Граф подошел к окну, чтобы полюбоваться открывающимся из него видом.
— Можно попросить вас подойти сюда? — позвал он.
Дарсия подошла. Из окна открывался чудесный вид.
Сразу за подножием холма, на котором был расположен дом, начиналась равнина, простиравшаяся до самой линии горизонта, подернутой легкой дымкой тумана. Залитый лучами весеннего солнца пейзаж был настолько красив, что Дарсия могла лишь молча любоваться им, не в силах найти слова, чтобы выразить восхищение.
— Еще подростком я впервые увидел эту красоту, — сказал граф, повернувшись к Дарсии. — Мы с отцом охотились и забрались в эти места за лисицей, которая весь день ускользала от нас. Мы разделились. Я начал замерзать и пустил лошадь рысью, просто для того чтобы согреться. Я выехал на холм, как раз когда показалось солнце и осветило эту великолепную картину.
Он помолчал в задумчивости.
— И тогда будто кто-то шепнул мне, что однажды я вернусь сюда и все это будет принадлежать мне.
— Думаю, — проговорила Дарсия, помедлив, — что независимо от того, построили бы вы этот дом или поселились где-нибудь в другом месте, этот пейзаж все равно остался бы… вашим.
Заметив, что граф не совсем ее понимает, она пояснила:
— Всякий раз, когда мы видим что-нибудь столь же красивое или слышим музыку, которая пробуждает в нас самые лучшие мысли и чувства, эта красота становится частью нас и потерять ее уже невозможно.
— Кто научил вас этому? — Голос графа стал резким.
Дарсия улыбнулась:
— Наверное, никто. Мне кажется, любой может прийти к такому заключению, если хорошенько задумается.
Граф хотел что-то ответить, но передумал. Вместо этого он вытащил из жилетного кармана часы, посмотрел на них и произнес:
— Время идет, мисс Дарсия, а нам еще нужно многое обсудить и, если условия окажутся приемлемыми для нас обоих, договориться, как и когда я смогу забрать панели оттуда, где они сейчас хранятся.
Перемена в его поведении была столь неожиданной, что на мгновение Дарсия почувствовала себя почти оскорбленной, но потом догадалась, в чем дело. Видимо, граф испугался того почти сверхъестественного совпадения их мыслей, которому не мог найти объяснения.
Поэтому она ответила ему в точно такой же несколько суховатой манере:
— Я все понимаю, милорд. И не хочу отнимать у вас время. Остальные ламбри находятся в Летти-Грин, это в двух милях отсюда, и если вам удобно забрать их завтра, я договорюсь, чтобы вашим людям показали, где они хранятся.
— А цена? — спросил граф.
Дарсия слишком часто бывала с отцом на аукционах, чтобы не суметь определить реальную стоимость этих панелей. Однако она назвала вполне доступную цену, не слишком высокую, но и не слишком низкую, чтобы не вызывать у графа подозрений относительно ее прав собственности.
Он никак не отреагировал, и она добавила:
— Я знаю, что могла получить больше, если бы занялась их продажей в Лондоне, но мне нужны деньги, и я не хочу ждать. То обстоятельство, что панели находятся близко отсюда, милорд, значительно облегчает дело для нас обоих.
— Мне остается только с радостью принять ваше предложение, — наконец произнес граф. — Чек вам нужен сейчас, мисс Дарсия, или мои люди привезут его с собой, когда приедут забирать оставшиеся панели?
— Меня это вполне устроит, — ответила Дарсия. — И позвольте выразить вам благодарность за то, что вы с таким вниманием отнеслись к моим скромным советам относительно отделки этого прекрасного здания.
Она уже хотела попрощаться, когда граф с неожиданным порывом заговорил с ней:
— Когда вы сказали, что у вас появились кое-какие мысли, вы имели в виду конкретные вещи?
— У меня есть несколько картин, а также кое-какая подходящая мебель, — ответила Дарсия, — но мне бы хотелось еще раз осмотреть дом, прежде чем что-либо предлагать.
Отвечая таким образом, она хотела наказать его за явное желание избавиться от нее побыстрее. Видимо, он испугался той легкости, с какой она, совсем незнакомый ему человек, читает его самые сокровенные мысли и чувства.
Прежде чем граф сообразил, как ему оправдать свой внезапный порыв, Дарсия пришла ему на помощь, сказав:
— Я бы могла заехать к вам, если вы не против, как-нибудь в другой раз, когда представится случай. Вряд ли это получится в ближайшие дни, поскольку у меня намечено много дел, которые отнимают немало времени.
