Уже настоящий ребеночек. Правда, хорошенький?
Молли неуверенно заерзала.
– Вы уже придумали ему имя? Вы должны как-нибудь назвать его, вам не кажется? Потому что скоро вы почувствуете, как он ворочается внутри. Вы же не сможете обращаться к нему просто «эй, ты!». Вы знаете, как зовут его отца?
– Нет, мэм.
– Ладно, а как звали вашего папу?
Молли судорожно глотнула.
– Вильям, – прошептала она. – Моего папу зовут Вильям.
– Ну вот, отличное имя! Почему бы не назвать малыша Вилли? Но, разумеется, если это маленькая девочка, придется поменять его. – Она улыбнулась. – В наше время столько чудесных имен для девочек! Вы даже можете назвать ее в свою честь.
Молли смотрела на нее в полном замешательстве. Затем она тихо спросила:
– Зачем вы все это делаете?
– Что делаю?
– Ну, вот это все…
– Я пытаюсь помочь вам сделать выбор. Единственный возможный. Вот здесь находится ваш ребенок. Четырехмесячный эмбрион. Всемилостивый Господь возложил на вас священную обязанность.
– Но, мэм, ведь трахал-то меня не Всемилостивый Господь.
Женщина ахнула и всплеснула руками.
Молли снова заерзала на стуле.
– Наверно, я лучше пойду…
– Нет-нет. Я просто пытаюсь описать вам разные варианты – все возможные. А у вас есть выбор, Молли, и не слушайте того, кто скажет, что его нет. Вы можете выбрать жизнь для этого малыша. Для маленького Вилли.
– Пожалуйста, не называйте его так. – Молли встала.
Поднялась и Линда.
– У него есть имя. Это уже человек. Я свяжу вас с агентством по усыновлению. Есть люди, которым нужен ваш ребенок, – тысячи семей, которые с радостью примут его. Пора подумать о других, а не только о себе.
– Но мне надо думать о себе, – прошептала Молли. – Потому что больше некому.
Она поспешила прочь из этого кабинета, из этого дома.
В телефонной будке она нашла бостонский телефонный справочник. В разделе «Желтые страницы» значился адрес Центра планирования семьи – на другом конце города.
«Мне надо думать о себе. Больше некому. Обо мне никогда никто не думал».
Она села на автобус и, сделав две пересадки, вышла в нескольких десятках метров от цели.
На тротуаре толпились люди. Молли слышала, как они что-то скандируют, но не могла разобрать слова. Просто нестройный хор голосов, ритмично сотрясающих воздух. Два полицейских, скрестив на груди руки, скучали в сторонке.
Молли застыла в неуверенности, стоит ли ей приближаться. Внезапно внимание толпы переключилось на улицу, там к тротуару подкатил автомобиль. Две женщины выскочили из здания и решительно двинулись сквозь толпу. Они помогли испуганной на вид даме вылезти с пассажирского места. Заслонив ее руками, они двинулись назад к зданию.
Полицейские наконец ожили, вклинились в толпу и принялись расчищать женщинам проход. Какой-то человек завопил:
– Вот что они здесь делают с младенцами! – И швырнул оземь стеклянную банку.
Стекло разлетелось вдребезги. Кровь расплескалась по тротуару ярко-алой пугающей лужей. Толпа начала скандировать:
– Детоубийцы! Детоубийцы! Детоубийцы!
Три женщины, пригнувшись, вслепую поднялись вслед за полицейским по ступеням и скрылись, хлопнув дверью.
Молли дернули за руку, и какой-то человек сунул ей буклет.
– Присоединяйся к нашей борьбе, сестра, – сказал он.
Молли взглянула на буклет. Это был снимок улыбающегося малыша со светлыми кудряшками. «Мы все – Божьи ангелы», – гласила подпись.
– Нам нужны новые бойцы, – сообщил человек. – Это единственный путь победить Сатану. Присоединяйся!
Он протянул к ней руку с костлявыми, словно у скелета, пальцами.
Расплакавшись, она сбежала.
Потом села на автобус и вернулась в свой район.
Было почти пять, когда она поднялась в свою комнату. Она так устала, что едва передвигала ноги и с трудом втащилась на последний лестничный пролет.
Без сил она рухнула на кровать. Через минуту дверь резко распахнулась, и появился Роми.
– Где была?
– Гуляла.
Он пнул кровать.
– Ты не погуливаешь на стороне, а? Я с тебя глаз не спускаю, так и знай.
– Оставь меня в покое. Я хочу спать.
– Ты что, где-то еще трахаешься в свободное время? Этим ты занимаешься?
