– Эй, мы тут подобрали одного старикана, он у нас в машине. Слонялся по парку. Не хотите взглянуть на него, дорогие дамы?
Тоби последовала за полицейским на парковку.
– Он ранен?
– Вроде нет. Но явно не в себе. Алкоголь я не унюхал, так что, думаю, это Альцгеймер. Или диабетический шок.
Отлично, подумала Тоби. Полицейский, который возомнил себя врачом.
– Он в сознании?
– Да. Он там, на заднем сиденье.
Полицейский открыл заднюю дверь патрульной машины.
Совершенно голый человек с тонкими ручками и ножками сидел, сжавшись в комок и мотая лысой головой из стороны в сторону. Он что-то бормотал себе под нос, Тоби не смогла разобрать слова. Что-то вроде «пора ложиться спать».
– Нашли его на скамейке в парке, – сообщил второй полицейский, который выглядел еще моложе своего партнера. – Тогда на нем еще было белье, но он снял его в машине. Остальную одежду мы нашли в парке, она на переднем сиденье.
– Хорошо, давайте отвезем его в помещение. – Тоби кивнула Вэл; та уже стояла с креслом на колесах.
– Давай, приятель, – подбодрил мужчину полицейский, – эти милые дамы о тебе позаботятся.
Но тот, еще крепче обхватив себя руками, принялся раскачиваться на своей худосочной попе.
– Не могу найти пижаму…
– Мы дадим вам пижаму, – пообещала Тоби. – Вы пойдете с нами внутрь, сэр. Мы подвезем вас на этом кресле.
Старик медленно повернулся и уставился на нее:
– Но я вас не знаю.
– Я доктор Харпер. Давайте-ка я помогу вам выйти из машины.
Она протянула ему руку.
Он воззрился на ее ладонь так, словно никогда не видел ничего подобного. Но в конце концов тоже потянулся к ней. Тоби обхватила его за талию и помогла вылезти из машины. Ощущение было такое, словно тащишь вязанку хвороста. Вэл подскочила с креслом – очень вовремя, поскольку ноги у мужчины начали подкашиваться. Его усадили в кресло, поместив голые ступни на специальную подставку. Вэл покатила его в приемный покой. Тоби вместе с одним из юных пухлощеких полицейских последовала за ними.
– Что-нибудь о нем известно?
– Нет, мэм. Он ничего нам не сообщил. Но не похоже, что он причинил себе какой-то вред, ничего такого.
– У него есть хоть какое-нибудь удостоверение личности?
– В кармане брюк лежит бумажник.
– Хорошо, нам нужно связаться с кем-нибудь из его ближайших родственников и выяснить, какие у него проблемы со здоровьем.
– Я принесу из машины его вещи.
Тоби прошла в смотровой кабинет.
Модин и Вэл, уже разместившие пациента на каталке, пристегивали его запястья ремнями к боковинам. Он все еще бормотал что-то про свою пижаму и делал неуверенные попытки сесть. Он все еще был голым, если не считать простыни, аккуратно прикрывавшей его бедра. От холода его грудь и руки время от времени покрывались мурашками.
– Он говорит, его зовут Гарри, – сообщила Модин, обертывая манжету тонометра вокруг руки старика. – Обручального кольца нет. Явных синяков тоже. Судя по запаху, ему пора помыться.
– Гарри, – обратилась к нему Тоби. – Вы не пострадали? У вас болит что-нибудь?
– Выключите свет. Я хочу спать.
– Гарри…
– Я не могу спать при этом чертовом свете.
– Давление сто пятьдесят на восемьдесят, – сказала Модин. – Пульс сто, ровный. – Она достала электронный термометр. – Давай-ка, милый. Положим это в ротик.
– Я не голоден.
– А это не едят, дорогой. Нам нужно измерить температуру.
Тоби не стала подходить ближе и несколько секунд разглядывала мужчину со стороны. Он мог двигать всеми четырьмя конечностями; несмотря на худобу, отличался сухой и жилистой мускулатурой, так что, похоже, не голодал. Его гигиеническое состояние – вот что не нравилось Тоби. Щеки старика покрывала по крайней мере недельная седая щетина, под нестрижеными ногтями чернела грязь. И Модин была права насчет запаха. Гарри действительно следовало помыться.
Электронный термометр пискнул, Модин вытащила его изо рта мужчины, посмотрела на датчик и нахмурилась.
– Тридцать семь и девять. Ты нормально себя чувствуешь, милок?
– Где моя пижама?
– Ух ты, у тебя и вправду заело.
