«Еще одна капсула с законсервированным временем», — думал он. В памяти у него все еще звучал ужасный крик падавшего с высоты Рика.
— Кто-нибудь может объяснить мне, что это за мебель? — спросил Тод.
— Арт-деко, — пробормотал профессор. Опасаясь спровоцировать своими словами еще какую-нибудь ужасную выходку беспредельщиков, Бэленджер и Винни устроили его на диван с черными подушками из искусственной кожи, черными лакированными деревянными подлокотниками и пятидюймовой полосой хромированного металла понизу. Бэленджер сразу заметил, что хром от пыли сделался серым. Подушки были отделаны широким красным кантом.
— Это главный стиль в архитектуре и мебели двадцатых и тридцатых годов, — покорно принялся объяснять Винни; В его голосе совершенно не ощущалось энергии. И все же он продолжал говорить, по-видимому сознавая, что, пока он приносит какую-нибудь пользу, бандиты позволят ему остаться в живых. — Название возникло после художественной выставки, которая проходила в Париже в 1925 году. «Exposition International des Arts Decoratifs Industriels et Modernes».
— По-английски, по-английски говори.
Винни набрал полную грудь воздуха.
— Это означает: «Международная выставка промышленности и современного декоративно-прикладного искусства». Декоративно-прикладное искусство — Art Decorations — сократили до арт-деко. Сочетание промышленности и искусства. Если короче, — это была попытка сделать так, чтобы жилые помещения представляли собой нечто среднее между фабрикой и художественной галереей.
— Использовались индустриальные материалы. — Профессор устало откинулся на диване. Он, казалось, тоже понимал, что эти злодеи вполне могут убить его только потому, что сочтут бесполезным для себя. — Стекло, сталь, хром, никель, винил, лак, твердая резина.
— Они использовали необычные способы, чтобы добиться привлекательности, — подхватил Винни. — Прежде всего плавные обтекаемые формы, наводившие на чувственные ассоциации. Посмотрите на этот стул. Всего лишь лакированное дерево, выкрашенное в черный цвет и немного красного, выгнутое в форме буквы S, наводящее на мысль об изгибе тела. Или же металлические ножки того стеклянного кофейного столика. Их так и хочется погладить.
«Остановись! — мысленно воззвал Бэленджер. — Ты говоришь совсем не то. Этак ты только подкрепишь сексуальную озабоченность Мэка».
— Или же эта лампа, — Винни ткнул вперед связанными руками, — три никелированные трубочки, поддерживающие матовый стеклянный плафон из трех окружностей, образующих подобие губ, прижатых к губам.
Свечи и фонари достаточно хорошо освещали мебель, действительно обладавшую особой привлекательностью благодаря чрезвычайно тонкому пониманию возможностей геометрических форм: окружностей, овалов, квадратов, треугольников, пятиугольников...
— Иногда мебель с первого взгляда не ассоциируется с чувственностью, — продолжал распинаться Винни, — хотя действительно обладает ею. Вот диван, на котором лежит профессор. Благодаря лакировке он кажется жестким и неудобным. Это впечатление подкрепляют и резкие грани подлокотников. На самом деле это впечатление обманчиво, потому что виниловые подушки очень удобны. Просто удивительно. Ведь правда, профессор?
— Наверно, Кармин Даната с удовольствием дремал тут.
— Но тебе-то это не светит, — перебил его Джи Ди. — Я смотрел во всех комнатах. Где твой тайник?
Конклин беззвучно открыл и закрыл рот.
— Он потерял много крови, — поспешил вмешаться Бэленджер. — Он обезвожен.
Джи Ди вынул из своего рюкзака бутылку воды и бросил ее Бэленджеру:
— Ну, так смажь ему глотку.
Мэк захихикал.
Бэленджер не без труда отвинтил крышку и поднес бутылку профессору, но Конклин, казалось, не заметил этого. Пришлось Бэленджеру поднести бутылку к губам раненого и помочь ему напиться. «Если мы в ближайшие два часа не доставим его в больницу, не миновать гангрены», — думал он. Наконец вода потекла изо рта профессора по бороде.
«Пользуйся любой возможностью», — напомнил себе Бэленджер. Он поднес бутылку ко рту и тоже сделал несколько глотков прохладной воды.
— Так где тайник? — требовательно спросил Мэк.
Жуткий шепот заставил всех повернуться.
