Черт побери! Второй клерк--это уже особа с весом, он не должен ни играть на честное слово, ни переходить границы в чем бы то ни было. Став вторым клерком, надо уже думать о том, как бы стать стряпчим. Итак, пей в меру, играй в меру, держись с подобающим достоинством -- вот тебе наказ. Главное -- не забудь возвратиться домой к полуночи, так как в семь часов утра ты уже должен быть в суде, чтобы получить там решение. Веселиться никому не возбраняется, но дело -- прежде всего.
-- Слышишь, Оскар? -- сказала г-жа Клапар.-- Ты видишь, насколько господин Годешаль снисходителен и как он умеет согласовать удовольствия молодости с обязанностями своей профессии!
Тут явились портной и сапожник; г-жа Клапар воспользовалась этим, чтобы остаться наедине с первым клерком и вернуть ему те сто франков, которые он только что дал Оскару.
-- Ах, сударь! -- сказала она ему. -- Благословения матери будут сопутствовать вам повсюду, во всех ваших начинаниях.
Затем мать испытала высшее счастье -- она увидела своего сына хорошо одетым; в награду за его усердие она подарила ему золотые часы, купленные на ее сбережения.
-- Через неделю ты будешь тянуть жребий, -- сказала она, -- и так как надо предвидеть заранее, что ты можешь вытянуть несчастливый номер, я отправилась к твоему дяде Кардо: он весьма доволен тобой. Узнав, что ты в двадцать лет уже стал вторым клерком и что ты с успехом выдержал экзамены в Юридической школе, он был очень обрадован и обещал дать деньги, чтобы нанять тебе рекрута-заместителя. Разве ты не испытываешь некоторого удовольствия, видя, как вознаграждается хорошее поведение? И если ты иногда терпишь нужду, то подумай о том, что лет через пять ты уже сможешь обзавестись собственной конторой. Наконец подумай, котик, как ты радуешь свою мать...
Лицо Оскара, осунувшееся от службы и занятий, приобрело выражение некоторой серьезности. Он уже перестал расти, у него начала пробиваться борода -- словом, подросток становился мужчиной Мать не могла сдержать своего восхищения и сказала, нежно обнимая его:
-- Веселись, но помни советы доброго господина Годешаля! Ах, чуть не забыла! Вот тебе еще подарок от нашего друга Моро: красивый бумажник.
-- Он мне как раз очень нужен, потому что патрон дал мне пятьсот франков, чтобы уплатить за выписку из этого проклятого приговора по делу Ванденеса против Ванденеса, а я не хочу оставлять деньги в комнате.
-- Ты решил носить их при себе? -- испуганно спросила мать. -- А вдруг ты потеряешь такую сумму? Не лучше ли пока отдать их на хранение господину Годешалю?
-- Годешаль! -- позвал Оскар, вполне согласившись с матерью.
Но Годешаль, как и все клерки, по воскресеньям бывал в конторе только от десяти до двух, и уже ушел.
Когда г-жа Клапар удалилась, Оскар пошел бродить по бульварам перед тем как отправиться на званый завтрак. Да и как было не щегольнуть новым дорогим платьем, которое он носил с гордостью и радостью, памятной, вероятно, всем молодым людям, испытавшим нужду при первых шагах в жизни? Красивый голубой кашемировый жилет шалью, черные казимировые панталоны со складкой, черный, ловко сшитый фрак и трость с позолоченным набалдашником, приобретенная на его собственные сбережения, доставляли вполне естественную радость бедному юноше, невольно вспоминавшему о том, как он был одет в день своего путешествия в Прэль и какое впечатление на него произвел тогда Жорж. К тому же Оскару предстоял восхитительный день, полный удовольствий, а вечером он должен был, наконец, увидеть высшее общество! Этот молодой клерк был лишен всяких развлечений и давно мечтал о кутеже, признаемся поэтому, что закипевшие страсти легко могли заглушить в нем все советы и наставления матери и Годешаля. К стыду молодости надо сказать, что в советах и предостережениях у нее нет недостатка. Независимо от утренних наставлений Оскар и сам испытывал к Жоржу какую-то неприязнь; он чувствовал себя униженным перед этим свидетелем