– Они впустили только меня, Фреда! А Губеру пришлось остаться за дверью! Полицейские роботы не разрешили ему войти, прежде чем шериф…
– Успокойся, Йомен. Я знаю законы. Не кричи, у меня и так голова болит.
Фреда Ливинг прикрыла глаза. Она волновалась все сильнее, и с этим ничего нельзя было поделать. Пока ничего. Пока. Она должна была быть очень осторожной и внимательной, даже с Йоменом. Особенно с Йоменом. Во-первых, надо позаботиться, чтобы за ней не следили. Это было бессмысленно, пока в комнате был полицейский робот, но теперь это крайне важно. Сперва надо четко сформулировать приказ.
Фреда прочистила горло и сказала:
– Я приказываю всем роботам в комнате – или наблюдающим за этой комнатой любым способом» – забыть все разговоры, которые здесь прозвучат со времени отдачи этого приказания до тех пор, когда я трижды хлопну в ладоши с интервалом не более чем в пять секунд. Запоминание и передача этих разговоров почти наверняка причинят мне вред! – Этого должно хватить, если только полицейские не посадили какого-нибудь человека подслушивать у скрытого микрофона или не включили простую записывающую аппаратуру. Но это практически нереально: колонисты всегда и везде используют только роботов.
А отсюда все их проблемы…
Фреда повернулась к Йомену:
– Ну вот, теперь мы сможем поговорить. Садись, расскажи мне все, что знаешь.
Йомен Терах пересказал последние новости, но это не заняло много времени – он знал не так уж много. И не его в том вина, ведь сама Фреда старалась держать его в неведении ради всех остальных. Йомен не мог рассказать того, чего не знал, – это в целом было Фреде сейчас очень на руку. Довольно одного Губера. А хорошо осведомленный Йомен Терах в руках дотошного шерифа – об этом лучше даже не думать! Впрочем, из него можно вытянуть все детали, которые Крэш почему-то пропустил при разговоре.
Йомен пересказал все еще раз, старательно припоминая малейшие подробности, но даже сейчас его рассказ оказался не намного длиннее – отчасти из-за того, что на место преступления все еще никого не пускали. И никто еще не связал преступление с исследованиями, которые велись в лаборатории Губера. В самом деле, кажется, Йомен даже не знает, что из лаборатории пропал робот.
Когда Йомен замолчал, Фреда задумчиво кивнула. Не много же он добавил к тому, что ей уже было известно. Калибан исчез – сбежал сам или его украли. Кто-то напал на нее и забрал ее записи. Но то, о чем Йомен не упомянул, подсказало Фреде, что могло быть и хуже. Нельзя, конечно, сказать, что многих неприятностей удалось избежать, но в эту минуту Фреде нужно было хоть немного спокойствия и уверенности в себе.
– Итак, есть у тебя еще что-нибудь новенькое? – спросила она.
Йомен поднялся и виновато достал из кармана компьютер-блокнот размером с ладонь.
– Мне больше нечего сказать, но Губер передал вот это. У него, наверное, какие-то другие источники информации.
Он передал блокнот Фреде и внимательно посмотрел ей в глаза. Держался Йомен Терах подчеркнуто официально. Ему не по нраву было участвовать в таких махинациях, но Терах старался вести себя как можно вежливее. Он показал на блокнот, который только что вручил Фреде, и сказал:
– Я не читал, что там написано, и читать не собираюсь. Я не хочу знать больше, чем знаю. Я рассказал тебе, что знаю, а не то, что думаю, – по-моему, такой вариант устроит тебя больше. Если честно, я чертовски напуган тем, что ты делаешь. Поэтому хочу попросить, чтобы ты просмотрела записи Губера только после того, как я выйду из комнаты.
Фреда Ливинг от удивления с полминуты не могла ничего выговорить. Терах никогда себе такого не позволял. Наконец она сказала:
– Хорошо, Йомен. Спасибо за откровенность. И за благоразумие.
– Полагаю, вскоре всем нам очень понадобятся эти качества! – резковато заметил Терах. Но лицо его тут же смягчилось, он погладил Фреду по плечу и тихо сказал: – Отдыхай, Фреда, и выздоравливай поскорее. Если бы даже ничего этого не случилось, тебе все равно понадобится много сил для завтрашнего вечера.
Фреда слабо улыбнулась и вздохнула:
– Знаю.
От завтрашней презентации зависело гораздо большее, чем ее собственная судьба.
