А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Баклан - он и есть баклан. Пусть сворачивается и идет в шерсть(2). Только...
Смотрящий протянул руку Скелету:
- Дай мойку!
Тот послушно положил на испачканную пеплом г ладонь половинку лезвия.
- Держи! - Микула бросил бритву на грудь Верблюду: - Чтобы через час у тебя фуфловых регалок не было!
1 Ерш - человек, присвоивший не принадлежащие ему регалии УГОЛОВНОЙ иерархии. 2 Шерсть - презираемая категория осужденных, занимающая место между мужиками и опущенными.
Избитый хулиган тупо уставился на щербатый обломок металла.
- Да вы на своего посмотрите, - дрожащая рука указала на Расписного. - Ему небось половину шкуры срезать надо!
- Привяжи метлу!(1) - Расписной замахнулся. - Еще хочешь?
Верблюд втянул голову в плечи и замолчал.
- Ровно час! - повторил Микула.
Кряхтя и охая, Верблюд поднялся, взял бритву и доковылял до своей шконки. Закурив сигарету, он беспомощно осмотрелся по сторонам.
- Помочь? - подскочил к нему юркий и обычно незаметный Хорек. Он получил девять лет за то, что изрубил топором соседа, но хвастал, что за ним много трупов. Это был отвратительный тип - неврастеник и психопат. Вытянутая хищная мордочка, бледная, в крупных порах кожа, сквозь редкую щетину белесых волос просвечивает сальная кожа головы. Постоянный оскал открывал узкие длинные зубы. С ним никто не кентовался, но и никто не связывался. - За это будешь в обязаловке. Следующую дачку(2) мне отдашь! Замазали?(3)
Верблюд нехотя кивнул:
- Только чтоб не больно...
- Ага, сладко будет! Будто хурму хаваешь...
Хорек сноровисто расстелил полотенце, набросал сверху смятых газет, на них положил левую руку Верблюда.
1 Привяжи метлу - придержи язык. 2 Дачка - передача. 3 3амазали договорились.
- Челюсть, возьми, чтоб не дергался...
Мрачный цыган с выдвинутой вперед нижней челюстью намертво зажал конечность ерша.
- Ну, держись! - Хорек осклабился и принялся срезать с безымянного пальца Верблюда воровской перстень - квадрат с разлапистым крестом.
Лезвие было изрядно затуплено, дело шло медленно. Верблюд в голос кричал, кровь бежала струей, впитывалась в газеты, брызгала на полотенце и простыню, красные пятна покрыли и лицо Хорька. Это его, похоже, распаляло: высунув язык, он остервенело кромсал палец ерша.
- А! А-а! А-а-а-а! - истошно заорал Верблюд.
- Хватит! - сквозь зубы сказал Челюсть. - Уже все!
Хорек неохотно оторвался от кровавого дела.
- Еще бы надо подчистить... Давай охнарик!
Вынув изо рта Верблюда сигарету, он прижег рану. Верблюд задергался, крик перешел в вой, тошнотворно завоняло паленым мясом. Замотав распухший и покрасневший палец носовым платком, ерш обессилен но откинулся на тощую подушку.
Но долго разлеживаться было нельзя, потому что с левого плеча нагло скалил зубы не по рангу наколотый тигр. По площади он многократно превосходил перстень.
С трудом поднявшись, Верблюд, пошатываясь, подошел к углу людей.
- Слышь, Микула, я уже не могу... Разреши не резать... Я его поверху зарисую... Смотрящий подумал.
- Как братва? Разрешим?
Скелет пожал плечами. Калмык согласно кивнул.
- Пусть заколет, чтоб видно не было. Какая разница...
Но Зубач решительно воспротивился:
- Ни хера! Как решили! Ответ должен быть...
- Пусть по полной раскручивается, сука! - поддержал его Груша.
- Резать! - крикнул Хорек. Микула развел руками:
- Раз братва не разрешает - режь!
Верблюд опустился на колени и зарыдал навзрыд.
- Я уже не могу! Разреши до завтра... Ну хоть до вечера...
Зубач в упор смотрел на Микулу и улыбался. Смотрящему негоже обсуждать свои решения, а тем более отменять их. Так можно потерять авторитет.
- У тебя полчаса осталось! - заорал Микула. - Иначе башку отрежем!
- Режьте, что хотите делайте, не могу... - безвольно выл Верблюд.
- Слышьте, чо он квакнул? - ухмыльнулся Скелет. - За базар отвечаешь? А если мы хотим тебе очко на английский флаг порвать?
Неожиданно Челюсть схватил Верблюда за предплечье и осколком стекла трижды крест-накрест полоснул по тигриной морде.