Посветив фонариком пациенту в рот, Тоби увидела золотые коронки, их было пять. Взглянув на зубы пациента, многое можно сказать о социально-экономическом статусе человека. Пломбы и золотые коронки – средний класс и выше. Гнилые зубы и плохие десны выдают владельца пустого банковского счета. Либо того, кто смертельно боится зубного. В его дыхании не ощущалось ни алкоголя, ни фруктового запаха, свидетельствующего о диабетическом кетозе.
Осмотр она начала с головы. Ощупав череп, Тоби не обнаружила ни явных трещин, ни шишек. С помощью фонарика проверила реакцию зрачков – все в норме. То же самое можно было сказать о движениях глаз и рвотном рефлексе. Судя по всему, черепные нервы не задеты.
– Шли бы вы отсюда, – сказал он. – Я спать хочу.
– Вы ничего не повредили, Гарри?
– Не могу найти свою чертову пижаму. Вы ее взяли?
Тоби посмотрела на Модин.
– Так, давайте возьмем кровь. На общий анализ, на электролиты, на сахар. Нужно подготовить еще несколько пробирок с красной пробкой для биохимии и токсикологии. А еще нам нужно собрать мочу – видимо, при помощи катетера.
– Есть. – Модин уже держала наготове жгут и шприц.
Вэл придержала руку Гарри, чтобы та взяла кровь. Пациент, казалось, и не заметил, что ему вводили иглу.
– Все в порядке, дорогой, – сказала Модин, заклеивая место укола пластырем. – Ты очень хороший пациент.
– Вы не знаете, куда я положил свою пижаму?
– Я выдам тебе новую, прямо сейчас, подожди минутку. – Модин собрала пробирки. – Я отправлю их с пометкой «Джон Доу».
– Его зовут Гарри Слоткин, – сообщил один из полицейских. Он успел сходить к патрульной машине и теперь стоял в дверях, держа в руках брюки пациента. – Проверил его бумажник. Судя по паспорту, ему семьдесят два, живет в Синичьем переулке, дом сто девятнадцать. Это дальше по шоссе, в Казаркином Холме, том новом районе.
– Ближайшие родственники?
– Здесь есть телефон для экстренных случаев. Некто по имени Дэниел Слоткин. Номер бостонский.
– Я позвоню ему, – предложила Вэл и вышла из комнаты, задернув за собой штору.
Тоби осталась с пациентом. Она продолжила осмотр. Послушала сердце и легкие старика, прощупала брюшную полость и сухожилия. Она постукивала, тыкала и нажимала – ничего особенного не обнаруживалось. Возможно, это просто Альцгеймер, подумала она, отходя на шаг, чтобы как следует разглядеть пациента. Она слишком хорошо знала признаки этой болезни: нарушение памяти, ночные блуждания. Личность распадается, частичка за частичкой. Темнота губительна для этих больных. Стоит дневному свету померкнуть, они теряют зрительный контакт с окружающим миром. Возможно, Гарри Слоткин тоже стал жертвой сумерек: ночные психозы – обычное дело для страдающих Альцгеймером.
Тоби взяла обычный регистрационный бланк и начала писать, используя стандартные медицинские сокращения: ОПС – основные показатели стабильны; ЗОКР – зрачки одинаковые, круглые, реагируют на свет.
– Тоби! – позвала Вэл из-за шторы. – Я дозвонилась сыну господина Слоткина, он на линии.
– Иду, – отозвалась Тоби.
Она повернулась, чтобы отодвинуть занавеску. Тоби не знала, что по другую сторону от шторы стоит мобильный реанимационный набор. Она задела поднос; стальная кювета с грохотом упала на пол.
Тоби нагнулась, чтобы ее поднять, и в этот момент услышала за спиной другой звук – странное ритмичное постукивание. Она посмотрела на каталку.
У Гарри Слоткина подергивалась правая нога.
«У него припадок?»
– Господин Слоткин! – позвала Тоби. – Посмотрите на меня. Гарри, посмотрите на меня!
Взгляд мужчины сосредоточился на ее лице. Он все еще был в сознании, все еще мог реагировать на ее указания. Губы его двигались, неслышно складывая слова, но никаких звуков слышно не было.
Внезапно подергивание прекратилось, теперь нога лежала спокойно.
– Гарри!
– Я так устал, – пожаловался он.
– Что это было, Гарри? Вы пытались пошевелить ногой?
Он закрыл глаза и вздохнул:
– Погасите свет.
Тоби хмуро поглядела на пациента. Так что же это было – припадок? Или попытка высвободить привязанную лодыжку? Сейчас он выглядел совершенно спокойным, обе ноги лежали неподвижно.
Доктор отодвинула штору и подошла к сестринскому посту.
– Его сын на третьей линии, – сообщила Вэл.
Тоби взяла трубку.