— Лунная... река... — напевала себе под нос Кора. Она покачивалась из стороны в сторону, как будто прислушиваясь к доступной ей одной музыке, призрачной мелодии, которую играл ей муж, только что зверски убитый. — Шириною в милю... — Ее покрасневшие от слез глаза казались огромными, но она, похоже, ничего не видела перед собой. — Однажды я переплыву... — То, как переступала она с ноги на ногу, навело Бэленджера на щемящую душу мысль, что она как будто танцевала с кем-то: медленно, грудь к груди, щека к щеке, не допуская, чтобы хоть одна часть тела осталась без соприкосновения с партнером. — ...Мечты... — По ее щекам катились слезы, отчетливо видимые при свете свечей. — ...Печалей...
— Ты на нее глаз положил! — прикрикнул Тод на Мэка. — Вот и заставь ее заткнуться.
Конклин, по-видимому собравшийся с силами, поспешил вмешаться. Бэленджер про себя похвалил раненого больного человека, который, несмотря на собственное состояние, старался отвлечь внимание от Коры.
— Тайник потому и тайник, что спрятан. В этом и был весь смысл. — Профессор откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. — Если бы посторонние знали о его существовании, они постарались бы узнать, что в нем лежит.
— Где спрятан?! — рявкнул Тод.
Конклин ничего не сказал.
— Если ты не знаешь, то какого черта мы тащили тебя сюда?
— Мы найдем его. Винни, помогите мне. — Бэленджер чувствовал, как в трех отморозках нарастает нетерпение, представляющее для них всех смертельную опасность. Он уже побывал в подобной переделке, ощущал это чувство — тогда, сквозь мешок, который надели ему на голову и обвязали вокруг шеи. Мы должны делать все для того, чтобы они продолжали считать нас полезными для себя.
Он повернулся к Мэку:
— Дайте мне лом.
— Чего захотел!
Кора продолжала негромко напевать, раскачиваясь, будто находилась под действием наркотиков или танцевала с призраком. В ее пустых глазах не было никакого выражения. «...Бродяг...» Ее голос все время срывался, как будто у нее болело горло.
— Эта сука действует мне на нервы, — заявил Джи Ди.
— Не дадите лом? — сказал Бэленджер, чтобы снова отвлечь их внимание на себя. — Ладно, черт побери, тогда придется импровизировать. — Он взял с укрепленной на ножках из хромированного металла стеклянной столешницы пепельницу из нержавеющей стали, зажал ее в ладонях связанных рук и направился к правой стене. Напрягшись, он подошел к книжному шкафу и принялся стучать краем пепельницы по стене. Поднятый им шум сразу заглушил скорбные причитания Коры. Со стены упала картина, изображавшая женщину с развевающимися по ветру волосами, сидящую в подчеркнуто обтекаемом родстере двадцатых годов.
— Нет, — пробормотал профессор.
Бэленджер шагнул вдоль стены, продолжая колотить по ней пепельницей. Под ударами в штукатурке появлялись вмятины. Со стены сорвалась еще одна картина.
— Забудьте о золотых монетах! — обратился Винни к Джи Ди, повысив голос, чтобы перекрыть стук. — Пепельница, которую он приводит в негодность, была в идеальном состоянии. На Интернет-аукционе «е-Вау» она ушла бы самое меньшее за тысячу долларов. И те две картины, что валяются на полу.
— Тысячу долларов?
— Может, и больше. А ведь тут еще и хромированный подсвечник, и вон те зеленые вазы матового стекла, и портсигар.
Мэк взял со стола портсигар из нержавеющей стали и открыл его.
— Ого, в нем еще осталось курево. — Он вытащил сигарету. Бумага лопнула под его пальцами, табак рассыпался.
— Лампы, стулья, стеклянные столы, диван. Все в отличном состоянии, — подчеркнул Винни. — То, на что вы сейчас смотрите, стоит ну никак не меньше четверти миллиона долларов. К тому же вам не придется волноваться из-за того, что правительство заинтересуется, почему это вы продаете золотые монеты, украденные с Монетного двора. Проще простого. Подгоните грузовик. Мы поможем вам все погрузить, улыбнемся и помашем ручкой вслед. Только отпустите нас. Я клянусь богом, что никогда и никому не скажу о вас.
— Тысяча долларов? — повторил Тод. — За пепельницу?
— Теперь уже нет. Теперь это просто хлам.
Бэленджер оттолкнул ногой стеклянный столик и начал простукивать пепельницей следующий участок стены. Стол опрокинулся, столешница разбилась.
— На двадцать тысяч долларов меньше, — сказал Винни.
— Эй! — крикнул Бэленджеру Мэк. — Ну-ка, стой!
— Но вы же приказали нам найти тайник!
— Каким образом этот стук...
