Кое-кто из молодых мужчин выскочил из вигвама, осматриваясь в поисках анит-а или другой причины для ночной тревоги. Ночная тишина наполнилась перекликающимися голосами, мужскими и женскими. Многие поспешно оделись и вышли наружу.Подняв голову, Маленький Танцор вытер рот. Страх грыз его изнутри. Два Дыма, будто не веря своим глазам, уставился на мальчика, все еще стоявшего на четвереньках. Собравшиеся люди раскрывали рты от изумления, завидев массивную фигуру Тяжкого Бобра, которая черным пятном вырисовывалась на фоне костра в родильном вигваме.— Младенца необходимо уничтожить. — Тяжкий Бобр обернулся и заглянул в вигвам. — Ты слышишь, Танцующая Олениха? Это все ваша вина… ваша общая вина. Племя и без того уже осквернилось. Это женщины его опоганили — обратили против мужчин мужские заклинания Это… этот младенец осквернен колдовством анит-а и каким-то злым духом, что бродил у вигвама, когда он рождался. Я объявляю вас всех нечистыми!— Нет! — закричала из вигвама Танцующая Олениха. — Только не моего ребенка! Не мое дитя!— Убей его! — заревел Тяжкий Бобр. — Это твоя скверна!Пригнувшись, из вигвама вышла Ветка Шалфея и v встала прямо перед ним:— Мне хотелось бы знать, где на самом-то деле скрывается скверна? Я себя совершенно не чувствую оскверненной… разве что твоим присутствием.— Не смей! — Терпкая Вишня схватила Ветку Шалфея за руку и потянула назад. — Он — Зрящий Видения. Извинись.Маленький Танцор заметил, как вздрогнула его мать. Гнев покинул ее напрягшееся тело.— Я… прости меня…Мускулы на лице Тяжкого Бобра шевельнулись, придавая ему странное выражение удовольствия и мстительности:— Младенец должен быть уничтожен.С этими словами он повернулся, поднял ногу и ударил Два Дыма так, что тот упал лицом в грязь. После этого Тяжкий Бобр широкими шагами ушел в темноту.Со всех сторон в толпе раздались приглушенные восклицания.Будто оглушенный, Маленький Танцор лишь дрожал мелкой дрожью и, часто моргая, смотрел перед собой. Два Дыма поднял голову. В отблеске костра было видно, что слезы проложили светлые дорожки по его измазанному лицу.Ветер перестал, и воздух сделался горячим и душным. Во внезапно наступившей тишине раздался плач ребенка Танцующей Оленихи.
Белая Телка спала в своей пещере высоко в Бизоньих Горах. Видение пришло в ее сон, как утренняя роса опускается на траву. Видение вросло в ее душу, будто морозные узоры на только начинающем схватываться льду. Снаружи звезды все так же совершали свой круг по небу, ничего не зная о горной пещере, что была так далеко от них. В ночи раздавались визги и лай койотов, терзавших останки недавно убитого лосенка. Не замечаемые никем, совы беззвучно пролетали над лугами, а мыши возились в густой траве, отыскивая созревающие зерна…Ночная жизнь шла своим чередом, а Белая Телка созерцала Видение…
Она шла по палимой солнцем земле, с трудом передвигая уставшие ноги. Жаркий, будто его раскалили на костре, ветер обдувал ее лицо, высушивая исхудавшую плоть. Вокруг дремала душа земли — сном ожидания, томления, высыхания и смерти.«Раньше такого не было, — она поморщилась, так неприятно скрежетал ее собственный голос. — Старые предания говорят о многоводье, о бесчисленных стадах бизонов… Их было так много, что сильному мужчине стоило лишь метнуть копье куда попало, чтобы убить зверя. Старые предания рассказывают о травах, которые росли по пояс человеку. А теперь? Ключи, из которых пил мой дед, превратились в грязные лужицы. Только старики знают правду. Только одни хранители преданий.Но ведь предания тоже меняются. Меняются люди. Меняются даже названия мест. Все… все меняется… »Давно знакомая боль запульсировала в ее правом бедренном суставе. Ниже в мускулы ее старых усталых ног вгрызалась судорога утомления — будто огромные черные муравьи точат прогнившую сердцевину упавшей сухой сосны. Боль ширилась и росла. Она с трудом волочила плоские ступни по горячей глине, преодолевая режущую боль в пальцах и вздувшихся суставах.