сцены, которая разыгралась в гостиной прэльского замка, когда Моро швырнул Оскара к ногам графа де Серизи. Область морали имеет свои законы, они неумолимы, и кара неизбежно постигает того, кто не хочет с ними считаться. Особенно один закон, которому беспрекословно, и притом всегда, подчиняются даже животные. Этот закон препятствует нам общаться с тем, кто хотя бы раз причинил нам вред нечаянно или преднамеренно, вольно или невольно. Человек, по вине которого мы потерпели некогда ущерб или испытали большую неприятность, всегда будет для нас роковым. Поэтому, какое бы высокое положение он ни занимал, какую бы привязанность мы к нему ни питали,-- с ним следует порвать, ибо он послан нашим злым гением. И хотя христианское чувство в нас противится такому решению, нужно этому суровому закону подчиняться, так как в основе его лежит социальное начало и инстинкт самосохранения. Дочь Якова II, занявшая отцовский престол, вероятно, не раз оскорбляла отца и до узурпации. Иуда, наверно, нанес Христу несколько жестоких ударов еще до того, как он его предал. Есть в нас внутреннее зрение, некое око души, которое провидит катастрофы, и неприязнь, испытываемая нами к таким роковым людям, --следствие этого провидения; религия повелевает нам преодолеть эту неприязнь, однако в душе у нас все же остается недоверие, к голосу которого следует неустанно прислушиваться. Но мог ли Оскар в свои двадцать лет быть столь дальновидным? Увы! Когда юноша в половине третьего вошел в залу "Канкальской Скалы", где, кроме клерков, находилось еще три гостя, а именно: старик капитан драгунского полка по фамилии Жирудо; Фино, журналист, от которого зависело устроить Флорентине дебют в Опере; дю Брюэль, писатель, друг Туллии, одной из соперниц Мариетты на сцене, -- второй клерк почувствовал, как при первых же рукопожатиях, при первых попытках молодых людей завязать беседу возле стола, роскошно сервированного на двенадцать персон, его затаенная враждебность исчезает, словно дым. Да и действительно, Жорж был с Оскаром чрезвычайно любезен.
-- Вы занимаетесь частной дипломатией, -- сказал ему Жорж, -- ибо какая же разница между послом и стряпчим? Только та, что отличает целую нацию от отдельного человека. Послы --это стряпчие народов! Если я могу вам быть полезен, приходите ко мне.
-- Знаете, -- сказал Оскар, -- теперь я могу вам в этом признаться, --вы были причиной постигшего меня большого несчастья...
-- Ах, бросьте! -- промолвил Жорж, выслушав рассказ о злоключениях второго клерка. -- Ведь это граф де Серизи себя дурно вел. А жена его вовсе не в моем вкусе. И будь он хоть трижды министром и пэром Франции, я бы не желал очутиться в его красной коже. У него мелкая душонка, и мне теперь наплевать на него.
Оскар с истинным удовольствием слушал насмешки Жоржа над графом де Серизи, так как они некоторым образом смягчали его собственную вину; и он разделял мстительное чувство бывшего клерка, с увлечением предрекавшего дворянству все те беды, о которых буржуазия тогда еще только мечтала и которые должны были осуществиться в 1830 году. В половине четвертого началось священнодействие. Десерт был подан только в восемь часов вечера; каждая перемена занимала по два часа. Только клерки умеют так есть! Желудки молодых людей между восемнадцатью и двадцатью годами остаются для медицины загадкой. Вина сделали честь Борелю, заменившему в те годы славного Балена, создателя лучшего в Париже ресторана по изысканности и совершенству кухни, а если лучшего в Париже, значит и во всем свете.
За десертом был составлен протокол этого валтасарова пира, начинавшийся так: Inter pocula aurea restauranti, qui vulgo dicitur Rupes Cancali [Средь золотистых бокалов в ресторане, в просторечии именуемом "Канкальская Скала" (испорч. лат.).]. По этому вступлению легко представить себе блестящую страницу, которая прибавилась в "Золотой книге" записей, повествовавших о завтраках писцов.