— Неужели вы не слышите? В стене есть пустоты между балками! — Руки Бэленджера болели от напряженных усилий, которые ему приходилось прилагать, чтобы с совершенно ненужной силой колошматить по стенам. Из-за связанных рук это было очень нелегкой работой, и он тяжело дышал. — Мы должны продолжать обстукивать стены, пока не найдем участок, на котором звук будет глухим. Там и окажется тайник.
— Тогда чего ты стоишь как столб? — прикрикнул Мэк на Винни. — Живо помогай ему!
Винни подхватил со стола вазу из нержавеющей стали и направился к стене.
— А это сколько стоит?
— Тысяч пять, вряд ли больше.
— Положи на место. Возьми вот это, — Мэк швырнул фомку под ноги Винни.
— Только попробуй замахнуться на кого-нибудь, и я всажу тебе пулю между глаз, — предупредил Тод.
Винни поднял инструмент связанными руками, неловко замахнулся и ударил по стене. Сразу отвалился большой кусок сухой штукатурки.
— Вот, теперь дело пойдет, — похвалил Джи Ди.
— Отличная пушка, — вдруг сказал Тод. — На боку написано, что это «хеклер-кох» сорокового калибра.
Бэленджер и Винни продолжали стучать по стенам.
— Мощнее, чем девятимиллиметровый. Послабее сорок пятого. Вроде «Голдилокс» и «Трех медведей». Не слишком много. Не слишком мало. Как раз то, что нужно. Сороковой калибр... С такими ходят копы, верно?
Бэленджер продолжал стучать пепельницей по стене.
— Эй, герой, я задал вопрос! — повысил голос Тод. — К тебе, к тебе обращаюсь. Повернись и смотри мне в глаза!
Бэленджер повернулся. Он тяжело дышал.
— Сороковка — ведь это же полицейский калибр, — сказал Тод.
— Я не коп.
— Неужто?
— И никогда им не был.
— Да уж, конечно. Как только взглянешь на эту пушку, так сразу ясно: ты не коп. Два рычага на затворе, чтобы его можно было передергивать одной рукой. И у зашелки магазина рычаг прямо под спусковой скобой, так что если в одну граблю ты схватишь пулю, то сможешь перезарядить и другой.
— Это на тот случай, если стрелок левша.
— Ну, конечно, конечно. Как же я об этом не подумал. Как, ты сказал, тебя зовут?
— Франк.
— Ладно, Франк, пусть твой приятель поработает. А ты, раз уж ты решил отдохнуть, расскажешь нам о себе. Лады?
— Да, — подхватил Мэк, — докажи нам, что ты не коп.
Винни приостановился.
— Эй, Большие Уши. Тебе никто не приказывал останавливаться, — с обманчивой мягкостью произнес Джи Ди.
Кора с ничего не выражавшим лицом продолжала рыдать и напевать.
Винни стукнул ломиком по стене.
— Франк, может быть, ты не принимаешь нас всерьез? — осведомился Тод.
— Можете не сомневаться, серьезней некуда.
— Тогда поговори с нами, — сказал Мэк. — Убеди нас, что ты не коп.
— Да, — присоединился к нему Тод. — Убеди нас, что тебя можно не расстреливать.
Глава 36
Медленным осторожным движением Бэленджер поставил пепельницу на пол. Ему совершенно не хотелось рассказывать бандитам то, что они хотели узнать, но он не видел никакого выбора. Возможно, таким образом все же удастся установить с ними контакт.
— Я раньше служил в армии.
— И откуда же ты знаешь профессора? — спросил Тод.
— Я учился у него.
— Какое отношение профессор может иметь к армии?
— Я был в Ираке.
— И все равно не вижу связи.
— Девяносто первый год. Первая война в Заливе. «Буря в пустыне». Я был рейнджером.
— Здорово, вояка! — воскликнул Джи Ди.
— А когда я вернулся домой, в Буффало, то заболел. Постоянные боли. Лихорадка.
— Эй, я не спрашивал о твоей истории болезни. Я хочу знать...
Винни пробил в стене еще одну дыру.
— В армейском госпитале в Буффало мне твердили, что у меня грипп с осложнениями. Со временем я узнал, что многие другие ветераны болели той же самой болезнью, и в конце концов газеты и телевидение заговорили о синдроме «войны в Заливе». Военное начальство заявило, что, наверно, Саддам Хусейн использовал против нас какое-то химическое или биологическое оружие.
— Если ты не ответишь на вопрос...
— Или, может быть, нас покусали песчаные блохи. В пустыне полным-полно насекомых.
