— спросил он.
— Графиня — моя… мачеха… Она… настаивает, чтобы я… вышла за… виконта, а… он…
Оделла запнулась на миг, а потом, покраснев, сквозь слезы пробормотала:
— Он — ее… любовник!
Она почувствовала, как напряглись руки маркиза.
— Но почему? — спросил он. — Почему ваша мачеха так этого хочет?
— Потому что… Мама оставила мне… много… денег… А… виконт… беден.
— Я знаю вашего отца. Он выдающийся человек, — сказал маркиз. — Неужели он одобрил бы это?
— Он всегда… делает, как мачеха хочет… А когда она… что-то решила, ее уже никто… не может… остановить…
Оделлу душили слезы. Усилием воли справившись с ними, она снова взмолилась:
— Пожалуйста… пожалуйста, спрячьте меня… и… быстро! Я скорее бы… умерла, чем… вышла бы за любого мужчину, кроме…
Оделла замолчала.
Сквозь тонкую ткань халата он чувствовал, как дрожит ее тело.
— Послушайте, — сказал он спокойно. — Я хочу, чтобы вы остались здесь, где вам ничто не грозит, а чтобы вы убедились в этом, я запру дверь и возьму ключ с собой.
Он улыбнулся ей и продолжал:
— Я избавлюсь от них, а когда вернусь, мы подумаем, как заставить вашу мачеху отказаться от столь возмутительного плана — выдать вас за человека, которого вы не любите.
— Вы… обещаете… не… говорить им, где… я? — прошептала Оделла, поднимая голову.
— Вы все еще не доверяете мне? — спросил маркиз, глядя на нее сверху вниз.
Слезы бежали по ее щекам, и длинные ресницы были мокрыми.
И все же она казалась ему прекраснее, чем все женщины, которых он видел до этого.
Маркиз наклонился и очень нежно поцеловал ее в губы.
— Ждите здесь, — сказал он. — Я обещаю, все будет хорошо.
Он отпустил ее и пошел к двери.
Когда она закрылась за ним, Оделла услышала, как повернулся в замке ключ.
Она закрыла лицо руками, теряясь в догадках, как мачехе удалось ее отыскать.
Этого не должно было случиться!
Потом Оделла предположила, что, вероятно, всему виной Фред Коттер.
Он знал, кто она такая, а слух об его аресте наверняка достиг Шэлфорд-Хауса.
И все же Оделла не могла поверить, что ее мачеха в эту минуту действительно здесь, в замке Комб.
Она вернулась к камину, но села не в кресло, а на диван, который стоял ближе к огню.
Отсюда она могла видеть дверь и в случае чего успела бы спрятаться — за штору или куда-нибудь еще.
Оделла была так напутана, что вновь начала молиться, и ее молитвы были даже более пылкими, чем те, которые она возносила в подвале Фолли.
По крайней мере тогда они с маркизом были вместе.
Если бы мачеха забрала ее, она была бы совершенно беспомощна в ее руках и, не успев даже опомниться, вышла бы за виконта.
— Помогите мне, мама… Помогите мне! — молилась она. — И позвольте мне остаться… с маркизом!
Она подумала, что ради этого готова на все, что угодно, даже согласна стать служанкой у него в доме.
Зато она была бы под его крышей и чувствовала бы себя в безопасности.
— Я люблю… его! — сказала Оделла вслух. Она знала, что он попытается ее спасти. Но хватит ли ему силы бросить вызов ее мачехе, которая всегда добивалась того, чего хотела?
Оделле казалось, что прошла вечность. Она уже начала смиряться с мыслью, что мачехе удалось убедить маркиза и сейчас она заберет ее назад в Шэлфорд-Холл.
Потом Оделла услышала шаги и вскочила на ноги.
Прежде чем ключ повернулся в замке и открылась дверь, она была уже в дальнем конце библиотеки и спряталась за темно-красной бархатной шторой, откуда наблюдала за Фредом Коттером.
Маркиз вошел в комнату. Он аккуратно закрыл за собой дверь и направился к камину.
— Оделла! — позвал он мягко.
Молчание.
Потом Оделла осторожно выглянула из-за шторы, желая удостовериться, что он один.
А убедившись в этом, с радостным криком бросилась к нему.
Маркиз протянул ей навстречу руки, и она упала в его объятия.
Он начал целовать ее — страстно, неистово, требовательно.
Оделле казалось, что он поднял ее из ада неуверенности и вознес на небеса.
Страх исчез — остались только восторг и наслаждение, которого не опишешь словами.
Он целовал ее до тех пор, пока библиотека и сам дом, казалось, не начали качаться.
Маркиз прижимал Оделлу к себе все крепче, и она слышала, как бешено стучит его сердце — так же бешено, как ее.
