— Помогите мне, мама… Помогите мне! — в отчаянии взмолилась Оделла.
И вдруг, словно мать и вправду ответила ей, она поняла, что должна сделать.
В конце библиотеки, ближе к окну, через которое влез Коттер, стоял стол.
За этим столом библиотекарь записывал новые книги и делал пометки касательно уже имеющихся.
Вылезая в окно, Фред отдернул штору, и луна давала не меньше света, чем любой канделябр.
Оделла села за стол.
Как она и надеялась, на столе нашлась писчая бумага — в кожаной папке с вытисненным на ней гербом маркиза.
Оделла положила перед собой чистый лист .и взяла в руку перо.
Чернильница, на которую Фред Коттер не обратил внимания, была, между прочим, из чистого золота.
Тщательно обдумывая каждое слово, Оделла написала:
Портрет первого графа Транкомба работы сэра Антониса Ван Дейка был украден Фредом Коттером, живущим в Гейбл-Коттедж, Вишингэм.
Ожидая, пока просохнут чернила, Оделла огляделась и заметила на полу осколки стекла.
Как только горничные утром войдут сюда, чтобы сделать уборку, они сразу поймут, что случилось.
Потом она испугалась, что, поскольку библиотекарь в отпуске, на столе записку могут найти с опозданием.
Впрочем, Оделла знала, где она будет найдена точно.
Держа в одной руке записку, а в другой — подсвечник, она пошла к двери и осторожно выглянула в коридор.
Он был пуст — только вдоль стен мерцали редкие светильники.
Она зажгла от одного из них свою свечу и направилась к кабинету маркиза.
Оделла не сомневалась, что так же, как и у них дома, секретарь маркиза каждое утро кладет почту ему на стол.
Правда, когда Оделла только приехала сюда, секретаря в замке не было.
— Мистер Рейнольдс находится в Лондоне с его светлостью, — сказала ей нянюшка, — и это нам на руку!
— Почему? — спросила Оделла.
— Потому что иначе мне пришлось бы просить его разрешения, чтобы ты могла здесь остаться, — ответила нянюшка. — А так мне не нужно никого ни о чем спрашивать, а когда мистер Рейнольдс вернется, будет уже поздно говорить что-нибудь.
Оделла была уверена, что мистер Рейнольдс приехал вместе со своим хозяином.
«Маркиз прочтет эту записку, — говорила она себе, — и успеет поймать Коттера прежде, чем тот увезет картину в Лондон или еще куда-то, где можно ее продать».
Оделла уже видела кабинет маркиза, когда осматривала дом.
Она вошла туда и оставила записку на столе, на самом видном месте.
Любой, кто зайдет сюда, сразу ее заметит. Оделла вышла из кабинета и только тогда вспомнила про книги.
Слугам наверняка показалось бы странным, что вор, прежде чем похитить картину, снял с полок несколько книг.
Оделла быстро поспешила назад, но перед тем, как взять книги, она задернула шторы, как они были до ее прихода.
Потом она поднялась наверх, в свою спальню, и только закрыв за собой дверь, осознала, как колотится сердце.
Ей до сих пор не верилось в то, что случилось. Какое удивительное совпадение, что она оказалась в библиотеке одновременно с Коттером и таким образом смогла помочь маркизу вернуть бесценный портрет.
«Не вижу причины, почему кто-то может заподозрить, что я написала записку», — сказала себе Оделла.
Ложась в постель, она посмотрела на часы. Стрелки показывали четыре, и с трудом верилось, что за какой-нибудь час произошло так много всего.
Погасив свечу, Оделла подумала:
«Никто не узнает, что это была я!»
Маркиз Транкомб проснулся.
Какое-то мгновение он не мог понять, где находится.
Рядом мирно спала Элайн Беатон, и, взглянув на нее, он сообразил, что они оба заснули.
Это было неудивительно, учитывая, что их любовные утехи были пламенными, экзотическими и, как следствие, весьма утомительными.
Маркиз подумал, что скоро рассвет и надо бы вернуться в свою спальню.
Очень мягко, с гибкостью человека, отлично владеющего своим тренированным телом, он выскользнул из постели.
Подняв с кресла одежду, маркиз неслышно оделся и тихо направился к двери.
У порога он на мгновение остановился и оглянулся назад, на Элайн.
Выйдя в коридор, маркиз сразу почувствовал разницу в воздухе.
Французские духи Элайн были тяжеловаты, и он подумал, что, когда их нет, дышится куда легче.
Он направился в свою спальню, но по дороге ему вдруг захотелось глотнуть свежего воздуха.