Взгляд графа стал напряженным.
— Если эти дела связаны с продажей сокровищ, подобных сегодняшнему, — торопливо произнес он, — я был бы признателен за возможность первому взглянуть на них.
— Боюсь, что не могу дать вам столь опрометчивое обещание, милорд, — решительно и довольно холодно сказала Дарсия. — В конце концов я приехала сюда, только подчиняясь минутному порыву и, должна признаться, охватившему меня любопытству. Мне очень хотелось посмотреть, что за дом вы здесь возводите.
— Однако вы захватили с собой образец панели! Да, ей следовало бы учесть, что граф достаточно внимателен.
— Я везла его в Лондон, — ответила Дарсия. Граф издал глухой звук, не то стон, не то ворчание:
— Мне невыносима даже мысль, что вы могли оказаться не так любопытны или приехать сюда в какой-нибудь другой день, только уже без ламбри.
— Может быть, это судьба, милорд. Ведь именно она руководит нашими поступками и нашей жизнью.
— Хорошо, но если судьба оказалась на моей стороне сегодня, вы не должны позволить ей покинуть меня завтра. Прошу вас, приезжайте снова, мисс Дарсия, и привозите мне все, что, на ваш взгляд, может занять достойное место в моем доме.
— Я об этом подумаю, — пообещала Дарсия. — До свидания, милорд.
Она сделала реверанс и, прежде чем граф опомнился, вышла из гостиной, почти бегом миновала холл и, спустившись по ступенькам, оказалась на залитом солнцем дворе.
Подойдя к карете, она обернулась. Граф стоял у парадной двери и смотрел ей вслед.
Она помахала рукой на прощание и торопливо села в карету.
Ей очень хотелось оглянуться и убедиться, что он все еще смотрит ей вслед, но она подавила это желание. Что-то неведомое, но очень важное произошло в ее жизни, и, почувствовав это, Дарсия испугалась.
Она заехала в Летти-Грин; миссис Коснетт все еще была в Роуз-коттедж, и Дарсия предупредила ее, что на следующий день приедут забрать панели из сарая в саду.
— Я рада, что вы пристроили их, мэм, — сказала миссис Коснетт. — По правде говоря, муженек мой давно присмотрел этот сарай для своих инструментов.
— Да, он может им пользоваться, но у меня к вам есть просьба, миссис Коснетт.
— Какая, мэм?
— Вы не должны упоминать имени мисс Дарсии при тех, кто сюда приедет.
Решив, что миссис Коснетт такая просьба покажется странной, Дарсия объяснила:
— У мисс Дарсии есть причины, которые препятствуют ее возвращению в Англию. Боюсь, ей не понравится, если станет известно, что она распоряжается своими вещами из-за границы. Поползут слухи…
Дарсия могла рассчитывать лишь на то, что миссис Коснетт не станет проявлять излишнее любопытство, поэтому была удивлена, увидев в ее честных глазах понимание.
— Мне все понятно, что вы говорите, мэм. Мы все знаем, что его сиятельство не живет в Англии из-за всех этих скандалов. Очень скверные вещи болтали, да мисс Грейтон всегда говаривала, что и половине-то из них не верит.
— Уверена, что мисс Грейтон была права, — сказала Дарсия. — Люди любят преувеличивать, миссис Коснетт, но всем известно, что сплетни бывают лживыми и злыми.
Миссис Коснетт вздохнула. Дарсия продолжила:
— Я дружна с мисс Дарсией и надеюсь, что слухи вокруг имени его сиятельства скоро будут забыты и тогда Роули смогут вернуться домой, в Англию.
— Понимаю ваши чувства, мэм. Да и здесь много тех, кому недостает его сиятельства. Ну и, конечно, поболтать о нем все тоже не прочь, при нем и жить веселее было.
Дарсия не удержалась от смеха. В словах женщины была правда. Веселые выходки отца разнообразили жизнь тех, кто его окружал, а рассказы об этом великом авантюристе будоражили кровь. Но при этом все эти люди спокойно жили у себя дома, а отец в свой собственный дом вернуться не мог.
Она оставила миссис Коснетт, довольную тем, что ни ей, ни ее мужу не придется искать работу, и пообещала приехать на следующей неделе.
Затем Дарсия направилась домой. По дороге она строила планы, которые скорее всего удивили бы маркизу и уж наверняка встревожили бы графа.
