— О Господи! Не хочешь ли ты предложить это мне!— Нет, я ничего не предлагаю… хотя… — Кристин на секунду задумалась. — Пока что нам придется ждать и наблюдать. Ради мамы я не собираюсь сидеть сложа руки. Хватит с нас того, что отец — общественное достояние, но, если он собирается проворачивать свои делишки в нашем доме, я первая буду возражать.— Разве тебе не нравится иметь знаменитого отца? — спросил Филип. — Мне казалось, девчонки любят быть в центре внимания и все такое.Кристин посмотрела на него, на секунду вся ее взрослость ушла, и она превратилась просто в ребенка.— Если хочешь знать правду, — произнесла она очень тихо, — я это ненавижу! Глава 9 Элизабет стояла посреди большой старинной спальни в доме своего мужа на Баркли-сквер и смотрелась в зеркало.Вначале она увидела отражение собственных глаз, ярких и сияющих, а затем строгую форму — темно-синяя юбка и жакет с красными нашивками. Она постояла несколько секунд, потом быстро начала раздеваться. Ей предстоял обед с Ангусом, первый обед наедине, и внезапно ей захотелось быть просто женщиной.Она зашла в дом, чтобы умыться, привести себя в порядок, и как обычно, попав в это жилище, поразилась его мрачности и торжественности. Дом всегда выглядел нерасполагающим, но сейчас, когда на окнах было затемнение, от него веяло холодной суровостью, заставившей Элизабет содрогнуться. Войдя в спальню, она с удивлением отметила, что ни разу не сменила здесь обстановку. Все оставила так, как было до нее, и теперь, наверное, впервые возмутилась официальной громоздкой мебелью и темными шторами.Она вдруг подумала, что так никогда и не знала молодости. После того как Лидия ушла из дому, она осталась единственным ребенком среди взрослых намного старше ее. В двадцать лет, задолго до того как к ней пришло понимание мира или собственных ощущений, она вышла за Артура. Только теперь она начала сознавать, сколь многое прошло мимо нее.В этот вечер она почувствовала себя робкой юной девушкой, которая готовится к своему первому балу. Накануне она побывала в приемной Ангуса, чтобы забрать кое-какие вещи для лазарета. Она стояла в пропахшем хлоркой коридоре, украшенном репродукциями Хогарта, когда из приемной показался Ангус.— Здравствуйте, леди Эйвон! — воскликнул он при виде ее. — Что-нибудь случилось?— Нет, все в порядке, — ответила она. — Я зашла захватить кое-что для старшей медсестры.— Вы не заглянете на минутку? — попросил он. — Я бы хотел поговорить о больном, который завтра к вам прибудет.Она последовала за ним в кабинет. Солнце лилось сквозь большое окно, и отчего-то ей было весело и легко. Они поговорили немного о больном, а затем Ангус неожиданно сказал:— У вас усталый вид. Вы не перетруждаетесь? Элизабет почувствовала, как кровь прихлынула к щекам.— Мне всегда кажется, что я делаю слишком мало, — ответила она.— Боюсь, что я сразу как следует не выразил благодарности за все, что вы делаете, — сказал он. — Я знаю, дело в Эйвон-Хаусе налажено как надо и в том целиком ваша заслуга. И больным, и медсестрам там очень хорошо, я не могу выразить, как много это значит для занятого хирурга, которому слишком часто приходится выслушивать жалобы и недовольство по поводу того, что совершенно вне его компетенции.— Я рада, что вы довольны, — просто сказала Элизабет. Слова, которые она произнесла даже приблизительно не могли выразить ее радость от похвалы.— В то же самое время вам приходится делать не слишком многое, — добавил Ангус.В тот момент Элизабет почувствовала, что легко справилась бы с любым делом.— Когда заглянете к нам? — поинтересовалась она, чтобы скрыть внезапное смущение.— Завтра, — ответил он. — Утром или днем. Мне нужно будет управиться с делами здесь.— Будем с нетерпением ждать вас.Элизабет произнесла эти слова с легким замешательством. Она поднялась и протянула руку, чувствуя, что наступила минута, когда нужно уйти. Ангус медлил.— Вы поедете назад прямо сейчас?— Скорее всего. В Лондоне осталось мало заманчивого.— Я просто подумал, каким негостеприимным я должен был показаться, — сказал Ангус и взглянул на часы: — Уже немного поздно предлагать вам чай. Наверное, вы не захотите остаться на ранний обед?