтительно вставил подполковник.
Номенклатурная жена снова насторожилась.
- Разве за границей вы разве ничего не слышали про мужа? В посольствах мгновенно становятся известны все новости...
Веретнев вздохнул.
- Дело в том, что я восемь лет сидел в борсханской тюрьме. Увы, там нет никаких новостей.
- Какой ужас! - Инна Андреевна всплеснула руками. - Раньше такого не допускали: обязательно освобождали, или меняли на кого-то...
Подполковник скорбно кивнул.
- А Леонид Васильевич вам уже не сможет помочь, - продолжала Инна Андреевна. - Он погиб.
- Как? Когда? - вполне натурально изумился Слон.
- В девяносто первом, двадцатого августа, когда вся эта каша заварилось... Когда все разрушилось!
- Ай-яй-яй... Неужели он покончил с собой?
Инна Андреевна всхлипнула.
- Наверное так бы и случилось, он бы не смог жить без партии... Но вышло по-другому. Анатолий позвонил в начале сентября и сказал, что...
Щеки женщины заколыхались, голос прервался.
- ...Что Леня разбился. На самолете. Спецрейс в Осло, где-то над морем...
Подполковник покачал головой.
- А Кудлов уцелел?
- В тот раз он не сопровождал Леню. И больше никогда не звонил. Раньше с днем рождения всегда поздравлял, дарил цветы, а теперь...
- Примите мои самые искренние соболезнования, - Веретнев поклонился. Леонид Васильевич был замечательным человеком. Я всегда буду его помнить... Желаю вам счастья.
Он направился обратно к калитке, но на полпути остановился, будто вспомнив о чем-то, обернулся. Женщина стояла на крыльце, отряхивая веником грязные резиновые сапоги.
- А где похоронен Леонид Васильевич? - спросил подполковник. - Я хочу отнести ему цветы...
Она медленно распрямила спину, посмотрела на него с мрачным недоумением.
- Вы думаете, кто-то искал его? Поднимал из моря, хоронил? Никому ничего не надо... Он так и лежит в море, а мне даже пенсию за него не платят!
На обратном пути Веретнев заехал к Спецу. Дверь долго никто не открывал, но Слон хорошо знал привычки приятеля и нажимал кнопку звонка до тех пор, пока не щелкнул замок.
- Что за манера?! - взбешенно рявкнул отставной майор. Он был возбужден, всклокочен и тяжело дышал, волосы слиплись от пота, на коже вокруг безумных глаз - красный овальный след от маски.
- Тебе трудно позвонить? Сколько раз просил! Ты вырываешь меня из одной жизни в другую, это очень вредно! Сбиваются биоритмы и вообще... Я иногда не могу понять где я: в реальности или "там"...
- Что даст звонок? Все равно тебе выныривать обратно, - оправдываясь, сказал Веретнев. Он определил, что пульс у товарища молотит под сто двадцать.
- Ничего подобного: у меня новая программа и звонок приходит "туда". Я могу быть в Амстердаме, в Гвинее, где угодно - звонит сотовый телефон, я разговариваю и спокойно возвращаюсь... Без напряга и ломки!
- Ну извини! А где ты сегодня был?
Володя потер лицо, растирая след от маски.
- В Борсхане, в восемьдесят третьем.
- Опять?!
- Да. Но там действительно ничего нельзя было сделать! Ничего! Даже если бы я запрыгнул в окно, даже если бы сразу начал стрелять, все равно не успевал. Все равно!
- Ну сколько можно? - увещевающе произнес Веретнев. - Об этом уже сто раз говорено, да ты и сам сто раз проверял! Твоей вины нет! Что может командир группы? Он же не господь Бог! Значит, им так на роду написано...
- Ладно! Я пойду умоюсь...
Спец всегда уходил от подобных разговоров.
Алексей Иванович прошел в комнату. Она напоминала какой-то тренажерный зал: посередине, в высокой сварной раме висели на пружинных растяжках широкий прочный пояс, кольца для рук и для ног, обычная маска для подводного плавания, только вместо стекла - рылообразная панель с радиотехническими разъемами, от которых шли толстые и тонкие шнуры к стоящему на маленьком столике у окна мощному компьютеру. Он создавал смоделированную Спецом виртуальную реальность, в которую тот погружался каждый день, чтобы в конкретных боевых ситуациях попытаться исправить старые ошибки или не совершить новые, решить непосильную разведзадачу или исполнить особо сложный теракт, - в общем, сделать то, что ему приходилось делать всю жизнь и чему он много лет учил других.
Веретнев как-то наблюдал, как это выглядит со стороны. Его друг, распластавшийся в подвесной сбруе с маской на лице, напоминал подводного пловца в схватке с акулой: дергались руки и ноги, судорожно изгибалось туловище, из-под резины доносилось сдавленное рычание... Зрелище было малоприятным и Алексей Иванович не хотел бы увидеть его ещё раз.
В комнату вошел Спец - с мокрыми волосами и заметно успокоившийся. Очередная порция нервозности и возбужденности была смыта холодной водой и ушла в канализацию, догонять предыдущие. Правда, напряжение сердца и изношенность нервов не смоешь, рано или поздно он не вернется из "того" мира - так и останется висеть на своем тренажере... Но убеждать его бесполезно. Особенно в лобовую.
- Тебе не надоело? Сходил бы погулял, пива выпил. Со мной походил, вместе Евсеева искать веселее...
Спец отмахнулся. Он дал согласие участвовать в предстоящей акции, но особого значения ей не придавал.
- Если достану деньги, сделаю скафандр, - сказал он. - С маской толку мало: только зрительный ряд, ни запахов, ни ощущений ...
- Кстати, о деньгах, - сказал Слон. - Жена нашего друга утверждает, что он погиб во время авиакатастрофы, двадцатого августа 1991-го года. Где-то над морем, по пути в Осло. Это можно проверить?
- Конечно, - кивнул Спец, усаживаясь за компьютер. - В Сети есть сайт международного Авиакомитета, там собраны все катастрофы. Или почти все. Если это не планер, конечно, и не дельтаплан... В Осло, говоришь, летел? на экране перед ним уже мелькали цветные диалоговые "окна", какие-то картинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45