— Хочешь, чтобы я пошел с тобой? — машинально спросил Гарри.— Нет, Гарри. Оставайся в компании за меня.Он быстро отошел от них, прежде чем Лили успела что-либо сказать, и она нахмурилась при мысли, что он останется один и без нее.Но затем она подумала, что не очень-то хочется ходить по пыли, да и несмотря на наступившую прохладу, ее утомляло любое движение.Она понимала, что герцогу необходима разминка. Он каждое утро совершал заплывы от яхты, пока они плыли вверх по Нилу, и, несмотря на то что друзья поддразнивали и пугали его нападением крокодилов, он продолжал нырять в воду с кормы.Ежедневно он бодро играл также в бадминтон с Гарри и Джимми. Иногда, если удавалось уговорить Чарльза, они играли вчетвером.«Это пойдет ему на пользу, — успокаивала себя Лили, — а возвратившись, он найдет меня еще более пленительной!»Как только они вернулись на яхту, она отправилась в свою каюту переодеваться в прозрачное платье, подчеркивающее каждую линию ее совершенной фигуры.Она не присоединилась к гостям герцога, а прошла к нему в каюту и легла на софу в ожидании его возвращения.
Герцог быстро пошел вдоль берега реки, он ждал этого момента весь день. Он пытался вспомнить то, что читал о храме Луксора, который назывался так в путеводителях для туристов.Он предполагал, что, дождавшись вечера, сможет избежать встречи с множеством туристов, приходивших сюда из отеля, и действительно, приближаясь к храму, он с облегчением заметил, что там никого нет.У массивных пилонов стояли шесть колоссальных, хорошо сохранившихся статуй Рамзеса II.Он вошел через врата в огромный Зал Рамзеса II, окруженный двойными рядами массивных колонн, и, проходя между этими возвышающимися над ним столбами, герцог ощущал, что он не вступает в прошлое, а как будто никогда и не покидал его.Перед собой он увидел внушительную колоннаду с капителями в виде «раскрытого цветка» папируса, которая, как было написано в книгах, вела в другой огромный двор.Несколько минут герцог впитывал атмосферу царившего вокруг великолепия, как бы прислушиваясь к самому себе и воспринимая все не только визуально, но и каким-то подспудным чутьем.Он двинулся дальше, тихо ступая по мягкому песку туда, где тени казались контрастно черными по сравнению с белыми колоннами.Встав в узком проходе между колоннами и посмотрев в сторону реки, он увидел профиль женщины.В какой-то момент, поглощенный собственными мыслями, он не сразу сориентировался, живая она или выгравирована на одной из колонн.Он понял лишь, что ее прямой нос и слегка заостренный подбородок были частью Египта и тем, что он искал здесь.Он не сводил с нее глаз, пытаясь собраться с мыслями и ясно понимая только одно: перед ним была воплощенная красота веков.Она двинулась, и он уже не сомневался, что перед ним реальное существо, хотя фигура по-прежнему оставалась в тени и виднелось только ее лицо.Герцог подошел поближе и, уже обретя чувство реальности, разглядел молодую женщину, скорее девушку.Ее платье, слившееся с тенью колонн, было нежно-голубым, волосы ни светлые и ни темные, а с таким же оттенком, как у поверхности камня, тронутого лучами солнца.Когда он почти подошел к ней, она будто не слышала его, но знала о его присутствии и повернулась к нему лицом — герцог оказался перед парой пронзительно голубых глаз. Он машинально остановился и замер.Они глядели друг на друга, пока он не заговорил первым, но словно между ними было не короткое расстояние, а невидимая бездна времен.— Извините меня, если я напугал вас. Я не думал, что здесь кто-нибудь есть.Он подумал вдруг, что она не ответит. Но она тихо и мелодично произнесла:— Вечером здесь бывает мало посетителей.— На это я и надеялся.Он приблизился и увидел, что она глядела между колоннами туда, где через реку простирался изумительный вид на Долину Царей.Чувствуя, что должен что-то сказать и вместе с тем не заводить неуместного легковесного разговора, он заметил:— Вы слишком молоды, чтобы интересоваться смертью.Она вновь повернулась к таинственным холмам вдали, розовеющим в лучах заходящего солнца.