Теперь девушка была красива, и ее красота была совсем иной, чем красота других женщин, которых он знал.
Ощущая, как она дрожит в его объятиях, маркиз понимал, что ничего подобного он не испытывал ни разу за всю свою жизнь.
Он привез Кистну из сиротского приюта, она была совсем юной, и маркиз никогда не думал, что эта девушка может быть столь же желанна, как Изобел или другие светские дамы, которыми он восхищался. Он был так занят ее обучением премудростям этикета, что почти не думал о ней как о живом человеке. В его глазах она была лишь неким оружием, с помощью которого он рассчитывал нанести удар человеку, которого ненавидел.
Теперь, когда она смотрела на него и он читал ответ на свой вопрос в глубине ее выразительных глаз, когда он понял, что девушка дрожит не от страха, а от того, что его руки касаются ее тела, он ощутил невероятный, ни с чем не сравнимый восторг.
— Скажите мне, — очень мягко произнес маркиз, — почему вы говорите, что никогда не выйдете замуж, и почему вы не можете выйти замуж за графа?
Он знал, что глубокий тон его голоса и близость его тела волнуют девушку. И вдруг, словно его взгляд лишил Кистну воли, не в силах больше сопротивляться, она взглянула ему в глаза и прошептала, очень тихо и неуверенно, прерывающимся от волнения голосом:
— Я… я люблю вас… я ничего… не могу с этим поделать… я люблю вас… Как я могу позволить… другому… прикоснуться ко мне?
— Другого никогда не будет! — И губы маркиза прильнули к ее губам.
Он почувствовал, как она сперва застыла, пораженная, а потом ее губы раскрылись навстречу его губам. Он и не представлял себе, что губы женщины могут быть такими мягкими, свежими, невинными и в то же время волнующими.
Как только его руки обняли ее, маркиз понял, что нашел нечто, что искал всю жизнь. Оно все время ускользало от него, и он никогда не мог объяснить даже самому себе, что именно он ищет. Только чувствовал, что оно где-то рядом.
И только теперь он понял, что это любовь, настоящая любовь, ничего общего не имеющая с пламенной, но быстро гаснущей страстью, которую в нем возбуждали столь многие женщины.
А Кистна чувствовала, что Небеса внезапно раскрылись и маркиз, которого она так долго представляла святым Михаилом, несет ее к тому божественному свету, который она всегда считала неотъемлемой частью любви. Она слышала музыку и пение ангелов, ощущала аромат цветов.
Это был чистый восторг, красота, которую она всегда искала, но которая во всем своем великолепии могла явиться лишь с тем, кого она полюбит.
Кистна любила маркиза, и его губы дарили ей истинную божественную красоту.
Когда маркиз поднял голову, девушка сказала, и голос ее дрожал от восторга, который в ней вызывала близость любимого:
— Я… я люблю вас… и все, чего я хочу… прежде чем умереть… чтобы вы… меня поцеловали…
— Как вы можете думать о смерти, когда вы принадлежите мне? Теперь я знаю, что никогда не смогу ни потерять вас, ни позволить вам уйти!
На минуту показалось, что ее лицо озарилось солнцем.
— В-вы хотите сказать… что я могу остаться… с вами… и не выходить… замуж?
— Вы выйдете замуж за меня! — решительно заявил маркиз.
Ее взгляд ясно сказал ему, что эта мысль никогда не приходила девушке в голову, и он продолжал:
— Вы должны, моя дорогая, попытаться простить мне мою невероятную слепоту и глупость, которые до последней минуты не давали мне понять, что я люблю вас, что вы единственная, кого я хотел бы назвать своей женой!
— Вы… вы действительно… так считаете?
— Я люблю вас! — ответил маркиз просто.
Он снова и снова целовал ее, и его поцелуи были долгими, медленными, но требовательными, а Кистне казалось, что ее душа ускользает от нее к нему, что она перестает быть сама собой и становится тем, кого любит…
Прошло немало времени, и на небе зажглись первые звезды, когда маркиз произнес:
— Думаю, мое сокровище, нам пора покинуть это опасное место. — Голос маркиза звучал как-то странно. — Если вы упадете в озеро сейчас, то мы скорее всего утонем вместе!
Кистна испуганно вскрикнула:
— Вы должны быть осторожны… очень осторожны!
Маркиз улыбнулся.
— Именно это я хотел сказать вам: стойте спокойно и крепко держитесь за меня, пока я не развяжу веревку.
С этими словами он наклонился, отвязал веревку, поднял тяжелый мешок с камнями и бросил его в воду.