Годешаль подписал протокол и исчез, предоставив одиннадцати пирующим под предводительством бывшего капитана императорской гвардии провозглашать тосты и поглощать вина и ликеры, поданные на десерт вместе с разнообразными фруктами, пирамиды которых напоминали фиванские обелиски. В половине одиннадцатого младший клерк конторы был настолько пьян, что оставаться за столом уже не мог, и Жорж погрузил мальчугана в экипаж, дал кучеру адрес его матери и заплатил за него. Остальные десять гостей, пьяные как Питт и Дундас, решили, ввиду прекрасной погоды, отправиться пешком по бульварам к маркизе де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос, где им предстояло около полуночи увидеть самое блестящее светское общество. Все они жаждали подышать свежим воздухом; но, за исключением Жоржа, Жирудо, дю Брюэля и Фино, привычных к парижским оргиям, никто не был в состоянии идти. Жорж послал на извозчичий двор за тремя колясками и в течение часа катал своих гостей по внешним бульварам, от Монмартра до Тронной заставы. Затем через Берси, по набережным и бульварам, компания направилась на Вандомскую улицу
Клерки еще витали в облаках мечтаний, куда хмель обычно возносит молодых людей, когда их амфитрион ввел ватагу в гостиные Флорентины. Там блистали принцессы театра, видимо предупрежденные относительно затеи Фредерика и разыгрывавшие из себя светских дам. Гости освежались мороженым. Многочисленные канделябры пылали, как факелы. Лакеи Туллии, госпожи дю Валь-Нобль и Флорины, все в парадных ливреях, разносили сласти на серебряных подносах. Портьеры--шедевр лионской промышленности, -- подобранные золотыми шнурами, ослепляли своей роскошью. Яркие ковры казались клумбами От пестрых безделушек и редкостей рябило в глазах. Клерки, и особенно Оскар, в том состоянии, в которое их привел Жорж, сразу поверили, что они у маркизы де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос. На четырех ломберных столах, расставленных в спальне, золото так и сверкало. В гостиной женщины играли в "двадцать одно", причем банк держал знаменитый писатель Натан. После неосвещенных внешних бульваров, где только что блуждали пьяные и полусонные клерки, им казалось, что они пробуждаются в настоящем дворце Армиды . Оскар, которого Жорж представил мнимой маркизе, был совсем ошеломлен и не узнал танцовщицы из театра Гетэ: женщина, стоявшая перед ним в платье с изящным вырезом и дорогими кружевами, напоминала виньетку из кипсека. Она встретила его так любезно и с такими церемониями, каких не мог ни видеть, ни вообразить юный клерк, получивший столь суровое воспитание. Оскар любовался роскошным убранством комнат и красивыми веселыми женщинами, которые состязались друг с другом в изысканности своих туалетов, чтобы придать этому вечеру как можно больше блеска и великолепия. Флорентина взяла клерка за руку и увлекла к столу, где играли в "двадцать одно".
-- Идемте, я хочу вас представить моей приятельнице, прекрасной маркизе д'Англад...
И она подвела бедного Оскара к хорошенькой Фанни Бопре, уже два года заменявшей покойную Корали в сердце Камюзо. Молодая актриса только что приобрела известность благодаря исполнению роли маркизы в модной мелодраме "Семья д'Англадов" в театре Порт-Сен-Мартен.
-- Позволь, дорогая,--сказала Флорентина,--представить тебе прелестного юношу; можешь его принять в игру.
-- Ах, вот хорошо,--ответила с чарующей улыбкой актриса, окинув его взглядом, -- я проигрываю, будем ставить пополам, идет?
-- Маркиза, я к вашим услугам, -- заявил Оскар, усаживаясь рядом с хорошенькой актрисой.
-- Давайте деньги, -- сказала она, -- я буду играть на них, вы принесете мне счастье! Видите, вот мои последние сто франков...
И мнимая маркиза вынула из кошелька, колечки которого были украшены бриллиантами, пять червонцев. Оскар же извлек из кармана свои сто франков монетами по сто су, уже заранее стыдясь того, что ему придется смешать эти мерзкие экю с благородными червонцами. За десять туров актриса проиграла все двести франков.
-- Пустяки! -- воскликнула она. -- Теперь держать банк буду я. Мы опять будем играть вместе, хорошо? -- спросила она Оскара.
Фанни Бопре встала, и юный клерк, видя, что они привлекают к себе внимание всех сидящих за столом, не посмел отойти и сознаться, что у него не осталось ни гроша. Голос изменил ему, язык словно прилип к гортани.
-- Одолжи мне пятьсот франков, -- обратилась актриса к танцовщице.
Флорентина принесла ей пятьсот франков, которые взяла у Жоржа, только что выигравшего восемь раз подряд в экарте.
-- Натан выиграл тысячу двести франков, -- сообщила актриса клерку, --банкометы всегда выигрывают. А мы тоже не дураки, -- шепнула она Оскару на ухо.