— Египетское слово, которое мы переводим как «гробница», — сказала она после паузы, показавшейся герцогу долгой, — означает «обитель вечности».— Они верили в жизнь после смерти?— Конечно, — ответила она, — а поскольку у них было ясное представление, какова она будет, то брали с собой все, что должно было пригодиться им в новом мире, в который они уходили.Герцог подумал, что как раз об этом-то он и хотел знать, но не находил в книгах, в которых содержался лишь длинный перечень фараонов и не менее длинное описание богов, которым они поклонялись.— Расскажите мне, во что они веровали.— Благополучие их души зависело от сохранности тела, — отвечала она. — Когда же исчезало тело, исчезал и дух.Это объяснило герцогу многое из того, что было неясно ему прежде.Он понял, почему древние египтяне скрывали своих умерших фараонов в тайных гробницах и почему помещали туда их личные вещи, одежду, украшения, мебель, оружие, колесницы и даже еду.— Они были счастливыми людьми, — задумчиво сказала девушка. — Фараонов изображают тиранами, жестоко обращавшимися со своими рабами, которые возводили для них пирамиды, представляют безжалостными к приближенным и порочными в личной жизни… но это не так.— Как вы узнали столько о них? — поинтересовался герцог.Она улыбнулась, и герцог увидел перед собой чудесное создание, прелестнее которого он еще не встречал, и она совершенно не походила на его прежние представления об идеале красоты.Она странным образом сочеталась с этим местом, будто являлась его частью, как ему и показалось вначале, когда он заметил ее.— Я живу здесь, — ответила она на его вопрос, и он с удивлением взглянул на нее.— Круглый год?— Да. По крайней мере с тех пор, как мой отец приехал в Луксор.— А до этого?— Мы ездили по стране, порой разбивая лагерь в пустыне.Он не сводил с нее изумленного взгляда.Она казалась столь утонченной и хрупкой, у нее были такие нежные черты лица и изящные руки с длинными тонкими пальцами, что ему трудно было представить, как она может вынести жару и лишения в бесконечных песках.— Ваш отец египтолог? — спросил он, найдя вероятное объяснение.Она вновь улыбнулась, и герцог удивился, что ее забавляет его вопрос. Она объяснила:— В глубине души он действительно египтолог. Но он несколько лет назад приехал в Египет как миссионер, и это его истинная работа.— Миссионер?Герцог с трудом мог поверить, что она говорит правду.Он всегда представлял себе миссионеров надоедливыми людьми, которые вмешивались в устоявшуюся религию аборигенов и обычно становились обузой в странах, куда их не звали.И это прекрасное создание менее всего соответствовало его представлению о дочери миссионера.— Вы говорите так, будто ваш отец не очень преуспевающий миссионер, — сказал он наконец.Она тихонько рассмеялась, и ее нежный мелодичный смех, казалось, рождается от шелеста листьев ананаса, колыхавшихся от веявшего с реки вечернего бриза.— Папа, на его беду, влюбился в Египет, — сказала она. — Это часто случалось с теми, кто попадал сюда, и история Египта так завораживает их, что они не в состоянии освободиться от ее чар, как от восхитительного сна.Герцог подумал, что с ним начинает происходить то же самое.— Я хотел бы встретиться с вашим отцом. Мне кажется, что он мог бы разъяснить мне многое, в чем я не могу разобраться сам.— Жаль, что это невозможно. Папа уже две недели лежит в лихорадке.Она взглянула на герцога и решила объяснить, почему она здесь:— Я сижу с отцом по ночам, а наша служанка ухаживает за ним днем, когда я сначала сплю, а потом прихожу сюда.— Вы показывали его доктору? — спросил герцог.Девушка покачала головой.— Папа — медицинский миссионер, и я тоже знаю медицину. Мы делаем все возможное, но нильская лихорадка очень коварна. Во г почему вам нельзя контактировать с ним.Взглянув на герцога, она подумала, что он может испугаться возможности заразиться от нее, поэтому объяснила:— Думаю, что у меня иммунитет. Я ухаживала за многими детьми и женщинами, болевшими лихорадкой, но сама не заражалась.