От огня их отделяло каменное ущелье – он уже рассмотрел, что это ущелье, а не дыра – шириной в две сотни футов. Кроме того, подъехав ближе, они увидели, что костер не на открытой местности. Пламя виднелось за высокими распахнутыми воротами в массивной каменной стене, которая, казалось, вырастала прямо из горы. Билл разглядел силуэты людей, обступивших костер, и заметил, что некоторые смотрят на них. С внешней стороны над стеной возвышалась толстая, мощная башня высотой в сорок-пятьдесят футов. Сооружение напоминало игрушечный замок теш крепость. Лицо Билла озарила улыбка – когда же он последний раз улыбался?
Он доехал. Он нашел это место.
Замок.
Билл издал радостный крик и постучал по рулю.
– Мы смогли это сделать, Ник! – Потом, подражая Вальтеру Кронките, понизил голос: – А они говорили, что нам это не под силу!
Он снова завел машину и поехал к мосту. Но когда фары осветили старые, ветхие доски, остановился, сомневаясь, стоит ли идти на такой риск.
– Что скажешь, Ник?
Вопрос был чисто риторическим, но Биллу показалось, что поведение Ника стало более осмысленным. Может быть, на его подействовал удар о приборный щиток? Или здесь что-то другое?
Не исключено, что все дело в жуках, роившихся вокруг замка. Воздух уже кишел ими. Наверное, потому, что все люди вдоль этой дороги собрались сейчас здесь у костра. Но почему открыты ворота? И почему жуки не ворвались в замок и не сожрали всех?
Одно Билл знал совершенно точно – переехать сейчас мост невозможно. Через первые же пятьдесят футов жуки их сожрут. Можно, разумеется, подождать. Но ожидание для Билла невыносимо, даже минута. Он проделал такой долгий путь в темноте не для того, чтобы теперь, когда цель почти достигнута, ждать рассвета. Черт с ними, с жуками. Он переедет через ущелье. Сейчас.
– Ну что же, Ник, – сказал он, – здесь нам нечего делать.
Он ехал медленно, не отрывая взгляда от настила моста.
Это было не так просто, тем более что жуки все чаще ударялись о машину.
Они двигались рывками, но все-таки более плавно, чем по грунтовой дороге, по которой добирались сюда. Люди впереди, у ворот, следили за их приближением.
– Остановите. – Это сказал Ник.
Билл нажал на тормоз. Ник прижался лицом к боковому стеклу. Голос его был бесстрастный, как всегда, но все же Билл уловил в нем эмоции – почти волнение.
– Что такое, Ник? Что-нибудь не так?
– Я вижу их. Там внизу. Маленькие осколки меча.
Он показал вправо, на основание башни, туда, где примерно на пятьдесят футов ниже она срасталась с каменным ущельем. Билл с трудом мог рассмотреть дно. Как же Ник смог увидеть маленькие кусочки металла?
– Я ничего там не вижу, Ник.
– Вон там. Они излучают голубое свечение. Вы что слепой?
Билл напряженно всматривался, но не видел внизу ничего, кроме темноты.
«Может быть. Но раз один из них видит, возможно, что-то получится».
Билл уже радовался, до чего легко оказалось выполнить миссию, как вдруг заднее стекло хрустнуло и вдавилось внутрь после того как здоровенный жук камнем ударился в окно. Стекло пока не рассыпалось, но сколько еще оно продержится? Жуки устроили им настоящий «блицкриг», предприняли последнюю неистовую попытку сожрать их. Они царапали, грызли вездеход, бились о него с размаху, атакуя каждый квадратный дюйм поверхности машины, – словно в предчувствии близкого рассвета, когда им придется снова вернуться в дыру, исторгшую их.
Билл перевел мотор на первую скорость, но не отпускал сцепления. Он ничего не видел. Осовидные и шарообразные жуки, копьеголовые «пираты» и другие твари настолько густо облепили переднее и все остальные стекла, что теперь мир за окном представлял собой колышущуюся массу, слепленную из грызущих челюстей, извивающихся щупалец и мешочков с кислотой. Ему придется ехать вслепую. И если вездеход занесет на тридцать футов вправо или влево, они полетят в пропасть глубиной в пятьдесят футов с моста без перил.
Тут заднее стекло еще глубже вдавилось внутрь под натиском, и он понял, что у него не осталось выбора. Уж лучше свалиться с моста, чем оставаться здесь и ждать, пока стекло не выдержит, и их просто съедят живьем.