— Стара уж я для этого, — пробормотала она. — У меня сейчас должен был бы быть собственный расписной вигвам… сильные сыновья и дочери приносили бы мне мясо. Мне бы сейчас полагалось не заботиться ни о чем, сидеть да болтать да шутки шутить. Рассказывать о старине — да так, чтобы не забывалось. Смотреть, как шалят молодые девушки и юноши, стараясь произвести впечатление друг на друга. Вот оно что.Но пришло Видение. Когда она молилась и постилась на вершинах высоких Бизоньих Гор, с ней что-то произошло. Она провела четыре дня без воды и пищи, мерзла холодной ночью, страдала от беспощадных лучей солнца днем… она очистила свою душу.Она сидела нагая на самой вершине, пытаясь узнать, что за зов управлял всей ее жизнью. Она каждый раз пыталась спрятаться, жить, как все люди, но зов раздавался в ее душе вновь и вновь, все настойчивее и повелительнее. Он заставлял ее покидать мужей и детей, которых она им родила. И каждый раз она возвращалась на вершины в поисках источника Силы.Так было и на этот раз. На четвертый день в облаках появился образ мужчины. Черты его лица освещали ослепительные лучи солнца. Он был красив и высок. Ею Сила пела в тишине, и облака казались крошечными рядом с этим видением тепла и света.Она в благоговейном ужасе увидела, что он улыбнулся ей и. подняв руку, указал на юго-восток — на равнины, где ее родное племя жило со времен Первого Человека. Видение исчезло так же быстро, как и возникло, а на смену ему явился образ волка с желтыми горящими глазами, блеск которых пронзал облака.Она невольно прикрыла на мгновение глаза. Сердце бешено заколотилось в груди. Она в изумлении смотрела на клубящиеся белые облака, предвещавшие бурю. Ослабевшая, потрясенная, она спустилась вниз, оделась, поела и отправилась в путь.— Зрящий Видения Волка, — пробормотала она. — Вот кто привел меня сюда.Она глубоко вздохнула, покачала головой и остановилась. Пощелкивая языком, прилипавшим к пересохшему нёбу, она смотрела на ослепительно белое сияние беспощадно палившего солнца.Одинокая старая женщина стояла среди бескрайнего раскаленного простора. Ее спина согнулась под тяжестью лямки, на которой висела объемистая сума. Переводя дух, она оглядывалась по сторонам. Далекие вершины гор мягко поблескивали, будто Видение Духа; их зазубренные очертания дрожали в горячем воздухе. Даже голубой свод неба, казалось, выцвел, подвял и иссох. В пустой тишине слышалось лишь беспокойное шуршание сухого ветра да одинокий треск кузнечика. Дневная жара заставила смолкнуть даже птичьи песни.Дух земли источал запах жары и бессилия. Резкий аромат пыли щекотал ноздри старухи.За долгие годы солнце превратило ее лицо в сморщенную маску цвета жженой сиены. Все перенесенные страдания, голод, горе и победы ее длинной жизни вычертили причудливый узор морщин на коже, свободно болтавшейся на широкоскулом черепе. Глаза, проницательные и полные внутренней силы, светились жизнью и энергией над коричневыми мешочками кожи. Запавшая челюсть из всех зубов сохранила лишь изношенные желтые резцы. Из ее коротких косичек торчали клочья седых волос.Ее грудь тяжело вздымалась. Она отхаркнула и сплюнула на серовато-белую глину. Горячие пальцы ветра дергали за бахрому ее запятнанной, затертой до блеска одежды, заставляя трепетать изношенные лохмотья и покрывая их рябью мелких складок. На плечах она несла кусок бизоньей кишки, свешивавшейся до бедер. Кишка была туго наполнена тепловатой водой. Нащупав конец, она подняла его к пересохшим коричневым губам и пустила в рот тоненькую струйку влаги.Она причмокнула, не сводя глаз с неровной линии горизонта, дрожавшей в серебристом сиянии.«Но разве я не сделала свой выбор много лет тому назад?» Она усмехнулась: звук был такой, будто листья шалфея зашуршали по грубой коже. Она поправила суму на спине, передвинув лямку, давившую на лоб. Затем вновь тронулась в путь, преодолевая усталость.