Только когда восторг достиг предела, за которым его уже невозможно было выносить, Оделла пробормотала что-то невнятное и спрятала лицо у него на груди.
Маркиз отнес ее к дивану и сел, баюкая ее на руках, как младенца.
Потом он принялся целовать ее снова, пока они оба не начали задыхаться.
— Почему вы не сказали мне раньше? — спросил он наконец. — Как вы могли позволить этой женщине угрожать вам?
— Вы отправили ее… прочь? — Оделла запнулась.
— Я отправил ее прочь, сказав, что завтра утром привезу вас домой.
Оделла окаменела.
— Вы… так ей… сказали? Как вы могли… сделать такое?
Маркиз улыбнулся.
— Мы приедем к ней, — сказал он, — но она не сможет заставить вас остаться.
— Она… сможет! Сможет! — вскричала Оделла. — И она заставит папеньку… дать согласие… на мой… брак… с виконтом!
— К сожалению, у нее не будет возможности это сделать, — покачал головой маркиз.
— Что… вы имеете в виду? Он согласится… Если моя… мачеха… настаивает…
— Вы очень не сообразительны, моя драгоценная, — улыбнулся маркиз. — И опять не доверяете мне. А ведь я все же умнее, чем ваша мачеха!
— Но… как? Что вы… говорите? Я… я не понимаю! — воскликнула Оделла.
— Я избавился от них, — объяснил маркиз, — сказав, что уже слишком поздно и вы спите в детской с моей племянницей, которая не очень хорошо себя чувствует.
Оделла подумала, что это был умный ход, но вслух ничего не сказала, и он продолжал:
— Они узнали, что вы здесь, потому что Фред Коттер проклинал вас во всю глотку, когда полиция вела его через деревню.
Оделла тихо вскрикнула от ужаса, но маркиз как ни в чем не бывало сказал:
— Я убедил вашу мачеху, что вы в полном здравии и завтра я привезу вас в Шэлфорд-Холл, где она и, разумеется, безумно влюбленный в вас виконт будут вас ждать.
— Значит… вы поверили в то, что она… говорила! — прошептала Оделла упавшим голосом.
— Она откровенно врала! — воскликнул маркиз. — И я не поверил ни единому слову!
— Тогда… почему вы… хотите… отвезти меня… назад?
— Потому что к тому времени — не говоря уж о том, что мне хочется снова увидеть вашего замечательного отца, моя драгоценная маленькая принцесса, — мы с вами будем женаты!
Не веря своим ушам, Оделла уставилась на него.
— Женаты? — прошептала она.
— Женаты! — подтвердил маркиз. — Я уже послал своего секретаря к священнику с просьбой, чтобы завтра в десять часов утра он обвенчал нас здесь, в моей собственной часовне. — Он улыбнулся. — После этого, моя красавица, мы отправимся в свадебное путешествие и только заедем к вам домой, чтобы вы представили меня своему отцу.
— Я не могу… в это поверить! — воскликнула Оделла. — Это правда? Вы действительно меня… любите?
Другие вопросы были готовы сорваться у нее с губ, но маркиз вновь притянул ее к себе.
— Ты сомневаешься? — спросил он. — Я обещаю тебе, Оделла, что докажу это, как только ты станешь моей.
Он хотел поцеловать ее, но Оделла спрятала лицо.
— Вы… уверены, — спросила она приглушенным голосом, — действительно уверены, что я… вам нужна? Я люблю вас! Я люблю вас всем сердцем, но я… не хочу… чтобы вы… женились на мне… из жалости.
Маркиз засмеялся счастливым смехом.
— Ты и впрямь думаешь, что я способен сделать такую глупость? — сказал он. — Если бы ты вдруг исчезла, моя восхитительная, я нашел бы тебя в любой части мира, где бы ты ни скрылась, и вернул бы себе!
Его голос стал глубоким.
— Ты нужна мне! Ты нужна мне, как ни одна женщина раньше не была мне нужна, и я уверен, что после того, что мы пережили вместе, мы будем счастливо жить здесь с нашими лошадьми и, конечно же, с нашими детьми.
Он почувствовал, как дрожит Оделла в его руках, и, когда она подняла голову, начал целовать ее сначала мягко, а потом все настойчивее и сильнее.
Его поцелуи обжигали, но она уже не боялась.
Она знала, что это любовь, о которой она молилась.
Любовь, которая бывает не только мягкой и нежной, но сильной, требовательной и непреодолимой.
— Я люблю… тебя! Я люблю… тебя! — хотела она сказать, но в словах не было нужды.
Оделла проснулась; ей снился маркиз.
Было восемь часов.