С громким всплеском мешок скрылся под водой, и маркиз с ужасом понял, что, опоздай он на несколько секунд, Кистну уже невозможно было бы спасти.
Никто никогда не узнал бы, что с ней случилось, и даже ее тело вряд ли когда-нибудь было бы обнаружено.
Словно боясь даже думать о таком ужасе, маркиз взял Кистну на руки и понес прочь от обрыва.
— Я должен бы очень-очень сердиться на вас! — сказал он.
— П-пожалуйста, простите меня, — умоляла Кистна. — Я… слишком… люблю вас… поэтому предпочла бы… скорее умереть… чем расстаться с вами.
— Мы никогда не расстанемся! Теперь я понял, хотя давно должен был понять это, что не представляю себе жизни без вас!
— Я думала, — сказала Кистна тихо, — что если бы вы… смогли полюбить меня… хотя бы на месяц… неделю… даже на один-единственный день… Я была бы… так благодарна… что не просила бы большего.
— Но вы должны получить больше, намного больше!
Например, меня, — до конца наших дней!
Кистна тихо воскликнула.
— Именно этого я хочу: быть с вами… любить вас — это значит оказаться… на Небесах.
Маркиз опустил ее на землю под цветущим миндальным деревом.
— Если возможен рай здесь, на земле, — сказал он, — я подарю его вам. А вы должны подарить его мне.
— Так и будет… — ответила Кистна и потянулась к нему губами.
Потом они медленно пошли к дому, и дорога эта была долгой.
Каждое слово Кистны будило в маркизе желание целовать ее снова и снова, и когда они наконец вышли к аббатству, окна которого были ярко освещены, маркизу показалось, что любовь подарила девушке красоту, подобную солнцу. Она светилась от счастья, и это счастье передавалось ему.
Держась за руки, они вошли в библиотеку, где нашли уснувшего в кресле Перегрина. У него на коленях лежал недочитанный номер «Тайме».
Прежде чем они окликнули его, Уоллингхем открыл глаза, словно ощутив их присутствие в комнате.
— Где вы были? — начал он. Затем, заметив выражение их лиц, он с возгласом изумления вскочил с кресла. — Что случилось? — спросил он, зная, что вопрос излишен.
Ему ответила Кистна — Кистна, которая за этот вечер изменилась до полной неузнаваемости.
— Мы собираемся… пожениться! — сказала она, захлебываясь от счастья.
Перегрин издал вопль восторга и подбросил газету в воздух.
— Ура-а-а! — воскликнул он. — Именно на это я и надеялся! Поздравляю, Линден! Я знал, что рано или поздно вы поймете…
Маркиз, обернувшись, улыбнулся Кистне Увидев выражение его глаз, Уоллингхем понял, что все, чего он искренне желал своему другу, сбылось.
После множества фальстартов и разочарований маркиз все-таки выиграл скачку, главным призом в которой была любовь, прежде ускользавшая от него.
Уоллингхем, заметив, как они смотрят друг на друга, понял, что на время о нем забыли и он прерывает нечто настолько прекрасное, что это почти вызывает боль, но все же сказал:
— Мы должны выпить за это! Думаю, стоит приказать принести бутылку шампанского?
— Думаю, куда важнее, чтобы Кистна поела, — заметил маркиз.
— Я слишком счастлива, чтобы чувствовать голод, — ответила она.
— Все равно. Вам необходимо что-нибудь съесть — хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное.
— Вы же знаете, я сделаю все, чтобы… доставить вам удовольствие, — сказала Кистна тихо. Они стояли рядом и смотрели в глаза друг другу, словно говорили без слов, не в силах поверить в обретенное счастье.
— Вы звонили, милорд? — спросил дворецкий, появляясь на пороге библиотеки.
Маркиз с усилием вернулся к реальности.
— Попросите повара приготовить легкий ужин для мисс Кистны и пришлите сюда бутылку шампанского.
— Хорошо, милорд.
Дворецкий уже собирался закрыть за собой дверь, когда рядом с ним возник один из лакеев. Дворецкий принял из его рук серебряный поднос, на котором лежал конверт, и передал его маркизу.
— Милорд, это письмо получено несколько минут назад. Насколько я могу судить, оно прибыло на почтовую станцию слишком поздно, чтобы его отправили в обычное время, но на конверте стоит пометка «Срочное», и оно пришло из-за границы, поэтому начальник почты прислал с ним своего сына.
Маркиз взял конверт с подноса.
— Поблагодарите его, — сказал он дворецкому, — и наградите мальчика.
— Я прослежу за этим, милорд.