По ее правую руку извивающийся зазубринами каньон прорезал долину — треснувшая рана на иссохшей груди земли. Шелушащиеся вертикальные стены все были в неровных изломах, обнажавших почвенные слои, из которых торчали проросшие насквозь красноватые корни трав. Непреодолимое препятствие. Провал в глубину был в два хороших мужских роста, а покрытое галькой дно ручья пряталось в полуденной тени. А слева в высохшей долине возвышалась гряда серовато-белых и бледно-желтых холмов, из которых Солнце-Отец высосал всю влагу.— Будто червяк за счастьем пополз, — усмехнулась она, опять остановившись. Перед ней зияла еще одна пропасть: ручей, текущий по дну каньона с такими же отвесными стенами, вливался в речушку. Она подошла поближе и заглянула вниз. Некогда — но как давно прошло это время! — она покрепче затянула бы лямку и, разбежавшись, перескочила бы через узкую расщелину. Теперь же она могла только вздохнуть и пойти в обход длинным, длинным путем, который ее старым костям покажется бесконечным.Твердая белая земля отражала кверху жар беспощадно паливших солнечных лучей, окатывая ее горячей волной. Чем больше она потела, тем быстрее сухой ветер выпивал влагу ее тела.— Ага! — Она заморгала, заметив впереди новые очертания, возникшие в дрожащем воздухе. Глыбы песчаника торчали на скалистом хребте, будто неловко изогнутые позвонки, бросая еле заметные тени на склон, по которому там и сям были разбросаны кусты шалфея.«Я знаю, где я. Там вон повыше — Ключи Чудовищных Костей. Небось к вечеру-то доберусь до них. Хорошая там вода раньше была».Согнувшись под тяжестью своей ноши, она зашаркала дальше.Когда она подошла поближе к хребту, ей еще несколько раз пришлось обходить расщелины, перерезавшие долину.«Я и не припомню, чтобы расщелины были такими глубокими в этом месте. Все меняется… мир меняется… » Она покачала головой, бормоча себе под нос Одну из самых мелких расщелин она даже осмелилась перепрыгнуть.«Слишком уж я стара, чтобы так вот бродить, будто девчонка, в погоне за Видением. Слишком стара».Солнце сдвинулось к западу, и ее тень на земле стала длиннее. Она все шла и шла вдоль ручья. Впереди скругленные очертания хребта вздымались к бледному небу.Вдруг она остановилась, осознав, что пейзаж вокруг не соответствует ее воспоминаниям. Да, сколько бы времени ни прошло с тех пор, память не могла подвести ее так сильно. Впечатление было такое, как будто Чудовищные Дети в своей битве за обладание миром изрезали склоны длинными параллельными расщелинами, свивавшимися вокруг кустов шалфея в замысловатые узоры. Эта сторона холма попросту вымывалась, превращаясь в пустошь по мере того, как засуха сжигала растения, удерживавшие почву.Она наклонила голову, разглядывая размытую почву, по которой ступали ее ноги. Земля уходила отсюда, оставляя на поверхности одни камни.«А раньше тут трава росла», — припомнила она, окидывая цепким взглядом выщербленные склоны. Казалось, что росшие здесь чахлые растения задыхались, полузасыпанные землей, сползавшей вниз по склону холма.Она шмыгнула пересохшим носом и заторопилась дальше. «Скоро стемнеет. Лучше уж добраться до Ключей Чудовищных Костей и расположиться там на ночлег. Хоть выспаться наконец хорошенько».Тени все удлинялись, резко расчерчивая сухие ложа ручейков на склоне холма. Приглядевшись получше, она заметила, что на округлых холмах вокруг большая часть шалфея погибла, превратившись в пушистые серые скелеты. По-прежнему темневшая рядом пропасть каньона оставалась для нее непреодолимой преградой. Шаг за шагом, медленно и осторожно, она спустилась в ущелье и побрела по дну, стараясь вспомнить, далеко ли еще до Ключей Чудовищных Костей.