Маркиз в нерешительности остановился. Потом, скривив губы в легкой усмешке, он двинулся туда, где была закругленная вверху дубовая дверь.
Отодвинув засов, он открыл ее. За дверью обнаружились узкие ступеньки, которые, как знал маркиз, вели на крышу.
Он не поднимался по ним уже много лет, но в детстве обожал забираться на крышу.
Лестница, сделанная вскоре после постройки замка, была очень узкой и такой же крутой.
Со стуком открыв люк над последней ступенькой, маркиз оказался на крыше и сразу понял, что как нельзя лучше выбрал момент для прогулки.
Звезды в небе уже начинали бледнеть, а на востоке появился первый слабый лучик рассвета.
Ветра не было, и воздух был теплым.
Стоя на крыше и глядя на занимающийся рассвет, маркиз почувствовал, что его переполняет та радость, которую он всегда испытывал в детстве в такие моменты.
В то время начало каждого дня сулило ему новые приключения.
Он рос, и вокруг было столько вещей, требующих его внимания; столь многого надо было достигнуть.
Весь мир тогда был сплошным обещанием радости.
А теперь — маркиз не мог не признаться в этом — он все чаще чувствовал разочарование.
На первый взгляд, этому не было определенной причины, но тем не менее сейчас, когда он стоял на крыше, ему казалось, будто мир, который он видит с вершины своего дома, выглядит не таким, каким должен быть по его представлениям.
И сам он не соответствует собственным идеалам.
«Быть может, я недостаточно усердно трудился, — сказал он себе, — или сошел на обочину, собирая цветы, которые умирают, стоит их только сорвать».
Он с усмешкой подумал, что это в полной мере относится к Элайн Беатон.
Она была цветком, которого он желал, который казался ему совершенством — но лишь до тех пор, пока он его не сорвал.
И который, как и любой другой цветок, увял, стал годен только на то, чтобы выбросить его без сожаления.
«Боже, до чего я дожил!» — упрекнул себя маркиз.
Первые лучи солнца озарили далекий горизонт.
От этой красоты, рассеявшей последние остатки ночи, у маркиза перехватило, дыхание.
Внезапно он заметил внизу какое-то движение и внимательнее посмотрел чуть правее, туда, где начинались поля.
Только что он был единственным человеком в волшебном мире; теперь появился другой.
От конюшен скакала лошадь и правила ею, несомненно, женщина.
Маркиз не мог разглядеть ее достаточно хорошо, но видел, что она, безусловно, опытная наездница.
Отсюда, с высоты, он мог наблюдать за ней все время, что она ехала через поле, и видел, с какой уверенной легкостью она взяла два барьера, попавшиеся ей по дороге.
Она скакала стремительно и скоро исчезла среди деревьев в роще, известной под названием Клифвуд.
Маркиз терялся в догадках, кто это может быть.
Лучи солнца ударили ему в глаза, мешая смотреть дальше.
Маркиз повернулся и спустился по лестнице в дом.
Глава пятая
Оделла старалась уснуть, но это было невозможно.
Ее сердце никак не могло успокоиться, и она все еще боялась, что Фред Коттер продаст полотно прежде, чем кто-то его остановит.
А что, если маркиз, прочитав записку, будет опрашивать всех людей в замке, чтобы выяснить, кто ее написал?
И тогда он узнает, что у него в доме гостья, о которой он даже не подозревал. Несомненно, ему захочется увидеть ее.
«Мне нужно уехать, — подумала Оделла. — По крайней мере до конца дня».
Она встала, оделась и пошла в комнату нянюшки.
Нянюшка крепко спала, а рядом с ней мирно сопела Бетти.
Оделла коснулась ее плеча. Няня проснулась сразу; вид у нее был встревоженный.
— Это я, нянюшка, — прошептала Оделла.
— Что случилось? — спросила нянюшка. Тихим голосом Оделла рассказала ей, что произошло.
— Я помню этого Фреда Коттера, — заметила нянюшка, выслушав ее. — Вот уж точно — неудачный экземпляр!
— Да, я знаю, нянюшка, и не могу позволить ему украсть этот великолепный портрет первого графа.
Нянюшка никогда не видела этой картины, но Оделла чувствовала, что она поняла.
— Я хочу взять Стрекозу, — продолжала Оделла, — и уехать до вечера. Когда я вернусь, маркиз уже получит портрет назад и не станет заниматься расспросами слуг.
Нянюшка, казалось, тоже считала, что больше ничего делать не остается.
Оделла поцеловала ее и на цыпочках, чтобы не разбудить Бетти, вышла из спальни.