По звону посуды она поняла, что в детской уже готов завтрак.
На мгновение она подумала, что вчерашний день ей, должно быть, тоже приснился.
Но она до сих пор чувствовала губы маркиза на своих губах.
При мысли о нем ее сердце начинало биться не так, как обычно, и сладкая дрожь пробегала по телу.
Она встала, а когда умывалась, вошла нянюшка и сказала:
— Я хочу знать, что происходит! Мистер Ньютон только что сообщил мне, что его светлость просит, чтобы ты спустилась вниз в пятнадцать минут десятого, и посылает тебе вот это.
С этими словами нянюшка положила на кровать два свертка.
Оделла догадывалась, что в них находится. Вытирая лицо, она сказала:
— Вчера вечером, нянюшка, мачеха приезжала сюда с виконтом, чтобы забрать меня домой.
Нянюшка в ужасе вскрикнула, но, прежде чем она успела что-то сказать, Оделла продолжала:
— Маркиз спас меня, и они уехали снова.
— Откуда они узнали, что ты здесь? — спросила нянюшка.
Оделла подумала, что нет времени рассказывать ей про Фреда Коттера, поэтому она просто пожала плечами.
— Ты сказала, что его светлость тебя спас, — нахмурилась нянюшка. — И как же он это сделал?
Оделла улыбнулась.
— Не сердись на меня, нянюшка, но, пока я была здесь, мы несколько раз встретились и теперь… собираемся пожениться!
На мгновение нянюшка потеряла дар речи.
— Пожениться! — воскликнула она в восхищении. — Большего счастья я не могла тебе пожелать — и в этом доме самые лучшие детские в мире!
Оделла рассмеялась.
В то же время она чувствовала, что готова заплакать оттого, как замечательно все получается.
Потом, удовлетворив свое любопытство, нянюшка помогла Оделле надеть единственное белое платье, которое она захватила с собой.
В свертках, присланных маркизом, обнаружилась длинная фата до самого пола и диадема, украшенная цветами и бриллиантами.
— В таком наряде впору ехать к королеве в Букингемский дворец! — заметила нянюшка, когда Оделла была одета.
— Мне важнее маркиз, а не королева! — сказала Оделла. — О, нянюшка, как, по-твоему, я достаточно для него красива?
Говоря это, она думала о леди Беатон и других красивых женщинах, которых упоминала горничная.
— Ты столь же красива, как была твоя мать, — ответила нянюшка. — А она была самой прекрасной женщиной, которую я видела за всю свою жизнь!
— Это все, что я хотела услышать, — улыбнулась Оделла.
Она поцеловала нянюшку и пошла вниз.
— Да благословит тебя Господь, дитя мое! — воскликнула нянюшка со слезами на глазах. — И пусть ты всегда будешь такой счастливой, как в этот день.
— В этом я не сомневаюсь! — сказала Оделла уверенно.
Спускаясь на первый этаж, она чувствовала, будто за плечами у нее выросли крылья.
Она знала, что маркиз будет ждать ее в холле.
Он смотрел, как она сходит по лестнице, и думал, что всю жизнь мечтал встретить такую женщину, но боялся, что никогда не встретит.
Целуя ее в первый раз, он понял, что ее еще никто не целовал.
Он был первым мужчиной в ее жизни — и последним.
Маркиз знал многих женщин, но никого из них он не любил так, как Оделлу.
И не только из-за ее красоты, которая очаровала его, или за духовную чистоту, которая ее окружала.
Интуиция говорила ему, что она чувствует то же самое, что и он, что они стали одним целым еще до того, как их соединило таинство брака.
Часовня, построенная одновременно с замком, была освящена, как полагается, и, поскольку их обвенчал бы священник, в юридическом оформлении брака уже не было бы необходимости.
Маркиз подал Оделле руку, и они двинулись вдоль длинного коридора, который вел к часовне.
Маркиз всегда именно так представлял себе свое венчание и знал, что они оба запомнят его на всю жизнь.
Не будет никаких так называемых «друзей», не будет завистников, не будет людей, обожающих все критиковать и способных испортить этим даже священное таинство.
Он видел, что Оделла немного волнуется, и, когда она положила ладонь на его локоть, почувствовал, как дрожит ее рука.
«Я буду защищать ее и сделаю счастливой на всю жизнь, — поклялся он. — И никто никогда не посмеет ее испугать!»
Ни одна из женщин, которых он знал, не проявила бы такой отваги и твердости духа, как Оделла, когда они попали в руки Фреда Коттера.
Ни одной из них не хватило бы храбрости убежать от собственной мачехи.
Или ума, чтобы спрятаться у своей старой нянюшки.
— Она необыкновенна! — сказал он себе.