– Убирайся из моей комнаты. – Она ногой отпихнула его от кровати.
Это было большой ошибкой. Роми схватил ее за руку и вывернул так, что ей показалось, будто хрустнули кости.
– Перестань! – взвизгнула она. – Ты мне руку сломаешь!
– Ты забываешь, кто ты, Молли-Дуролли. И кто я. И мне не нравится, что ты ходишь неизвестно где.
– Отпусти. Ладно, Роми, перестань. Мне больно.
С отвращением хмыкнув, он отпустил руку. Затем подошел к старому ротанговому комоду, где Молли держала сумочку. Перевернув ее, он высыпал все содержимое на пол. Из кошелька он вытащил одиннадцать долларов – все, что у нее было. Если она и прирабатывала на стороне, то, видимо, задаром. Запихивая баксы в карман, он вдруг заметил буклет – тот самый, с младенцем на снимке. «Мы все – Божьи ангелы».
Он схватил буклет и хохотнул:
– Это что еще за чушь про ангелов?
– Так, ничего.
– Где ты взяла это?
Она пожала плечами:
– Парень какой-то сунул.
– Кто?
– Я не знаю, как его звать. Это около Семейного центра. Там была куча народу на улице, кричали и раздавали всякие бумажки.
– А ты-то что там делала?
– Да ничего я там не делала. Ничего.
Он снова подошел к кровати, схватил ее за подбородок и тихо произнес:
– Ты же не будешь никуда ходить или что-то делать, не сказав мне?
– Ты о чем?
– Никто не коснется тебя без моего разрешения. Ясно? – Он сжал пальцы; внезапно ей стало страшно. Роми говорил тихо, а это значило, что он в бешенстве. Молли случалось видеть синяки на лицах других девушек. Кровавые прорехи на месте зубов. – Мне казалось, мы давно обо всем договорились.
Он так сжал пальцы, что на ее глазах выступили слезы.
– Да. Да, – прошептала она. Зажмурившись, она сжалась в ожидании удара. – Роми, я влипла. Мне кажется, я беременна.
К ее удивлению, удара не последовало. Наоборот, он отпустил ее и даже вроде как хихикнул. Она не смела взглянуть на него, так и сидела, молитвенно склонив голову.
– Не знаю, как это случилось, – призналась она. – Я боялась тебе рассказать. Думала, я просто… Ну, как-нибудь сама разберусь с этим. И тогда не придется тебе ничего говорить.
Его рука опустилась ей на голову. Нежно. Ласково.
– Ну, теперь ты знаешь, что так дела не делают. Ты знаешь, я позабочусь о тебе. Тебе лучше научиться верить мне, Молли-Дуролли. Доверять. – Его пальцы мягко скользнули по ее щеке, стало щекотно. – У меня есть знакомый врач.
Она застыла.
– Я позабочусь об этом, Молл, как и обо всем остальном. Так что ты ничего не предпринимай. Уяснила?
Она кивнула.
После его ухода она медленно выпрямилась и вздохнула. На этот раз она легко отделалась. Только теперь, когда разборка закончилась, она поняла, как близка была к побоям. Не стоило идти против Роми, во всяком случае, если тебе зубы дороги.
Молли снова проголодалась; она все время была голодна. Девушка сунула руку под кровать в поисках пакета с чипсами, но вспомнила, что съела все сегодня утром. Тогда она встала и обшарила всю комнату в поисках съестного.
Ее взгляд упал на фото белокурого малыша. Буклет лежал на полу, куда его бросил Роми.
«Мы все – Божьи ангелы».
Она подобрала буклет и вгляделась в детское личико. Мальчик это или девочка? Молли не могла сказать. Она вообще не слишком разбиралась в малышах, не видела рядом ни одного уже много лет, с тех пор как сама была ребенком. Она смутно помнила, как держит на коленях младшую сестру. Помнила поскрипывание целлофановых штанишек, надетых поверх подгузника Лили, нежный запах присыпки от ее кожи. Что у Лили не было шеи, только маленький мягкий холмик между плечиков.
Она легла, положив руки на живот и нащупав матку, твердую как апельсин, выпиравшую под кожей. Она вспомнила картинку, виденную у Линды, – малыш с настоящими крохотными пальчиками. Пупсик, который уместился бы в ладони.
«Мы все – Божьи ангелы».
Она закрыла глаза и устало подумала: «А как же я? Ты забыл меня, Господи».
Тоби стянула перчатки и швырнула их в мусорную корзину.
– Готово. Теперь тебе есть чем похвастаться в школе.