Маркиз взглянул на конверт и сказал с улыбкой:
— Это письмо из Рима. Оно, должно быть, касается моей подопечной, Мирабел.
Он снова улыбнулся Кистне и добавил:
— Теперь, моя дорогая, вам не нужно изображать ни ее, ни еще кого-нибудь. Все, чего я хочу, — это чтобы вы были самой собой и моей женой!
— К-когда… мы сможем… пожениться?
— Я не собираюсь ждать дольше, чем это необходимо, — ответил маркиз. — И я не настаиваю на том, чтобы свадьба была слишком пышной.
Кистна вскрикнула:
— О да… пожалуйста… пусть там не будет никого… кроме нас.
— И Перегрина, — добавил маркиз. — Он будет вашим посаженным отцом и шафером!
— Благодарю, — сказал Уоллингхем сдержанно — Удивительно, что вы не требуете, чтобы я еще и играл на органе!
— Я бы потребовал, если бы думал, что вы на это способны! — поддразнил его маркиз.
— Конечно, мы хотим, чтобы вы присутствовали на нашей свадьбе, — сказала Кистна.
Затем она посмотрела на маркиза и, волнуясь, спросила:
— Это… правда? Вы действительно… вправду собираетесь… жениться на мне?
— Это правда! — заверил ее маркиз.
Затем, словно не в силах справиться с собой, он обнял Кистну за плечи и прижал к себе.
Она несмело прислонилась щекой к плечу маркиза и тут же, словно смущенная таким открытым проявлением своих чувств, сказала:
— Вскройте письмо, ведь на нем пометка «Срочное».
На самом деле она очень боялась, что в конверте окажется известие, которое помешает маркизу жениться на ней так скоро, как он намеревался.
Маркиз, похоже, тоже испытывал беспокойство по этому поводу. Во всяком случае, он подошел к столу и, взяв золотой нож для разрезания бумаги, украшенный драгоценными камнями, вскрыл конверт и вынул тонкий лист бумаги.
Пока маркиз читал письмо, Кистна не отрываясь смотрела на него, и ее глаза, по мнению Перегрина, весьма красноречиво говорили о любви. Закончив чтение, маркиз поднял глаза и улыбнулся:
— Говорят, что молния никогда не ударит дважды в одно и то же дерево. Но, похоже, одна свадьба притягивает другую!
— Что случилось? — поинтересовался Уоллингхем.
— Тетка Мирабел пишет, что моя подопечная полюбила юного князя ди Боргезе и он тоже любит ее. Поскольку он фантастически богат, не может быть никаких подозрений, что он интересуется только ее состоянием. Тетка надеется, что я дам свое согласие на их брак, и тогда свадьба состоится еще до конца лета.
Маркиз протянул руки к Кистне.
— Думаю, моя дорогая, мы можем включить Рим в наше свадебное путешествие и побывать на свадьбе моей подопечной, которая, конечно, будет совсем не такая, как наша.
— Наше свадебное путешествие! — прошептала Кистна, чувствуя, что эти слова значат больше, чем все, сказанное маркизом за вечер.
— Наш медовый месяц мы проведем за границей, — улыбнулся маркиз. — Мне бы хотелось побыть этот месяц только с вами вдвоем, а это будет трудно сделать здесь, в Англии, где каждый захочет на вас посмотреть.
Кистна снова воскликнула:
— Да, пожалуйста… пожалуйста… давайте уедем… я хочу… быть только с вами.
Ее голос звучал так трогательно, что маркиз бросил письмо на стол и обнял девушку.
— Мы поженимся послезавтра, — сказал он твердо. — Я пошлю Андерсона в Лондон, чтобы он получил специальную лицензию, и, прежде чем кто-нибудь что-нибудь узнает, мы будем уже на пути в Париж!
— Нет, на Небеса! — тихо сказала Кистна. — Наши Небеса… ваши и мои.
Комната, в которой они обедали, была небольшая, но очень милая. Кистна, впервые увидев небольшое имение маркиза на Дуврской дороге, сказала, что оно похоже на кукольный домик.
— Зачем вам этот дом, когда у вас есть аббатство? — спросила она, когда маркиз рассказал ей, где они проведут первую ночь медового месяца.
— Мне часто приходится менять лошадей на Дуврской дороге, и я предпочитаю, чтобы они стояли в моей собственной конюшне, а не на почтовой станции.
— Вы такой богатый! — дразнила его Кистна.
— Нет, просто практичный. Мне показалось, что один день в имении будет хорошим началом нашего медового месяца.
Они обвенчались в часовне аббатства, показавшейся Кистне ужасно древней.