- И все дела! - презрительно процедил он.
- Ой, точняк? - Верблюд не успел даже вскрикнуть и теперь, не веря в столь быстрое избавление, изгибал шею, пытаясь рассмотреть изрезанное плечо.
- Убери харю!
Челюсть молниеносно нанес еще три пореза.
- Вот теперь точняк!
Кровь залила остатки запрещенной татуировки. Когда раны заживут, от нее останутся только шрамы. Инцидент был исчерпан.
Глава 5 СНОВА БОЛЬШАЯ ПОЛИТИКА
Вызов в ЦК КПСС и для председателя КГБ все равно что приглашение на Страшный суд. Особенно если вызывает не инстуктор, не завсектором, не заведующий отделом и даже не один из всемогущих секретарей, а сам Генеральный. При таком раскладе нет неприкасаемых, тут не спасают самые высокие должности и тяжелые, шитые золотом погоны - ибо здесь можно их в одночасье лишиться, превратившись из главы могущественного ведомства и многозвездного генерала в обычного инфарктника-пенсионера. Впору вспомнить все грехи, определить причину вызова и молиться, чтобы пронесло.
Генерал армии Рябинченко прознал, что вызов связан с операцией "Старый друг". Внимательно изучив всю документацию, с папкой во влажной ладони и сопровождающими - начальником Главного управления контрразведки генерал-майором Вострецовым и непосредственным исполнителем подполковником Петруновым - он прибыл на Старую площадь.
Подполковник остался в огромной, как футбольное поле, приемной - ему и сюда-то был путь заказан: не его уровень, если бы не желание начальников иметь под рукой козла отпущения, для немедленной компенсации пережитых унижений, он бы вообще не попал в это здание.
Рябинченко и Вострецов на негнущихся ногах прошли в отделанный дубовыми панелями кабинет Генсека. Грибачев расположился во главе длинного стола для совещаний, по правую руку неестественно ровно восседал похожий на мумию секретарь по идеологии Сумов, по левую мостились на краешках стульев заведующий международным отделом ЦК Малин и министр иностранных дел Громов. Все были в строгих костюмах и затянутых под горло галстуках, как будто за окном не ярилось испепеляющее все живое солнце. Впрочем, в кабинете бесшумно работал кондиционер и температура не поднималась выше восемнадцати градусов.
Генеральный секретарь просматривал вырезки из американских газет с пришпиленными к ним текстами переводов и все больше мрачнел. Просмотрев, он отдавал одну Сумову, а следующую Малину и Громову. Малин скорбно кривился, у Громова на лице и так застыло постоянное выражение зубной боли, а мумии дальше мрачнеть просто некуда. Так что веселой назвать эту компанию никто бы не смог.
- Товарищ Генеральный секретарь, генерал армии Рябинченко по вашему приказанию прибыл! - старательно, как солдат-первогодок, доложил председатель.
Грибачев на миг поднял голову:
- Вы читаете американские газеты?
Рябинченко языков не знал, потому, даже если бы захотел, не мог читать ни американских, ни английских, ни китайских, ни каких-либо еще газет. Поэтому он на мгновение задумался, но тонким чутьем аппаратчика понял, что сейчас находчивость важней, чем правда.
- Так точно, товарищ Генеральный секретарь! Но не в сплошную аналитический отдел готовит обзоры... Могли что-то и упустить...
Грибачев строго сверкнул стеклами очков.
- А вы в курсе дела, что бывший атташе американского посольства, некто Сокольски, ведет линию на подрыв доверия к нашей стране? Он дискредитирует новую политику СССР в глазах всего международного сообщества! Под угрозой находится моя встреча с президентом США, пакет важных соглашений и договоров, которые долго и старательно готовили товарищи Малин и Громов, могут оказаться в мусорной корзине!
Министр и заведующий отделом осуждающе уставились на председателя и одновременно кивнули, подтверждая правильность слов Генсека. Мумия Сумова не шелохнулась, но вид главного идеолога страны выражал крайнюю степень недовольства.
- Так точно, товарищ Генеральный секретарь, мы принимаем меры! Рябинченко поспешно выставил перед собой папку, словно щит, спасающий от трех испепеляющих взглядов.- Вот здесь все документы по специальной операции, которую мы проводим против этого провокатора Сокольского! Генерал Вострецов непосредственно руководит ею... Мы можем доложить... И ответить на вопросы...
Рябинченко сделал жест, как бы выдвигая Вострецова на первый план. Тот обреченно склонил голову, разглядывая узорчатый, зеркально блестящий паркет.