Она принялась карабкаться вверх по склону — наискось, чтобы обогнуть плотные заросли огромных кустов шалфея и не подцепить ненароком клещей, которые наверняка притаились на листьях в ожидании жертвы. Наконец высохшее русло изогнулось в последний раз — она вспомнила, что именно так и идет от Ключей Чудовищных Костей полоса песчаника. Тут, внизу, ее ждал огромный разросшийся куст шалфея. Его сине-зеленые листья казались при резком полуденном свете посеребренными иглами ели.Она медленно выдохнула и выпила последний глоток воды из бизоньей кишки. Затем дрожащие от усталости ноги снова медленно пошли вперед. Перед ней виднелись Ключи Чудовищных Костей — место, где в древности было селение ее Племени. Именно здесь охотники Племени и убили последних огромных животных, которых теперь называют чудовищами. По преданиям, у них было два хвоста — один спереди и один сзади. А зубы их она и сама видела — длинные, загнутые, выше человеческого роста. 'Когда-то она с любопытством отыскивала здесь старые кострища, треснувшие выветрившиеся кости, подбирала длинные каменные наконечники копий. Теперь, казалось, это все было смыто прочь. Раньше едва различимые черные пятна древесного угля еще оставались от древних очагов, а земля в этих местах слегка спеклась от давно погасшего огня. Пятна древесного угля переместились к каньону, красноватые камни очагов раскололись на неровные куски и рассыпались повсюду, будто кости, что грызут шакалы. Исчезли даже кучи каменных колотых пластинок — отходов производства орудий.Пещера была скрыта от посторонних глаз. Сначала ей даже показалось, что это всего лишь еще один валун светло-желтого песчаника. Но приблизившись, она заметила приплюснутый конус вигвама, притаившийся в зарослях шалфея. Изрядно потрепанный, вигвам, казалось, едва мог защитить от дождя двух человек — если, конечно, дождь когда-нибудь еще снова выпадет.Она замедлила шаг и закусила губу. Кто это мог быть? Как бы то ни было, а от ответа на этот вопрос могло зависеть, сколько еще остается жить. Даже такой старухе, как она. Теперь, во времена голода и жажды, не всем было известно, кто она такая.«Никто вечно не живет, — проворчала она. — Иногда это хорошо понимаешь». И она зашагала вперед, с любопытством высматривая по сторонам Чудовищные Кости. Одна торчала из земли прямо в зарослях шалфея. Конец ее — толщиной с бедро сильного взрослого мужчины — раскололся и высох, как и весь мир. Вокруг на опавших листьях валялись длинные костяные обломки. Несколько едва различимых пятен древесного угля чернели на земле, чуть красноватой от пекшего ее когда-то жара. Их так легко было представить себе, эти костры… Очаги… Все такое древнее… что уже почти исчезло.Мир менялся.— Эй там! — заорала она, приставив ладони ко рту. — Кто тут живет?Ни малейшего движения. Что то промелькнуло у нее в голове, как летучая мышь в ночи, — чувство, что как-то это все не так, смутное ощущение чего-то неправильного…В тишине послышался плач ребенка.
Видение властно вернуло ее назад. Белая Телка проснулась и заморгала, вглядываясь в ночную темноту пещеры. Ее желудок свела судорога, оставив после себя ощущение болезни. Она подавила рвотный спазм. Тишина ночи была плотной и неподвижной. Что произошло? Это ощущение болезни было признаком того, что кто-то оскорбил Силу. Но где? Чью Силу?
Почувствовав, что во рту пересохло, она достала бурдюк и отпила немного. Сев на ложе, принялась растирать свои старые ноги, утомленные мускулы которых свела ночная судорога. Уже восемь лет прошло с тех пор, как Сила привела ее к ребенку и бердаче. А что же теперь стряслось?Выглянув наружу из-за полога, закрывавшего вход в пещеру, она различила знакомые очертания горных вершин на фоне ночного неба. Она стала внимательно вглядываться в темные клубившиеся облака, но тут на востоке опять показалась луна.Она оцепенела, снова увидев его, едва свет луны пронзил облака. Молодой мужчина из ее Видений Духа возник на самом верху облачных холмов. Наполовину он был человеком, наполовину — волком. Казалось, что видение указывает на юго-восток — туда, где находится страна ее племени.