Йомен Терах вышел, оставив Фреду наедине с ее мыслями и блокнотом Губера Эншоу. Она почти боялась заглядывать в эти записи. У Губера чертовски странный источник информации. Но Фреда давным-давно запретила себе догадываться, что это может быть за источник.
Фреда не отваживалась даже предполагать, что Губер узнал на этот раз. Она просто открыла блокнот и стала читать. Через три абзаца она так перепугалась, что от страха уже почти не видела, что читает. Потому что по сравнению с тем, что она прочла в блокноте Эншоу, все ее прежние страхи и заботы казались сущими пустяками.
Великий Боже, где Губер это раскопал? Такое впечатление, что у него есть доступ ко всей полицейской компьютерной сети, с полным отчетом обо всем, что касалось нападения на Фреду. Причем информация была явно свежей, не обработанной и не оформленной в приказы и инструкции. Две цепочки отпечатков ног робота? Что за чертовщина?
И другие сообщения – о выступлении Железноголовых в Сеттлертауне и случае с «крушителями роботов» и пожаре в окраинном районе Аида. Во имя Падшего Ангела – Калибан назвал свое имя свидетельнице, а она сама, Фреда, только что сказала о нем шерифу! Они напали на след! Крэш знает – или думает, что знает, – о Калибане все, что нужно.
Проклятье! Какой мерзавец выпустил его из лаборатории?! Фреда отлично знала, что первые часы чрезвычайно важны для формирования характера Калибана. Именно поэтому она так медлила с его пробуждением. Она старалась создать для него самые лучшие условия.
А что за первые часы у него получились вместо этого? Начать с того, что Калибан оказался свидетелем покушения на нее. Потом он стал ходить по городу, увидел, что все роботы находятся в услужении у людей, видел, как раболепно они себя ведут. Это его наверняка ужасно смутило. Фреда специально стерла из его блока памяти абсолютно все сведения о роботах.
Дьявольщина, сколько же часов она угробила, выбирая из блока памяти Калибана все, что касалось остальных роботов! Теперь вся работа пошла коту под хвост! Это в лучшем случае.
В худшем – у Калибана могло сложиться ужасно искаженное представление о мире. И при всем этом, каково ему было угодить в руки банды «крушителей роботов»?..
Фреда Ливинг откинулась на подушки и закрыла глаза, блокнот выпал у нее из рук. Живот стянуло узлом, голова снова начала раскалываться от боли. «Почему?! Ну почему все должно было случиться именно так?» – думала она.
Он видел вокруг только жестокость и насилие, видел, что с подобными ему обращаются хуже, чем с рабами. Калибану не дано было ничего другого, что могло бы повлиять на его мировоззрение.
И это еще далеко не самое худшее. Альвар Крэш вышел на охоту. Он вскроет истину – но не в то время и не в том месте, где нужно. Один случайный неверный ход – и шериф развалит карточный домик нынешней политики. Разрушит единственное, что может спасти Инферно.
Фреда Ливинг похолодела от страха.
Хуже всего, что она сама не знала, почему боится.
Или чего.

9

Губер Эншоу знал, что он трус, но по крайней мере у него хватало смелости самому себе в этом признаться. Ему хватало силы характера признавать собственные слабости, а это само по себе кое-чего стоило.
Что ж, как ни крути, говорить себе это было даже приятно. Правда, в нынешних обстоятельствах от этого самоуничижения было мало толку. Но будь что будет. Иногда и трус может сделать то, на что другие не способны.
И сейчас – какая жалость! – был как раз такой случай. Губер смотрел, как Тетлак, его личный робот, ведет аэрокар к Сеттлертауну. Машина Губера, пронзающая ночное небо, была умышленно лишена любых отличительных примет. Вот аэрокар сбавил скорость, завис в воздухе, ожидая, пока система безопасности и транспорта Сеттлертауна запросит опознавательный номер машины и проверит, есть ли он в списке приглашенных. И вот в земле открылся широкий проем – вход в подземный город. Аэрокар спикировал вниз, в огромную центральную пещеру Сеттлертауна, и пошел на посадку.
Губер жестом велел Тетлаку оставаться в машине, а сам вышел наружу. Он прошел к поджидавшему транспортеру, сел и сказал:
– К мадам Велтон, пожалуйста.
Маленький открытый автомобиль мгновенно сорвался с места. Губер едва успел подумать, что в машине не было никакого разумного устройства, как оказался возле апартаментов Тони Велтон.