Набрав в легкие воздуха, Билл отпустил сцепление, и машина тронулась с места. Он обнаружил, что через боковое стекло с его стороны, если смотреть вниз, можно время от времени видеть край моста. И он стал ориентироваться на этой край.
Когда они подъезжали к замку, шум, сначала слабый, невнятный усилился. Теперь уже можно было различить голоса – эти голоса их подбадривали. Да, подбадривали. И этот звук, проникавший сквозь стекла вездехода, растрогал Билла, согрел ему душу. Теперь он уже двигался на этот звук, словно на радиомаяк, прибавив скорость.
И вдруг – словно они миновали облако, из которого лил дождь, – жуки исчезли. Куда-то пропали – все до единого. И в вездеходе наступила тишина. Если не считать доносившихся голосов. Жуков вокруг машины сменили ликующие люди. Женщины и мужчины, не очень молодые и пожилые, с простыми деревенскими лицами, в грубой одежде, рукавицах из овчины, вязаных шапках. Они распахнули дверцу вездехода и помогли им выйти, пожимая руки и хлопая по спине. Улыбаясь в ответ, отвечая на рукопожатия, Билл обернулся и посмотрел на мост. Жуки плотной массой повисли в воздухе над аркой ворот, но ни один не залетел внутрь.
Он снова повернулся к людям, заметил, что среди них есть дети, увидел бродивших вокруг ягнят. Потом посмотрел вверх – там, на стенах из каменных плит, виднелись кресты. Сотни крестов. Тысячи крестов.
Что же это за место? И почему у Билла такое чувство, словно после долгих странствий он вернулся домой?
* * *
С наступлением дня жуки скрылись в темноте, в которой обитали, и крестьяне покинули замок. Взяв с собой детей и домашних животных, они перешли через мост, возвращаясь к тому, что осталось от прежнего, настоящего мира, в котором они жили, оставив Билла и Ника с их машиной у пепелища ночного костра.
Билл понимал, что им с Ником нужно спуститься в ущелье на поиски разрозненных осколков меча, но у него не хватало сил отсюда уйти. Только не сейчас. Замок завладел его сознанием, не отпускал, словно окружил своими стенами.
Он знал, что дело в крестах. Удивительно – тридцать лет он был проповедником, но ни разу не видел сразу столько крестов. Не унылые, навевающие тоску латинские кресты похожие на крылья ветряной мельницы, а необычные – широкие, с медным основанием и никелевой поперечиной, расположенной высоко, почти у конца основания. Что-то похожее на крест, который назывался еще крестом святого Антония.
Но не все жители деревни ушли. С ними остался седобородый старик не моложе восьмидесяти, по имени Александру. Он владел английским в той же степени, что Билл – румынским, но они нашли общий язык – немецкий. Билл учил его в школе и в колледже, мог даже читать «Фауста» в подлиннике. И теперь обнаружил, что помнит его достаточно хорошо, чтобы общаться с Александру.
Старик показал им все сооружение. Его отец, тоже Александру, присматривал за замком перед Второй мировой войной. Сейчас о замке тоже не мешало бы позаботиться – и не одному человеку, а целой команде. Снег, ветер, дождь, засуха, стужа, зной – все это оставило на замке свои отметины. Верхние этажи разрушены, остался лишь гигантский каменный цилиндр, заваленный щебнем. И все равно от замка веет необычайной силой.
– Раньше об этом месте шла дурная слава, – сказал Александру, – но теперь нет. Наоборот. Маленькие чудовища не залетают сюда. Только мечутся вокруг.
Он подошел к воротам и жестом показал направо. Билл следил за его рукой. Там темнела среди окружающей зелени какая-то овальная поверхность, в несколько сотен футов диаметром.
Дыра.
– Оттуда и пришли эти маленькие чудовища.
– Я знаю, – сказал Билл, – такие дыры теперь повсюду.
Потом Александру провел Билла в подвал замка и показал лаз в каменном полу. Он рассказал, что весной 1941 года немецкие солдаты встали в замке на постой и почти разрушили его. Они потревожили какое-то чудовище, которое перебило всех солдат и хотело скрыться, но в последний момент было уничтожено.
Александру посмотрел на Билла своими водянистыми голубыми глазами.
– По крайней мере, мы так думали. Но теперь я в этом не уверен.
– А как его уничтожили?
– Кто-то рыжеволосый поразил его волшебным мечом...
...Волшебным мечом...
– ...потом он ушел, хромая, с одной еврейской женщиной из Бухареста, и мы его больше не видели. Не знаю, что с ним случилось потом.