Пораженная святотатством Тяжкого Бобра, Волчья Котомка задрожала, изливая свою боль в расщелины и извивы времен. Тысячи голосов застонали и заплакали. Это были голоса всех людей, что прикасались к ней с благоговением и оставили часть своей души внутри свернутой кожи.Сила завибрировала от оскорбления и осквернения, стала удаляться от мира людей, затягиваясь в тлеющую сердцевину бытия.«Помни о Спирали… Круги внутри Кругов, соединенные, но не соприкасающиеся. Время еще не пришло. Но оно придет… придет… »И Волчья Котомка стала ждать. Глава 2 — Не делай этого.Ветка Шалфея взглянула в глаза Танцующей Оленихи, вышедшей из родильного вигвама с младенцем на руках. Танцующая Олениха украдкой бросила быстрый взгляд на Тяжкого Бобра, стоявшего перед своим вигвамом со скрещенными на груди руками. При свете солнца хорошо был виден средних лет невысокий человек, довольно полный. Лицо с толстыми отвисшими щеками ничем не выдавало его мыслей. Между широких скул приплюснутый нос тоже казался толстым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58
Белая Телка спала в своей пещере высоко в Бизоньих Горах. Видение пришло в ее сон, как утренняя роса опускается на траву. Видение вросло в ее душу, будто морозные узоры на только начинающем схватываться льду. Снаружи звезды все так же совершали свой круг по небу, ничего не зная о горной пещере, что была так далеко от них. В ночи раздавались визги и лай койотов, терзавших останки недавно убитого лосенка. Не замечаемые никем, совы беззвучно пролетали над лугами, а мыши возились в густой траве, отыскивая созревающие зерна…Ночная жизнь шла своим чередом, а Белая Телка созерцала Видение…
Она шла по палимой солнцем земле, с трудом передвигая уставшие ноги. Жаркий, будто его раскалили на костре, ветер обдувал ее лицо, высушивая исхудавшую плоть. Вокруг дремала душа земли — сном ожидания, томления, высыхания и смерти.«Раньше такого не было, — она поморщилась, так неприятно скрежетал ее собственный голос. — Старые предания говорят о многоводье, о бесчисленных стадах бизонов… Их было так много, что сильному мужчине стоило лишь метнуть копье куда попало, чтобы убить зверя. Старые предания рассказывают о травах, которые росли по пояс человеку. А теперь? Ключи, из которых пил мой дед, превратились в грязные лужицы. Только старики знают правду. Только одни хранители преданий.Но ведь предания тоже меняются. Меняются люди. Меняются даже названия мест. Все… все меняется… »Давно знакомая боль запульсировала в ее правом бедренном суставе. Ниже в мускулы ее старых усталых ног вгрызалась судорога утомления — будто огромные черные муравьи точат прогнившую сердцевину упавшей сухой сосны. Боль ширилась и росла. Она с трудом волочила плоские ступни по горячей глине, преодолевая режущую боль в пальцах и вздувшихся суставах.— Стара уж я для этого, — пробормотала она. — У меня сейчас должен был бы быть собственный расписной вигвам… сильные сыновья и дочери приносили бы мне мясо. Мне бы сейчас полагалось не заботиться ни о чем, сидеть да болтать да шутки шутить. Рассказывать о старине — да так, чтобы не забывалось. Смотреть, как шалят молодые девушки и юноши, стараясь произвести впечатление друг на друга. Вот оно что.Но пришло Видение. Когда она молилась и постилась на вершинах высоких Бизоньих Гор, с ней что-то произошло. Она провела четыре дня без воды и пищи, мерзла холодной ночью, страдала от беспощадных лучей солнца днем… она очистила свою душу.