Мальчишка наконец собрался с духом, чтобы взглянуть на свой локоть. До этого глаза его были крепко зажмурены, и он даже пикнуть не смел, пока Тоби накладывала швы. Теперь он потрясенно взирал на синие нейлоновые стежки.
– Ухты! Сколько их?
– Пять.
– Это много?
– На пять больше, чем надо. Может, пора отказаться от старого скейтборда?
– А толку? Шмякнусь еще как-нибудь.
Он сел, а затем соскользнул со стола. Его тут же повело.
– Оп-па, – проговорила Модин. Подхватив мальчишку под руки, она усадила его на стул. – Слишком торопишься, дружок.
Она нагнула его так, чтобы голова оказалась между коленей, и многозначительно посмотрела на Тоби. Подростки. Одни понты. Этот наверняка завтра будет важно расхаживать по школе и гордо помахивать новенькой боевой отметиной. Однако скорее всего он постарается утаить ту часть истории, в которой он чуть не вырубился на руках у медсестры.
Зажужжал интерком. Это была Вэл:
– Доктор Харпер, в Третьем западном угроза жизни!
Тоби вскочила на ноги:
– Уже бегу.
Она помчалась по коридору к лестнице, чтобы не ждать лифта. Ногами быстрее.
Два пролета вверх, и она в коридоре Третьего западного. Здесь Тоби встретилась с медсестрой, толкавшей мобильный реанимационный набор через порог. Тоби последовала за ней в палату.
Две медсестры отделения уже были возле кровати, одна держала улица больного маску, снабжая кислородом его легкие, другая делала непрямой массаж сердца. Вошедшая сестра отсоединила контакты кардиографа и приложила к груди пациента электроды.
– Что случилось?
Ответила сестра, проводившая массаж:
– Начался припадок. Потом он обмяк… перестал дышать… – Ее слова выскакивали ритмично, в такт ее движениям: нажать – отпустить. – Доктор Валленберг уже едет.
«Валленберг?» Тоби посмотрела на пациента. Она не узнала его из-за кислородной маски, закрывавшей лицо.
– Это господин Парментер?
– Неважно себя чувствовал в последние дни. Я хотела сегодня утром перевести его в интенсивную терапию.
Тоби протиснулась к изголовью.
– Подсоедините электроды кардиографа. Нужна интубация. Трубка номер семь.
Сестра с мобильным реанимационным набором подала ей ларингоскоп и разорвала пакет с трубкой нужного размера. Тоби склонилась к голове больного:
– Так, приступим.
Кислородную маску подняли. Запрокинув пациенту голову, Тоби быстро ввела зеркало ларингоскопа ему в горло. Она тут же нашла голосовые связки; пластиковая трубка скользнула на свое место. Подача кислорода была восстановлена, и сестра вновь начала качать.
– Судя по рисунку, у нас фибрилляция желудочков.
– Ставьте на сто джоулей. Подайте дефибриллятор! И приготовьте лидокаин – сто миллиграммов.
Распоряжений было слишком много, и сестра с тележкой, казалось, растерялась. В неотложке-то любое распоряжение выполнялось в мгновение ока, врачу даже говорить не надо. Тоби жалела, что не прихватила с собой Модин.
Она приложила электроды к телу.
– Назад! – скомандовала она и нажала кнопку разряда.
Сотня джоулей электричества пронизала тело Ангуса Парментера.
Все взгляды обратились к монитору.
Линия подпрыгнула и снова выровнялась. Затем появился небольшой всплеск, узенький пик QRS-комплекса. Еще, потом еще.
– Есть! – воскликнула Тоби, а затем нащупала сонную артерию. Пульс был, слабый, но отчетливый.
– Кто-нибудь, позвоните в реанимацию, – велела Тоби. – Нам понадобится койка.
– Есть давление – верхнее восемьдесят пять…
– Мы можем немедленно взять кровь на электролиты? И дайте мне шприц, я соберу на газовый анализ.
– Возьмите, доктор.
Тоби сняла колпачок с иголки. Она не стала тратить время на поиск лучевой артерии на запястье, а выбрала бедренную. Проколов кожу в паху, она направила иглу к нужному сосуду. Ярко-красная кровь, хлынувшая в шприц, показывала, что цель достигнута. Набрав три кубика, она передала шприц сестре.
– Так, хорошо.
Наложив повязку на место прокола, Тоби перевела дух и сделала короткую паузу, чтобы оценить ситуацию. Доступ воздуха обеспечен, сердечный ритм, а также соответствующее давление восстановлены. Справляемся. Теперь можно задуматься: почему возникла остановка сердца?
– Вы сказали, у него были судороги, прежде чем упало давление? – уточнила она.