У Элизабет подпрыгнуло сердце, но ответила она в меру серьезно:— Я была бы очень рада, если вы уверены, что у вас найдется время.— Вы хотели бы пообедать в каком-нибудь особом месте или позволите мне отвезти вас в маленький ресторанчик, куда я сам часто хожу? Это не очень модное место, но готовят там хорошо.— С удовольствием.— Где мы встретимся? Куда мне за вами подъехать?— Приходите в наш дом — Баркли-сквер, 63.Пока Элизабет стягивала форму и отбрасывала в сторону туфли на низком каблуке, которые полагалось носить с формой, ее посетила неожиданная мысль. Она позвонила, дернув за старомодный красный шнур, висевший возле кровати. Через какое-то время послышались медленные шаги горничной, поднимавшейся по лестнице.В доме осталось только трое старых слуг, которые прожили в нем всю жизнь и решительно отказались от эвакуации в деревню, предпочитая, как Элизабет выразилась в разговоре с Артуром, «черта известного черту незнакомому».— Они скорее готовы мириться с бомбежкой, чем с незнакомой обстановкой, — добавила она. — Ты ведь должен понять, Артур, они здесь жили, когда ты был еще маленьким мальчиком.Их решительность оказалась только на пользу Артуру и Элизабет. Если хозяевам предстояло провести ночь в Лондоне, в доме было все готово. За годы войны он несколько пострадал от бомбежек, дважды выбивало все стекла. Но старые слуги оставались на своем посту, жили в цокольном этаже и воспринимали ущерб, нанесенный дому, как личное оскорбление.— Посмотрите на ковер, миледи, — сказала горничная Грейс Элизабет, когда выбило стекла в кабинете. — Я сделала с ним все, что могла, а ведь он служит не первый год. Этим немцам следовало бы устыдиться за тот урон, который они наносят чужой собственности.Элизабет не посмела рассмеяться, а согласилась вполне торжественно, что такое поведение в высшей степени предосудительно. Сейчас Грейс стучала в дверь.— Входите, — откликнулась Элизабет. — Послушайте, Грейс, я хочу, чтобы вы спустились в подвал и принесли бутылку лучшего хереса. За мной зайдет мистер Маклауд, и мы с ним с удовольствием выпьем по бокалу. Откройте утренний кабинет и не забудьте снять чехлы с кресел, а то комната выглядит как морг.— Но, миледи, если бы не эти чехлы, мебель выгорела бы от солнца. Я так и сказала покойной ее светлости, когда она заказала бордовый дамаст: «При хорошем уходе, миледи, эти чехлы прослужат целую жизнь».У Элизабет чуть было не сорвалось с языка, что она надеется на обратное. Темно-красный дамаст, выбранный свекровью, всегда казался ей неподражаемо уродливым, но она сдержалась. Грейс все равно бы не поняла — для старой служанки в этом доме все было идеально, да и сама Элизабет, честно признаться, до сих пор была им довольна.Сейчас она стыдилась утреннего кабинета, впрочем других комнат тоже. Она помнила, как однажды кто-то сказал, что дом служит лишь фоном для женщины, которая в нем хозяйничает. Этот дом, безусловно, не был ее фоном, и тем не менее до войны она жила в нем постоянно и считала его своим домом в большей степени, чем Эйвон-Хаус.— Ваша светлость, вы переодеваетесь? — спросила Грейс.Элизабет показалось, что в тоне горничной прозвучало удивление.— Да, Грейс. Я сегодня обедаю не дома, а форма мне надоела.Старушка медленно прошла по комнате и распахнула створки огромного гардероба в дальнем конце.— Не знаю, что ваша светлость найдет здесь. Почти все вещи отправлены в Эйвон-Хаус.— Да, конечно, — сказала Элизабет, — но должно же было хоть что-то остаться.Грейс ушла приводить в порядок утренний кабинет, а Элизабет стояла в нерешительности, разглядывая аккуратно висевшие в ряд платья и вдыхая слабый запах нафталина.Какими серыми казались ее наряды! Ей всегда хотелось иметь красивые вещи, и все же она выбирала одежду с мыслью, что обязана одеваться соответственно своему положению. Выйдя замуж за человека на тридцать лет старше, Элизабет полагала, что проявила бы дурной вкус, если бы одевалась не в спокойном, почти мрачном стиле. Она могла бы тратить сколько угодно, но не прибегала к услугам самых известных и модных портных. Она почему-то побаивалась таких имен, как Молиньюкс, Хартнелл или Уэрт. Вместо этого, она покупала дорогую, но стандартную одежду. Сшиты ее платья были хорошо и с превосходным вкусом, но им не хватало оригинальности, не хватало той изысканности, которую может придать вещам только величайший модельер.