— Мне трудно представить вас за таким занятием, заметил герцог. — Когда я только что увидел вас, то принял ваш профиль за изображение, высеченное на колонне, к которой вы прислонялись, вы показались видением тысячелетней древности.Он сказал это полушутя, но, поскольку она промолчала и пауза затянулась, добавил:— Возможно, вы действительно жили здесь в прошлом!Он почувствовал, как странно прозвучали его слова, и она могла не ответить либо рассмеяться, однако герцог услышал другое:— Я знаю… что жила… и вы… тоже жили!Герцог замер от неожиданности, недоверчиво взглянув на нее, и она быстро произнесла:— Я не должна была говорить этого. Извините… мне пора возвращаться… к отцу.Она отошла от колонны, и герцог сумел разглядеть ее стройную фигуру, довольно высокий рост и очень тонкую талию. Она была полна той гибкой фации, которой отличалось одно из выгравированных изваяний при входе в храм.На ней было длинное платье, старомодно застегнутое до шеи, простое и без украшений.Однако на ней это невзрачное платье смотрелось столь же изящно и красиво, как и все вокруг них.— Пожалуйста, не покидайте меня, — сказал герцог. — Если мне нельзя видеть вашего отца, то хотелось бы услышать ответы на мучащие меня вопросы от вас. Обещаю быть очень прилежным учеником, изучая эту страну, к которой почему-то меня так сильно влечет.Герцогу так отчаянно хотелось удержать ее, что он пустил в ход все свое обаяние, никогда прежде не подводившее его.Он видел, что она колеблется, не зная, как поступить.— Расскажите мне об этом храме, — попросил он.Он чувствовал, как она недовольна собой, что проговорилась о чем-то слишком личном, и теперь, подобно провинившемуся ребенку, хотела убежать и забыть об этом.— Что вы… уже знаете… о нем? — спросила она.Она пыталась говорить сдержанным тоном, будто о чем-то не очень важном.— Мне придется признаться в крайнем невежестве, — отвечал герцог.Она слегка улыбнулась, и уже когда они вернулись во двор между колоннад, он сказал:— По-моему, нам следует представиться друг другу. Я — герцог Дарлестонский и прибыл сюда лишь нынешним утром на яхте, которую вы можете видеть на причале у противоположного берега.— Я заметила ее.Он подумал, что девушка наверняка сравнивает его яхту с судами фараонов или, может быть, с кораблем под шелковыми, надушенными парусами, на котором Клеопатра спускалась вниз по Нилу навстречу Марку Антонию.Он и сам чувствовал, что титул герцога вряд ли может соперничать с титулом фараонов.— А теперь назовите свое имя, — сказал он.— Ириза, — ответила она, и он улыбнулся.— Оно подходит вам. А ваша фамилия?Ему показалось, что она на мгновение заколебалась, прежде чем ответить:— Гэррон.Будто избегая дальнейших расспросов, она стала показывать ему некоторые из деталей Великого Зала.Герцог слушал с интересом, но его не покидало чувство, что она рассказывает как гид, без доверительных ноток обычной беседы.— Здесь производились некоторые раскопки, — говорила она, — но работы предстоит еще много. Как вы видите, храм в течение веков подстраивался под другие религии.И она указала герцогу на маленькую мечеть, встроенную в стену зала снаружи и поднятую выше первоначального уровня основания храма.— Странный контраст, — сказал он, — и все же я считаю, что все религии хороши для людей, которые верят в них.— Конечно! — ответила Ириза. — Поэтому нелепо чужеземцам пытаться насаждать свою религию там, где у людей уже есть своя собственная.— Если ваш отец придерживается того же мнения, я могу понять, почему он оставил свое миссионерство, чтобы сосредоточиться на Древнем Египте, — заметил герцог.— Я не говорила этого, — быстро сказала Ириза.— Значит, мне удается читать ваши мысли.— Этого вы… не должны… делать!— Почему?— Потому что мысли являются очень интимной частью человека и чтение их означает вторжение в его личность.— Я не думаю, что способен был на такое прежде, — ответил герцог, — но, слушая вас сейчас, я догадался о многом, о чем вы не говорили, так же, как, думаю, вы понимаете не сказанное мной.Он и сам поражался своим словам, которые непроизвольно слетали с.: его губ и будто доносились откуда-то со стороны.