— Я просил тебя доказать, что ты не полицейский, а ты выкладываешь мне всю историю своей жизни.
— Но чем больше я читал об этом, тем больше подозревал, что заболел из-за обедненного урана, который использовался в наших артиллерийских снарядах. Благодаря урану металл делается прочнее, и снаряды лучше пробивают броню вражеских танков.
— Уран? — нахмурился Винни.
— Эй, Большие Уши, — сказал Тод. — Поменьше слушай, о чем идет базар, и чуток побольше долби по стене. Ты стоишь слишком близко к свечке. Отодвинь ее, пока не подпалил себе задницу.
— Военные клялись, что обедненный уран безопасен. — Бэленджер скептически покачал головой. — Но я слышал, что счетчик Гейгера рядом с ним начинает щелкать. Во время «Бури в пустыне» наши использовали чертову прорву таких снарядов.
И ветер очень часто нес дым и пыль в нашу сторону. Потребовался не один год, чтобы я снова начал чувствовать себя нормально. Но моя военная карьера на этом закончилась.
— И тогда ты стал копом?
— Я повторяю вам, что я не коп. Я сменил много работ. По большей части водил грузовики. А потом началась вторая иракская война. — Бэленджер ненадолго умолк. Он подходил к моменту, наполнившему последние годы его жизни кошмарными сновидениями. Чувствуя, как на теле выступает пот, он спросил себя, удастся ли ему рассказать об этом вслух. Придется, выбора все равно нет. Должен! — приказал он себе. — Наши вооруженные силы достигли небывалой величины. Корпорации, подрядившиеся на восстановление Ирака, нанимали гражданских для охраны своих караванов. По большей части, среди бывших бойцов спецвойск. Потребность в охранниках была настолько велика, что они вербовали даже таких парней, как я, уже давно ушедших со службы. Зато платили невероятно. Сто двадцать пять тысяч долларов в год — за то, чтобы мы не позволяли иракцам захватывать их грузовики.
— Сто двадцать пять тысяч? — На Тода эта цифра произвела большее впечатление, чем весь предшествовавший рассказ.
— Так продолжалось год. Потом условия стали хуже, нападения на караваны участились, и платить стали еще больше: двадцать тысяч в месяц.
— Вот дерьма-то куча. Да ты богатенький.
— Не слишком. Компании платили помесячно, потому что парней, готовых представлять собой мишени, становилось все меньше. Остались только те, кого ничего не держало дома. Мало шансов на хорошую работу. Нет близких. Такие, как я. Я хочу сказать, что там творилось настоящее безумие. На протяжении всей поездки — снайперы по бокам, фугасы и налеты. Мало кто из парней задерживался надолго. Многие погибали, а те, кто выживал, решали, что черт с ними, с деньгами, и со всем этим, и уходили. Что касается меня... — Бэленджер снова ненадолго смолк, прислушиваясь к тому, как Винни стучит по стене ломиком. — Мне удалось получить только одну зарплату.
— Только одну? Во дела-то! И что же с тобой случилось?
«Наконец-то я их зацепил», — подумал Бэленджер.
— Я был в охране каравана. На нас напали. Меня контузило взрывом, я потерял сознание. — Теперь он рассказывал торопливо, не желая вспоминать боль, грохот стрельбы, крики нападавших и защищавшихся. — А когда очнулся, оказалось, что я сижу, привязанный к стулу, в какой-то жутко вонючей комнате. Не сразу сообразил, что воняет мешок, надетый мне на голову.
Тод, Мэк и Джи Ди смотрели на него во все глаза.
— И?.. — проронил наконец Джи Ди.
— Иракский террорист сказал, что хочет отрезать мне голову.
Глава 37
Винни перестал стучать и тоже уставился на него.
В наступившей тишине Кора опустилась на пол и села, поджав к груди колени и обхватив их руками. Ее глаза не выражали ровным счетом ничего.
— Отрезать голову? — нахмурился Тод.
— Так они мне сказали, после того, как я много часов просидел привязанным к стулу, с мешком на голове. У меня все болело от ушибов и ран. Пузырь был переполнен. Я терпел, сколько мог, но потом все же надул в штаны. И я еще долго сидел сначала в собственной моче, а потом и в дерьме.
На него нахлынули воспоминания. Он боялся, что его вырвет. Ему показалось, что с каждой минутой он говорит все быстрее и быстрее.
— Отрезать голову. Но сначала они должны были похвастаться тем, что им удалось меня поймать. Они приволокли видеокамеру. А для того, чтобы подтвердить, что я действительно американец, им, конечно, пришлось снять с меня мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
— Кто-нибудь может объяснить мне, что это за мебель? — спросил Тод.
