Он сможет заплатить госпоже Бикслер, сможет заплатить Длинному и смотрителю Джину, сможет расплатиться с заправочной станцией и бакалейной лавкой. Он даже сможет – впервые за несколько месяцев без штрафа за просрочку – заплатить страховой взнос.
Наверное, ему следует поместить факс в рамочку и повесить на стену, как некоторые вешают первый доллар, который принесло собственное дело, потому что эти десять тысяч поистине стали спасательным кругом, первым шагом на пути института к платежеспособности. Только бы удалось задержать доктора Мейси с ее морскими львами на все три месяца – а почему не удастся? Погода простоит хорошая, и киты будут двигаться туда и обратно до конца сентября. Он получит тридцать тысяч долларов, которых хватит, чтобы удержаться на плаву до конца года. Может быть, к тому времени выдадут наконец дотацию на разработку по динамике укуса акулы; может быть, он заключит «по блату» несколько контрактов с компаниями кабельного телевидения, устраивающими шоу с акулами или китами. Может быть... что еще может быть? Может быть, он выиграет в лотерею.
Да, он снимет копию с факса и поместит ее в рамку. Ему доставит удовольствие смотреть на нее потом, когда настанут лучшие времена.
Чейс размышлял, имеет ли доктор Мейси хоть малейшее представление о том, как важны для него ее десять тысяч. А что значат десять штук для нее? Возможно, ничего. Университетская система в штате Калифорния ежегодно всасывала дотаций на сотни миллионов. Десять тысяч для доктора Мейси, возможно, составляли мелочь на карманные расходы.
Он размышлял, на кого окажется похожа доктор Мейси. Саймон готов был спорить, что на ней не будет никакой синтетики, – одна из тех женщин, которые пахнут бараньим жиром, поскольку носят свитера из грубой новозеландской шерсти; в маленьких круглых очках; с грязью между пальцами ног, потому что разгуливают в сандалиях с супинаторами. Еще они отказываются есть хоть что-то, что когда-то было живым.
Чейс неплохо знал их со времен «Гринписа» и находил большинство из них либо несносно самодовольными и самоуверенными, либо опасно простодушными кривляками.
Ему, однако, было на это наплевать. Деньги ее были хороши, да и проект – тоже. Связи института с общественностью – часть работы, которую Чейс ненавидел и не умел делать с прибылью, – от сотрудничества с доктором Мейси могли только выиграть. Добротные видеосъемки горбачей (особенно если они окажутся таким же откровением, каким определенно оказались съемки, выполненные доктором Мейси по калифорнийским серым китам) станут осязаемым свидетельством серьезной научной работы. Появятся сообщения в газетах и по телевидению. Брендану Финнегану придется заткнуться и поискать какую-нибудь другую жертву.
12
Нога Макса соскользнула с отполированного валуна: не удержавшись, мальчик свалился с камня и обнаружил, что стоит по щиколотку в воде. Он обругал себя и зашлепал по мелководью, пока не вышел к тому месту, где скальные обломки были меньше размером. Макс взобрался на них и продолжал обход острова, осторожно ступая с камня на камень, убежденный теперь в справедливости слов Длинного: нашел отлив – найдешь скользкие скалы.
Длинный дал ему две рыбины покормить цаплю. Мальчик приближался к птице робко: она была крупная, с длинным и острым клювом, а темные глаза следили за ним так, словно он – добыча.
Первую рыбу Макс уронил, опасаясь за свои пальцы; цапля выхватила ее из воды, изогнула шею и заглотила целиком. Вождь Джозеф видел вторую рыбину и сделал шаг по направлению к Максу. Тот заставил себя не пятиться, удерживая рыбу за хвост кончиками пальцев, и цапля вырвала ее с хирургической точностью – клюв прошел в нескольких миллиметрах от руки Макса. Тогда мальчик попытался дотронуться до птицы, но она повернулась и двинулась назад, к центру своего приливного бассейна.
Никаких особых дел у Макса не оказалось, отец и Длинный были заняты, и он решил разведать местность. При отливе, как сказал Длинный, остров можно обойти кругом по скалам; Макс уже проделал почти половину пути, достиг крайней южной точки, когда соскользнул с отшлифованной глыбы и промочил кроссовки.
Он подошел к маленькому бассейну, точнее, большой луже – углублению в скале, где осталась приливная волна, – стал на колени и наклонился над водой. Между камнями шустро бегали крошечные крабы, а береговые улитки неподвижно приклеились ко дну, будто ожидая следующего прилива. Минуту Макс наблюдал за крабами, размышляя о том, что придает им столь озабоченный вид: кормежка? драка? спасение бегством? – потом поднялся и продолжил путь.