— Как вы можете… знать это?— Может быть, на меня влияют магические чары, исходящие от храма и от вас. Но чувства мне подсказывают, что я будто прошел сквозь завесу из одного мира в другой и новый мир так же реален для меня, как тот, который я покинул.Она быстро повернулась к нему, и в лучах заходящего солнца, заливавшего всю окрестность сумеречным золотом, волосы девушки словно засияли невиданным доселе светом, а глаза стали ярко-голубыми.— Вы пугаете меня, — прошептала она. — Когда я увидела вас, мне показалось, что все это происходит во сне, и когда мы разговаривали, думала, что все еще сплю. Но я уже проснулась и хочу, чтобы вы ушли… и забыли, что… встретили меня.— Почему же? — спросил герцог. — Мне хотелось бы побеседовать с вами. Если вы верите в судьбу, — а это, я знаю, так и есть, — значит, должны поверить и в то, что я пришел сегодня в этот храм один не по слепой случайности, и вы знаете, что вы тоже ждали меня здесь.— Я… не ждала… — начала она.Но она умолкла и сделала безнадежный жест, будто признавала тщетным противиться его словам.— Давайте допустим, — настаивал он, — что боги или кто-то другой, управляющие нашей судьбой, свели нас вместе, поскольку есть предначертанная цель, и она заключается в том, по крайней мере для меня, чтобы постигнуть вещи, сокрытые от авторов очень скучных книг о Египте, которые считают, будто прошлое не оказывает влияния на будущее.Он чувствовал, что его слова глубоко трогают ее, и она, сжав свои руки, сказала:— Я понимаю вас, потому что… думаю… так же. Здесь можно очень многое познать, если только уметь… слушать. !Здесь столько всего, что может помочь… здешнему народу и… другим тоже.— Тогда начнем с обучения меня тому, что я должен знать, и, возможно, я сумею справиться и донести все это до нужных людей.— А вы сможете… сделать это?Она спросила с такой непосредственностью, точно любопытный ребенок, — Надеюсь, что да, — ответил герцог, — но прежде всего я, как вы понимаете, должен сам вполне убедиться в достоверности того, о чем говорю.— Да, конечно, — отвечала она, — но я, возможно, не тот человек, который должен… учить вас. Если бы папа был сейчас здесь, все было бы… по-иному.— Я думаю, что нам нужно продвигаться к этому познанию постепенно, — сказал герцог, — и я начну с того, что буду слушать богиню, которую зовут Ириза.Она улыбнулась, понимая, что он сравнивает ее с великой богиней Изидой, изображенной на многих колоннах храма.Она повела его за мечеть, туда, где стояли одиннадцать статуй фараонов из красного гранита, и среди них — уменьшенная копия царицы Нефертити.Она ничего не говорила и лишь молча стояла, пока герцог смотрел на статуи.Царица была чрезвычайно прекрасной, с роскошными толстыми косами, ниспадающими на грудь и закрывающими ее. Прелестное лицо было умиротворенным, а на губах словно блуждала едва заметная загадочная улыбка.Она выглядела счастливой и в то же время сдержанной и величественной, как подобает царице.— Ею вы были в прошлом? — тихо спросил герцог.Ириза покачала головой.— Нет.— Кем же тогда?— Я не хочу… говорить об этом… теперь.— Но вы скажете когда-нибудь?— М… может быть.Она запнулась на этом слове, словно смутившись.Они продолжали разглядывать рельефы храма, повествовавшие о великолепной процессии, проходившей когда-то от Луксора до храма Карнака.— Я хотел бы завтра посетить Карнак, — сказал герцог.Он взглянул на нее, и она поняла, что он просит ее показать ему великий храм Амона, которому посвящено множество страниц в путеводителях для туристов.— Я покажу его вам, — сказала она после недолгой паузы, — но он не так прекрасен, как этот храм, и в нем нет такой магической атмосферы.— Я поделюсь с вами своими впечатлениями после того, как увижу его.Он решил убедиться в том, что она не исчезнет так, что он не сможет ее потом найти.Герцог заметил, что тени удлиняются, становятся все гуще, и понял, что, как только солнце сядет, они окажутся в темноте, поскольку ночь наступает очень быстро.— Я провожу вас до дома, — сказал он.— В этом нет… необходимости.— Но я должен буду сделать это. Согласитесь, не очень благоразумно ходить здесь одной.