– Он сейчас старый и седой, как вы, – сказал Билл, стараясь себе представить Глэкена в молодости. Наверняка он был великолепен. – Он и эта женщина до сих пор вместе.
Александру кивнул и улыбнулся:
– Я рад. Он очень храбрый, но в гневе был страшен.
С помощью Александру и записей Глэкена, при свете фонарика, Билл провел Ника через темный коридор под подвалом в самую нижнюю часть башни. Крутая винтовая лестница привела их к фундаменту, где в одну из каменных плит было вделано металлическое кольцо. Билл потянул за него. Часть стены сдвинулась и ушла внутрь. Свет хлынул в подвал башни. Билл подумал о том, сколько веков назад солнечный свет падал на эти камни.
– Ну вот, Ник, – сказал он, входя в открывшийся проход, – теперь делай свое дело. Где они?
Ник стоял, щурясь от яркого света. Худой, еще бледней, чем обычно, он выглядел просто ужасно. И он снова замкнулся в себе.
Билл обшарил глазами землю в поисках осколков, о которых говорил Ник. Внизу было что-то напоминающее выложенное галькой речное дно величиной с кулак, по которому не торопливо бежал водный поток. Билл посмотрел вправо, наверх, туда, где возвышались пронзающие небо горы. Весной когда тает снег, ущелье наверняка заливает водой. Уже прошло полстолетия с тех пор, как здесь были рассыпаны осколки меча. Что могло от них остаться? И есть ли надежда отыскать осколки, если даже они уцелели?
– Ну, Ник, – спросил он, – где же они?
Ник молчал, неотрывно глядя перед собой.
В отчаянии Билл опустился на колени и стал шарить среди камней и гравия. Это невозможно. Так он их никогда не найдет.
Он выпрямился и отряхнул руки. Ник мог видеть осколки раньше, в темноте, когда они мерцали «голубым светом».
Может быть, он видит их только ночью?
– Проклятие!
Он рисковал их жизнями ради того, чтобы быстрее попасть сюда, а потом как можно скорее вернуться в Плоешти и полететь домой в светлое время. А теперь придется ждать наступления темноты.
Он обернулся и пнул гранитную стену башни. Но замок – темный, нависший над ним монолит – вряд ли это заметал.
Билл завел Ника обратно в башню, такую же темную и мрачную, как и его настроение. Новая задержка означала, что он попадет к Кэрол только в среду. А ему так хотелось знать, что сейчас с ней и есть ли известия от Хэнка.
Куда, в конце концов, он сбежал?
* * *
Киноафиша:
Кинотеатр под открытым небом Джо Боба, специальный выпуск:
«Съеденные живьем» (1976) Нью-Уорлд «День кошмара» (1965) Хертс-Лион «Ночные крылья» (1979) Колумбия
«Сырое мясо» (1972) АИП
«Дьяволы в ночи» (1965) Двадцатый век Фокс
«Щупальца» (1977) АИП
«фаза 4» (1973) Парамаунт
«Космический террор» (1958) Юнайтед Артистс
«Они пришли из космоса» (1967) Амикус
«Последние дни планеты Земля» (1974) Тохо
«Пожиратели плоти» (1964) СДА
«Они пришли из недр» (1975) Транс Америка
«Земля умирает с криком» (1964) Липперт/Двадцатый век Фокс
* * *
Шоссе Нью-Джерси
Хэнк не мог понять, сон это или явь. Как будто бы явь.
Он мог различить звуки вокруг, кисловатый запах спертого воздуха и свет, который становился все ярче и проникал через отяжелевшие веки. Он не чувствовал своего тела. Казалось, у него вообще не было тела. Где она находится? Что...
Тут он вспомнил все: сороконожки, их королева... Крик заклокотал в горле, но так и не вырвался наружу. Как тут закричишь, если губы не шевелятся?
Нет. Все это сон: дыры, крылатые чудовища, запасы еды, уход Кэрол, стоянка, полицейский, пистолет, пуля, сороконожки – какой-то долгий, мучительный кошмар. Но теперь, наконец, все позади. Он проснется, откроет глаза и увидит на потолке знакомые трещины. Стряхнет с себя весь этот кошмар, дотронется рукой до Кэрол.
Глаза. В них все дело. Огромным усилием воли он заставил себя приподнять веки, но самого движения не ощутил, только увидел узкую, словно лезвие ножа, полоску света, совсем бледного, какой бывает перед восходом солнца.