– Алло! Господин Слоткин? Это доктор Харпер из клиники Спрингер. Вашего отца только что привезли к нам в отделение неотложной помощи. Похоже, он не пострадал, однако…
– Что с ним?
Тоби умолкла, озадаченная резкостью в голосе Дэниела Слоткина. Что это, раздражение? Или страх? Она спокойно ответила:
– Полиция нашла его в парке и привезла сюда. Он взволнован и растерян. Никаких очаговых неврологических проблем я не нахожу. Он не страдал болезнью Альцгеймера или какими-то другими заболеваниями?
– Нет. Нет, он никогда не болел.
– И слабоумия у него тоже не было?
– Отец соображает лучше меня.
– Когда вы последний раз видели его?
– Не знаю. Несколько месяцев назад, наверное.
Тоби выслушала это молча. Дэниел Слоткин проживает в Бостоне, то есть менее чем в сорока километрах отсюда. Не то расстояние, которым можно было бы объяснить нерегулярность встреч отца и сына.
Словно почувствовав ее незаданный вопрос, Дэниел Слоткин добавил:
– У моего отца очень насыщенная жизнь. Гольф. Ежедневный покер в местном клубе. Нам не всегда удается выбрать время для встречи.
– И несколько месяцев назад он был в ясном рассудке?
– Можно сказать и так. Когда я в последний раз виделся с отцом, он прочитал мне лекцию по инвестиционной стратегии. Все, от фондовых опционов до цен на сою. Даже для моей головы это чересчур.
– Он принимал лекарства?
– Насколько я знаю, нет.
– Вам известно имя его врача?
– Он посещал специалиста в частной клинике, что находится в Казаркином Холме, где он и живет. По-моему, фамилия доктора Валленберг. Послушайте, и насколько же не в себе мой отец?
– Полиция нашла его на скамейке в парке. Он снял с себя всю одежду.
Последовало долгое молчание.
– Боже.
– Я не вижу никаких внешних повреждений. Раз вы говорите, что слабоумия у него не было, значит, мы имеем дело с чем-то другим. Возможно, с микроинсультом. Или какие-то проблемы с обменом веществ.
– С обменом веществ?
– Например, повышенный уровень сахара в крови. Или пониженный уровень натрия. Оба эти фактора могут вызвать расстройство сознания.
Она услышала, как человек на том конце провода глубоко вздохнул. В этом звуке чувствовалась усталость. И возможно, разочарование. Пять часов утра. Разбуди любого в такое время да такими новостями – что ж удивляться утомленному тону.
– Было бы хорошо, если бы вы смогли приехать, – сказала Тоби. – Возможно, знакомое лицо его успокоит.
Молчание.
– Господин Слоткин!
– Видимо, придется, – вздохнул он.
– Если кто-то другой из членов семьи может это сделать…
– Больше никого нет. В любом случае он будет ожидать, что я появлюсь. Чтобы убедиться, что все делается правильно.
Тоби повесила трубку. В последних словах Дэниела Слоткина ей почудилась некая угроза: «убедиться, что все делается правильно». А почему, интересно, она должна была что-то сделать неправильно?
Она снова сняла трубку и, набрав номер клиники Казаркин Холм, оставила сообщение, что их пациент Гарри Слоткин находится в отделении неотложной помощи с расстройством сознания. Затем она позвонила на пейджер технику рентгенкабинета.
Через минуту тот перезвонил из дома, его сонный голос звучал неуверенно:
– Это Вине. Вызывали?
– Это доктор Харпер из неотложки. Нужно, чтобы ты пришел и немедленно сделал компьютерную томографию.
– Как зовут пациента?
– Гарри Слоткин. Мужчина, семьдесят два года, с острым расстройством сознания.
– Хорошо, буду через десять минут.
Тоби повесила трубку и уставилась на свои записи. «Что я просмотрела? – размышляла она. – Что еще мне надо проверить?» Она мысленно перебрала причины, которые могли бы вызвать приступ слабоумия. Инсульты. Опухоли. Внутричерепные кровотечения. Инфекции.
Она еще раз взглянула на основные показатели. Модин записала оральную температуру 37,9. Жара нет, но все-таки выше нормы. Ему нужно будет сделать пункцию спинного мозга, но уже после томографии. Если там какое-то новообразование, пункция может привести к катастрофическому скачку внутричерепного давления.
Вой сирены заставил ее оторвать глаза от записей.
– Что еще? – сказала Модин.
Тоби вскочила и уже ждала у входа, когда, продолжая истошно завывать, подкатила «скорая».
– У нас тут экстренная! – закричал водитель.