Она сидела нагая на самой вершине, пытаясь узнать, что за зов управлял всей ее жизнью. Она каждый раз пыталась спрятаться, жить, как все люди, но зов раздавался в ее душе вновь и вновь, все настойчивее и повелительнее. Он заставлял ее покидать мужей и детей, которых она им родила. И каждый раз она возвращалась на вершины в поисках источника Силы.Так было и на этот раз. На четвертый день в облаках появился образ мужчины. Черты его лица освещали ослепительные лучи солнца. Он был красив и высок. Ею Сила пела в тишине, и облака казались крошечными рядом с этим видением тепла и света.Она в благоговейном ужасе увидела, что он улыбнулся ей и. подняв руку, указал на юго-восток — на равнины, где ее родное племя жило со времен Первого Человека. Видение исчезло так же быстро, как и возникло, а на смену ему явился образ волка с желтыми горящими глазами, блеск которых пронзал облака.Она невольно прикрыла на мгновение глаза. Сердце бешено заколотилось в груди. Она в изумлении смотрела на клубящиеся белые облака, предвещавшие бурю. Ослабевшая, потрясенная, она спустилась вниз, оделась, поела и отправилась в путь.— Зрящий Видения Волка, — пробормотала она. — Вот кто привел меня сюда.Она глубоко вздохнула, покачала головой и остановилась. Пощелкивая языком, прилипавшим к пересохшему нёбу, она смотрела на ослепительно белое сияние беспощадно палившего солнца.Одинокая старая женщина стояла среди бескрайнего раскаленного простора. Ее спина согнулась под тяжестью лямки, на которой висела объемистая сума. Переводя дух, она оглядывалась по сторонам. Далекие вершины гор мягко поблескивали, будто Видение Духа; их зазубренные очертания дрожали в горячем воздухе. Даже голубой свод неба, казалось, выцвел, подвял и иссох. В пустой тишине слышалось лишь беспокойное шуршание сухого ветра да одинокий треск кузнечика. Дневная жара заставила смолкнуть даже птичьи песни.Дух земли источал запах жары и бессилия. Резкий аромат пыли щекотал ноздри старухи.За долгие годы солнце превратило ее лицо в сморщенную маску цвета жженой сиены. Все перенесенные страдания, голод, горе и победы ее длинной жизни вычертили причудливый узор морщин на коже, свободно болтавшейся на широкоскулом черепе. Глаза, проницательные и полные внутренней силы, светились жизнью и энергией над коричневыми мешочками кожи. Запавшая челюсть из всех зубов сохранила лишь изношенные желтые резцы. Из ее коротких косичек торчали клочья седых волос.Ее грудь тяжело вздымалась. Она отхаркнула и сплюнула на серовато-белую глину. Горячие пальцы ветра дергали за бахрому ее запятнанной, затертой до блеска одежды, заставляя трепетать изношенные лохмотья и покрывая их рябью мелких складок. На плечах она несла кусок бизоньей кишки, свешивавшейся до бедер. Кишка была туго наполнена тепловатой водой. Нащупав конец, она подняла его к пересохшим коричневым губам и пустила в рот тоненькую струйку влаги.Она причмокнула, не сводя глаз с неровной линии горизонта, дрожавшей в серебристом сиянии.«Но разве я не сделала свой выбор много лет тому назад?» Она усмехнулась: звук был такой, будто листья шалфея зашуршали по грубой коже. Она поправила суму на спине, передвинув лямку, давившую на лоб. Затем вновь тронулась в путь, преодолевая усталость.