Ободренный, Хэнк еще больше поднял веки. Полоска становилась все шире, по мере того как веки, склеившиеся от Чего-то вяжущего, раздвигались все больше и больше, пока не разлепились совсем. Нет, это не похоже на первые лучи солнца – свет какой-то тусклый, рассеянный. Когда Хэнк, наконец, полностью открыл глаза, они стали различать очертания и цвета. Очертания какие-то расплывчатые. А цвета – маловыразительные, в основном сероватого оттенка. Хэнк щурился, стараясь сфокусировать взгляд.
Скользнул глазами по телу. Он лежал на кровати поверх простыней совершенно голый. Теперь он уже смутно ощущал свое тело. Слава Богу! Все это оказалось сном. Попробовал повернуть голову – налево, к свету, но не смог. Почему он не может пошевелиться? Ведь он уже проснулся. В чем дело? Он скосил взгляд влево. Окно спальни находится прямо над ним. Если бы только он мог...
Стоп!.. Стены – круглые. Потолок – выпуклый. Из бетона. Везде сплошной бетон. Он еще на миллиметр открыл глаза. Никаких окон – свет проходил через решетку, вделанную в бетонный потолок.
Это не спальня. Это колодец, канализационный колодец. Значит, все это ему не приснилось. А случилось на самом деле. На самом деле!
Справившись с первым приступом паники, Хэнк попытался порассуждать. Он жив. Об этом нужно помнить. Он жив, и скоро наступит день. Твари из трещины днем бездействуют. Они прячутся от света. Он должен пораскинуть мозгами и что-нибудь придумать. Это он хорошо умеет. Строить планы на будущее.
Он снова посмотрел на свое тело. Сейчас очертания уже не были такими расплывчатыми. Он увидел, как плавно поднимается и опускается его умеренно волосатая грудь, а ниже, на животе, разглядел кровоточащую рану в том месте, где сороконожка пробуравила отверстие и ввела туда нервно-паралитический яд. Действие невротоксина, очевидно, продолжает парализовать его двигательные мышцы, но при этом сердце и легкие продолжают функционировать. Паралич не полный. Он ведь может шевелить веками. Может двигать зрачками, разве нет? Чем еще он может пошевелить?
Хэнк отвел взгляд от живота и стал осматривать свои руки. Они неподвижно лежали вдоль туловища, ладонями кверху. Затем посмотрел на ноги. Они были целы и вывернуты носками наружу. Глядя на Хэнка, можно было подумать, что он загорает. Тело находилось в абсолютно расслабленном состоянии... от паралича. Он снова окинул взглядом руки – от плеча до кисти. Если бы он смог пошевелить пальцем...
Вдруг он заметил, что весь окутан густой паутиной, похожей на марлю. Казалось, ее сплел огромный паук. Длинные нити обвили руки и ноги Хэнка и тянулись к стенам колодца, уходя концами в прилепленный к бетону желеобразный шарик. Оглядевшись, насколько это было возможно в его положении, Хэнк понял, что не лежит, а подвешен в гамаке из паутины поперек колодца.
Хэнк сам удивился спокойствию, с которым оценил создавшуюся ситуацию. Он в ловушке – не только парализован, но к тому же и тщательно, накрепко связан. Однако гамак имеет некоторые преимущества. При длительном соприкосновении с бетонным полом его тело не сохранило бы нормальную температуру, к тому же паутина защищала его от воды. По крайней мере, тело оставалось сухим.
Так что, можно сказать, он оставался на высоте и вышел сухим из воды, хотя при этом был связанным, бессловесным и парализованным.
Он подвешен, словно кусок мяса.
Эта внезапно пришедшая в голову мысль оглушила его, словно удар молота. Его будут жрать эти ненасытные твари. Они ввели в его тело консерванты и складировали его живьем, чтобы не разлагался. И когда пища на земле иссякнет, они спустятся сюда и полакомятся им в свое удовольствие.
Он подавил поднимающийся в нем ужас. Страх – плохой советчик. Чудовища парализовали его тело. И если парализуют еще и мозг, положение станет безвыходным. Мозг сверлила одна-единственная леденящая душу мысль: «Меня сожрут».
Этот мерзавец, лейтенант полиции, посмеялся бы вволю: запасал еду, а теперь сам стал едой. Возможно, даже Кэрол оценила бы горькую иронию случившегося.
«Но я жив! – говорил он себе. – И, возможно, смогу справиться с этими тварями». Он уже изучил их повадки. Очевидно, они погружаются в спячку днем, а в ночные часы выползают на поверхность поохотиться. Тогда-то он и освободится.