— Арт-деко, — пробормотал профессор. Опасаясь спровоцировать своими словами еще какую-нибудь ужасную выходку беспредельщиков, Бэленджер и Винни устроили его на диван с черными подушками из искусственной кожи, черными лакированными деревянными подлокотниками и пятидюймовой полосой хромированного металла понизу. Бэленджер сразу заметил, что хром от пыли сделался серым. Подушки были отделаны широким красным кантом.
— Это главный стиль в архитектуре и мебели двадцатых и тридцатых годов, — покорно принялся объяснять Винни; В его голосе совершенно не ощущалось энергии. И все же он продолжал говорить, по-видимому сознавая, что, пока он приносит какую-нибудь пользу, бандиты позволят ему остаться в живых. — Название возникло после художественной выставки, которая проходила в Париже в 1925 году. «Exposition International des Arts Decoratifs Industriels et Modernes».
— По-английски, по-английски говори.
Винни набрал полную грудь воздуха.
— Это означает: «Международная выставка промышленности и современного декоративно-прикладного искусства». Декоративно-прикладное искусство — Art Decorations — сократили до арт-деко. Сочетание промышленности и искусства. Если короче, — это была попытка сделать так, чтобы жилые помещения представляли собой нечто среднее между фабрикой и художественной галереей.
— Использовались индустриальные материалы. — Профессор устало откинулся на диване. Он, казалось, тоже понимал, что эти злодеи вполне могут убить его только потому, что сочтут бесполезным для себя. — Стекло, сталь, хром, никель, винил, лак, твердая резина.
— Они использовали необычные способы, чтобы добиться привлекательности, — подхватил Винни. — Прежде всего плавные обтекаемые формы, наводившие на чувственные ассоциации. Посмотрите на этот стул. Всего лишь лакированное дерево, выкрашенное в черный цвет и немного красного, выгнутое в форме буквы S, наводящее на мысль об изгибе тела. Или же металлические ножки того стеклянного кофейного столика. Их так и хочется погладить.
«Остановись! — мысленно воззвал Бэленджер. — Ты говоришь совсем не то. Этак ты только подкрепишь сексуальную озабоченность Мэка».
— Или же эта лампа, — Винни ткнул вперед связанными руками, — три никелированные трубочки, поддерживающие матовый стеклянный плафон из трех окружностей, образующих подобие губ, прижатых к губам.
Свечи и фонари достаточно хорошо освещали мебель, действительно обладавшую особой привлекательностью благодаря чрезвычайно тонкому пониманию возможностей геометрических форм: окружностей, овалов, квадратов, треугольников, пятиугольников...
— Иногда мебель с первого взгляда не ассоциируется с чувственностью, — продолжал распинаться Винни, — хотя действительно обладает ею. Вот диван, на котором лежит профессор. Благодаря лакировке он кажется жестким и неудобным. Это впечатление подкрепляют и резкие грани подлокотников. На самом деле это впечатление обманчиво, потому что виниловые подушки очень удобны. Просто удивительно. Ведь правда, профессор?
— Наверно, Кармин Даната с удовольствием дремал тут.
— Но тебе-то это не светит, — перебил его Джи Ди. — Я смотрел во всех комнатах. Где твой тайник?
Конклин беззвучно открыл и закрыл рот.
— Он потерял много крови, — поспешил вмешаться Бэленджер. — Он обезвожен.
Джи Ди вынул из своего рюкзака бутылку воды и бросил ее Бэленджеру:
— Ну, так смажь ему глотку.
Мэк захихикал.
Бэленджер не без труда отвинтил крышку и поднес бутылку профессору, но Конклин, казалось, не заметил этого. Пришлось Бэленджеру поднести бутылку к губам раненого и помочь ему напиться. «Если мы в ближайшие два часа не доставим его в больницу, не миновать гангрены», — думал он. Наконец вода потекла изо рта профессора по бороде.
«Пользуйся любой возможностью», — напомнил себе Бэленджер. Он поднес бутылку ко рту и тоже сделал несколько глотков прохладной воды.
— Так где тайник? — требовательно спросил Мэк.
Жуткий шепот заставил всех повернуться.