— Со мной ничего не случится, — ответила она. — Местные жители знают меня и уважают папу.— Несмотря на то что он пытается обратить их в другую веру?— Боюсь, что он не очень усердно пытается сделать это, по крайней мере теперь.— Чем же он занимается?Герцог понимал, что его вопрос останется без ответа, но после небольшой паузы она сказала:— С тех пор как мы приехали сюда, он интересуется раскопками и находками, которые производятся в гробницах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Герцог быстро пошел вдоль берега реки, он ждал этого момента весь день. Он пытался вспомнить то, что читал о храме Луксора, который назывался так в путеводителях для туристов.Он предполагал, что, дождавшись вечера, сможет избежать встречи с множеством туристов, приходивших сюда из отеля, и действительно, приближаясь к храму, он с облегчением заметил, что там никого нет.У массивных пилонов стояли шесть колоссальных, хорошо сохранившихся статуй Рамзеса II.Он вошел через врата в огромный Зал Рамзеса II, окруженный двойными рядами массивных колонн, и, проходя между этими возвышающимися над ним столбами, герцог ощущал, что он не вступает в прошлое, а как будто никогда и не покидал его.Перед собой он увидел внушительную колоннаду с капителями в виде «раскрытого цветка» папируса, которая, как было написано в книгах, вела в другой огромный двор.Несколько минут герцог впитывал атмосферу царившего вокруг великолепия, как бы прислушиваясь к самому себе и воспринимая все не только визуально, но и каким-то подспудным чутьем.Он двинулся дальше, тихо ступая по мягкому песку туда, где тени казались контрастно черными по сравнению с белыми колоннами.Встав в узком проходе между колоннами и посмотрев в сторону реки, он увидел профиль женщины.В какой-то момент, поглощенный собственными мыслями, он не сразу сориентировался, живая она или выгравирована на одной из колонн.Он понял лишь, что ее прямой нос и слегка заостренный подбородок были частью Египта и тем, что он искал здесь.Он не сводил с нее глаз, пытаясь собраться с мыслями и ясно понимая только одно: перед ним была воплощенная красота веков.Она двинулась, и он уже не сомневался, что перед ним реальное существо, хотя фигура по-прежнему оставалась в тени и виднелось только ее лицо.Герцог подошел поближе и, уже обретя чувство реальности, разглядел молодую женщину, скорее девушку.Ее платье, слившееся с тенью колонн, было нежно-голубым, волосы ни светлые и ни темные, а с таким же оттенком, как у поверхности камня, тронутого лучами солнца.Когда он почти подошел к ней, она будто не слышала его, но знала о его присутствии и повернулась к нему лицом — герцог оказался перед парой пронзительно голубых глаз. Он машинально остановился и замер.Они глядели друг на друга, пока он не заговорил первым, но словно между ними было не короткое расстояние, а невидимая бездна времен.— Извините меня, если я напугал вас. Я не думал, что здесь кто-нибудь есть.Он подумал вдруг, что она не ответит. Но она тихо и мелодично произнесла:— Вечером здесь бывает мало посетителей.— На это я и надеялся.Он приблизился и увидел, что она глядела между колоннами туда, где через реку простирался изумительный вид на Долину Царей.Чувствуя, что должен что-то сказать и вместе с тем не заводить неуместного легковесного разговора, он заметил:— Вы слишком молоды, чтобы интересоваться смертью.Она вновь повернулась к таинственным холмам вдали, розовеющим в лучах заходящего солнца.— Египетское слово, которое мы переводим как «гробница», — сказала она после паузы, показавшейся герцогу долгой, — означает «обитель вечности».— Они верили в жизнь после смерти?— Конечно, — ответила она, — а поскольку у них было ясное представление, какова она будет, то брали с собой все, что должно было пригодиться им в новом мире, в который они уходили.Герцог подумал, что как раз об этом-то он и хотел знать, но не находил в книгах, в которых содержался лишь длинный перечень фараонов и не менее длинное описание богов, которым они поклонялись.