Она спустилась по лестнице и, выйдя через черный ход, увидела, что уже почти рассвело.
Звезды на небе становились бледнее.
Оделла направилась к конюшням; там было тихо: видимо, младший конюх, который должен был сторожить лошадей, спал.
Впрочем, для Оделлы не представляло труда самой оседлать Стрекозу и накинуть на нее уздечку: она уже много раз делала это.
Оделла вывела Стрекозу во двор и забралась в седло.
Предчувствуя свободу и скачку, лошадь нетерпеливо била копытом.
Оделла тряхнула уздечку и стремительно поскакала прочь от конюшен, к полю и чернеющей за ним роще.
В восемь часов маркиза разбудил камердинер, открывающий шторы.
Маркиз потянулся, чувствуя себя еще утомленным после столь короткого сна.
К его изумлению камердинер вдруг подошел к кровати.
Простите, милорд, — сказал он, — но мистер Ньютон срочно хочет вас видеть.
Ньютоном звали дворецкого, и маркиз удивленно спросил:
— Что ему нужно?
— Он скажет вам сам, милорд, — ответил камердинер и вышел.
Приподнявшись на подушках, маркиз откинул со лба волосы и, когда дворецкий вошел, недовольно спросил:
— Что все это значит, Ньютон?
— Простите, что потревожил вас, ваша светлость, — ответил Ньютон, — но кто-то пробрался в дом и украл картину, которая висела над камином в библиотеке!
Если он намеревался поразить маркиза, то весьма преуспел в этом.
Маркиз долго смотрел на него, прежде чем воскликнуть:
— Не может быть! А где был сторож?
— Боюсь, ваша светлость, что в настоящее время сторожа у нас нет. Клементс заболел, и мы ждали, что он со дня на день выздоровеет, но он еще не поправился.
— Почему мне об этом ничего не сказали? — сердито спросил маркиз.
— Грабитель проник через окно, милорд, — продолжал Ньютон. — Осколки стекла рассыпаны по всему полу.
— Я хочу убедиться лично, — сказал маркиз. Он встал, и Ньютон поспешно вышел из комнаты.
Маркиз быстро оделся, рассерженно думая, что случившееся — результат обычной разболтанности.
Это происходило из раза в раз, стоило ему только уехать.
Впрочем, сказал он себе, Клементс уже слишком стар, чтобы быть сторожем. Надо было давным-давно подумать о том, чтобы нанять второго.
А теперь портрет первого графа работы Ван Дейка утрачен, и эта потеря невосполнима.
Отец маркиза всегда чрезвычайно гордился этой картиной.
Незадолго до смерти велел почистить ее и перевесить на новое место.
Маркиз помнил, как отец говорил ему, тогда еще маленькому мальчику, что Ван Дейк — гений, и в мире нет портретиста, равного ему.
«Как я мог допустить, чтобы у меня украли такую драгоценность?» — в злости спрашивал он себя.
Он брился, когда в дверь постучали.
Камердинер пошел открывать, и по его голосу маркиз понял, что это что-то опять очень срочное.
Минутой позже в спальню вошел мистер Рейнольдс, его секретарь.
— Я как раз собирался пойти и выяснить, что случилось, — раздраженным тоном сказал маркиз.
— Я принес вам одну интересную вещь, милорд, — сказал мистер Рейнольдс, подходя ближе. — Вот она.
Он протянул записку, которую написала Оделла.
Маркиз отложил бритву и взял записку. Он прочел ее — и перечитал еще раз, чтобы убедиться, что не ошибся.
— Где вы ее нашли? — спросил он.
— Она была на столе в вашем кабинете, милорд.
— Кто это писал?
— Представления не имею, милорд.
Маркиз внимательнее вгляделся в почерк — он был очень изящен и явно принадлежал человеку образованному.
— Это написано кем-то из моих домашних, — сказал он.
— Ни один слуга так бы не написал, — согласился мистер Рейнольдс.
Маркиз положил записку на туалетный столика.
— Но если информация верная, — сказал он, — нам лучше поторопиться! Пусть Сарацина оседлают и подведут к двери — и побыстрее! Конюхи Бен и Дик поедут со мной.
Без лишних слов мистер Рейнольдс пошел к двери, а маркиз приказал ему вдогонку:
— Приготовьте мне пистолет — да и конюхам тоже стоит вооружиться.
— Я прослежу, милорд, — ответил мистер Рейнольдс уже из коридора.
Камердинер помог маркизу надеть сапоги для верховой езды и дорожную куртку.
Маркиз взял с туалетного столика записку Оделлы и поспешил вниз по лестнице.