Когда они опускались на колени, чтобы получить благословение, маркиз молился о том, чтобы быть достойным ее.
«Она никогда не должна разочароваться во мне», — поклялся он.
Маркиз и маркиза Транкомб уезжали из Шэлфорд-Холла.
Их экипаж был запряжен четверкой великолепно обученных лошадей, которыми маркиз правил с блестящим умением.
Но в эту минуту Оделла видела перед собой только изумленное и расстроенное лицо мачехи!
И довольное лицо своего отца.
Она положила руку на колено маркизу.
— Мы действительно убежали? — шепотом спросила она.
— Да! — победно ответил маркиз. Он тоже заметил, что их женитьба явилась для графини ударом, которого она не ожидала. Она вышла, побледнев от гнева. Все трое — графиня, граф и виконт — ждали приезда маркиза и Оделлы.
Первым заговорил граф:
— Благодарю вас, милорд, за то, что вы вернули мне дочь. Я очень за нее волновался.
Они с маркизом обменялись рукопожатием, а Оделла поцеловала отца и сказала:
— С нянюшкой я была в полной безопасности, папенька.
— Теперь я это знаю, моя дорогая, — ответил граф, — но твоя мачеха была очень огорчена, когда ты исчезла.
— Больше я никогда так не поступлю, — сказала Оделла.
— Это правда, — вставил маркиз прежде, чем кто-нибудь успел что-то сказать. — И я уверен, вы поздравите нас, когда узнаете, что Оделла отныне — моя жена и мы с ней очень и очень счастливы!
Наступила внезапная тишина.
Потом, прежде чем граф смог сказать, что он восхищен, раздался крик графини:
— Это ложь! Я этому не верю!
— Это чистая правда, — ответил маркиз. — Вчера вечером я понял, что не могу потерять Оделлу ни на день, ни даже на час, и сегодня утром мы обвенчались.
— Это незаконно! — огрызнулась графиня.
— Я думаю, вам будет очень нелегко доказать это! — спокойно сказал маркиз. Граф шумно перевел дыхание.
— Если моя дочь счастлива, то все остальное не важно, — проговорил он. — И конечно, я рад иметь зятя, который живет по соседству!
— Я очень, очень счастлива, папенька! — улыбнулась Оделла.
Больше никому маркиз не дал сказать ни слова.
Он объяснил, что они спешат добраться до одного из его поместий, расстояние до которого достаточно велико.
Это был намек, что им надо уехать немедленно, и маркиз знал, что все поймут его правильно.
Виконт молчал, а Оделла не задавала ему вопросов.
Впрочем, она не могла избавиться от ощущения, что он сразу почувствовал себя свободнее, узнав, что ему не надо жениться на ней — даже с учетом того, что он мог бы воспользоваться ее деньгами.
Только оставшись наедине с маркизом, Оделла вдруг осознала, что никогда не говорила ему, насколько она богата.
Впрочем, сказала она себе, это не имеет значения. Она была совершенно уверена, что он найдет много способов израсходовать эти деньги на действительно важные вещи.
Школы, больницы и помощь для тех, кто нуждается в ней.
«Он сам настолько богат, что разницы нет, — подумала Оделла. — Так почему мы должны тратить зря время на обсуждение таких пустяков?»
Она передвинулась ближе к нему.
— Я люблю тебя!
Маркиз улыбнулся.
— И я люблю тебя, моя красавица. Сегодня вечером, когда мы приедем в дом, где начнется наш медовый месяц, я скажу тебе, насколько сильно.
— Скажи сейчас! — потребовала Оделла.
— Я люблю тебя! Я обожаю тебя! Я тебе поклоняюсь!
Ее глаза сияли, и Оделле казалось, что эти слова звучат даже в стуке копыт.
Это было все, что она хотела услышать, и она знала, что теперь эти слова станут главными в их жизни.
Маркиз поглядел в ее серые глаза, в которых светилось обожание.
— Мы избавились от второго дракона, — сказал он, — и теперь, моя Спящая Красавица, все, что мне осталось сделать, это пробудить тебя не поцелуем, а любовью!
— Это то, чего хочется и мне, — ответила Оделла. — О, мой любимый, мой дорогой муж, ты такой… замечательный, и мне до сих пор трудно поверить, что я и вправду… твоя жена!
— Если ты будешь продолжать говорить такие вещи, — заметил маркиз, — я начну тебя целовать, и мы опрокинемся.
Оделла рассмеялась.
— Никто лучше тебя не умеет править четверкой.