— Лунная... река... — напевала себе под нос Кора. Она покачивалась из стороны в сторону, как будто прислушиваясь к доступной ей одной музыке, призрачной мелодии, которую играл ей муж, только что зверски убитый. — Шириною в милю... — Ее покрасневшие от слез глаза казались огромными, но она, похоже, ничего не видела перед собой. — Однажды я переплыву... — То, как переступала она с ноги на ногу, навело Бэленджера на щемящую душу мысль, что она как будто танцевала с кем-то: медленно, грудь к груди, щека к щеке, не допуская, чтобы хоть одна часть тела осталась без соприкосновения с партнером. — ...Мечты... — По ее щекам катились слезы, отчетливо видимые при свете свечей. — ...Печалей...
— Ты на нее глаз положил! — прикрикнул Тод на Мэка. — Вот и заставь ее заткнуться.
Конклин, по-видимому собравшийся с силами, поспешил вмешаться. Бэленджер про себя похвалил раненого больного человека, который, несмотря на собственное состояние, старался отвлечь внимание от Коры.
— Тайник потому и тайник, что спрятан. В этом и был весь смысл. — Профессор откинулся на спинку дивана и прикрыл глаза. — Если бы посторонние знали о его существовании, они постарались бы узнать, что в нем лежит.
— Где спрятан?! — рявкнул Тод.
Конклин ничего не сказал.
— Если ты не знаешь, то какого черта мы тащили тебя сюда?
— Мы найдем его. Винни, помогите мне. — Бэленджер чувствовал, как в трех отморозках нарастает нетерпение, представляющее для них всех смертельную опасность. Он уже побывал в подобной переделке, ощущал это чувство — тогда, сквозь мешок, который надели ему на голову и обвязали вокруг шеи. Мы должны делать все для того, чтобы они продолжали считать нас полезными для себя.
Он повернулся к Мэку:
— Дайте мне лом.
— Чего захотел!
Кора продолжала негромко напевать, раскачиваясь, будто находилась под действием наркотиков или танцевала с призраком. В ее пустых глазах не было никакого выражения. «...Бродяг...» Ее голос все время срывался, как будто у нее болело горло.
— Эта сука действует мне на нервы, — заявил Джи Ди.
— Не дадите лом? — сказал Бэленджер, чтобы снова отвлечь их внимание на себя. — Ладно, черт побери, тогда придется импровизировать. — Он взял с укрепленной на ножках из хромированного металла стеклянной столешницы пепельницу из нержавеющей стали, зажал ее в ладонях связанных рук и направился к правой стене. Напрягшись, он подошел к книжному шкафу и принялся стучать краем пепельницы по стене. Поднятый им шум сразу заглушил скорбные причитания Коры. Со стены упала картина, изображавшая женщину с развевающимися по ветру волосами, сидящую в подчеркнуто обтекаемом родстере двадцатых годов.
— Нет, — пробормотал профессор.
Бэленджер шагнул вдоль стены, продолжая колотить по ней пепельницей. Под ударами в штукатурке появлялись вмятины. Со стены сорвалась еще одна картина.
— Забудьте о золотых монетах! — обратился Винни к Джи Ди, повысив голос, чтобы перекрыть стук. — Пепельница, которую он приводит в негодность, была в идеальном состоянии. На Интернет-аукционе «е-Вау» она ушла бы самое меньшее за тысячу долларов. И те две картины, что валяются на полу.
— Тысячу долларов?
— Может, и больше. А ведь тут еще и хромированный подсвечник, и вон те зеленые вазы матового стекла, и портсигар.
Мэк взял со стола портсигар из нержавеющей стали и открыл его.
— Ого, в нем еще осталось курево. — Он вытащил сигарету. Бумага лопнула под его пальцами, табак рассыпался.
— Лампы, стулья, стеклянные столы, диван. Все в отличном состоянии, — подчеркнул Винни. — То, на что вы сейчас смотрите, стоит ну никак не меньше четверти миллиона долларов. К тому же вам не придется волноваться из-за того, что правительство заинтересуется, почему это вы продаете золотые монеты, украденные с Монетного двора. Проще простого. Подгоните грузовик. Мы поможем вам все погрузить, улыбнемся и помашем ручкой вслед. Только отпустите нас. Я клянусь богом, что никогда и никому не скажу о вас.
— Тысяча долларов? — повторил Тод. — За пепельницу?
— Теперь уже нет. Теперь это просто хлам.
Бэленджер оттолкнул ногой стеклянный столик и начал простукивать пепельницей следующий участок стены. Стол опрокинулся, столешница разбилась.
— На двадцать тысяч долларов меньше, — сказал Винни.
— Эй! — крикнул Бэленджеру Мэк. — Ну-ка, стой!
— Но вы же приказали нам найти тайник!
— Каким образом этот стук...