Следующая неделя была расписана от начала и до конца: визиты, обеды, вечера, балы — по нескольку на день. Список полученных приглашений, который вел мистер Кертис, рос как снежный ком, пока Дарсия не взмолилась:
— У меня больше нет ни минуты свободного времени, его не хватает, даже чтобы писать письма, я до сих пор не разослала благодарности тем, от кого получила цветы еще неделю назад, а, согласитесь, те, кто приглашает нас на приемы, имеют некоторые преимущества.
— Я рад бы помочь вам, но, к сожалению, это не в моих силах, мадемуазель, — сочувственно произнес мистер Кертис.
— Ты ведь не жалуешься, ma chere? — вмешалась маркиза.
— Пока нет, но мне нужен свободный день, чтобы съездить в Роули-Парк.
— Разумно ли это? Эта поездка только расстроит тебя.
— Не думаю. Важно лишь, чтобы там никто не узнал, кто я такая. — Говоря это, Дарсия посмотрела на мистера Кертиса.
— Я предполагал, что вы поднимете этот вопрос, мадемуазель. За домом присматривают новые люди, все прежние слуги, как вы помните, были отправлены на пенсию, и, если вы сами не будете к ним заходить, они вряд ли увидят вас.
— Это как раз то, что я хотела узнать, — сказала Дарсия. — Я возьму ту же карету, что и в прошлый раз. Хотелось бы, чтобы она была подана завтра к одиннадцати часам утра.
— Дарсия, Дарсия, не принимай поспешных решений! — воскликнула маркиза. — Мы обещали завтра быть на обеде у герцога Бедфордского.
Дарсия улыбнулась:
— Вот здесь-то вам и придется вспомнить о дипломатии, но не забудьте потом рассказать мне, какое оправдание вы придумали.
На следующее утро, ровно в одиннадцать часов, Дарсия сбегала по ступенькам, как школьница, отпущенная на каникулы.
День выдался теплый. Дарсия снова была в простом платье, а ее шляпа с широкими полями для защиты от солнца, была украшена только веночком из полевых цветов и несколькими зелеными ленточками под цвет ее глаз.
Она была такой юной и очаровательной, что лакей, провожавший ее до кареты, с восхищением посмотрел ей вслед.
Сначала она заехала в Роули-Парк и при виде дома, теперь пустого и запертого, почувствовала, как к глазам подступили слезы.
Ребенком она была так счастлива здесь, и теперь ей хотелось, как, впрочем, многим до нее, повернуть время вспять.
Как хорошо было бы снова смотреть из окна детской, радуясь солнышку, и знать, что сразу после завтрака они вместе с отцом отправятся на верховую прогулку.
Бывали, правда, и дни, когда его не было рядом. Где-то там, в Лондоне, он снова шокировал всех своим поведением или искал развлечений на континенте.
Но зато сколько было радости, когда он возвращался! Казалось, все в доме оживало в его присутствии, становилось волнующим и захватывающим, время мчалось словно на крыльях, и казалось, что в сутках не хватает часов, минут, секунд.
Дарсию впустили в дом, и она прошлась по комнатам. Чехлы из голландского полотна покрывали мебель, укрыты были и картины. Вместо привычного аромата цветов, в доме стоял тот тяжелый запах, свойственный нежилым помещениям.
Дарсия переходила из комнаты в комнату в поисках того, за чем приехала. Найдя, она попросила смотрителя отнести это в карету.
Отъезжая, Дарсия почувствовала, что возбуждение, охватившее ее еще в Лондоне, усиливается. Казалось, сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Ее раздражало, что лошади так медленно взбираются на холм. Но вот наконец перед ней предстал дом графа, еще более красивый, чем он показался ей в первый раз. Она видела его таким, каким он должен был стать по завершении строительства, и не замечала ни груды камней, ни штабелей доски, ни снующих рабочих. Она видела зеленый бархат лужаек, кустарники и цветники, обрамляющие аллеи традиционного французского парка.
И душа ее ликовала и пела от этой красоты.
Дарсия приблизилась к дому, но, прежде чем успела подняться по ступенькам, навстречу вышел граф, протягивая ей руку:
— Наконец-то вы здесь! Я уже начал думать, что больше вас не увижу! Как вы могли так долго не приезжать? Как вы могли забыть, что так нужны мне?
Он взял ее за руку и повел по восточной галерее гак быстро, что Дарсии приходилось почти бежать.
— Все уже готово! Я сразу, как только прибыли панели, заставил всех работать. Я так ждал вас, чтобы вы оценили сделанное.