Губер Эншоу подошел к двери и немного замешкался, пока вспомнил, что нужно нажать кнопку звонка. Обычно это за него делал робот. Но Тетлак немного раздражал Тоню, а Губер не хотел никаких лишних затруднений. Довольно того, что он пришел сюда сам, без приглашения.
Заспанная Тоня Велтон открыла дверь и удивленно уставилась на гостя:
– Губер! Великая Галактика, что ты здесь делаешь?!
Губер с минуту смотрел на нее, потом неуверенно поднял руку и сказал:
– Я знаю, что сюда приходить опасно, но мне очень нужно было тебя увидеть. Не думаю, что за мной кто-то следил. Я должен был прийти. Попрощаться.
– Попрощаться!.. – Тоня и не попыталась скрыть, как ее удивили и огорчили его слова. – Ты решил порвать со мной из-за…
– Я вовсе не хочу расставаться с тобой, Тоня! Ты навсегда останешься в моем сердце. Но я не думаю, что смогу с тобой увидеться еще, после… После беседы с шерифом Крэшем.
– Что?!
– Я должен признаться, Тоня. И понести наказание. – Губер почувствовал, что начинает потеть от волнения, сердце у него в груди бешено колотилось. На какое-то мгновение ему показалось, что сейчас он потеряет сознание. – Прошу тебя, позволь войти!
Тоня отступила в сторону, впуская его внутрь. Губер вошел и огляделся. Ариэль неподвижно застыла в своей нише для роботов, уставившись прямо перед собой. Комната сейчас представляла собой спальню – все столы и стулья были убраны в стены, их место занимала роскошная широкая кровать. Эта кровать была Губеру очень хорошо знакома. Но сейчас он прошел и сел на самый ее краешек, мрачный как никогда. Губер чувствовал себя ужасно одиноким и несчастным.
Тоня не сводила с него глаз, пока он шел по комнате и садился. Вот Губер поднял голову, взглянул на нее. Тоня была так красива, так естественна, она во всем умела быть самой собой . Она совсем не похожа на женщин-колонистов, насквозь искусственных и притворных – и в поведении, и во внешности.
– Я должен признаться, – повторил Губер.
Тоня посмотрела на него спокойно и задумчиво.
– В чем, Губер?
– Что? Что ты имеешь в виду?
– В каком преступлении, например, ты собираешься сознаться, когда пойдешь сдаваться? Что такого ты сделал? Когда они попросят подробно рассказать о твоем преступлении, что ты им скажешь?
Губер неуверенно пожал плечами и опустил голову. Он понятия не имел, в чем его могут обвинить. Сам он считал, что безусловно причастен к преступлению, но не был уверен, что полиция разделяет его мнение. Он хотел взять на себя всю вину, чтобы защитить Тоню. Но какой смысл признаваться в преступлении, если он даже не знает, в чем ее могут подозревать, если вообще подозревают? У Тони были свои тайны, и Губер не отваживался о них спрашивать.
Наверняка для обоих будет лучше, если каждый оставит свои секреты при себе.
Молчание затянулось. Наконец Тоня приняла это молчание за ответ и заговорила:
– По-моему, не стоит этого делать. – Она присела на кровать рядом с Губером и обняла его за плечи. – Мой милый Губер, какой ты замечательный! Дома, на Авроре, я встречала сотни громогласных хвастунов, и каждый с радостью кинулся бы доказывать мне, какой он сильный и храбрый. Но ни один из них не был таким смелым, как ты!
Губер печально глянул на Тоню:
– Моя смелость! Ха! Все как раз наоборот.
– Неужели? Да ни один из этих здоровых мужиков-поселенцев и не подумал бы признаться в преступлении и отправиться в тюрьму ради любимой женщины! А ты готов пойти на это ради меня! Но ты не сделаешь этого. Не надо!
– Но…
– Как ты не понимаешь? Крэш не дурак. Он враз сообразит, что признание фальшивое, тем более что ты даже не знаешь, в чем сознаваться! И как только шериф раскусит это, он задумается, почему ты решил взять на себя вину за то, чего не совершал? И рано или поздно Крэш поймет, что ты сделал это, чтобы защитить меня. И тогда мы оба попадем в беду!