— Расскажите мне, во что они веровали.— Благополучие их души зависело от сохранности тела, — отвечала она. — Когда же исчезало тело, исчезал и дух.Это объяснило герцогу многое из того, что было неясно ему прежде.Он понял, почему древние египтяне скрывали своих умерших фараонов в тайных гробницах и почему помещали туда их личные вещи, одежду, украшения, мебель, оружие, колесницы и даже еду.— Они были счастливыми людьми, — задумчиво сказала девушка. — Фараонов изображают тиранами, жестоко обращавшимися со своими рабами, которые возводили для них пирамиды, представляют безжалостными к приближенным и порочными в личной жизни… но это не так.— Как вы узнали столько о них? — поинтересовался герцог.Она улыбнулась, и герцог увидел перед собой чудесное создание, прелестнее которого он еще не встречал, и она совершенно не походила на его прежние представления об идеале красоты.Она странным образом сочеталась с этим местом, будто являлась его частью, как ему и показалось вначале, когда он заметил ее.— Я живу здесь, — ответила она на его вопрос, и он с удивлением взглянул на нее.— Круглый год?— Да. По крайней мере с тех пор, как мой отец приехал в Луксор.— А до этого?— Мы ездили по стране, порой разбивая лагерь в пустыне.Он не сводил с нее изумленного взгляда.Она казалась столь утонченной и хрупкой, у нее были такие нежные черты лица и изящные руки с длинными тонкими пальцами, что ему трудно было представить, как она может вынести жару и лишения в бесконечных песках.— Ваш отец египтолог? — спросил он, найдя вероятное объяснение.Она вновь улыбнулась, и герцог удивился, что ее забавляет его вопрос. Она объяснила:— В глубине души он действительно египтолог. Но он несколько лет назад приехал в Египет как миссионер, и это его истинная работа.— Миссионер?Герцог с трудом мог поверить, что она говорит правду.Он всегда представлял себе миссионеров надоедливыми людьми, которые вмешивались в устоявшуюся религию аборигенов и обычно становились обузой в странах, куда их не звали.И это прекрасное создание менее всего соответствовало его представлению о дочери миссионера.— Вы говорите так, будто ваш отец не очень преуспевающий миссионер, — сказал он наконец.Она тихонько рассмеялась, и ее нежный мелодичный смех, казалось, рождается от шелеста листьев ананаса, колыхавшихся от веявшего с реки вечернего бриза.— Папа, на его беду, влюбился в Египет, — сказала она. — Это часто случалось с теми, кто попадал сюда, и история Египта так завораживает их, что они не в состоянии освободиться от ее чар, как от восхитительного сна.Герцог подумал, что с ним начинает происходить то же самое.— Я хотел бы встретиться с вашим отцом. Мне кажется, что он мог бы разъяснить мне многое, в чем я не могу разобраться сам.— Жаль, что это невозможно. Папа уже две недели лежит в лихорадке.Она взглянула на герцога и решила объяснить, почему она здесь:— Я сижу с отцом по ночам, а наша служанка ухаживает за ним днем, когда я сначала сплю, а потом прихожу сюда.— Вы показывали его доктору? — спросил герцог.Девушка покачала головой.— Папа — медицинский миссионер, и я тоже знаю медицину. Мы делаем все возможное, но нильская лихорадка очень коварна. Во г почему вам нельзя контактировать с ним.Взглянув на герцога, она подумала, что он может испугаться возможности заразиться от нее, поэтому объяснила:— Думаю, что у меня иммунитет. Я ухаживала за многими детьми и женщинами, болевшими лихорадкой, но сама не заражалась.— Мне трудно представить вас за таким занятием, заметил герцог. — Когда я только что увидел вас, то принял ваш профиль за изображение, высеченное на колонне, к которой вы прислонялись, вы показались видением тысячелетней древности.Он сказал это полушутя, но, поскольку она промолчала и пауза затянулась, добавил:— Возможно, вы действительно жили здесь в прошлом!Он почувствовал, как странно прозвучали его слова, и она могла не ответить либо рассмеяться, однако герцог услышал другое:— Я знаю… что жила… и вы… тоже жили!Герцог замер от неожиданности, недоверчиво взглянув на нее, и она быстро произнесла:— Я не должна была говорить этого. Извините… мне пора возвращаться… к отцу.