Но сначала нужно выйти из состояния паралича. Он уже может двигать зрачками и веками. Теперь на очереди руки. Они нужны больше всего. Особенно если он попробует освободиться. Пальцы. Он начнет с указательного на правой руке, вложит в него всю силу, всю энергию и заставит пошевелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Он доехал. Он нашел это место.
Замок.
Билл издал радостный крик и постучал по рулю.
– Мы смогли это сделать, Ник! – Потом, подражая Вальтеру Кронките, понизил голос: – А они говорили, что нам это не под силу!
Он снова завел машину и поехал к мосту. Но когда фары осветили старые, ветхие доски, остановился, сомневаясь, стоит ли идти на такой риск.
– Что скажешь, Ник?
Вопрос был чисто риторическим, но Биллу показалось, что поведение Ника стало более осмысленным. Может быть, на его подействовал удар о приборный щиток? Или здесь что-то другое?
Не исключено, что все дело в жуках, роившихся вокруг замка. Воздух уже кишел ими. Наверное, потому, что все люди вдоль этой дороги собрались сейчас здесь у костра. Но почему открыты ворота? И почему жуки не ворвались в замок и не сожрали всех?
Одно Билл знал совершенно точно – переехать сейчас мост невозможно. Через первые же пятьдесят футов жуки их сожрут. Можно, разумеется, подождать. Но ожидание для Билла невыносимо, даже минута. Он проделал такой долгий путь в темноте не для того, чтобы теперь, когда цель почти достигнута, ждать рассвета. Черт с ними, с жуками. Он переедет через ущелье. Сейчас.
– Ну что же, Ник, – сказал он, – здесь нам нечего делать.
Он ехал медленно, не отрывая взгляда от настила моста.
Это было не так просто, тем более что жуки все чаще ударялись о машину.
Они двигались рывками, но все-таки более плавно, чем по грунтовой дороге, по которой добирались сюда. Люди впереди, у ворот, следили за их приближением.
– Остановите. – Это сказал Ник.
Билл нажал на тормоз. Ник прижался лицом к боковому стеклу. Голос его был бесстрастный, как всегда, но все же Билл уловил в нем эмоции – почти волнение.
– Что такое, Ник? Что-нибудь не так?
– Я вижу их. Там внизу. Маленькие осколки меча.
Он показал вправо, на основание башни, туда, где примерно на пятьдесят футов ниже она срасталась с каменным ущельем. Билл с трудом мог рассмотреть дно. Как же Ник смог увидеть маленькие кусочки металла?
– Я ничего там не вижу, Ник.
– Вон там. Они излучают голубое свечение. Вы что слепой?
Билл напряженно всматривался, но не видел внизу ничего, кроме темноты.
«Может быть. Но раз один из них видит, возможно, что-то получится».
Билл уже радовался, до чего легко оказалось выполнить миссию, как вдруг заднее стекло хрустнуло и вдавилось внутрь после того как здоровенный жук камнем ударился в окно. Стекло пока не рассыпалось, но сколько еще оно продержится? Жуки устроили им настоящий «блицкриг», предприняли последнюю неистовую попытку сожрать их. Они царапали, грызли вездеход, бились о него с размаху, атакуя каждый квадратный дюйм поверхности машины, – словно в предчувствии близкого рассвета, когда им придется снова вернуться в дыру, исторгшую их.
Билл перевел мотор на первую скорость, но не отпускал сцепления. Он ничего не видел. Осовидные и шарообразные жуки, копьеголовые «пираты» и другие твари настолько густо облепили переднее и все остальные стекла, что теперь мир за окном представлял собой колышущуюся массу, слепленную из грызущих челюстей, извивающихся щупалец и мешочков с кислотой. Ему придется ехать вслепую. И если вездеход занесет на тридцать футов вправо или влево, они полетят в пропасть глубиной в пятьдесят футов с моста без перил.
Тут заднее стекло еще глубже вдавилось внутрь под натиском, и он понял, что у него не осталось выбора. Уж лучше свалиться с моста, чем оставаться здесь и ждать, пока стекло не выдержит, и их просто съедят живьем.
Набрав в легкие воздуха, Билл отпустил сцепление, и машина тронулась с места. Он обнаружил, что через боковое стекло с его стороны, если смотреть вниз, можно время от времени видеть край моста. И он стал ориентироваться на этой край.