– Я почти уверена, это были судороги, – сказала медсестра. – Я обнаружила это во время десятичасового обхода. У него дергалась рука, и он был без сознания. Ему назначен внутривенно валиум, и я как раз устанавливала капельницу, когда он перестал дышать.
– Внутривенно валиум? Это назначил Валленберг?
– От приступов.
– И много их было?
– С тех пор, как он поступил? Примерно шесть. Где-то раз в сутки. Обычно это захватывало главным образом правую руку. Правда, у него были проблемы и с равновесием.
Тоби хмуро посмотрела на пациента. В голове у нее возникло яркое воспоминание о дергающейся ноге Гарри Слоткина.
– И какой ему ставят диагноз? Уже известно?
– Обследование еще не закончено. Была консультация невролога, но я не думаю, что он выяснил, в чем проблема.
– Пациент здесь уже неделю, а что с ним – неизвестно?
– Ну, по крайней мере, мне никто не сообщал. – Старшая сестра посмотрела на остальных, те закивали головами.
Раздался голос Валленберга, незаметно для всех вошедшего в палату.
– В каком он состоянии? – спросил он. – Вам удалось его стабилизировать?
Тоби обернулась к нему. Их взгляды встретились, и в глазах Валленберга, казалось, мелькнул испуг. Но в следующий миг бесследно исчез.
– У него была фибрилляция желудочков, – сообщила она. – Перед этим – судороги и остановка дыхания. Мы провели кардиоверсию, сейчас у него синусовый ритм. Ждем каталку из реанимации.
Валленберг кивнул и машинально потянулся к истории болезни. Он что, избегает ее взгляда? Тоби наблюдала, как он перелистывает страницы, и не могла не позавидовать его хладнокровию. И его элегантности. Ни одного выбившегося волоса, ни единой лишней складки на белом халате. Тоби в своей обычной мешковатой униформе чувствовала себя так, словно только что вылезла из бельевой корзины.
– Я так понимаю, у него были неоднократные судороги, – сказала Тоби.
– Мы не уверены, что это были судороги. ЭЭГ этого не подтверждает. – Валленберг положил карту и посмотрел на кардиомонитор, по которому продолжал бежать нормальный синусовый ритм. – Похоже, здесь все под контролем. Спасибо за помощь, теперь я сам справлюсь.
– Вы исключили токсины? Инфекции?
– Мы провели консультацию с невропатологом.
– Он проводил обследование именно на это?
Валленберг недоуменно взглянул на нее.
– Зачем?
– Потому что у Гарри Слоткина было то же самое. Фокальные судороги. Острое нарушение сознания…
– К сожалению, расстройство сознания характерно для данной возрастной группы. Сомневаюсь, что его можно подцепить, как простуду.
– Но они оба жили в Казаркином Холме. У обоих одинаковая клиническая картина. Возможно, здесь задействован какой-то распространенный токсин.
– Какой токсин? Вы можете сказать точнее?
– Нет. Но невропатолог мог бы уточнить.
– Мы привлекли невропатолога.
– Он поставил диагноз?
– А вы, доктор Харпер?
Она умолкла, озадаченная его враждебным тоном. Она взглянула на медсестер, но те упорно прятали глаза.
– Доктор Харпер! – В палату заглянула санитарка. – Вам звонят из приемного. У них там пациент. Головная боль.
– Скажите, сейчас спущусь.
Тоби повернулась к Валленбергу, но тот демонстративно приложил к пациенту стетоскоп, пресекая дальнейший разговор. Она в раздражении вышла из палаты.
Спускаясь по лестнице, она твердила себе, что Ангус Парментер уже не ее пациент, не ее забота. Доктор Валленберг – специалист в гериатрии, наверняка он сумеет обеспечить пожилому человеку лучший уход, чем она.
Но беспокойство ее не оставляло.
В течение следующих восьми часов она была занята обычной для ночного дежурства вереницей хворей: боль в груди, зубная боль, температурящие малыши. Но время от времени, когда наступало краткое затишье, ее мысли возвращались к Ангусу Парментеру.
И к Гарри Слоткину, найти которого так и не смогли. Прошло уже больше трех недель с его исчезновения. Вчера вечером температура упала до нуля; Тоби сидела и размышляла об этом похолодании, пыталась представить, каково это – бродить нагишом на ледяном ветру. Она знала, что все ее терзания напрасны. Гарри Слоткин не страдает от стужи в эту ночь. Почти наверняка он мертв.
На рассвете, когда приемная в ее отделении наконец опустела, Тоби ушла в ординаторскую. Над столом располагалась книжная полка с медицинской литературой. Она просмотрела названия, затем вытащила справочник по неврологии. В предметном указателе она нашла «спутанное сознание».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
Молли неуверенно заерзала.