Она отошла от колонны, и герцог сумел разглядеть ее стройную фигуру, довольно высокий рост и очень тонкую талию. Она была полна той гибкой фации, которой отличалось одно из выгравированных изваяний при входе в храм.На ней было длинное платье, старомодно застегнутое до шеи, простое и без украшений.Однако на ней это невзрачное платье смотрелось столь же изящно и красиво, как и все вокруг них.— Пожалуйста, не покидайте меня, — сказал герцог. — Если мне нельзя видеть вашего отца, то хотелось бы услышать ответы на мучащие меня вопросы от вас. Обещаю быть очень прилежным учеником, изучая эту страну, к которой почему-то меня так сильно влечет.Герцогу так отчаянно хотелось удержать ее, что он пустил в ход все свое обаяние, никогда прежде не подводившее его.Он видел, что она колеблется, не зная, как поступить.— Расскажите мне об этом храме, — попросил он.Он чувствовал, как она недовольна собой, что проговорилась о чем-то слишком личном, и теперь, подобно провинившемуся ребенку, хотела убежать и забыть об этом.— Что вы… уже знаете… о нем? — спросила она.Она пыталась говорить сдержанным тоном, будто о чем-то не очень важном.— Мне придется признаться в крайнем невежестве, — отвечал герцог.Она слегка улыбнулась, и уже когда они вернулись во двор между колоннад, он сказал:— По-моему, нам следует представиться друг другу. Я — герцог Дарлестонский и прибыл сюда лишь нынешним утром на яхте, которую вы можете видеть на причале у противоположного берега.— Я заметила ее.Он подумал, что девушка наверняка сравнивает его яхту с судами фараонов или, может быть, с кораблем под шелковыми, надушенными парусами, на котором Клеопатра спускалась вниз по Нилу навстречу Марку Антонию.Он и сам чувствовал, что титул герцога вряд ли может соперничать с титулом фараонов.— А теперь назовите свое имя, — сказал он.— Ириза, — ответила она, и он улыбнулся.— Оно подходит вам. А ваша фамилия?Ему показалось, что она на мгновение заколебалась, прежде чем ответить:— Гэррон.Будто избегая дальнейших расспросов, она стала показывать ему некоторые из деталей Великого Зала.Герцог слушал с интересом, но его не покидало чувство, что она рассказывает как гид, без доверительных ноток обычной беседы.— Здесь производились некоторые раскопки, — говорила она, — но работы предстоит еще много. Как вы видите, храм в течение веков подстраивался под другие религии.И она указала герцогу на маленькую мечеть, встроенную в стену зала снаружи и поднятую выше первоначального уровня основания храма.— Странный контраст, — сказал он, — и все же я считаю, что все религии хороши для людей, которые верят в них.— Конечно! — ответила Ириза. — Поэтому нелепо чужеземцам пытаться насаждать свою религию там, где у людей уже есть своя собственная.— Если ваш отец придерживается того же мнения, я могу понять, почему он оставил свое миссионерство, чтобы сосредоточиться на Древнем Египте, — заметил герцог.— Я не говорила этого, — быстро сказала Ириза.— Значит, мне удается читать ваши мысли.— Этого вы… не должны… делать!— Почему?— Потому что мысли являются очень интимной частью человека и чтение их означает вторжение в его личность.— Я не думаю, что способен был на такое прежде, — ответил герцог, — но, слушая вас сейчас, я догадался о многом, о чем вы не говорили, так же, как, думаю, вы понимаете не сказанное мной.Он и сам поражался своим словам, которые непроизвольно слетали с.: его губ и будто доносились откуда-то со стороны.— Как вы можете… знать это?— Может быть, на меня влияют магические чары, исходящие от храма и от вас. Но чувства мне подсказывают, что я будто прошел сквозь завесу из одного мира в другой и новый мир так же реален для меня, как тот, который я покинул.Она быстро повернулась к нему, и в лучах заходящего солнца, заливавшего всю окрестность сумеречным золотом, волосы девушки словно засияли невиданным доселе светом, а глаза стали ярко-голубыми.