Когда они подъезжали к замку, шум, сначала слабый, невнятный усилился. Теперь уже можно было различить голоса – эти голоса их подбадривали. Да, подбадривали. И этот звук, проникавший сквозь стекла вездехода, растрогал Билла, согрел ему душу. Теперь он уже двигался на этот звук, словно на радиомаяк, прибавив скорость.
И вдруг – словно они миновали облако, из которого лил дождь, – жуки исчезли. Куда-то пропали – все до единого. И в вездеходе наступила тишина. Если не считать доносившихся голосов. Жуков вокруг машины сменили ликующие люди. Женщины и мужчины, не очень молодые и пожилые, с простыми деревенскими лицами, в грубой одежде, рукавицах из овчины, вязаных шапках. Они распахнули дверцу вездехода и помогли им выйти, пожимая руки и хлопая по спине. Улыбаясь в ответ, отвечая на рукопожатия, Билл обернулся и посмотрел на мост. Жуки плотной массой повисли в воздухе над аркой ворот, но ни один не залетел внутрь.
Он снова повернулся к людям, заметил, что среди них есть дети, увидел бродивших вокруг ягнят. Потом посмотрел вверх – там, на стенах из каменных плит, виднелись кресты. Сотни крестов. Тысячи крестов.
Что же это за место? И почему у Билла такое чувство, словно после долгих странствий он вернулся домой?
* * *
С наступлением дня жуки скрылись в темноте, в которой обитали, и крестьяне покинули замок. Взяв с собой детей и домашних животных, они перешли через мост, возвращаясь к тому, что осталось от прежнего, настоящего мира, в котором они жили, оставив Билла и Ника с их машиной у пепелища ночного костра.
Билл понимал, что им с Ником нужно спуститься в ущелье на поиски разрозненных осколков меча, но у него не хватало сил отсюда уйти. Только не сейчас. Замок завладел его сознанием, не отпускал, словно окружил своими стенами.
Он знал, что дело в крестах. Удивительно – тридцать лет он был проповедником, но ни разу не видел сразу столько крестов. Не унылые, навевающие тоску латинские кресты похожие на крылья ветряной мельницы, а необычные – широкие, с медным основанием и никелевой поперечиной, расположенной высоко, почти у конца основания. Что-то похожее на крест, который назывался еще крестом святого Антония.
Но не все жители деревни ушли. С ними остался седобородый старик не моложе восьмидесяти, по имени Александру. Он владел английским в той же степени, что Билл – румынским, но они нашли общий язык – немецкий. Билл учил его в школе и в колледже, мог даже читать «Фауста» в подлиннике. И теперь обнаружил, что помнит его достаточно хорошо, чтобы общаться с Александру.
Старик показал им все сооружение. Его отец, тоже Александру, присматривал за замком перед Второй мировой войной. Сейчас о замке тоже не мешало бы позаботиться – и не одному человеку, а целой команде. Снег, ветер, дождь, засуха, стужа, зной – все это оставило на замке свои отметины. Верхние этажи разрушены, остался лишь гигантский каменный цилиндр, заваленный щебнем. И все равно от замка веет необычайной силой.
– Раньше об этом месте шла дурная слава, – сказал Александру, – но теперь нет. Наоборот. Маленькие чудовища не залетают сюда. Только мечутся вокруг.
Он подошел к воротам и жестом показал направо. Билл следил за его рукой. Там темнела среди окружающей зелени какая-то овальная поверхность, в несколько сотен футов диаметром.
Дыра.
– Оттуда и пришли эти маленькие чудовища.
– Я знаю, – сказал Билл, – такие дыры теперь повсюду.
Потом Александру провел Билла в подвал замка и показал лаз в каменном полу. Он рассказал, что весной 1941 года немецкие солдаты встали в замке на постой и почти разрушили его. Они потревожили какое-то чудовище, которое перебило всех солдат и хотело скрыться, но в последний момент было уничтожено.
Александру посмотрел на Билла своими водянистыми голубыми глазами.
– По крайней мере, мы так думали. Но теперь я в этом не уверен.
– А как его уничтожили?
– Кто-то рыжеволосый поразил его волшебным мечом...
...Волшебным мечом...
– ...потом он ушел, хромая, с одной еврейской женщиной из Бухареста, и мы его больше не видели. Не знаю, что с ним случилось потом.
– Он сейчас старый и седой, как вы, – сказал Билл, стараясь себе представить Глэкена в молодости. Наверняка он был великолепен. – Он и эта женщина до сих пор вместе.
Александру кивнул и улыбнулся:
– Я рад. Он очень храбрый, но в гневе был страшен.