– Вы уже придумали ему имя? Вы должны как-нибудь назвать его, вам не кажется? Потому что скоро вы почувствуете, как он ворочается внутри. Вы же не сможете обращаться к нему просто «эй, ты!». Вы знаете, как зовут его отца?
– Нет, мэм.
– Ладно, а как звали вашего папу?
Молли судорожно глотнула.
– Вильям, – прошептала она. – Моего папу зовут Вильям.
– Ну вот, отличное имя! Почему бы не назвать малыша Вилли? Но, разумеется, если это маленькая девочка, придется поменять его. – Она улыбнулась. – В наше время столько чудесных имен для девочек! Вы даже можете назвать ее в свою честь.
Молли смотрела на нее в полном замешательстве. Затем она тихо спросила:
– Зачем вы все это делаете?
– Что делаю?
– Ну, вот это все…
– Я пытаюсь помочь вам сделать выбор. Единственный возможный. Вот здесь находится ваш ребенок. Четырехмесячный эмбрион. Всемилостивый Господь возложил на вас священную обязанность.
– Но, мэм, ведь трахал-то меня не Всемилостивый Господь.
Женщина ахнула и всплеснула руками.
Молли снова заерзала на стуле.
– Наверно, я лучше пойду…
– Нет-нет. Я просто пытаюсь описать вам разные варианты – все возможные. А у вас есть выбор, Молли, и не слушайте того, кто скажет, что его нет. Вы можете выбрать жизнь для этого малыша. Для маленького Вилли.
– Пожалуйста, не называйте его так. – Молли встала.
Поднялась и Линда.
– У него есть имя. Это уже человек. Я свяжу вас с агентством по усыновлению. Есть люди, которым нужен ваш ребенок, – тысячи семей, которые с радостью примут его. Пора подумать о других, а не только о себе.
– Но мне надо думать о себе, – прошептала Молли. – Потому что больше некому.
Она поспешила прочь из этого кабинета, из этого дома.
В телефонной будке она нашла бостонский телефонный справочник. В разделе «Желтые страницы» значился адрес Центра планирования семьи – на другом конце города.
«Мне надо думать о себе. Больше некому. Обо мне никогда никто не думал».
Она села на автобус и, сделав две пересадки, вышла в нескольких десятках метров от цели.
На тротуаре толпились люди. Молли слышала, как они что-то скандируют, но не могла разобрать слова. Просто нестройный хор голосов, ритмично сотрясающих воздух. Два полицейских, скрестив на груди руки, скучали в сторонке.
Молли застыла в неуверенности, стоит ли ей приближаться. Внезапно внимание толпы переключилось на улицу, там к тротуару подкатил автомобиль. Две женщины выскочили из здания и решительно двинулись сквозь толпу. Они помогли испуганной на вид даме вылезти с пассажирского места. Заслонив ее руками, они двинулись назад к зданию.
Полицейские наконец ожили, вклинились в толпу и принялись расчищать женщинам проход. Какой-то человек завопил:
– Вот что они здесь делают с младенцами! – И швырнул оземь стеклянную банку.
Стекло разлетелось вдребезги. Кровь расплескалась по тротуару ярко-алой пугающей лужей. Толпа начала скандировать:
– Детоубийцы! Детоубийцы! Детоубийцы!
Три женщины, пригнувшись, вслепую поднялись вслед за полицейским по ступеням и скрылись, хлопнув дверью.
Молли дернули за руку, и какой-то человек сунул ей буклет.
– Присоединяйся к нашей борьбе, сестра, – сказал он.
Молли взглянула на буклет. Это был снимок улыбающегося малыша со светлыми кудряшками. «Мы все – Божьи ангелы», – гласила подпись.
– Нам нужны новые бойцы, – сообщил человек. – Это единственный путь победить Сатану. Присоединяйся!
Он протянул к ней руку с костлявыми, словно у скелета, пальцами.
Расплакавшись, она сбежала.
Потом села на автобус и вернулась в свой район.
Было почти пять, когда она поднялась в свою комнату. Она так устала, что едва передвигала ноги и с трудом втащилась на последний лестничный пролет.
Без сил она рухнула на кровать. Через минуту дверь резко распахнулась, и появился Роми.
– Где была?
– Гуляла.
Он пнул кровать.
– Ты не погуливаешь на стороне, а? Я с тебя глаз не спускаю, так и знай.
– Оставь меня в покое. Я хочу спать.
– Ты что, где-то еще трахаешься в свободное время? Этим ты занимаешься?
– Убирайся из моей комнаты. – Она ногой отпихнула его от кровати.