Губер похолодел. Он не заглядывал так далеко в своих предположениях. Однако Тоня не подумала вот о чем…
– Погоди, Тоня. Ничего этого не будет! Ведь никто не знает, что мы…
– Крэш узнает рано или поздно. Я сделаю все, чтобы обезопасить тебя, и верю, что ты то же самое сделаешь для меня. Но ничего больше мы делать не должны! Если посчастливится и на нас не обратят внимания, то все будет хорошо. Но если кто-нибудь из нас…
Слова Тони повисли в воздухе. Губер повернулся к ней, обнял и поцеловал, порывисто и нежно. Потом немного отстранился, заглянул ей в глаза, провел рукой по волосам, прошептал ее имя.
– Ах, Тоня, Тоня! Я готов сделать для тебя что угодно… Ты знаешь.
– Я знаю, знаю! – На глазах у нее блеснули слезы. – Губер, милый, мы должны быть очень осторожны. Должны думать головой, а не сердцем. Ах, Губер… Обними меня!
Они снова поцеловались, и Губер почувствовал, что желание отметает прочь все страхи и тревоги. Они прижались друг к другу, сорвали одежды и упали на кровать, их тела переплелись, исполненные страстного нетерпения.
Губер мельком глянул на Ариэль, замершую в стенной нише, и почему-то подумал, не раздражает ли Тоню ее присутствие? Робот в спальне – обычное дело для колониста, но…
К черту! Ясно как день, что Ариэль – последнее, о чем может думать сейчас Тоня. Зачем тогда обращать на это ее внимание? Губер протянул руку к краю кровати, где была панель дистанционного управления, и погасил свет. Больше он ни о чем не думал.
Мужчина и женщина занимались любовью, а Ариэль безо всякого выражения смотрела в стену напротив. Ее бледно-зеленые глаза тускло светились в темноте.

Наступила ночь, все вокруг окутал мрак. Но эта ночь не принесла ни спокойствия, ни отдыха, ни безопасности. Все остальное могло измениться, но опасность по-прежнему оставалась. В этом Калибан был уверен.
Калибан шагал по оживленным улицам центральной, деловой, части Аида. Город кипел энергией, деловитостью, но Калибану почему-то казалось, что это место напоминает живой труп, который не сознает своей смерти и продолжает шевелиться, делать что-то, хотя время его давно прошло.
Казалось, для центра города не имело особого значения, день сейчас или ночь. На улицах царило такое же оживление, как и тогда, днем, когда Калибан проходил здесь.
Однако нельзя было сказать, что все здесь осталось по-прежнему. Не изменилось количество спешивших по улицам, но произошли очень заметные изменения в их составе . Сейчас, ночью, на улицах не было ни одного человека, одни только роботы.
Калибан смотрел на гордые, ярко освещенные, пустые в этот час башни Аида, на великолепные широкие улицы – грандиозные и не воплощенные до конца замыслы архитекторов. Сердце этого мира, этого города было пустым, бесплодным.
Но безлюдные улицы по-прежнему не были пустынными. И днем людей здесь было не так уж много, но сейчас повсюду были роботы, одни только роботы. Калибан остановился в тени дверной арки и стал за ними наблюдать.
Роботы, заполнившие улицы ночью, отличались от тех, что были здесь днем. Почти все, кого он видел днем, были чем-то вроде личных слуг. Сейчас на улицы вышли более мощные роботы. Они перевозили крупные грузы, работали на стройках, подметали мостовые и тротуары, пока вокруг было как можно меньше людей, которых им явно не хотелось беспокоить.
Несколько массивных роботов черного цвета тяжело топали вниз по улице, мимо Калибана, к высокой радужной башне, недостроенной, но уже очень красивой. Неподалеку от того места, где стоял Калибан, было еще несколько таких же прелестных башен, практически пустых. Напротив, через улицу, другая группа роботов трудилась, разбирая на части здание, которое выглядело не намного более старым или бывшим в употреблении.
За тот час, пока Калибан стоял и наблюдал, он видел множество роботов, выполнявших такую же ненужную, лишнюю работу. Они выискивали мусор, которого не было, полировали и без того сияющие окна, выбирали сорняки на чистых газонах и лужайках, старательно заботились о том, чтобы центр города выглядел ухоженным и совершенным во всех отношениях. Почему эти роботы не убирают окраины – заброшенные, обшарпанные, грязные районы, где их работа имела бы какой-то смысл? Почему они работают здесь ?
«Пустой город». Калибан задумался над этими словами. Они эхом звучали в его мозгу. Из своего блока памяти, из отзвуков ощущений того, кто создавал этот блок, Калибан знал, наверняка знал, что города не должны быть такими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44