Люди, обладающие сердцем, воображением и способностью увлекаться, поймут почему Оскар вынул бумажник и извлек оттуда билет в пятьсот франков. Он смотрел на Натана, знаменитого писателя, который принялся вместе с Флориной играть по большой против банкомета.
-- Ну же, мой мальчик, берите! -- крикнула Оскару Фанни Бопре и сделала знак взять двести франков, поставленные Флориной и Натаном.
Актриса не скупилась на шутки и насмешки по адресу проигрывающих. Она оживляла игру выходками, которые казались Оскару весьма странными; однако радость заглушила эти размышления: после первых двух туров они выиграли две тысячи франков. Оскару очень хотелось сделать вид, что ему неможется, и уйти, бросив свою партнершу на произвол судьбы, но честь пригвоздила ею к месту.
Три последующих тура лишили их всего выигрыша. Оскар почувствовал, что на спине у него выступил холодный пот, он окончательно протрезвел. В последние два тура была проиграна их общая тысяча; Оскару захотелось пить, и он осушил один за другим три стакана ледяного пунша. Актриса, болтая всякий вздор, увела бедного клерка в спальню. Но там сознание собственной вины охватило Оскара с такой силой, -- Дерош казался ему видением из кошмара, --что он упал на роскошную оттоманку, стоявшую в темном углу, и, прикрыв глаза платком, плакал! Как актриса, Флорентина сразу заметила эту выразительную позу, говорившую об искреннем страдании, подбежала к Оскару, отняла у него платок, увидела, что он плачет, и увела его в будуар.
-- Что с тобой, мой маленький? -- спросила она.
В этом голосе, в этих словах, в этой интонации Оскару послышалась та материнская нежность, которая нередко таится в ласковости подобных женщин.
-- Я проиграл пятьсот франков, которые патрон дал мне, чтобы внести завтра в суд... Теперь мне остается только утопиться, -- сказал он. -- Я опозорен...
-- Вот глупыш! -- отозвалась Флорентина. -- Сидите здесь, я сейчас принесу вам тысячу. Постарайтесь отыграться, но рискуйте только пятьюстами, чтобы сохранить деньги патрона. Жорж чертовски ловко играет в экарте, держите на него пари...
Оскар был в безвыходном положении и принял предложение хозяйки.
"Ах, -- подумал он, -- только маркизы могут быть так великодушны... Красива, благородна, несметно богата... вот счастливец этот Жорж!"
Он получил от Флорентины тысячу франков золотом и решил держать пари на своего мистификатора. Когда Оскар подсел к нему, Жорж уже выиграл четыре раза подряд. Игроки с удовольствием встретили нового участника пари, потому что все инстинктивно держали за старого наполеоновского офицера Жирудо.
-- Господа, -- сказал Жорж, -- вы будете наказаны за измену. Я сегодня в ударе. Давайте, Оскар, разгромим их!
Жорж и его партнер проиграли пять раз подряд. Спустив всю свою тысячу, Оскар, которым овладел азарт, стал играть сам, и случилось, как это бывает нередко с новичками, что он начал выигрывать; однако Жорж совсем сбил его с толку своими советами; он подговаривал Оскара сбросить карты, не раз вырывал их у него из рук, и эта борьба двух воль, двух вдохновений мешала удаче. К трем часам утра, после многих превратностей, нежданных выигрышей и проигрышей, Оскар, продолжавший потягивать пунш, дошел до того, что у него осталось всего-навсего сто франков. Тогда он поднялся в отчаянье, с отяжелевшей головой, сделал несколько шагов и рухнул в будуаре на софу, где и заснул мгновенно мертвым сном.
-- Мариетта, -- говорила Фанни Бопре сестре Годешаля, приехавшей в два часа ночи,--хочешь завтра пообедать здесь? Будет мой Камюзо и папаша Кардо. Мы хорошенько подразним их.
-- Вот как? -- воскликнула Флорентина.-- Мой старый чудак мне ни словом об этом не обмолвился!
-- Он приедет утром сказать тебе, что намерен спеть "Мамашу Годишон", -- ответила Фанни Бопре, -- надо же бедняге отпраздновать твое новоселье.
-- Ну его к черту с его оргиями! -- воскликнула Флорентина.-- Они с зятем -- хуже чиновников или директоров театра. А впрочем, Мариетта, здесь можно отлично пообедать,-- сказала она примадонне, -- Кардо всегда заказывает обед у Шеве, приезжай и ты со своим герцогом Мофриньезом, мы подурачимся, и они под нашу дудочку попляшут, как тритоны!