По ее правую руку извивающийся зазубринами каньон прорезал долину — треснувшая рана на иссохшей груди земли. Шелушащиеся вертикальные стены все были в неровных изломах, обнажавших почвенные слои, из которых торчали проросшие насквозь красноватые корни трав. Непреодолимое препятствие. Провал в глубину был в два хороших мужских роста, а покрытое галькой дно ручья пряталось в полуденной тени. А слева в высохшей долине возвышалась гряда серовато-белых и бледно-желтых холмов, из которых Солнце-Отец высосал всю влагу.— Будто червяк за счастьем пополз, — усмехнулась она, опять остановившись. Перед ней зияла еще одна пропасть: ручей, текущий по дну каньона с такими же отвесными стенами, вливался в речушку. Она подошла поближе и заглянула вниз. Некогда — но как давно прошло это время! — она покрепче затянула бы лямку и, разбежавшись, перескочила бы через узкую расщелину. Теперь же она могла только вздохнуть и пойти в обход длинным, длинным путем, который ее старым костям покажется бесконечным.Твердая белая земля отражала кверху жар беспощадно паливших солнечных лучей, окатывая ее горячей волной. Чем больше она потела, тем быстрее сухой ветер выпивал влагу ее тела.— Ага! — Она заморгала, заметив впереди новые очертания, возникшие в дрожащем воздухе. Глыбы песчаника торчали на скалистом хребте, будто неловко изогнутые позвонки, бросая еле заметные тени на склон, по которому там и сям были разбросаны кусты шалфея.«Я знаю, где я. Там вон повыше — Ключи Чудовищных Костей. Небось к вечеру-то доберусь до них. Хорошая там вода раньше была».Согнувшись под тяжестью своей ноши, она зашаркала дальше.Когда она подошла поближе к хребту, ей еще несколько раз пришлось обходить расщелины, перерезавшие долину.«Я и не припомню, чтобы расщелины были такими глубокими в этом месте. Все меняется… мир меняется… » Она покачала головой, бормоча себе под нос Одну из самых мелких расщелин она даже осмелилась перепрыгнуть.«Слишком уж я стара, чтобы так вот бродить, будто девчонка, в погоне за Видением. Слишком стара».Солнце сдвинулось к западу, и ее тень на земле стала длиннее. Она все шла и шла вдоль ручья. Впереди скругленные очертания хребта вздымались к бледному небу.Вдруг она остановилась, осознав, что пейзаж вокруг не соответствует ее воспоминаниям. Да, сколько бы времени ни прошло с тех пор, память не могла подвести ее так сильно. Впечатление было такое, как будто Чудовищные Дети в своей битве за обладание миром изрезали склоны длинными параллельными расщелинами, свивавшимися вокруг кустов шалфея в замысловатые узоры. Эта сторона холма попросту вымывалась, превращаясь в пустошь по мере того, как засуха сжигала растения, удерживавшие почву.Она наклонила голову, разглядывая размытую почву, по которой ступали ее ноги. Земля уходила отсюда, оставляя на поверхности одни камни.«А раньше тут трава росла», — припомнила она, окидывая цепким взглядом выщербленные склоны. Казалось, что росшие здесь чахлые растения задыхались, полузасыпанные землей, сползавшей вниз по склону холма.Она шмыгнула пересохшим носом и заторопилась дальше. «Скоро стемнеет. Лучше уж добраться до Ключей Чудовищных Костей и расположиться там на ночлег. Хоть выспаться наконец хорошенько».Тени все удлинялись, резко расчерчивая сухие ложа ручейков на склоне холма. Приглядевшись получше, она заметила, что на округлых холмах вокруг большая часть шалфея погибла, превратившись в пушистые серые скелеты. По-прежнему темневшая рядом пропасть каньона оставалась для нее непреодолимой преградой. Шаг за шагом, медленно и осторожно, она спустилась в ущелье и побрела по дну, стараясь вспомнить, далеко ли еще до Ключей Чудовищных Костей.Она принялась карабкаться вверх по склону — наискось, чтобы обогнуть плотные заросли огромных кустов шалфея и не подцепить ненароком клещей, которые наверняка притаились на листьях в ожидании жертвы. Наконец высохшее русло изогнулось в последний раз — она вспомнила, что именно так и идет от Ключей Чудовищных Костей полоса песчаника. Тут, внизу, ее ждал огромный разросшийся куст шалфея. Его сине-зеленые листья казались при резком полуденном свете посеребренными иглами ели.Она медленно выдохнула и выпила последний глоток воды из бизоньей кишки. Затем дрожащие от усталости ноги снова медленно пошли вперед. Перед ней виднелись Ключи Чудовищных Костей — место, где в древности было селение ее Племени. Именно здесь охотники Племени и убили последних огромных животных, которых теперь называют чудовищами. По преданиям, у них было два хвоста — один спереди и один сзади. А зубы их она и сама видела — длинные, загнутые, выше человеческого роста. 