- Вы с генералом мне это уже докладывали, - поморщился Грибачев. - И приводили бойца, настоящего героя, который согласился испортить себе кожу ради выполнения задания Родины. Это образцовый парень, такими надо гордиться! Но ведь он исполнитель. И добьется успеха только тогда, когда им умело руководят. А вы руководители. И где же результаты вашей работы?
- Результаты будут в ближайшее время, товарищ Генеральный секретарь! - с максимальной убежденностью, на которую был способен, отчеканил Рябинченко.
- Так точно, в ближайшее время! - эхом повторил Вострецов.
- Э-э-э...
Скрипучий звук, напоминающий скрежет заржавевших дверных петель, издала мумия Сумова. Грибачев снял очки, лицо его выразило внимание и заинтересованность.
- Да, да, Михаил Андреевич, вы хотите что-то сказать?
Секретарь по идеологии не изменил выражения лица и не повернул голову.
- Партия доверила вам защиту народа от происков внутренних и внешних врагов. - Бесцветный скрипучий голос был настолько тихим, что разобрать слова удавалось с трудом.- Если вы не справляетесь с этой задачей, партия откажет вам в доверии. Это все, идите.
То ли от замогильного голоса, то ли от реальности угрозы по спине Рябинченко пробежали мурашки.
- Идите! - кивнул Грибачев, вновь надевая очки.
Рябинченко повернулся через правое плечо, а генерал Вострецов пятился до самой двери.
Когда они оказались в приемной, к председателю вернулась обычная властность и уверенность в себе.
- Три недели! - не глядя на Вострецова, процедил он. - Не будет результата - положишь партбилет и пойдешь на улицу! Свободен!
Когда за Рябинченко закрылась дверь, Вострецов повернулся к ожидающему указаний Петрунову.
- Две недели сроку! - рявкнул генерал. - Провалишь операцию - пеняй на себя!
- Есть! - ответил подполковник.
* * *
- Слышь, Яков Семенович, а откуда ты Перепела-то знаешь? - поинтересовался Расписной.
Шнитман ненадолго задумался, потом махнул рукой:
- А-а-а! Какие тут государственные тайны! Тем более что тебе, Володенька, я полностью доверяюсь...
В тускло освещенной камере заканчивался очередной день. Зубач дулся с Драным в карты, Хорек, Груша и Скелет с интересом наблюдали за ними. Игра шла на отжимания, Драный раз за разом проигрывал и обреченно упирался в пол дрожащими руками.
- Раз! Два! Три! - азартно орали несколько глоток. - Давай, давай, только не перни! Нет, ты грудью Доставай! Не филонь, зараза!
Груша, пыхтя, сосредоточенно шлифовал о пол сантиметровый кусок зубной щетки. Накануне Челюсть разрекламировал "спутники" (1) и пообещал безболезненно вставить их каждому желающему. Желающим оказался Груша, теперь он тщательно готовил заготовку для будущего предмета мужской гордости.
1 "Спутники" ("шарики") - круглые или овальные предметы, обычно из пластмассы, реже - из дерева или стали, вживляемые в крайнюю плоть.
- Вот так пойдет? - Груша протянул своему наставнику похожий на фасолину кусок пластмассы.
- Если у тебя конец как локоть - пойдет... А то поменьше сделай, чтоб кожу не натягивала. Лучше "виноградную гроздь" замастырим - штуки две всадим или три, как у меня. За тобой бабы табуном бегать будут!
- Не, три много, - засомневался Груша. О том, что в ближайшие пять лет он вообще не увидит ни одной бабы, будущий герой-любовник, очевидно, не думал.
- Так вот, Володя, - продолжил Шнитман. - У нас от блатных вечно проблемы были. Знаешь, как злые люди говорят: торгаши деньгами напиханы! То квартиру у кого обворуют, то магазин... Куда пожаловаться? В милицию нельзя - внимание к себе зачем привлекать? Сразу вопросы: на какие деньги все это золото, хрустали, магнитофоны... А я подумал, подумал: у воров-то тоже начальство есть! А Сеня от меня через улицу жил, я про него слыхивал, он про меня. Ну и пошел к нему... Маслица взял, колбаски хорошей, конфет, пару бутылочек коньяку... Поговорили по-людски и договорились так: я ему продукты подкидываю, деньжат, а он и меня, и мои магазины охраняет...
- Как так? - притворно удивился Вольф. - Западло это. Вор воровать должен, а не с рук кормиться!
- Может, и западло, - кивнул Яков Семенович. - Только с тех пор проблем у нас не стало. Больше того: еду в Ялту на отдых, деньги при себе везу немалые, а в коридоре два корешка Сениных курят да за порядком приглядывают. А рожи у них, я тебе скажу, еще те! Пьяные, хулиганы, шантрапа всякая - мимо моего купе пулей пролетали! И деньги в сохранности, и за себя я спокоен. Ну, за это, конечно, отдельно доплачивал...