Услышав имена Кардо и Камюзо, Оскар сделал усилие, чтобы стряхнуть с себя сон, но только пробормотал что-то и снова упал на атласную подушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
-- Слышишь, Оскар? -- сказала г-жа Клапар.-- Ты видишь, насколько господин Годешаль снисходителен и как он умеет согласовать удовольствия молодости с обязанностями своей профессии!
Тут явились портной и сапожник; г-жа Клапар воспользовалась этим, чтобы остаться наедине с первым клерком и вернуть ему те сто франков, которые он только что дал Оскару.
-- Ах, сударь! -- сказала она ему. -- Благословения матери будут сопутствовать вам повсюду, во всех ваших начинаниях.
Затем мать испытала высшее счастье -- она увидела своего сына хорошо одетым; в награду за его усердие она подарила ему золотые часы, купленные на ее сбережения.
-- Через неделю ты будешь тянуть жребий, -- сказала она, -- и так как надо предвидеть заранее, что ты можешь вытянуть несчастливый номер, я отправилась к твоему дяде Кардо: он весьма доволен тобой. Узнав, что ты в двадцать лет уже стал вторым клерком и что ты с успехом выдержал экзамены в Юридической школе, он был очень обрадован и обещал дать деньги, чтобы нанять тебе рекрута-заместителя. Разве ты не испытываешь некоторого удовольствия, видя, как вознаграждается хорошее поведение? И если ты иногда терпишь нужду, то подумай о том, что лет через пять ты уже сможешь обзавестись собственной конторой. Наконец подумай, котик, как ты радуешь свою мать...
Лицо Оскара, осунувшееся от службы и занятий, приобрело выражение некоторой серьезности. Он уже перестал расти, у него начала пробиваться борода -- словом, подросток становился мужчиной Мать не могла сдержать своего восхищения и сказала, нежно обнимая его:
-- Веселись, но помни советы доброго господина Годешаля! Ах, чуть не забыла! Вот тебе еще подарок от нашего друга Моро: красивый бумажник.
-- Он мне как раз очень нужен, потому что патрон дал мне пятьсот франков, чтобы уплатить за выписку из этого проклятого приговора по делу Ванденеса против Ванденеса, а я не хочу оставлять деньги в комнате.
-- Ты решил носить их при себе? -- испуганно спросила мать. -- А вдруг ты потеряешь такую сумму? Не лучше ли пока отдать их на хранение господину Годешалю?
-- Годешаль! -- позвал Оскар, вполне согласившись с матерью.
Но Годешаль, как и все клерки, по воскресеньям бывал в конторе только от десяти до двух, и уже ушел.
Когда г-жа Клапар удалилась, Оскар пошел бродить по бульварам перед тем как отправиться на званый завтрак. Да и как было не щегольнуть новым дорогим платьем, которое он носил с гордостью и радостью, памятной, вероятно, всем молодым людям, испытавшим нужду при первых шагах в жизни? Красивый голубой кашемировый жилет шалью, черные казимировые панталоны со складкой, черный, ловко сшитый фрак и трость с позолоченным набалдашником, приобретенная на его собственные сбережения, доставляли вполне естественную радость бедному юноше, невольно вспоминавшему о том, как он был одет в день своего путешествия в Прэль и какое впечатление на него произвел тогда Жорж. К тому же Оскару предстоял восхитительный день, полный удовольствий, а вечером он должен был, наконец, увидеть высшее общество! Этот молодой клерк был лишен всяких развлечений и давно мечтал о кутеже, признаемся поэтому, что закипевшие страсти легко могли заглушить в нем все советы и наставления матери и Годешаля. К стыду молодости надо сказать, что в советах и предостережениях у нее нет недостатка. Независимо от утренних наставлений Оскар и сам испытывал к Жоржу какую-то неприязнь; он чувствовал себя униженным перед этим свидетелем сцены, которая разыгралась в гостиной прэльского замка, когда Моро швырнул Оскара к ногам графа де Серизи. Область морали имеет свои