— Именно так я и хочу, чтобы ты думала, — сказал он, — и еще хочу, чтобы ты говорила, какой я умный и замечательный, — но только тогда, когда мои руки не заняты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
— Графиня — моя… мачеха… Она… настаивает, чтобы я… вышла за… виконта, а… он…
Оделла запнулась на миг, а потом, покраснев, сквозь слезы пробормотала:
— Он — ее… любовник!
Она почувствовала, как напряглись руки маркиза.
— Но почему? — спросил он. — Почему ваша мачеха так этого хочет?
— Потому что… Мама оставила мне… много… денег… А… виконт… беден.
— Я знаю вашего отца. Он выдающийся человек, — сказал маркиз. — Неужели он одобрил бы это?
— Он всегда… делает, как мачеха хочет… А когда она… что-то решила, ее уже никто… не может… остановить…
Оделлу душили слезы. Усилием воли справившись с ними, она снова взмолилась:
— Пожалуйста… пожалуйста, спрячьте меня… и… быстро! Я скорее бы… умерла, чем… вышла бы за любого мужчину, кроме…
Оделла замолчала.
Сквозь тонкую ткань халата он чувствовал, как дрожит ее тело.
— Послушайте, — сказал он спокойно. — Я хочу, чтобы вы остались здесь, где вам ничто не грозит, а чтобы вы убедились в этом, я запру дверь и возьму ключ с собой.
Он улыбнулся ей и продолжал:
— Я избавлюсь от них, а когда вернусь, мы подумаем, как заставить вашу мачеху отказаться от столь возмутительного плана — выдать вас за человека, которого вы не любите.
— Вы… обещаете… не… говорить им, где… я? — прошептала Оделла, поднимая голову.
— Вы все еще не доверяете мне? — спросил маркиз, глядя на нее сверху вниз.
Слезы бежали по ее щекам, и длинные ресницы были мокрыми.
И все же она казалась ему прекраснее, чем все женщины, которых он видел до этого.
Маркиз наклонился и очень нежно поцеловал ее в губы.
— Ждите здесь, — сказал он. — Я обещаю, все будет хорошо.
Он отпустил ее и пошел к двери.
Когда она закрылась за ним, Оделла услышала, как повернулся в замке ключ.
Она закрыла лицо руками, теряясь в догадках, как мачехе удалось ее отыскать.
Этого не должно было случиться!
Потом Оделла предположила, что, вероятно, всему виной Фред Коттер.
Он знал, кто она такая, а слух об его аресте наверняка достиг Шэлфорд-Хауса.
И все же Оделла не могла поверить, что ее мачеха в эту минуту действительно здесь, в замке Комб.
Она вернулась к камину, но села не в кресло, а на диван, который стоял ближе к огню.
Отсюда она могла видеть дверь и в случае чего успела бы спрятаться — за штору или куда-нибудь еще.
Оделла была так напутана, что вновь начала молиться, и ее молитвы были даже более пылкими, чем те, которые она возносила в подвале Фолли.
По крайней мере тогда они с маркизом были вместе.
Если бы мачеха забрала ее, она была бы совершенно беспомощна в ее руках и, не успев даже опомниться, вышла бы за виконта.
— Помогите мне, мама… Помогите мне! — молилась она. — И позвольте мне остаться… с маркизом!
Она подумала, что ради этого готова на все, что угодно, даже согласна стать служанкой у него в доме.
Зато она была бы под его крышей и чувствовала бы себя в безопасности.
— Я люблю… его! — сказала Оделла вслух. Она знала, что он попытается ее спасти. Но хватит ли ему силы бросить вызов ее мачехе, которая всегда добивалась того, чего хотела?
Оделле казалось, что прошла вечность. Она уже начала смиряться с мыслью, что мачехе удалось убедить маркиза и сейчас она заберет ее назад в Шэлфорд-Холл.
Потом Оделла услышала шаги и вскочила на ноги.
Прежде чем ключ повернулся в замке и открылась дверь, она была уже в дальнем конце библиотеки и спряталась за темно-красной бархатной шторой, откуда наблюдала за Фредом Коттером.
Маркиз вошел в комнату. Он аккуратно закрыл за собой дверь и направился к камину.
— Оделла! — позвал он мягко.
Молчание.
Потом Оделла осторожно выглянула из-за шторы, желая удостовериться, что он один.
А убедившись в этом, с радостным криком бросилась к нему.
Маркиз протянул ей навстречу руки, и она упала в его объятия.
Он начал целовать ее — страстно, неистово, требовательно.
Оделле казалось, что он поднял ее из ада неуверенности и вознес на небеса.
Страх исчез — остались только восторг и наслаждение, которого не опишешь словами.
Он целовал ее до тех пор, пока библиотека и сам дом, казалось, не начали качаться.
Маркиз прижимал Оделлу к себе все крепче, и она слышала, как бешено стучит его сердце — так же бешено, как ее.