— Серо и скучно, — вслух произнесла Элизабет, зная, что это правда.Она взглянула на простые платья из хорошего материала, жакеты и юбки, сшитые более или менее по одним и тем же лекалам, строгие блузки и обычные маленькие шляпки — все без исключения на порядок проще, чем диктовала мода. «Любая машинистка с каплей воображения могла бы одеться лучше», — подумала Элизабет. Наконец, отчаявшись, она стянула с вешалки простое черное платье.Надев его и выбрав пару тонких шелковых чулок и туфли на самом высоком каблуке, она пришла к выводу, что выглядит не так уж плохо. Примерила несколько шляпок и все отвергла. Под конец был найден компромисс — бархатная лента вокруг головы.Элизабет внимательно осмотрела себя в высоком зеркале, и хотя результат не удовлетворил ее, она не слишком сильно расстроилась. Платье требовалось укоротить, и если бы только у нее хватило здравомыслия использовать какую-то яркую отделку, чтобы оживить его немного! Такое платье хорошо бы смотрелось на сорокалетней женщине, стремящейся скрыть располневшую фигуру. «А мне только тридцать два! — сказала себе Элизабет. — Тридцать два!»Она подумала об Артуре и годах, проведенных вместе, о коротких, редких минутах страсти, которые всегда казались несколько нереальными, а со временем начали смущать их обоих.Элизабет вымыла в ванной руки и, вытирая их, заметила на полотенцах большой, выпукло вышитый герб. «Вот все, что я получила от замужества, — подумала она, — и как мало этозначит!»Она отворила дверь спальни и услышала голос Ангуса, доносившийся из холла. Он поговорил с Грейс вежливо, в своей обычно серьезной и очень милой манере, а затем направился к утреннему кабинету, гулко ступая по незастланному мрамору.Элизабет вдруг почувствовала, как забилось сердце, и, словно спасаясь от самой себя, снова бросилась к зеркалу попудрить нос и в последний раз пригладить волосы, потом медленно и с обычным достоинством спустилась по лестнице.Ангус стоял в утреннем кабинете возле окна, глядя на маленький дворик, когда-то полный цветов, а теперь мрачный, заброшенный пустырь, засыпанный булыжниками и ломаным кирпичом.Гость быстро обернулся, когда вошла Элизабет, и она забыла обо всем, кроме своей радости.— Кажется, я не опоздал, — произнес он и тут же добавил: — О, вы переоделись. Надеюсь, вы простите, что я пришел в чем был, но с того момента, как мы расстались, у меня не было ни одной свободной минуты.— Мне надоела форма, — объяснила Элизабет. — Хотите хереса? Довоенный. Слава Богу, подвал не пострадал.Она наполнила бокал, и Ангус подошел, чтобы взять его.— Я чувствую, что взволнован, — сказал он. — Мне так редко удается выбраться куда-нибудь пообедать, особенно с очаровательной спутницей.— Благодарю вас, — ответила Элизабет. — Я могла бы сказать то же самое. Последний раз я обедала в Лондоне года два назад.— Что вы делаете в свободное время?Ей показалось, он действительно заинтересован, и поэтому, не подумав, сказала правду:— Я пытаюсь читать, но обычно откладываю книгу, чтобы подумать.— И о чем же вы думаете?— Вы будете шокированы, если я скажу.Она опустилась в кресло, закрытое уродливым дамастом.— Отчего? Это так предосудительно?— Тогда я вам отвечу — о себе. Вы спросили, что я делаю в свободное время. У меня его не очень много.— Разве все мы не думаем о самих себе, когда получаем возможность? — спросил Ангус.Элизабет взглянула на него с удивлением:— Мне почему-то трудно представить, что вы думаете о себе.— Но это так, уверяю вас. Хотя некоторые из моих пациентов абсолютно убеждены что я думаю только о них и ни о чем другом.— С ними вам тяжелее всего? — спросила Элизабет.— О нет, — ответил Ангус. — Хуже всего иметь дело с жадными, властными людьми, которые стремятся получить за свои деньги все, что возможно, и еще чуть-чуть.Элизабет рассмеялась:— Почему бы вам не сказать им правду?— Обычно я так и делаю, — ответил Ангус, — и они поступают очень разумно, уходя к другому врачу.Они выпили по второму бокалу хереса, а затем отправились на машине Ангуса обедать в ресторан, о котором он говорил. Заведение оказалось маленьким, но не лишенным очарования, а кухня, как обещал Ангус, была превосходной. Хозяин-француз радостно приветствовал Ангуса и провел их к маленькому столику в нише, отделявшей их от остальных посетителей.