— Неужели вы не слышите? В стене есть пустоты между балками! — Руки Бэленджера болели от напряженных усилий, которые ему приходилось прилагать, чтобы с совершенно ненужной силой колошматить по стенам. Из-за связанных рук это было очень нелегкой работой, и он тяжело дышал. — Мы должны продолжать обстукивать стены, пока не найдем участок, на котором звук будет глухим. Там и окажется тайник.
— Тогда чего ты стоишь как столб? — прикрикнул Мэк на Винни. — Живо помогай ему!
Винни подхватил со стола вазу из нержавеющей стали и направился к стене.
— А это сколько стоит?
— Тысяч пять, вряд ли больше.
— Положи на место. Возьми вот это, — Мэк швырнул фомку под ноги Винни.
— Только попробуй замахнуться на кого-нибудь, и я всажу тебе пулю между глаз, — предупредил Тод.
Винни поднял инструмент связанными руками, неловко замахнулся и ударил по стене. Сразу отвалился большой кусок сухой штукатурки.
— Вот, теперь дело пойдет, — похвалил Джи Ди.
— Отличная пушка, — вдруг сказал Тод. — На боку написано, что это «хеклер-кох» сорокового калибра.
Бэленджер и Винни продолжали стучать по стенам.
— Мощнее, чем девятимиллиметровый. Послабее сорок пятого. Вроде «Голдилокс» и «Трех медведей». Не слишком много. Не слишком мало. Как раз то, что нужно. Сороковой калибр... С такими ходят копы, верно?
Бэленджер продолжал стучать пепельницей по стене.
— Эй, герой, я задал вопрос! — повысил голос Тод. — К тебе, к тебе обращаюсь. Повернись и смотри мне в глаза!
Бэленджер повернулся. Он тяжело дышал.
— Сороковка — ведь это же полицейский калибр, — сказал Тод.
— Я не коп.
— Неужто?
— И никогда им не был.
— Да уж, конечно. Как только взглянешь на эту пушку, так сразу ясно: ты не коп. Два рычага на затворе, чтобы его можно было передергивать одной рукой. И у зашелки магазина рычаг прямо под спусковой скобой, так что если в одну граблю ты схватишь пулю, то сможешь перезарядить и другой.
— Это на тот случай, если стрелок левша.
— Ну, конечно, конечно. Как же я об этом не подумал. Как, ты сказал, тебя зовут?
— Франк.
— Ладно, Франк, пусть твой приятель поработает. А ты, раз уж ты решил отдохнуть, расскажешь нам о себе. Лады?
— Да, — подхватил Мэк, — докажи нам, что ты не коп.
Винни приостановился.
— Эй, Большие Уши. Тебе никто не приказывал останавливаться, — с обманчивой мягкостью произнес Джи Ди.
Кора с ничего не выражавшим лицом продолжала рыдать и напевать.
Винни стукнул ломиком по стене.
— Франк, может быть, ты не принимаешь нас всерьез? — осведомился Тод.
— Можете не сомневаться, серьезней некуда.
— Тогда поговори с нами, — сказал Мэк. — Убеди нас, что ты не коп.
— Да, — присоединился к нему Тод. — Убеди нас, что тебя можно не расстреливать.
Глава 36
Медленным осторожным движением Бэленджер поставил пепельницу на пол. Ему совершенно не хотелось рассказывать бандитам то, что они хотели узнать, но он не видел никакого выбора. Возможно, таким образом все же удастся установить с ними контакт.
— Я раньше служил в армии.
— И откуда же ты знаешь профессора? — спросил Тод.
— Я учился у него.
— Какое отношение профессор может иметь к армии?
— Я был в Ираке.
— И все равно не вижу связи.
— Девяносто первый год. Первая война в Заливе. «Буря в пустыне». Я был рейнджером.
— Здорово, вояка! — воскликнул Джи Ди.
— А когда я вернулся домой, в Буффало, то заболел. Постоянные боли. Лихорадка.
— Эй, я не спрашивал о твоей истории болезни. Я хочу знать...
Винни пробил в стене еще одну дыру.
— В армейском госпитале в Буффало мне твердили, что у меня грипп с осложнениями. Со временем я узнал, что многие другие ветераны болели той же самой болезнью, и в конце концов газеты и телевидение заговорили о синдроме «войны в Заливе». Военное начальство заявило, что, наверно, Саддам Хусейн использовал против нас какое-то химическое или биологическое оружие.
— Если ты не ответишь на вопрос...
— Или, может быть, нас покусали песчаные блохи. В пустыне полным-полно насекомых.