Девушке очень понравилось, что монахи, бывшие в часовне, присоединились к молитвам, которые читал священник. Их глубокие голоса сливались с музыкой органа.
Уоллингхем привел Кистну в часовню, где их уже ждал маркиз.
— Миссис Дос сказала, что это к несчастью, если жених увидит свою невесту до свадебной церемонии, — сказала девушка, — а я хочу быть очень, очень счастливой, поэтому лучше останусь у себя в комнате до тех пор, пока не пора будет идти в часовню.
— Вы уже принесли мне счастье, — ответил маркиз. — Я никогда не чувствовал себя таким счастливым и не ждал так многого от будущего.
— Я хочу, чтобы вы всегда это чувствовали. Но, возможно… я скоро… наскучу вам. Мне говорили, что вам часто становилось скучно… со многими красивыми женщинами?
— То, что я чувствую к вам, — совсем другое, — твердо ответил маркиз, зная, что говорит правду.
Теперь, глядя на Кистну, которая сидела напротив него за небольшим столиком, украшенным белыми цветами, маркиз уже не в первый раз удивлялся, как он мог не разглядеть в ней свой идеал с момента их первой встречи.
При свете свечей, в белом платье, с живыми цветами в волосах, она была воплощением юности, красоты и счастья. Маркиз подумал, что только музыка могла бы создать ее неповторимый образ.
— Я люблю вас! — произнес он, И, как будто не было для них других слов, Кистна, словно эхо, откликнулась:
— И я люблю… вас… но я еще… преклоняюсь перед вами, потому… что вы всегда казались мне… святым Михаилом… который пришел спасти меня из мрака ада и вознести в Небеса, к свету.
— Моя дорогая! — с глубоким чувством произнес маркиз.
Затем, словно он не мог больше вынести, что их разделяет столик, маркиз протянул руки и помог Кистне подняться.
Они вышли из столовой и по скрипучим дубовым ступеням отправились наверх, в старомодную спальню, где стояла огромная кровать с четырьмя дубовыми столбиками по углам.
Комнату освещали три свечи на маленьком столике у кровати, скрытой голубым балдахином. Не было ни горничной, ни камердинера.
Когда маркиз закрыл за собой дверь, Кистна почувствовала, как волнение захлестывает ее, словно она не сомневалась, что он снова подарит ей совершенную, возвышенную, божественную красоту. Но, оказавшись в его объятиях, почувствовав, как его губы ласкают ее, она поняла, что их любовь — любовь человеческая и она прекрасна.
Он целовал ее страстно и требовательно, а потом сказал:
— Я вас обожаю! Но я постараюсь помнить о том, как вы молоды, и не испугать вас, моя драгоценная крошка!
— Я никогда не боялась вас, если только вы… на меня не сердились, — ответила Кистна. — Вы любите меня, и я знаю: все, что вы делаете, прекрасно и божественно!
— Моя любимая, моя прекрасная маленькая жена, я вас обожаю!
И маркиз целовал ее до тех пор, пока слова им стали не нужны и свет любви не поглотил их.
Позже, когда уже догорали свечи, Кистна вдруг воскликнула:
— Я забыла об одной вещи!
— О чем, мое сокровище? — Маркиз взглянул на Кистну, доверчиво прижавшуюся к его плечу, и коснулся ее волос.
— Как вы можете быть так прекрасны?
— Вы уверены, что все еще… так думаете?
Маркиз улыбнулся:
— Каждое мгновение, которое я провожу с вами, каждый раз, когда я касаюсь вас, вы кажетесь мне все более прекрасной, более восхитительной, так что мне становится страшно.
— Страшно? — переспросила Кистна.
— Что вы можете устать от меня!
Кистна тихо и счастливо рассмеялась.
— Это самый чудесный комплимент, какой только вы могли мне сделать. Когда я думаю о том, какой я была, когда вы увидели меня в приюте, и слышу слова, подобные этим, мне кажется, что вы дарите мне звезды, луну и солнце. Может ли хоть одна женщина на свете хотеть большего?
— Мне так многое хочется подарить вам, — сказал маркиз, — но я согласен, что ни один подарок не может сравниться со звездами, луной и солнцем!
Маркиз притянул ее к себе и, касаясь губами ее нежной кожи, сказал:
— Я люблю вас: ваши слова, ваши мысли, ваш тихий голос и ваши глаза! И, как однажды сказал Перегрин, ваш восхитительный маленький носик.
— Перегрин так сказал? — переспросила Кистна.
— Он говорил о вас много лестного, но, если вы позволите ему флиртовать с вами или будете к нему слишком благосклонны, я стану ревновать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15