— Как здесь хорошо, — сказала Элизабет, когда они заказали еду и вино.— Я ужасно рад, что вы приехали.Ей показалось, что в этих словах прозвучал глубокий смысл, и тут их взгляды встретились. Они долго не отрываясь смотрели друг на друга. Элизабет первая отвела глаза в сторону и начала быстро и немного сбивчиво говорить о посторонних вещах.130Она поняла, что боится… боится доверительного тона, боится услышать слова, имеющие другой смысл, от которого сердце забьется быстрее и дыхание участится. И все же ей хотелось их услышать…Словно распознав ее настроение, Ангус поддержал заданный тон, и вскоре они уже весело смеялись. Элизабет с удовольствием отметила про себя, что его легко рассмешить. Любой пустяк казался ему забавным, и не раз за вечер ее посещала мысль, что он мог бы высмеять ее саму, напыщенность Эйвон-Хауса и покровительственное высокомерие Артура.Элизабет была счастлива, и время неслось вскачь. В смятении она увидела, что на часах половина десятого, но не смогла себя заставить подняться и уйти.— Вы часто сюда приходите? — спросила она, зная, что никогда не забудет этот вечер и этот уютный ресторанчик.— Не всегда есть возможность, — ответил Ангус. — Обычно я слегка перекусываю в клубе, или мой секретарь приносит мне бутерброды. Иногда, признаюсь, я вообще забываю о еде и понимаю, насколько проголодался, когда уже далеко за полночь. По дороге домой я проезжаю мимо двух ларьков с горячим кофе, их хозяева меня хорошо знают.— Разве у вас нет никого, кто бы приглядел за вами?— Секретарь старается изо всех сил, но вечером она уходит домой, и тогда я остаюсь один в квартире. Еще у меня есть престарелая служанка, которая появляется по утрам и готовит завтрак. Если я распоряжусь, она оставляет мне что-нибудь холодное на ужин, но обычно я забываю.— Какой безалаберный образ жизни при такой напряженной работе! — порывисто произнесла Элизабет.— Пока держусь неплохо, — ответил Ангус. — Конечно, меня самого привело бы в ужас, если бы кто-нибудь из моих больных имел такие привычки, хотя, в конце концов, какой врач пратикует то, что проповедует?— Интересно, почему вы так и не женились? Элизабет выпалила вопрос, который весь вечер не давал ей покоя. Ангус улыбнулся:— На это есть две причины. Элизабет с любопытством выжидала.— Во-первых, у меня никогда не было времени, а во-вторых, я не встретил ту, на которой мне захотелось бы жениться.Он взглянул на Элизабет, и снова они не смогли отвести глаз друг от друга. Она знала, что три слова остались недосказанными — «до сих пор», знала, как будто услышала от него самого, что Ангус любит ее. Но из-за своей неопытности она сомневалась в правде, когда столкнулась с ней, и, чтобы причинить себе боль, сказала:— Придется мне найти вам хорошую жену.Ангус покачал головой и отвел взгляд. Между ними повисла тишина, а затем Элизабет быстрым движением, потому что ей хотелось задержаться, взяла сумочку и перчатки.— Думаю, мне пора домой, — сказала она.Ангус взглянул на часы и издал возглас удивления:— Я даже не представлял, что так поздно.Он попросил счет, и через несколько минут они уже ехали по направлению к Баркли-сквер.— Вы не зайдете на последний бокал? — спросила Элизабет.— Я не стану пить, спасибо, но хотел бы проводить вас.— Мне нужно забрать форму, — сказала Элизабет. — Зайдем на минутку.Она прошла с ним в утренний кабинет и зажгла свет. Комната больше не казалась такой уродливой и суровой, как днем. Элизабет заметила, что Грейс убрала херес, а вместо него выставила графин с виски и сифон с газированной водой.— Угощайтесь, — предложила она, — а я пока соберу вещи. Элизабет поднялась наверх. Форма была уже сложена в маленький чемоданчик. Женщина оглядела комнату. Теперь она не была уверена, так ли успешно прошел вечер. Она прекрасно провела время, но все же многое осталось недосказанным. Элизабет почувствовала неуверенность, подавленность — так ребенок плачет иногда в конце праздника — и испытала сомнение, так ли хорошо было, если момент расставания настолько мучителен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29