— Завтрак готов, милорд! — объявил Ньютон, но маркиз только отмахнулся и прошел мимо к парадному входу.
Конюхи уже привели лошадей. Это были крепкие парни, и маркиз знал, что, если придется драться, на них можно положиться.
Он вскочил в седло и быстро поехал прочь.
Кратчайший путь до Вишингэма лежал через поля.
Сарацин был горяч и полон сил.
Выехав на дорогу, ведущую в деревню, маркиз вынужден был остановиться и подождать своих отставших спутников.
Когда они подъехали, он спросил:
— Ваши пистолеты заряжены?
— Да, милорд.
— Используйте их только в случае крайней необходимости. Я надеюсь, что нам повезет и мы застанем грабителя врасплох, так что стрелять не придется.
Конюхи дружно кивнули в знак того, что все поняли.
У въезда в деревню маркиз спросил Бена:
— Ты знаешь, где Гейбл-Коттедж?
Он не сомневался, что содержание записки стало известно всем в доме еще до того, как он спустился по лестнице. Бен кивнул:
— Да, милорд. Первый дом за церковью.
Маркиз поехал вперед. Люди, мимо которых он проезжал, узнавали его. Женщины делали реверанс, а мужчины снимали шляпы.
Гейбл-Коттедж был не такой, как прочие крытые соломой голубые беленькие домишки.
По сути, это был большой особняк с двумя фронтонами по первому этажу.
По саду, усыпанному весенними цветами и тщательно ухоженному, к двери вела аккуратная каменная дорожка.
Медный дверной молоточек был тщательно вычищен и отполирован.
За домом был еще один небольшой садик, а дальше уже начинались поля.
Маркиз повернулся к Дику и сказал, понизив голос:
— Поезжай к задней стене дома и следи, чтобы никто не выскочил.
Конюх сделал, как ему было велено, а маркиз велел Бену:
— Ты наблюдай за дверью.
Спешившись, он привязал Сарацина к воротам, а потом подошел к двери и повернул ручку.
Маркиз рассчитывал, что в это время дня она вряд ли заперта, и не ошибся.
Он попал в маленький холл с узкой лестницей на одной стороне, ведущей к спальням.
Перед ним было две двери, и маркиз на мгновение замешкался, выбирая, а потом открыл правую.
Интуиция его не подвела.
За столом в центре комнаты сидел молодой мужчина и разглядывал портрет работы Ван Дейка, который стоял перед ним.
Увидев маркиза, он испуганно вскочил.
Маркиз подумал, что у этого человека очень неприятная внешность и бегающие глаза только усугубляют это впечатление.
С первого взгляда было ясно, что ему нельзя доверять.
Маркиз подошел к столу и положил руку на портрет.
— Как вы посмели ворваться в. мой дом и украсть мою собственность! — сказал он. — Я заберу вас в участок, и вы предстанете перед судом. Я думаю, вам известно, какое наказание полагается за кражу?
Фред Коттер не отвечал, и маркиз готов был поклясться, что слышит, как стучат его зубы.
— Виселица, — продолжал маркиз, — или тюрьма. Это ваше первое преступление?
Внезапно Фред Коттер упал на колени.
— Простите меня, милорд, простите меня! — взмолился он сквозь слезы. — Моя мать больна, а у меня нет денег, чтобы заплатить за лекарства, которые доктор выписал ей. Я только хотел спасти свою мать!
— Неужели вы не осознавали, что полиция будет искать преступника, и вас непременно поймают?
— Я знаю, я знаю! — рыдал Фред Коттер. — Но я не мог придумать, как еще спасти свою мать.
— Я полагаю, вы понимаете: весьма маловероятно, что вам удалось бы продать такое ценное и известное полотно? — с презрением спросил маркиз.
— Я этого даже не знал, я первый раз решился на кражу, и думал только о том, что должен спасти свою мать.
Десятью минутами позже маркиз вышел из Гейбл-Коттедж с портретом в руках.
Фред Коттер, рыдая, полз за ним на коленях, умоляя его не обращаться в полицию.
— Если вы когда-нибудь еще осмелитесь забраться в мой дом, — предостерегающе сказал маркиз, — я не посмотрю на то, что вы бедны.
Он сурово взглянул на грабителя и добавил:
— Можете сказать своему доктору, чтобы он посылал мне счета на лекарства, которые — нужны вашей матери, — и я бы на вашем месте не стал рассказывать ей о том, как она едва не потеряла сына!
— Я обещаю, я обещаю! — восклицал Фред Коттер.
Выйдя за ворота, маркиз передал картину Дику.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13