законы, они неумолимы, и кара неизбежно постигает того, кто не хочет с ними считаться. Особенно один закон, которому беспрекословно, и притом всегда, подчиняются даже животные. Этот закон препятствует нам общаться с тем, кто хотя бы раз причинил нам вред нечаянно или преднамеренно, вольно или невольно. Человек, по вине которого мы потерпели некогда ущерб или испытали большую неприятность, всегда будет для нас роковым. Поэтому, какое бы высокое положение он ни занимал, какую бы привязанность мы к нему ни питали,-- с ним следует порвать, ибо он послан нашим злым гением. И хотя христианское чувство в нас противится такому решению, нужно этому суровому закону подчиняться, так как в основе его лежит социальное начало и инстинкт самосохранения. Дочь Якова II, занявшая отцовский престол, вероятно, не раз оскорбляла отца и до узурпации. Иуда, наверно, нанес Христу несколько жестоких ударов еще до того, как он его предал. Есть в нас внутреннее зрение, некое око души, которое провидит катастрофы, и неприязнь, испытываемая нами к таким роковым людям, --следствие этого провидения; религия повелевает нам преодолеть эту неприязнь, однако в душе у нас все же остается недоверие, к голосу которого следует неустанно прислушиваться. Но мог ли Оскар в свои двадцать лет быть столь дальновидным? Увы! Когда юноша в половине третьего вошел в залу "Канкальской Скалы", где, кроме клерков, находилось еще три гостя, а именно: старик капитан драгунского полка по фамилии Жирудо; Фино, журналист, от которого зависело устроить Флорентине дебют в Опере; дю Брюэль, писатель, друг Туллии, одной из соперниц Мариетты на сцене, -- второй клерк почувствовал, как при первых же рукопожатиях, при первых попытках молодых людей завязать беседу возле стола, роскошно сервированного на двенадцать персон, его затаенная враждебность исчезает, словно дым. Да и действительно, Жорж был с Оскаром чрезвычайно любезен.
-- Вы занимаетесь частной дипломатией, -- сказал ему Жорж, -- ибо какая же разница между послом и стряпчим? Только та, что отличает целую нацию от отдельного человека. Послы --это стряпчие народов! Если я могу вам быть полезен, приходите ко мне.
-- Знаете, -- сказал Оскар, -- теперь я могу вам в этом признаться, --вы были причиной постигшего меня большого несчастья...
-- Ах, бросьте! -- промолвил Жорж, выслушав рассказ о злоключениях второго клерка. -- Ведь это граф де Серизи себя дурно вел. А жена его вовсе не в моем вкусе. И будь он хоть трижды министром и пэром Франции, я бы не желал очутиться в его красной коже. У него мелкая душонка, и мне теперь наплевать на него.
Оскар с истинным удовольствием слушал насмешки Жоржа над графом де Серизи, так как они некоторым образом смягчали его собственную вину; и он разделял мстительное чувство бывшего клерка, с увлечением предрекавшего дворянству все те беды, о которых буржуазия тогда еще только мечтала и которые должны были осуществиться в 1830 году. В половине четвертого началось священнодействие. Десерт был подан только в восемь часов вечера; каждая перемена занимала по два часа. Только клерки умеют так есть! Желудки молодых людей между восемнадцатью и двадцатью годами остаются для медицины загадкой. Вина сделали честь Борелю, заменившему в те годы славного Балена, создателя лучшего в Париже ресторана по изысканности и совершенству кухни, а если лучшего в Париже, значит и во всем свете.
За десертом был составлен протокол этого валтасарова пира, начинавшийся так: Inter pocula aurea restauranti, qui vulgo dicitur Rupes Cancali [Средь золотистых бокалов в ресторане, в просторечии именуемом "Канкальская Скала" (испорч. лат.).]. По этому вступлению легко представить себе блестящую страницу, которая прибавилась в "Золотой книге" записей, повествовавших о завтраках писцов.