Это было большой ошибкой. Роми схватил ее за руку и вывернул так, что ей показалось, будто хрустнули кости.
– Перестань! – взвизгнула она. – Ты мне руку сломаешь!
– Ты забываешь, кто ты, Молли-Дуролли. И кто я. И мне не нравится, что ты ходишь неизвестно где.
– Отпусти. Ладно, Роми, перестань. Мне больно.
С отвращением хмыкнув, он отпустил руку. Затем подошел к старому ротанговому комоду, где Молли держала сумочку. Перевернув ее, он высыпал все содержимое на пол. Из кошелька он вытащил одиннадцать долларов – все, что у нее было. Если она и прирабатывала на стороне, то, видимо, задаром. Запихивая баксы в карман, он вдруг заметил буклет – тот самый, с младенцем на снимке. «Мы все – Божьи ангелы».
Он схватил буклет и хохотнул:
– Это что еще за чушь про ангелов?
– Так, ничего.
– Где ты взяла это?
Она пожала плечами:
– Парень какой-то сунул.
– Кто?
– Я не знаю, как его звать. Это около Семейного центра. Там была куча народу на улице, кричали и раздавали всякие бумажки.
– А ты-то что там делала?
– Да ничего я там не делала. Ничего.
Он снова подошел к кровати, схватил ее за подбородок и тихо произнес:
– Ты же не будешь никуда ходить или что-то делать, не сказав мне?
– Ты о чем?
– Никто не коснется тебя без моего разрешения. Ясно? – Он сжал пальцы; внезапно ей стало страшно. Роми говорил тихо, а это значило, что он в бешенстве. Молли случалось видеть синяки на лицах других девушек. Кровавые прорехи на месте зубов. – Мне казалось, мы давно обо всем договорились.
Он так сжал пальцы, что на ее глазах выступили слезы.
– Да. Да, – прошептала она. Зажмурившись, она сжалась в ожидании удара. – Роми, я влипла. Мне кажется, я беременна.
К ее удивлению, удара не последовало. Наоборот, он отпустил ее и даже вроде как хихикнул. Она не смела взглянуть на него, так и сидела, молитвенно склонив голову.
– Не знаю, как это случилось, – призналась она. – Я боялась тебе рассказать. Думала, я просто… Ну, как-нибудь сама разберусь с этим. И тогда не придется тебе ничего говорить.
Его рука опустилась ей на голову. Нежно. Ласково.
– Ну, теперь ты знаешь, что так дела не делают. Ты знаешь, я позабочусь о тебе. Тебе лучше научиться верить мне, Молли-Дуролли. Доверять. – Его пальцы мягко скользнули по ее щеке, стало щекотно. – У меня есть знакомый врач.
Она застыла.
– Я позабочусь об этом, Молл, как и обо всем остальном. Так что ты ничего не предпринимай. Уяснила?
Она кивнула.
После его ухода она медленно выпрямилась и вздохнула. На этот раз она легко отделалась. Только теперь, когда разборка закончилась, она поняла, как близка была к побоям. Не стоило идти против Роми, во всяком случае, если тебе зубы дороги.
Молли снова проголодалась; она все время была голодна. Девушка сунула руку под кровать в поисках пакета с чипсами, но вспомнила, что съела все сегодня утром. Тогда она встала и обшарила всю комнату в поисках съестного.
Ее взгляд упал на фото белокурого малыша. Буклет лежал на полу, куда его бросил Роми.
«Мы все – Божьи ангелы».
Она подобрала буклет и вгляделась в детское личико. Мальчик это или девочка? Молли не могла сказать. Она вообще не слишком разбиралась в малышах, не видела рядом ни одного уже много лет, с тех пор как сама была ребенком. Она смутно помнила, как держит на коленях младшую сестру. Помнила поскрипывание целлофановых штанишек, надетых поверх подгузника Лили, нежный запах присыпки от ее кожи. Что у Лили не было шеи, только маленький мягкий холмик между плечиков.
Она легла, положив руки на живот и нащупав матку, твердую как апельсин, выпиравшую под кожей. Она вспомнила картинку, виденную у Линды, – малыш с настоящими крохотными пальчиками. Пупсик, который уместился бы в ладони.
«Мы все – Божьи ангелы».
Она закрыла глаза и устало подумала: «А как же я? Ты забыл меня, Господи».
Тоби стянула перчатки и швырнула их в мусорную корзину.
– Готово. Теперь тебе есть чем похвастаться в школе.
Мальчишка наконец собрался с духом, чтобы взглянуть на свой локоть. До этого глаза его были крепко зажмурены, и он даже пикнуть не смел, пока Тоби накладывала швы. Теперь он потрясенно взирал на синие нейлоновые стежки.