'Когда-то она с любопытством отыскивала здесь старые кострища, треснувшие выветрившиеся кости, подбирала длинные каменные наконечники копий. Теперь, казалось, это все было смыто прочь. Раньше едва различимые черные пятна древесного угля еще оставались от древних очагов, а земля в этих местах слегка спеклась от давно погасшего огня. Пятна древесного угля переместились к каньону, красноватые камни очагов раскололись на неровные куски и рассыпались повсюду, будто кости, что грызут шакалы. Исчезли даже кучи каменных колотых пластинок — отходов производства орудий.Пещера была скрыта от посторонних глаз. Сначала ей даже показалось, что это всего лишь еще один валун светло-желтого песчаника. Но приблизившись, она заметила приплюснутый конус вигвама, притаившийся в зарослях шалфея. Изрядно потрепанный, вигвам, казалось, едва мог защитить от дождя двух человек — если, конечно, дождь когда-нибудь еще снова выпадет.Она замедлила шаг и закусила губу. Кто это мог быть? Как бы то ни было, а от ответа на этот вопрос могло зависеть, сколько еще остается жить. Даже такой старухе, как она. Теперь, во времена голода и жажды, не всем было известно, кто она такая.«Никто вечно не живет, — проворчала она. — Иногда это хорошо понимаешь». И она зашагала вперед, с любопытством высматривая по сторонам Чудовищные Кости. Одна торчала из земли прямо в зарослях шалфея. Конец ее — толщиной с бедро сильного взрослого мужчины — раскололся и высох, как и весь мир. Вокруг на опавших листьях валялись длинные костяные обломки. Несколько едва различимых пятен древесного угля чернели на земле, чуть красноватой от пекшего ее когда-то жара. Их так легко было представить себе, эти костры… Очаги… Все такое древнее… что уже почти исчезло.Мир менялся.— Эй там! — заорала она, приставив ладони ко рту. — Кто тут живет?Ни малейшего движения. Что то промелькнуло у нее в голове, как летучая мышь в ночи, — чувство, что как-то это все не так, смутное ощущение чего-то неправильного…В тишине послышался плач ребенка.
Видение властно вернуло ее назад. Белая Телка проснулась и заморгала, вглядываясь в ночную темноту пещеры. Ее желудок свела судорога, оставив после себя ощущение болезни. Она подавила рвотный спазм. Тишина ночи была плотной и неподвижной. Что произошло? Это ощущение болезни было признаком того, что кто-то оскорбил Силу. Но где? Чью Силу?
Почувствовав, что во рту пересохло, она достала бурдюк и отпила немного. Сев на ложе, принялась растирать свои старые ноги, утомленные мускулы которых свела ночная судорога. Уже восемь лет прошло с тех пор, как Сила привела ее к ребенку и бердаче. А что же теперь стряслось?Выглянув наружу из-за полога, закрывавшего вход в пещеру, она различила знакомые очертания горных вершин на фоне ночного неба. Она стала внимательно вглядываться в темные клубившиеся облака, но тут на востоке опять показалась луна.Она оцепенела, снова увидев его, едва свет луны пронзил облака. Молодой мужчина из ее Видений Духа возник на самом верху облачных холмов. Наполовину он был человеком, наполовину — волком. Казалось, что видение указывает на юго-восток — туда, где находится страна ее племени.
Пораженная святотатством Тяжкого Бобра, Волчья Котомка задрожала, изливая свою боль в расщелины и извивы времен. Тысячи голосов застонали и заплакали. Это были голоса всех людей, что прикасались к ней с благоговением и оставили часть своей души внутри свернутой кожи.Сила завибрировала от оскорбления и осквернения, стала удаляться от мира людей, затягиваясь в тлеющую сердцевину бытия.«Помни о Спирали… Круги внутри Кругов, соединенные, но не соприкасающиеся. Время еще не пришло. Но оно придет… придет… »И Волчья Котомка стала ждать. Глава 2 — Не делай этого.Ветка Шалфея взглянула в глаза Танцующей Оленихи, вышедшей из родильного вигвама с младенцем на руках. Танцующая Олениха украдкой бросила быстрый взгляд на Тяжкого Бобра, стоявшего перед своим вигвамом со скрещенными на груди руками. При свете солнца хорошо был виден средних лет невысокий человек, довольно полный. Лицо с толстыми отвисшими щеками ничем не выдавало его мыслей. Между широких скул приплюснутый нос тоже казался толстым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58