Только когда восторг достиг предела, за которым его уже невозможно было выносить, Оделла пробормотала что-то невнятное и спрятала лицо у него на груди.
Маркиз отнес ее к дивану и сел, баюкая ее на руках, как младенца.
Потом он принялся целовать ее снова, пока они оба не начали задыхаться.
— Почему вы не сказали мне раньше? — спросил он наконец. — Как вы могли позволить этой женщине угрожать вам?
— Вы отправили ее… прочь? — Оделла запнулась.
— Я отправил ее прочь, сказав, что завтра утром привезу вас домой.
Оделла окаменела.
— Вы… так ей… сказали? Как вы могли… сделать такое?
Маркиз улыбнулся.
— Мы приедем к ней, — сказал он, — но она не сможет заставить вас остаться.
— Она… сможет! Сможет! — вскричала Оделла. — И она заставит папеньку… дать согласие… на мой… брак… с виконтом!
— К сожалению, у нее не будет возможности это сделать, — покачал головой маркиз.
— Что… вы имеете в виду? Он согласится… Если моя… мачеха… настаивает…
— Вы очень не сообразительны, моя драгоценная, — улыбнулся маркиз. — И опять не доверяете мне. А ведь я все же умнее, чем ваша мачеха!
— Но… как? Что вы… говорите? Я… я не понимаю! — воскликнула Оделла.
— Я избавился от них, — объяснил маркиз, — сказав, что уже слишком поздно и вы спите в детской с моей племянницей, которая не очень хорошо себя чувствует.
Оделла подумала, что это был умный ход, но вслух ничего не сказала, и он продолжал:
— Они узнали, что вы здесь, потому что Фред Коттер проклинал вас во всю глотку, когда полиция вела его через деревню.
Оделла тихо вскрикнула от ужаса, но маркиз как ни в чем не бывало сказал:
— Я убедил вашу мачеху, что вы в полном здравии и завтра я привезу вас в Шэлфорд-Холл, где она и, разумеется, безумно влюбленный в вас виконт будут вас ждать.
— Значит… вы поверили в то, что она… говорила! — прошептала Оделла упавшим голосом.
— Она откровенно врала! — воскликнул маркиз. — И я не поверил ни единому слову!
— Тогда… почему вы… хотите… отвезти меня… назад?
— Потому что к тому времени — не говоря уж о том, что мне хочется снова увидеть вашего замечательного отца, моя драгоценная маленькая принцесса, — мы с вами будем женаты!
Не веря своим ушам, Оделла уставилась на него.
— Женаты? — прошептала она.
— Женаты! — подтвердил маркиз. — Я уже послал своего секретаря к священнику с просьбой, чтобы завтра в десять часов утра он обвенчал нас здесь, в моей собственной часовне. — Он улыбнулся. — После этого, моя красавица, мы отправимся в свадебное путешествие и только заедем к вам домой, чтобы вы представили меня своему отцу.
— Я не могу… в это поверить! — воскликнула Оделла. — Это правда? Вы действительно меня… любите?
Другие вопросы были готовы сорваться у нее с губ, но маркиз вновь притянул ее к себе.
— Ты сомневаешься? — спросил он. — Я обещаю тебе, Оделла, что докажу это, как только ты станешь моей.
Он хотел поцеловать ее, но Оделла спрятала лицо.
— Вы… уверены, — спросила она приглушенным голосом, — действительно уверены, что я… вам нужна? Я люблю вас! Я люблю вас всем сердцем, но я… не хочу… чтобы вы… женились на мне… из жалости.
Маркиз засмеялся счастливым смехом.
— Ты и впрямь думаешь, что я способен сделать такую глупость? — сказал он. — Если бы ты вдруг исчезла, моя восхитительная, я нашел бы тебя в любой части мира, где бы ты ни скрылась, и вернул бы себе!
Его голос стал глубоким.
— Ты нужна мне! Ты нужна мне, как ни одна женщина раньше не была мне нужна, и я уверен, что после того, что мы пережили вместе, мы будем счастливо жить здесь с нашими лошадьми и, конечно же, с нашими детьми.
Он почувствовал, как дрожит Оделла в его руках, и, когда она подняла голову, начал целовать ее сначала мягко, а потом все настойчивее и сильнее.
Его поцелуи обжигали, но она уже не боялась.
Она знала, что это любовь, о которой она молилась.
Любовь, которая бывает не только мягкой и нежной, но сильной, требовательной и непреодолимой.
— Я люблю… тебя! Я люблю… тебя! — хотела она сказать, но в словах не было нужды.
Оделла проснулась; ей снился маркиз.
Было восемь часов.