Годешаль подписал протокол и исчез, предоставив одиннадцати пирующим под предводительством бывшего капитана императорской гвардии провозглашать тосты и поглощать вина и ликеры, поданные на десерт вместе с разнообразными фруктами, пирамиды которых напоминали фиванские обелиски. В половине одиннадцатого младший клерк конторы был настолько пьян, что оставаться за столом уже не мог, и Жорж погрузил мальчугана в экипаж, дал кучеру адрес его матери и заплатил за него. Остальные десять гостей, пьяные как Питт и Дундас, решили, ввиду прекрасной погоды, отправиться пешком по бульварам к маркизе де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос, где им предстояло около полуночи увидеть самое блестящее светское общество. Все они жаждали подышать свежим воздухом; но, за исключением Жоржа, Жирудо, дю Брюэля и Фино, привычных к парижским оргиям, никто не был в состоянии идти. Жорж послал на извозчичий двор за тремя колясками и в течение часа катал своих гостей по внешним бульварам, от Монмартра до Тронной заставы. Затем через Берси, по набережным и бульварам, компания направилась на Вандомскую улицу
Клерки еще витали в облаках мечтаний, куда хмель обычно возносит молодых людей, когда их амфитрион ввел ватагу в гостиные Флорентины. Там блистали принцессы театра, видимо предупрежденные относительно затеи Фредерика и разыгрывавшие из себя светских дам. Гости освежались мороженым. Многочисленные канделябры пылали, как факелы. Лакеи Туллии, госпожи дю Валь-Нобль и Флорины, все в парадных ливреях, разносили сласти на серебряных подносах. Портьеры--шедевр лионской промышленности, -- подобранные золотыми шнурами, ослепляли своей роскошью. Яркие ковры казались клумбами От пестрых безделушек и редкостей рябило в глазах. Клерки, и особенно Оскар, в том состоянии, в которое их привел Жорж, сразу поверили, что они у маркизы де Лас-Флорентинас-и-Кабиролос. На четырех ломберных столах, расставленных в спальне, золото так и сверкало. В гостиной женщины играли в "двадцать одно", причем банк держал знаменитый писатель Натан. После неосвещенных внешних бульваров, где только что блуждали пьяные и полусонные клерки, им казалось, что они пробуждаются в настоящем дворце Армиды . Оскар, которого Жорж представил мнимой маркизе, был совсем ошеломлен и не узнал танцовщицы из театра Гетэ: женщина, стоявшая перед ним в платье с изящным вырезом и дорогими кружевами, напоминала виньетку из кипсека. Она встретила его так любезно и с такими церемониями, каких не мог ни видеть, ни вообразить юный клерк, получивший столь суровое воспитание. Оскар любовался роскошным убранством комнат и красивыми веселыми женщинами, которые состязались друг с другом в изысканности своих туалетов, чтобы придать этому вечеру как можно больше блеска и великолепия. Флорентина взяла клерка за руку и увлекла к столу, где играли в "двадцать одно".
-- Идемте, я хочу вас представить моей приятельнице, прекрасной маркизе д'Англад...
И она подвела бедного Оскара к хорошенькой Фанни Бопре, уже два года заменявшей покойную Корали в сердце Камюзо. Молодая актриса только что приобрела известность благодаря исполнению роли маркизы в модной мелодраме "Семья д'Англадов" в театре Порт-Сен-Мартен.
-- Позволь, дорогая,--сказала Флорентина,--представить тебе прелестного юношу; можешь его принять в игру.
-- Ах, вот хорошо,--ответила с чарующей улыбкой актриса, окинув его взглядом, -- я проигрываю, будем ставить пополам, идет?
-- Маркиза, я к вашим услугам, -- заявил Оскар, усаживаясь рядом с хорошенькой актрисой.
-- Давайте деньги, -- сказала она, -- я буду играть на них, вы принесете мне счастье! Видите, вот мои последние сто франков...
И мнимая маркиза вынула из кошелька, колечки которого были украшены бриллиантами, пять червонцев. Оскар же извлек из кармана свои сто франков монетами по сто су, уже заранее стыдясь того, что ему придется смешать эти мерзкие экю с благородными червонцами. За десять туров актриса проиграла все двести франков.
-- Пустяки! -- воскликнула она. -- Теперь держать банк буду я. Мы опять будем играть вместе, хорошо? -- спросила она Оскара.
Фанни Бопре встала, и юный клерк, видя, что они привлекают к себе внимание всех сидящих за столом, не посмел отойти и сознаться, что у него не осталось ни гроша. Голос изменил ему, язык словно прилип к гортани.
-- Одолжи мне пятьсот франков, -- обратилась актриса к танцовщице.
Флорентина принесла ей пятьсот франков, которые взяла у Жоржа, только что выигравшего восемь раз подряд в экарте.
-- Натан выиграл тысячу двести франков, -- сообщила актриса клерку, --банкометы всегда выигрывают. А мы тоже не дураки, -- шепнула она Оскару на ухо.
Люди, обладающие сердцем, воображением и способностью увлекаться, поймут почему Оскар вынул бумажник и извлек оттуда билет в пятьсот франков. Он смотрел на Натана, знаменитого писателя, который принялся вместе с Флориной играть по большой против банкомета.