С помощью Александру и записей Глэкена, при свете фонарика, Билл провел Ника через темный коридор под подвалом в самую нижнюю часть башни. Крутая винтовая лестница привела их к фундаменту, где в одну из каменных плит было вделано металлическое кольцо. Билл потянул за него. Часть стены сдвинулась и ушла внутрь. Свет хлынул в подвал башни. Билл подумал о том, сколько веков назад солнечный свет падал на эти камни.
– Ну вот, Ник, – сказал он, входя в открывшийся проход, – теперь делай свое дело. Где они?
Ник стоял, щурясь от яркого света. Худой, еще бледней, чем обычно, он выглядел просто ужасно. И он снова замкнулся в себе.
Билл обшарил глазами землю в поисках осколков, о которых говорил Ник. Внизу было что-то напоминающее выложенное галькой речное дно величиной с кулак, по которому не торопливо бежал водный поток. Билл посмотрел вправо, наверх, туда, где возвышались пронзающие небо горы. Весной когда тает снег, ущелье наверняка заливает водой. Уже прошло полстолетия с тех пор, как здесь были рассыпаны осколки меча. Что могло от них остаться? И есть ли надежда отыскать осколки, если даже они уцелели?
– Ну, Ник, – спросил он, – где же они?
Ник молчал, неотрывно глядя перед собой.
В отчаянии Билл опустился на колени и стал шарить среди камней и гравия. Это невозможно. Так он их никогда не найдет.
Он выпрямился и отряхнул руки. Ник мог видеть осколки раньше, в темноте, когда они мерцали «голубым светом».
Может быть, он видит их только ночью?
– Проклятие!
Он рисковал их жизнями ради того, чтобы быстрее попасть сюда, а потом как можно скорее вернуться в Плоешти и полететь домой в светлое время. А теперь придется ждать наступления темноты.
Он обернулся и пнул гранитную стену башни. Но замок – темный, нависший над ним монолит – вряд ли это заметал.
Билл завел Ника обратно в башню, такую же темную и мрачную, как и его настроение. Новая задержка означала, что он попадет к Кэрол только в среду. А ему так хотелось знать, что сейчас с ней и есть ли известия от Хэнка.
Куда, в конце концов, он сбежал?
* * *
Киноафиша:
Кинотеатр под открытым небом Джо Боба, специальный выпуск:
«Съеденные живьем» (1976) Нью-Уорлд «День кошмара» (1965) Хертс-Лион «Ночные крылья» (1979) Колумбия
«Сырое мясо» (1972) АИП
«Дьяволы в ночи» (1965) Двадцатый век Фокс
«Щупальца» (1977) АИП
«фаза 4» (1973) Парамаунт
«Космический террор» (1958) Юнайтед Артистс
«Они пришли из космоса» (1967) Амикус
«Последние дни планеты Земля» (1974) Тохо
«Пожиратели плоти» (1964) СДА
«Они пришли из недр» (1975) Транс Америка
«Земля умирает с криком» (1964) Липперт/Двадцатый век Фокс
* * *
Шоссе Нью-Джерси
Хэнк не мог понять, сон это или явь. Как будто бы явь.
Он мог различить звуки вокруг, кисловатый запах спертого воздуха и свет, который становился все ярче и проникал через отяжелевшие веки. Он не чувствовал своего тела. Казалось, у него вообще не было тела. Где она находится? Что...
Тут он вспомнил все: сороконожки, их королева... Крик заклокотал в горле, но так и не вырвался наружу. Как тут закричишь, если губы не шевелятся?
Нет. Все это сон: дыры, крылатые чудовища, запасы еды, уход Кэрол, стоянка, полицейский, пистолет, пуля, сороконожки – какой-то долгий, мучительный кошмар. Но теперь, наконец, все позади. Он проснется, откроет глаза и увидит на потолке знакомые трещины. Стряхнет с себя весь этот кошмар, дотронется рукой до Кэрол.
Глаза. В них все дело. Огромным усилием воли он заставил себя приподнять веки, но самого движения не ощутил, только увидел узкую, словно лезвие ножа, полоску света, совсем бледного, какой бывает перед восходом солнца.
Ободренный, Хэнк еще больше поднял веки. Полоска становилась все шире, по мере того как веки, склеившиеся от Чего-то вяжущего, раздвигались все больше и больше, пока не разлепились совсем. Нет, это не похоже на первые лучи солнца – свет какой-то тусклый, рассеянный. Когда Хэнк, наконец, полностью открыл глаза, они стали различать очертания и цвета. Очертания какие-то расплывчатые. А цвета – маловыразительные, в основном сероватого оттенка. Хэнк щурился, стараясь сфокусировать взгляд.