Он провел ее в комнату для завтрака, и, увидев закрытые панелями стены, Дарсия поняла, что ничего лучше для этой комнаты придумать было бы невозможно.
В лучах солнца, проникающих из окон, резные купидоны и обвивающие их ленты, казались золотыми. Хрустальная люстра на бронзовых цепях свисала с потолка в центре комнаты. Все было именно так, как она себе представляла.
Граф стоял и наблюдал за выражением ее лица.
— Подошло! Все подошло! — Дарсия захлопала в ладоши.
— Подошло в совершенстве, как будто эти панели были созданы для этой комнаты! — согласился граф. — Но как вы могли знать… Как вы догадались, что это именно то, что мне нужно?
Она не ответила, разглядывая люстру, и он продолжал:
— Мне хотелось, чтобы комната была полностью готова к вашему приезду. Поэтому я сразу же повесил люстру и зеркало именно так, как вы предлагали.
Дарсия остановилась в дверном проеме и поэтому еще не успела увидеть зеркала над камином, который был справа от нее. После слов графа она повернулась посмотреть на него. Зеркало было в золотой раме, украшенной резными купидонами, в точности как на панелях Ришелье.
— Вы не разочарованы? — спросил граф, словно просил ее одобрения.
— Все именно так, как я рисовала эту комнату в своем воображении, — тихо проговорила Дарсия.
Ей показалось, что граф вздохнул с облегчением. Потом он спросил:
— Не пройти ли нам по дому? Только после вашего отъезда я осознал, что не следовало отпускать вас так быстро. Мне действительно нужна ваша помощь.
Дарсия засмеялась:
— А мне показалось, что мое присутствие вас раздражает.
— Как вы могли такое подумать? — с живостью возразил граф, но, прочувствовав, что в ее словах есть доля правды, тут же добавил: — Вы правы, как всегда. Да, мне казалось, будто вы вторглись в мои владения и если я не буду осторожен, то потеряю то, что до сих пор считал только своим.
— Я вовсе не хотела вас поучать.
— Знаю, знаю, — сказал он. — Я сам потом злился на себя из-за своего глупого поведения.
— Считать своим то, что действительно принадлежит тебе, — это вовсе глупость.
— Да, но можно скатиться до эгоизма и стать собакой на сене. Но я говорю не об этом. Тогда, беседуя с вами, я столкнулся с чем-то, что никогда не встречалось мне раньше.
— Что вы имеете в виду?
— Я почувствовал… как бы это объяснить… будто в вашей власти таинственным, или, если хотите, магическим, способом точно определять, что необходимо для этого дома.
Дарсия рассмеялась:
— Я не колдунья, поверьте мне.
— Возможно, но это меня встревожило.
— А сейчас вы забыли о своих страхах?
— Я убедил себя, мисс Дарсия, что вы проницательная и умная деловая женщина. Вот и сейчас вы наверняка знаете не хуже меня, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не просить, нет, умолять вас поскорее поведать мне, что еще вы привезли и подойдет ли это для моего дома.
— Уверена, что подойдет, но вы затрудняете мою задачу, — сказала Дарсия.
— Каким образом?
— Я видела лишь две комнаты, а остальные вы не захотели мне показать.
— Простите меня и не держите, пожалуйста, зла на мое поведение, которое, признаюсь, было непростительным.
Он подумал, что Дарсия может не принять извинений, и добавил:
— Я готов умолять вас о прощении любым способом, если хотите, я встану на колени перед вами, только не исчезайте опять. Я даже сам заезжал к вам в коттедж. Женщина, которая была там, сказала мне, что не знает, когда увидит вас снова. Можете себе представить, как я беспокоился?
— Мне и в голову не пришло, что вы станете беспокоиться по этому поводу. — Дарсия действительно была поражена. — Совершенно очевидно, что в прошлый раз вы только и думали, как бы от меня избавиться.
— Вы жестоки, — с упреком сказал граф. — Ведь я уже принес вам свои извинения. К тому же я был сурово наказан за свое поведение. Ну почему бы нам не начать все сначала, с того момента, как судьба привела вас в мою жизнь?
Дарсия подумала, что невозможно продолжать сердиться на человека, который так привлекателен в своей неподдельной искренности.
— Считайте, что вы прощены, — ответила она. — Я действительно привезла кое-что, и это вас заинтересует.
Глаза графа загорелись, и когда он давал указания рабочим, голос его звучал взволнованно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14