По звону посуды она поняла, что в детской уже готов завтрак.
На мгновение она подумала, что вчерашний день ей, должно быть, тоже приснился.
Но она до сих пор чувствовала губы маркиза на своих губах.
При мысли о нем ее сердце начинало биться не так, как обычно, и сладкая дрожь пробегала по телу.
Она встала, а когда умывалась, вошла нянюшка и сказала:
— Я хочу знать, что происходит! Мистер Ньютон только что сообщил мне, что его светлость просит, чтобы ты спустилась вниз в пятнадцать минут десятого, и посылает тебе вот это.
С этими словами нянюшка положила на кровать два свертка.
Оделла догадывалась, что в них находится. Вытирая лицо, она сказала:
— Вчера вечером, нянюшка, мачеха приезжала сюда с виконтом, чтобы забрать меня домой.
Нянюшка в ужасе вскрикнула, но, прежде чем она успела что-то сказать, Оделла продолжала:
— Маркиз спас меня, и они уехали снова.
— Откуда они узнали, что ты здесь? — спросила нянюшка.
Оделла подумала, что нет времени рассказывать ей про Фреда Коттера, поэтому она просто пожала плечами.
— Ты сказала, что его светлость тебя спас, — нахмурилась нянюшка. — И как же он это сделал?
Оделла улыбнулась.
— Не сердись на меня, нянюшка, но, пока я была здесь, мы несколько раз встретились и теперь… собираемся пожениться!
На мгновение нянюшка потеряла дар речи.
— Пожениться! — воскликнула она в восхищении. — Большего счастья я не могла тебе пожелать — и в этом доме самые лучшие детские в мире!
Оделла рассмеялась.
В то же время она чувствовала, что готова заплакать оттого, как замечательно все получается.
Потом, удовлетворив свое любопытство, нянюшка помогла Оделле надеть единственное белое платье, которое она захватила с собой.
В свертках, присланных маркизом, обнаружилась длинная фата до самого пола и диадема, украшенная цветами и бриллиантами.
— В таком наряде впору ехать к королеве в Букингемский дворец! — заметила нянюшка, когда Оделла была одета.
— Мне важнее маркиз, а не королева! — сказала Оделла. — О, нянюшка, как, по-твоему, я достаточно для него красива?
Говоря это, она думала о леди Беатон и других красивых женщинах, которых упоминала горничная.
— Ты столь же красива, как была твоя мать, — ответила нянюшка. — А она была самой прекрасной женщиной, которую я видела за всю свою жизнь!
— Это все, что я хотела услышать, — улыбнулась Оделла.
Она поцеловала нянюшку и пошла вниз.
— Да благословит тебя Господь, дитя мое! — воскликнула нянюшка со слезами на глазах. — И пусть ты всегда будешь такой счастливой, как в этот день.
— В этом я не сомневаюсь! — сказала Оделла уверенно.
Спускаясь на первый этаж, она чувствовала, будто за плечами у нее выросли крылья.
Она знала, что маркиз будет ждать ее в холле.
Он смотрел, как она сходит по лестнице, и думал, что всю жизнь мечтал встретить такую женщину, но боялся, что никогда не встретит.
Целуя ее в первый раз, он понял, что ее еще никто не целовал.
Он был первым мужчиной в ее жизни — и последним.
Маркиз знал многих женщин, но никого из них он не любил так, как Оделлу.
И не только из-за ее красоты, которая очаровала его, или за духовную чистоту, которая ее окружала.
Интуиция говорила ему, что она чувствует то же самое, что и он, что они стали одним целым еще до того, как их соединило таинство брака.
Часовня, построенная одновременно с замком, была освящена, как полагается, и, поскольку их обвенчал бы священник, в юридическом оформлении брака уже не было бы необходимости.
Маркиз подал Оделле руку, и они двинулись вдоль длинного коридора, который вел к часовне.
Маркиз всегда именно так представлял себе свое венчание и знал, что они оба запомнят его на всю жизнь.
Не будет никаких так называемых «друзей», не будет завистников, не будет людей, обожающих все критиковать и способных испортить этим даже священное таинство.
Он видел, что Оделла немного волнуется, и, когда она положила ладонь на его локоть, почувствовал, как дрожит ее рука.
«Я буду защищать ее и сделаю счастливой на всю жизнь, — поклялся он. — И никто никогда не посмеет ее испугать!»
Ни одна из женщин, которых он знал, не проявила бы такой отваги и твердости духа, как Оделла, когда они попали в руки Фреда Коттера.
Ни одной из них не хватило бы храбрости убежать от собственной мачехи.
Или ума, чтобы спрятаться у своей старой нянюшки.
— Она необыкновенна! — сказал он себе.