-- Ну же, мой мальчик, берите! -- крикнула Оскару Фанни Бопре и сделала знак взять двести франков, поставленные Флориной и Натаном.
Актриса не скупилась на шутки и насмешки по адресу проигрывающих. Она оживляла игру выходками, которые казались Оскару весьма странными; однако радость заглушила эти размышления: после первых двух туров они выиграли две тысячи франков. Оскару очень хотелось сделать вид, что ему неможется, и уйти, бросив свою партнершу на произвол судьбы, но честь пригвоздила ею к месту.
Три последующих тура лишили их всего выигрыша. Оскар почувствовал, что на спине у него выступил холодный пот, он окончательно протрезвел. В последние два тура была проиграна их общая тысяча; Оскару захотелось пить, и он осушил один за другим три стакана ледяного пунша. Актриса, болтая всякий вздор, увела бедного клерка в спальню. Но там сознание собственной вины охватило Оскара с такой силой, -- Дерош казался ему видением из кошмара, --что он упал на роскошную оттоманку, стоявшую в темном углу, и, прикрыв глаза платком, плакал! Как актриса, Флорентина сразу заметила эту выразительную позу, говорившую об искреннем страдании, подбежала к Оскару, отняла у него платок, увидела, что он плачет, и увела его в будуар.
-- Что с тобой, мой маленький? -- спросила она.
В этом голосе, в этих словах, в этой интонации Оскару послышалась та материнская нежность, которая нередко таится в ласковости подобных женщин.
-- Я проиграл пятьсот франков, которые патрон дал мне, чтобы внести завтра в суд... Теперь мне остается только утопиться, -- сказал он. -- Я опозорен...
-- Вот глупыш! -- отозвалась Флорентина. -- Сидите здесь, я сейчас принесу вам тысячу. Постарайтесь отыграться, но рискуйте только пятьюстами, чтобы сохранить деньги патрона. Жорж чертовски ловко играет в экарте, держите на него пари...
Оскар был в безвыходном положении и принял предложение хозяйки.
"Ах, -- подумал он, -- только маркизы могут быть так великодушны... Красива, благородна, несметно богата... вот счастливец этот Жорж!"
Он получил от Флорентины тысячу франков золотом и решил держать пари на своего мистификатора. Когда Оскар подсел к нему, Жорж уже выиграл четыре раза подряд. Игроки с удовольствием встретили нового участника пари, потому что все инстинктивно держали за старого наполеоновского офицера Жирудо.
-- Господа, -- сказал Жорж, -- вы будете наказаны за измену. Я сегодня в ударе. Давайте, Оскар, разгромим их!
Жорж и его партнер проиграли пять раз подряд. Спустив всю свою тысячу, Оскар, которым овладел азарт, стал играть сам, и случилось, как это бывает нередко с новичками, что он начал выигрывать; однако Жорж совсем сбил его с толку своими советами; он подговаривал Оскара сбросить карты, не раз вырывал их у него из рук, и эта борьба двух воль, двух вдохновений мешала удаче. К трем часам утра, после многих превратностей, нежданных выигрышей и проигрышей, Оскар, продолжавший потягивать пунш, дошел до того, что у него осталось всего-навсего сто франков. Тогда он поднялся в отчаянье, с отяжелевшей головой, сделал несколько шагов и рухнул в будуаре на софу, где и заснул мгновенно мертвым сном.
-- Мариетта, -- говорила Фанни Бопре сестре Годешаля, приехавшей в два часа ночи,--хочешь завтра пообедать здесь? Будет мой Камюзо и папаша Кардо. Мы хорошенько подразним их.
-- Вот как? -- воскликнула Флорентина.-- Мой старый чудак мне ни словом об этом не обмолвился!
-- Он приедет утром сказать тебе, что намерен спеть "Мамашу Годишон", -- ответила Фанни Бопре, -- надо же бедняге отпраздновать твое новоселье.
-- Ну его к черту с его оргиями! -- воскликнула Флорентина.-- Они с зятем -- хуже чиновников или директоров театра. А впрочем, Мариетта, здесь можно отлично пообедать,-- сказала она примадонне, -- Кардо всегда заказывает обед у Шеве, приезжай и ты со своим герцогом Мофриньезом, мы подурачимся, и они под нашу дудочку попляшут, как тритоны!
Услышав имена Кардо и Камюзо, Оскар сделал усилие, чтобы стряхнуть с себя сон, но только пробормотал что-то и снова упал на атласную подушку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20