Шнитман печально улыбнулся.
- Знаешь, Володя, у меня много солидных знакомых было - и из торга, и из жилконторы, даже из ОБХСС, начальник телефонной станции в гости ходил... Но когда я подружился с Сеней, мне стало гораздо спокойней жить! Потому что он мог то, чего не могли другие... Для него запретов не было!
- Прям-таки! - усмехнулся Вольф. - И ментов он не боялся?
- Боялся, - согласился Шнитман. - Как не бояться, если их сила! Вскоре присел Сеня на четыре года. Дурак бы про него забыл, а я - нет. Мамашку нашел и стал каждый месяц ей по сотне переводить! И дружба промеж нами окончательно укрепилась! Ведь На воле Сеня или в тюрьме - неважно, он отовсюду помочь может...
- Гля, ты чего! - возмущенно завопил Драный. - Я себе жилы рвал, а он фуфло гонит!
Внимание обитателей хаты переключилось та картежников.
С притворной сосредоточенностью Зубач отжимался от стены и четко считал:
- Двадцать один, двадцать два, двадцать три... Все!
Он отряхнул руки и обернулся к Драному:
- Ты чего орешь, гнида? Чем недоволен?!
- Дык как чем? От пола надо отжиматься! От пола!
- А ну глохни! - Зубач угрожающе вытаращил наглые глаза. - Мы договаривались - от пола или от стены? Договаривались? Говори!
- Договаривались - на отжимания! А отжимаются от пола! Как я - вон, гляди, до сих пор руки дрожат!
- Раз не договаривались - волну не гони! - наступал Зубач. - Кто хочет от пола отжимается, кто хочет - от потолка, кто хочет - от стены! Ты от пола захотел, я от стены. Так чего ты волну гонишь?! Чего хипишишься? Знаешь, что за гнилой наезд бывает?
- Верно, - вмешался Катала. - Раз не договаривались, значит, каждый отжимается как хочет!
- Слыхал? Или на правилку хочешь? - Зубач толкнул Драного в грудь. Тот спрятал руки за спину и попятился.
- Ладно, заглох. - Он понуро пошел к своему месту.
- Слышь, Драный, давай я и тебе "шарик" под шкуру запущу! - крикнул ему вслед Челюсть. - Почти за ништяк! Две пачки чая, и все дела!
- Мне вставляй. - Груша держал на ладони гладко отшлифованную пластмассовую фасолину. - Только чтоб все ништяк... Надо моечку острую найти...
- Острую нельзя - плохо зарастать будет. У меня есть чем... Давай принимай наркоз!
Груша извлек спрятанный в матраце неполный флакончик "Шипра". Накануне он специально выменял его у калмыка за почти новые ботинки. Взболтав ядовито-зеленую жидкость, он вытряхнул ее в алюминиевую кружку. Перебивая привычную вонь, по камере распространился резкий запах одеколона.
- Я б тоже вмазал! - мечтательно сказал Скелет.
Закрыв глаза, Груша медленно выцедил содержимое кружки. Было заметно, что удовольствия он не получает. По подбородку потекли быстрые маслянистые капли.
- Бр-р-р! - Грушу передернуло, он громко отрыгнул.
- Оставь немного для дезинфекции. - Челюсть, как готовящийся к операции хирург, разложил на краешке стола "шарик", половину супинатора, толстую книгу афоризмов, лоскут от носового платка, две таблетки стрептоцида и две ложки.
Протерев "шарик" и заостренный конец супинатора остатками одеколона, он в пудру растолок ложками таблетки.
- Ну как, словил кайф?
- Вроде...
Одеколон действует быстро, вызванное им отравление напоминает наркотическое опьянение. Вид у Груши был такой, будто он выпил бутылку водки.
- Давай, выкладывай свою корягу...
Груша спустил штаны и примостился к столу, уложив на край свою мужскую принадлежность. Словно в ожидании боли, она была сморщенной и почему-то коричневого цвета.
- А ну-ка давай сюда...
Челюсть оттянул крайнюю плоть, прижал ее супинатором и ударил сверху книгой. Брызнула кровь, Груша застонал. Не отвлекаясь, цыган стал засовывать в рану обработанный кусок пластмассы. Груша застонал громче.
- Да все уже, все...
Челюсть засыпал рану стрептоцидом и ловко обмотал раненый орган лоскутом тонкой ткани.
- Вначале распухнет, потом пройдет. А за неделю совсем заживет.
- И не очень-то больно, - приободрился Груша.
- Видишь!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13