– Ухты! Сколько их?
– Пять.
– Это много?
– На пять больше, чем надо. Может, пора отказаться от старого скейтборда?
– А толку? Шмякнусь еще как-нибудь.
Он сел, а затем соскользнул со стола. Его тут же повело.
– Оп-па, – проговорила Модин. Подхватив мальчишку под руки, она усадила его на стул. – Слишком торопишься, дружок.
Она нагнула его так, чтобы голова оказалась между коленей, и многозначительно посмотрела на Тоби. Подростки. Одни понты. Этот наверняка завтра будет важно расхаживать по школе и гордо помахивать новенькой боевой отметиной. Однако скорее всего он постарается утаить ту часть истории, в которой он чуть не вырубился на руках у медсестры.
Зажужжал интерком. Это была Вэл:
– Доктор Харпер, в Третьем западном угроза жизни!
Тоби вскочила на ноги:
– Уже бегу.
Она помчалась по коридору к лестнице, чтобы не ждать лифта. Ногами быстрее.
Два пролета вверх, и она в коридоре Третьего западного. Здесь Тоби встретилась с медсестрой, толкавшей мобильный реанимационный набор через порог. Тоби последовала за ней в палату.
Две медсестры отделения уже были возле кровати, одна держала улица больного маску, снабжая кислородом его легкие, другая делала непрямой массаж сердца. Вошедшая сестра отсоединила контакты кардиографа и приложила к груди пациента электроды.
– Что случилось?
Ответила сестра, проводившая массаж:
– Начался припадок. Потом он обмяк… перестал дышать… – Ее слова выскакивали ритмично, в такт ее движениям: нажать – отпустить. – Доктор Валленберг уже едет.
«Валленберг?» Тоби посмотрела на пациента. Она не узнала его из-за кислородной маски, закрывавшей лицо.
– Это господин Парментер?
– Неважно себя чувствовал в последние дни. Я хотела сегодня утром перевести его в интенсивную терапию.
Тоби протиснулась к изголовью.
– Подсоедините электроды кардиографа. Нужна интубация. Трубка номер семь.
Сестра с мобильным реанимационным набором подала ей ларингоскоп и разорвала пакет с трубкой нужного размера. Тоби склонилась к голове больного:
– Так, приступим.
Кислородную маску подняли. Запрокинув пациенту голову, Тоби быстро ввела зеркало ларингоскопа ему в горло. Она тут же нашла голосовые связки; пластиковая трубка скользнула на свое место. Подача кислорода была восстановлена, и сестра вновь начала качать.
– Судя по рисунку, у нас фибрилляция желудочков.
– Ставьте на сто джоулей. Подайте дефибриллятор! И приготовьте лидокаин – сто миллиграммов.
Распоряжений было слишком много, и сестра с тележкой, казалось, растерялась. В неотложке-то любое распоряжение выполнялось в мгновение ока, врачу даже говорить не надо. Тоби жалела, что не прихватила с собой Модин.
Она приложила электроды к телу.
– Назад! – скомандовала она и нажала кнопку разряда.
Сотня джоулей электричества пронизала тело Ангуса Парментера.
Все взгляды обратились к монитору.
Линия подпрыгнула и снова выровнялась. Затем появился небольшой всплеск, узенький пик QRS-комплекса. Еще, потом еще.
– Есть! – воскликнула Тоби, а затем нащупала сонную артерию. Пульс был, слабый, но отчетливый.
– Кто-нибудь, позвоните в реанимацию, – велела Тоби. – Нам понадобится койка.
– Есть давление – верхнее восемьдесят пять…
– Мы можем немедленно взять кровь на электролиты? И дайте мне шприц, я соберу на газовый анализ.
– Возьмите, доктор.
Тоби сняла колпачок с иголки. Она не стала тратить время на поиск лучевой артерии на запястье, а выбрала бедренную. Проколов кожу в паху, она направила иглу к нужному сосуду. Ярко-красная кровь, хлынувшая в шприц, показывала, что цель достигнута. Набрав три кубика, она передала шприц сестре.
– Так, хорошо.
Наложив повязку на место прокола, Тоби перевела дух и сделала короткую паузу, чтобы оценить ситуацию. Доступ воздуха обеспечен, сердечный ритм, а также соответствующее давление восстановлены. Справляемся. Теперь можно задуматься: почему возникла остановка сердца?
– Вы сказали, у него были судороги, прежде чем упало давление? – уточнила она.