Все рванули выгружать носилки. Тоби бросила взгляд на тучную женщину: ее лицо было бледным, рот полуоткрыт; эндотрахеальная трубка уже была закреплена на месте.
– У нее по дороге упало давление… Мы подумали, что лучше заскочить сюда, чем ехать дальше в Ханеман…
– Что с ней? – рявкнула Тоби.
– Нашли на полу. Инфаркт шесть недель назад. Муж сказал, она принимает дигоксин…
Они поспешно вкатили пациентку в отделение. Водитель неловко продолжал давить ей на грудь, что было очень неудобно на ходу. Наконец свернули в травмпункт. Вэл шлепнула по выключателю. Слепящий верхний свет залил все вокруг.
– Так, все тут? Беремся… Она большая. Осторожно с капельницей! Раз, два, три, взяли!
Одним плавным движением четыре пары рук переложили пациентку с каталки на стол. Никому не надо было говорить, что делать. Несмотря на кажущуюся неразбериху экстренной ситуации, в хаосе был свой порядок. Водитель снова начал непрямой массаж сердца. Второй фельдшер продолжал качать в легкие кислород. Модин и Вэл суетились вокруг стола, разматывая трубки капельниц и подсоединяя провода электрокардиографа к кардиомонитору.
– У нас синусовый ритм, – сообщила Тоби, взглянув на экран. – На секунду остановите компрессию.
Водитель перестал жать на грудную клетку.
– Пульс едва прощупывается, – сказала Вэл.
– Увеличь напор в капельнице, – велела Тоби. – Давление есть?
Вэл перевела взгляд с манжеты:
– Пятьдесят на ноль. Допамин капать?
– Неси. Возобновите компрессию.
Водитель положил скрещенные ладони на грудину и снова начал ритмичные надавливания. Модин метнулась к столику с набором инструментов для неотложной помощи и вытащила шприцы и ампулы.
Тоби шлепнула стетоскоп на грудь пациентки и прослушала область сначала правого легкого, затем левого. С обеих сторон улавливались отдаленные звуки дыхания. Это означало, что трубка стоит правильно и воздух в легкие поступает.
– Приостановите надавливания, – попросила она и передвинула стетоскоп к сердцу.
Удары были еле слышны.
В очередной раз глянув на монитор, она увидела учащенный синусовый ритм. Электрическая система сердца не нарушена. Почему же у нее нет пульса? Либо у пациентки шок от кровопотери, либо…
Тоби внимательно посмотрела на шею, и ответ стал для нее очевиден. Из-за тучности не сразу заметно, что шейные вены женщины вздуты.
– Вы сказали, у нее был инфаркт шесть недель назад? – уточнила Тоби.
– Да, – отозвался водитель, возобновляя надавливания на грудную клетку. – Так сказал ее муж.
– Какие-то еще препараты, кроме дигоксина, она принимала?
– На ее прикроватной тумбочке стоял большой пузырек с аспирином. Думаю, у нее артрит.
«Вот оно что», – подумала Тоби.
– Модин, дай мне пятидесятикубовый шприц и иглу для пункции перикарда.
– Есть!
– И кинь мне перчатки и салфетку с бетадином!
В ее сторону полетел пакет. Она поймала его в воздухе и надорвала.
– Прекратите надавливания, – велела она.
Водитель отступил назад.
Тоби поспешно обтерла кожу бетадином, натянула перчатки и взяла шприц. Затем еще раз бросила взгляд на монитор. Там по-прежнему наблюдался учащенный синусовый ритм. Она сделала глубокий вдох.
– Ладно. Посмотрим, поможет ли это…
Используя костистый выступ мечевидного отростка в качестве ориентира, она пронзила кожу и направила иглу к сердцу. Медленно продвигая иглу, Тоби чувствовала, как бухает ее собственное сердце. И в это же время она потянула назад поршень, создавая небольшое отрицательное давление.
Кровь хлынула в шприц.
Она застыла на месте. Руки были абсолютно тверды. «Боже, только бы игла оказалась в нужном месте!» Она продолжила выдвигать поршень, постепенно закачивая кровь в шприц. Двадцать кубиков. Тридцать. Тридцать пять…
– Давление! – выкрикнула она и услышала быстрое «шших, шших» заполняемой манжеты.
– Есть! Измеряю! – воскликнула Вэл. – Восемьдесят на пятьдесят!
– Мне кажется, теперь все понятно, – заметила Тоби. – Нам нужен хирург. Модин, свяжись с доктором Кэри. Скажи ему, у нас перикардиальная тампонада.
– Из-за инфаркта? – поинтересовался шофер «скорой».
– Плюс большая доза аспирина, что усугубляет кровотечение. У нее, возможно, разрыв миокарда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35