— Вы пугаете меня, — прошептала она. — Когда я увидела вас, мне показалось, что все это происходит во сне, и когда мы разговаривали, думала, что все еще сплю. Но я уже проснулась и хочу, чтобы вы ушли… и забыли, что… встретили меня.— Почему же? — спросил герцог. — Мне хотелось бы побеседовать с вами. Если вы верите в судьбу, — а это, я знаю, так и есть, — значит, должны поверить и в то, что я пришел сегодня в этот храм один не по слепой случайности, и вы знаете, что вы тоже ждали меня здесь.— Я… не ждала… — начала она.Но она умолкла и сделала безнадежный жест, будто признавала тщетным противиться его словам.— Давайте допустим, — настаивал он, — что боги или кто-то другой, управляющие нашей судьбой, свели нас вместе, поскольку есть предначертанная цель, и она заключается в том, по крайней мере для меня, чтобы постигнуть вещи, сокрытые от авторов очень скучных книг о Египте, которые считают, будто прошлое не оказывает влияния на будущее.Он чувствовал, что его слова глубоко трогают ее, и она, сжав свои руки, сказала:— Я понимаю вас, потому что… думаю… так же. Здесь можно очень многое познать, если только уметь… слушать. !Здесь столько всего, что может помочь… здешнему народу и… другим тоже.— Тогда начнем с обучения меня тому, что я должен знать, и, возможно, я сумею справиться и донести все это до нужных людей.— А вы сможете… сделать это?Она спросила с такой непосредственностью, точно любопытный ребенок, — Надеюсь, что да, — ответил герцог, — но прежде всего я, как вы понимаете, должен сам вполне убедиться в достоверности того, о чем говорю.— Да, конечно, — отвечала она, — но я, возможно, не тот человек, который должен… учить вас. Если бы папа был сейчас здесь, все было бы… по-иному.— Я думаю, что нам нужно продвигаться к этому познанию постепенно, — сказал герцог, — и я начну с того, что буду слушать богиню, которую зовут Ириза.Она улыбнулась, понимая, что он сравнивает ее с великой богиней Изидой, изображенной на многих колоннах храма.Она повела его за мечеть, туда, где стояли одиннадцать статуй фараонов из красного гранита, и среди них — уменьшенная копия царицы Нефертити.Она ничего не говорила и лишь молча стояла, пока герцог смотрел на статуи.Царица была чрезвычайно прекрасной, с роскошными толстыми косами, ниспадающими на грудь и закрывающими ее. Прелестное лицо было умиротворенным, а на губах словно блуждала едва заметная загадочная улыбка.Она выглядела счастливой и в то же время сдержанной и величественной, как подобает царице.— Ею вы были в прошлом? — тихо спросил герцог.Ириза покачала головой.— Нет.— Кем же тогда?— Я не хочу… говорить об этом… теперь.— Но вы скажете когда-нибудь?— М… может быть.Она запнулась на этом слове, словно смутившись.Они продолжали разглядывать рельефы храма, повествовавшие о великолепной процессии, проходившей когда-то от Луксора до храма Карнака.— Я хотел бы завтра посетить Карнак, — сказал герцог.Он взглянул на нее, и она поняла, что он просит ее показать ему великий храм Амона, которому посвящено множество страниц в путеводителях для туристов.— Я покажу его вам, — сказала она после недолгой паузы, — но он не так прекрасен, как этот храм, и в нем нет такой магической атмосферы.— Я поделюсь с вами своими впечатлениями после того, как увижу его.Он решил убедиться в том, что она не исчезнет так, что он не сможет ее потом найти.Герцог заметил, что тени удлиняются, становятся все гуще, и понял, что, как только солнце сядет, они окажутся в темноте, поскольку ночь наступает очень быстро.— Я провожу вас до дома, — сказал он.— В этом нет… необходимости.— Но я должен буду сделать это. Согласитесь, не очень благоразумно ходить здесь одной.— Со мной ничего не случится, — ответила она. — Местные жители знают меня и уважают папу.— Несмотря на то что он пытается обратить их в другую веру?— Боюсь, что он не очень усердно пытается сделать это, по крайней мере теперь.— Чем же он занимается?Герцог понимал, что его вопрос останется без ответа, но после небольшой паузы она сказала:— С тех пор как мы приехали сюда, он интересуется раскопками и находками, которые производятся в гробницах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13