– Я почти уверена, это были судороги, – сказала медсестра. – Я обнаружила это во время десятичасового обхода. У него дергалась рука, и он был без сознания. Ему назначен внутривенно валиум, и я как раз устанавливала капельницу, когда он перестал дышать.
– Внутривенно валиум? Это назначил Валленберг?
– От приступов.
– И много их было?
– С тех пор, как он поступил? Примерно шесть. Где-то раз в сутки. Обычно это захватывало главным образом правую руку. Правда, у него были проблемы и с равновесием.
Тоби хмуро посмотрела на пациента. В голове у нее возникло яркое воспоминание о дергающейся ноге Гарри Слоткина.
– И какой ему ставят диагноз? Уже известно?
– Обследование еще не закончено. Была консультация невролога, но я не думаю, что он выяснил, в чем проблема.
– Пациент здесь уже неделю, а что с ним – неизвестно?
– Ну, по крайней мере, мне никто не сообщал. – Старшая сестра посмотрела на остальных, те закивали головами.
Раздался голос Валленберга, незаметно для всех вошедшего в палату.
– В каком он состоянии? – спросил он. – Вам удалось его стабилизировать?
Тоби обернулась к нему. Их взгляды встретились, и в глазах Валленберга, казалось, мелькнул испуг. Но в следующий миг бесследно исчез.
– У него была фибрилляция желудочков, – сообщила она. – Перед этим – судороги и остановка дыхания. Мы провели кардиоверсию, сейчас у него синусовый ритм. Ждем каталку из реанимации.
Валленберг кивнул и машинально потянулся к истории болезни. Он что, избегает ее взгляда? Тоби наблюдала, как он перелистывает страницы, и не могла не позавидовать его хладнокровию. И его элегантности. Ни одного выбившегося волоса, ни единой лишней складки на белом халате. Тоби в своей обычной мешковатой униформе чувствовала себя так, словно только что вылезла из бельевой корзины.
– Я так понимаю, у него были неоднократные судороги, – сказала Тоби.
– Мы не уверены, что это были судороги. ЭЭГ этого не подтверждает. – Валленберг положил карту и посмотрел на кардиомонитор, по которому продолжал бежать нормальный синусовый ритм. – Похоже, здесь все под контролем. Спасибо за помощь, теперь я сам справлюсь.
– Вы исключили токсины? Инфекции?
– Мы провели консультацию с невропатологом.
– Он проводил обследование именно на это?
Валленберг недоуменно взглянул на нее.
– Зачем?
– Потому что у Гарри Слоткина было то же самое. Фокальные судороги. Острое нарушение сознания…
– К сожалению, расстройство сознания характерно для данной возрастной группы. Сомневаюсь, что его можно подцепить, как простуду.
– Но они оба жили в Казаркином Холме. У обоих одинаковая клиническая картина. Возможно, здесь задействован какой-то распространенный токсин.
– Какой токсин? Вы можете сказать точнее?
– Нет. Но невропатолог мог бы уточнить.
– Мы привлекли невропатолога.
– Он поставил диагноз?
– А вы, доктор Харпер?
Она умолкла, озадаченная его враждебным тоном. Она взглянула на медсестер, но те упорно прятали глаза.
– Доктор Харпер! – В палату заглянула санитарка. – Вам звонят из приемного. У них там пациент. Головная боль.
– Скажите, сейчас спущусь.
Тоби повернулась к Валленбергу, но тот демонстративно приложил к пациенту стетоскоп, пресекая дальнейший разговор. Она в раздражении вышла из палаты.
Спускаясь по лестнице, она твердила себе, что Ангус Парментер уже не ее пациент, не ее забота. Доктор Валленберг – специалист в гериатрии, наверняка он сумеет обеспечить пожилому человеку лучший уход, чем она.
Но беспокойство ее не оставляло.
В течение следующих восьми часов она была занята обычной для ночного дежурства вереницей хворей: боль в груди, зубная боль, температурящие малыши. Но время от времени, когда наступало краткое затишье, ее мысли возвращались к Ангусу Парментеру.
И к Гарри Слоткину, найти которого так и не смогли. Прошло уже больше трех недель с его исчезновения. Вчера вечером температура упала до нуля; Тоби сидела и размышляла об этом похолодании, пыталась представить, каково это – бродить нагишом на ледяном ветру. Она знала, что все ее терзания напрасны. Гарри Слоткин не страдает от стужи в эту ночь. Почти наверняка он мертв.
На рассвете, когда приемная в ее отделении наконец опустела, Тоби ушла в ординаторскую. Над столом располагалась книжная полка с медицинской литературой. Она просмотрела названия, затем вытащила справочник по неврологии. В предметном указателе она нашла «спутанное сознание».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35