Когда они опускались на колени, чтобы получить благословение, маркиз молился о том, чтобы быть достойным ее.
«Она никогда не должна разочароваться во мне», — поклялся он.
Маркиз и маркиза Транкомб уезжали из Шэлфорд-Холла.
Их экипаж был запряжен четверкой великолепно обученных лошадей, которыми маркиз правил с блестящим умением.
Но в эту минуту Оделла видела перед собой только изумленное и расстроенное лицо мачехи!
И довольное лицо своего отца.
Она положила руку на колено маркизу.
— Мы действительно убежали? — шепотом спросила она.
— Да! — победно ответил маркиз. Он тоже заметил, что их женитьба явилась для графини ударом, которого она не ожидала. Она вышла, побледнев от гнева. Все трое — графиня, граф и виконт — ждали приезда маркиза и Оделлы.
Первым заговорил граф:
— Благодарю вас, милорд, за то, что вы вернули мне дочь. Я очень за нее волновался.
Они с маркизом обменялись рукопожатием, а Оделла поцеловала отца и сказала:
— С нянюшкой я была в полной безопасности, папенька.
— Теперь я это знаю, моя дорогая, — ответил граф, — но твоя мачеха была очень огорчена, когда ты исчезла.
— Больше я никогда так не поступлю, — сказала Оделла.
— Это правда, — вставил маркиз прежде, чем кто-нибудь успел что-то сказать. — И я уверен, вы поздравите нас, когда узнаете, что Оделла отныне — моя жена и мы с ней очень и очень счастливы!
Наступила внезапная тишина.
Потом, прежде чем граф смог сказать, что он восхищен, раздался крик графини:
— Это ложь! Я этому не верю!
— Это чистая правда, — ответил маркиз. — Вчера вечером я понял, что не могу потерять Оделлу ни на день, ни даже на час, и сегодня утром мы обвенчались.
— Это незаконно! — огрызнулась графиня.
— Я думаю, вам будет очень нелегко доказать это! — спокойно сказал маркиз. Граф шумно перевел дыхание.
— Если моя дочь счастлива, то все остальное не важно, — проговорил он. — И конечно, я рад иметь зятя, который живет по соседству!
— Я очень, очень счастлива, папенька! — улыбнулась Оделла.
Больше никому маркиз не дал сказать ни слова.
Он объяснил, что они спешат добраться до одного из его поместий, расстояние до которого достаточно велико.
Это был намек, что им надо уехать немедленно, и маркиз знал, что все поймут его правильно.
Виконт молчал, а Оделла не задавала ему вопросов.
Впрочем, она не могла избавиться от ощущения, что он сразу почувствовал себя свободнее, узнав, что ему не надо жениться на ней — даже с учетом того, что он мог бы воспользоваться ее деньгами.
Только оставшись наедине с маркизом, Оделла вдруг осознала, что никогда не говорила ему, насколько она богата.
Впрочем, сказала она себе, это не имеет значения. Она была совершенно уверена, что он найдет много способов израсходовать эти деньги на действительно важные вещи.
Школы, больницы и помощь для тех, кто нуждается в ней.
«Он сам настолько богат, что разницы нет, — подумала Оделла. — Так почему мы должны тратить зря время на обсуждение таких пустяков?»
Она передвинулась ближе к нему.
— Я люблю тебя!
Маркиз улыбнулся.
— И я люблю тебя, моя красавица. Сегодня вечером, когда мы приедем в дом, где начнется наш медовый месяц, я скажу тебе, насколько сильно.
— Скажи сейчас! — потребовала Оделла.
— Я люблю тебя! Я обожаю тебя! Я тебе поклоняюсь!
Ее глаза сияли, и Оделле казалось, что эти слова звучат даже в стуке копыт.
Это было все, что она хотела услышать, и она знала, что теперь эти слова станут главными в их жизни.
Маркиз поглядел в ее серые глаза, в которых светилось обожание.
— Мы избавились от второго дракона, — сказал он, — и теперь, моя Спящая Красавица, все, что мне осталось сделать, это пробудить тебя не поцелуем, а любовью!
— Это то, чего хочется и мне, — ответила Оделла. — О, мой любимый, мой дорогой муж, ты такой… замечательный, и мне до сих пор трудно поверить, что я и вправду… твоя жена!
— Если ты будешь продолжать говорить такие вещи, — заметил маркиз, — я начну тебя целовать, и мы опрокинемся.
Оделла рассмеялась.
— Никто лучше тебя не умеет править четверкой.
— Именно так я и хочу, чтобы ты думала, — сказал он, — и еще хочу, чтобы ты говорила, какой я умный и замечательный, — но только тогда, когда мои руки не заняты!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13