— Я просил тебя доказать, что ты не полицейский, а ты выкладываешь мне всю историю своей жизни.
— Но чем больше я читал об этом, тем больше подозревал, что заболел из-за обедненного урана, который использовался в наших артиллерийских снарядах. Благодаря урану металл делается прочнее, и снаряды лучше пробивают броню вражеских танков.
— Уран? — нахмурился Винни.
— Эй, Большие Уши, — сказал Тод. — Поменьше слушай, о чем идет базар, и чуток побольше долби по стене. Ты стоишь слишком близко к свечке. Отодвинь ее, пока не подпалил себе задницу.
— Военные клялись, что обедненный уран безопасен. — Бэленджер скептически покачал головой. — Но я слышал, что счетчик Гейгера рядом с ним начинает щелкать. Во время «Бури в пустыне» наши использовали чертову прорву таких снарядов.
И ветер очень часто нес дым и пыль в нашу сторону. Потребовался не один год, чтобы я снова начал чувствовать себя нормально. Но моя военная карьера на этом закончилась.
— И тогда ты стал копом?
— Я повторяю вам, что я не коп. Я сменил много работ. По большей части водил грузовики. А потом началась вторая иракская война. — Бэленджер ненадолго умолк. Он подходил к моменту, наполнившему последние годы его жизни кошмарными сновидениями. Чувствуя, как на теле выступает пот, он спросил себя, удастся ли ему рассказать об этом вслух. Придется, выбора все равно нет. Должен! — приказал он себе. — Наши вооруженные силы достигли небывалой величины. Корпорации, подрядившиеся на восстановление Ирака, нанимали гражданских для охраны своих караванов. По большей части, среди бывших бойцов спецвойск. Потребность в охранниках была настолько велика, что они вербовали даже таких парней, как я, уже давно ушедших со службы. Зато платили невероятно. Сто двадцать пять тысяч долларов в год — за то, чтобы мы не позволяли иракцам захватывать их грузовики.
— Сто двадцать пять тысяч? — На Тода эта цифра произвела большее впечатление, чем весь предшествовавший рассказ.
— Так продолжалось год. Потом условия стали хуже, нападения на караваны участились, и платить стали еще больше: двадцать тысяч в месяц.
— Вот дерьма-то куча. Да ты богатенький.
— Не слишком. Компании платили помесячно, потому что парней, готовых представлять собой мишени, становилось все меньше. Остались только те, кого ничего не держало дома. Мало шансов на хорошую работу. Нет близких. Такие, как я. Я хочу сказать, что там творилось настоящее безумие. На протяжении всей поездки — снайперы по бокам, фугасы и налеты. Мало кто из парней задерживался надолго. Многие погибали, а те, кто выживал, решали, что черт с ними, с деньгами, и со всем этим, и уходили. Что касается меня... — Бэленджер снова ненадолго смолк, прислушиваясь к тому, как Винни стучит по стене ломиком. — Мне удалось получить только одну зарплату.
— Только одну? Во дела-то! И что же с тобой случилось?
«Наконец-то я их зацепил», — подумал Бэленджер.
— Я был в охране каравана. На нас напали. Меня контузило взрывом, я потерял сознание. — Теперь он рассказывал торопливо, не желая вспоминать боль, грохот стрельбы, крики нападавших и защищавшихся. — А когда очнулся, оказалось, что я сижу, привязанный к стулу, в какой-то жутко вонючей комнате. Не сразу сообразил, что воняет мешок, надетый мне на голову.
Тод, Мэк и Джи Ди смотрели на него во все глаза.
— И?.. — проронил наконец Джи Ди.
— Иракский террорист сказал, что хочет отрезать мне голову.
Глава 37
Винни перестал стучать и тоже уставился на него.
В наступившей тишине Кора опустилась на пол и села, поджав к груди колени и обхватив их руками. Ее глаза не выражали ровным счетом ничего.
— Отрезать голову? — нахмурился Тод.
— Так они мне сказали, после того, как я много часов просидел привязанным к стулу, с мешком на голове. У меня все болело от ушибов и ран. Пузырь был переполнен. Я терпел, сколько мог, но потом все же надул в штаны. И я еще долго сидел сначала в собственной моче, а потом и в дерьме.
На него нахлынули воспоминания. Он боялся, что его вырвет. Ему показалось, что с каждой минутой он говорит все быстрее и быстрее.
— Отрезать голову. Но сначала они должны были похвастаться тем, что им удалось меня поймать. Они приволокли видеокамеру. А для того, чтобы подтвердить, что я действительно американец, им, конечно, пришлось снять с меня мешок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33