Скользнул глазами по телу. Он лежал на кровати поверх простыней совершенно голый. Теперь он уже смутно ощущал свое тело. Слава Богу! Все это оказалось сном. Попробовал повернуть голову – налево, к свету, но не смог. Почему он не может пошевелиться? Ведь он уже проснулся. В чем дело? Он скосил взгляд влево. Окно спальни находится прямо над ним. Если бы только он мог...
Стоп!.. Стены – круглые. Потолок – выпуклый. Из бетона. Везде сплошной бетон. Он еще на миллиметр открыл глаза. Никаких окон – свет проходил через решетку, вделанную в бетонный потолок.
Это не спальня. Это колодец, канализационный колодец. Значит, все это ему не приснилось. А случилось на самом деле. На самом деле!
Справившись с первым приступом паники, Хэнк попытался порассуждать. Он жив. Об этом нужно помнить. Он жив, и скоро наступит день. Твари из трещины днем бездействуют. Они прячутся от света. Он должен пораскинуть мозгами и что-нибудь придумать. Это он хорошо умеет. Строить планы на будущее.
Он снова посмотрел на свое тело. Сейчас очертания уже не были такими расплывчатыми. Он увидел, как плавно поднимается и опускается его умеренно волосатая грудь, а ниже, на животе, разглядел кровоточащую рану в том месте, где сороконожка пробуравила отверстие и ввела туда нервно-паралитический яд. Действие невротоксина, очевидно, продолжает парализовать его двигательные мышцы, но при этом сердце и легкие продолжают функционировать. Паралич не полный. Он ведь может шевелить веками. Может двигать зрачками, разве нет? Чем еще он может пошевелить?
Хэнк отвел взгляд от живота и стал осматривать свои руки. Они неподвижно лежали вдоль туловища, ладонями кверху. Затем посмотрел на ноги. Они были целы и вывернуты носками наружу. Глядя на Хэнка, можно было подумать, что он загорает. Тело находилось в абсолютно расслабленном состоянии... от паралича. Он снова окинул взглядом руки – от плеча до кисти. Если бы он смог пошевелить пальцем...
Вдруг он заметил, что весь окутан густой паутиной, похожей на марлю. Казалось, ее сплел огромный паук. Длинные нити обвили руки и ноги Хэнка и тянулись к стенам колодца, уходя концами в прилепленный к бетону желеобразный шарик. Оглядевшись, насколько это было возможно в его положении, Хэнк понял, что не лежит, а подвешен в гамаке из паутины поперек колодца.
Хэнк сам удивился спокойствию, с которым оценил создавшуюся ситуацию. Он в ловушке – не только парализован, но к тому же и тщательно, накрепко связан. Однако гамак имеет некоторые преимущества. При длительном соприкосновении с бетонным полом его тело не сохранило бы нормальную температуру, к тому же паутина защищала его от воды. По крайней мере, тело оставалось сухим.
Так что, можно сказать, он оставался на высоте и вышел сухим из воды, хотя при этом был связанным, бессловесным и парализованным.
Он подвешен, словно кусок мяса.
Эта внезапно пришедшая в голову мысль оглушила его, словно удар молота. Его будут жрать эти ненасытные твари. Они ввели в его тело консерванты и складировали его живьем, чтобы не разлагался. И когда пища на земле иссякнет, они спустятся сюда и полакомятся им в свое удовольствие.
Он подавил поднимающийся в нем ужас. Страх – плохой советчик. Чудовища парализовали его тело. И если парализуют еще и мозг, положение станет безвыходным. Мозг сверлила одна-единственная леденящая душу мысль: «Меня сожрут».
Этот мерзавец, лейтенант полиции, посмеялся бы вволю: запасал еду, а теперь сам стал едой. Возможно, даже Кэрол оценила бы горькую иронию случившегося.
«Но я жив! – говорил он себе. – И, возможно, смогу справиться с этими тварями». Он уже изучил их повадки. Очевидно, они погружаются в спячку днем, а в ночные часы выползают на поверхность поохотиться. Тогда-то он и освободится.
Но сначала нужно выйти из состояния паралича. Он уже может двигать зрачками и веками. Теперь на очереди руки. Они нужны больше всего. Особенно если он попробует освободиться. Пальцы. Он начнет с указательного на правой руке, вложит в него всю силу, всю энергию и заставит пошевелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47