Скалы покрупней были покрыты птичьим пометом, разбросанными раковинами моллюсков и панцирями крабов – чайки сбрасывали их сверху, потом пикировали и выклевывали сочащееся мясо из разбитой скорлупы. Более мелкие скалы, расположенные ближе к воде, окутывали водоросли разных видов, а в щелях между камнями Макс увидел спичечные картонки, пластиковые контейнеры на шесть банок и алюминиевые отрывные ярлычки от жестянок с содовой. Мальчик вытащил все, до чего смог дотянуться, и распихал по карманам.
Он вышел к месту, где скалы казались слишком скользкими, а их поверхность – слишком отполированной, чтобы безопасно карабкаться по ним, так что он решил подняться вверх по склону и пересечь двадцать или тридцать ярдов высокой травы на подходе к самому большому валуну из когда-либо виденных им. Тот был по крайней мере двенадцати или пятнадцати футов высотой, длиной, наверное, в двадцать футов – след отступления ледника в конце последнего оледенения. Макс обошел валун, с благоговением посмотрел на его вершину, а затем стал искать спуск по склону к скалам.
Он прошел между двух кустов, проверил ногой надежность грунта и начал спускаться.
Что-то привлекло его внимание – что-то в воде, недалеко, не больше чем в десяти ярдах от мальчика. Он присмотрелся, но ничего не увидел и попытался понять, что же все-таки заметил: движение, след в воде, словно что-то большое плыло прямо под поверхностью. Макс вгляделся, надеясь увидеть спинной плавник дельфина или мерцающий поток света от косяка кормящихся рыб.
Ничего. Он двинулся дальше, медленно и осторожно ступая среди мокрых камней.
Сзади раздался звук – всплеск, но какой-то странный, всплеск-шлепок, как будто некое животное поднялось из воды и снова погрузилось. Макс обернулся и на сей раз что-то разглядел: рябь расходилась кругами от точки у самого среза воды. Поверхность моря странно вздыбилась, но, пока мальчик смотрел, успокоилась.
Макс раздумывал, есть ли здесь морские черепахи. Или тюлени. Что бы там ни было, он хотел это видеть.
Но опять ничего. Он прошел еще несколько ярдов и глянул вверх, оценивая местность впереди. Скалы на этой стороне острова казались меньше, но более захламленными. Тут были поплавки от сетей, груды пластикового барахла и...
Что там? В десяти или пятнадцати ярдах от Макса что-то застряло в скалах, наполовину в воде и наполовину на суше. Какое-то животное. Мертвое.
Мальчик подошел ближе и увидел оленя, точнее, то, что от оленя осталось: туша была растерзана, плоть зверя изорвана и ободрана. Тошнотворный запах гниения либо роящиеся мухи, которые указали бы Максу, что олень мертв давно, отсутствовали, – значит, убийство произошло несколько минут назад. Мальчик не мог понять, кто мог сделать такое со столь крупным животным. Охотник? Он глазами поискал на туше следы пуль, но не обнаружил.
Макс уже собрался уйти, когда увидел на голове оленя что-то непонятное. Он шагнул вперед, наклонился, потянулся вперед. Нога соскользнула, мальчик взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и упал в воду спиной.
Тут было неглубоко, всего три или четыре фута. Макс почти сразу нащупал ногами рыхлый галечник на дне и встал.
Внезапно мальчик почувствовал что-то сзади: движение, изменение давления, словно на него катилась водяная масса. Он повернулся и увидел все то же непонятное вспучивание на поверхности. Теперь оно перемещалось в сторону Макса.
Он шлепнул по воде, пытаясь отпугнуть странный морской горб, но тот продолжал приближаться.
Макса охватил страх; он повернулся назад к берегу, изгибаясь в доходящей до пояса воде и загребая руками. Преодолел ярд, потом другой и вот уже начал карабкаться на четвереньках вверх по склону, разбрасывая в стороны крупные и мелкие камни. Он оттолкнулся ногами и попытался ухватиться за что-нибудь. Рука наткнулась на голову оленя, и Макс подтянулся. Что-то острое вонзилось в ладонь, но он не разжал руку и продолжал подтягиваться.
Выбравшись на сухой участок скалы, Макс, шатаясь, поднялся на ноги и побежал. Он не останавливался, пока не достиг самой вершины холма. Его неровное дыхание больше походило на всхлипывания. Мальчик посмотрел "низ, на воду. Горб исчез, и на зеркально-гладкой поверхности угасали последние круги ряби.
Дрожа от холода и страха, Макс помчался к дому. Он линовал половину дороги и только тогда почувствовал жжение в ладони. Посмотрел на руку и увидел, что в мышечной подушечке под большим пальцем торчит странная колючка.
* * *
Чейс поднял глаза от письменного стола и увидел в дверях промокшего с головы до ног Макса, вокруг хлюпающих тапочек которого на полу расплывалась лужа. Он дрожал. Лицо его было серым, а губы почти синие. Мальчик был в ужасе.
– Макс! – Чейс вскочил из-за стола, стукнув креслом о стену, и пересек комнату. – С тобой все в порядке?
Макс кивнул. Саймон опустился на колени и принялся расшнуровывать его кроссовки.
– Что случилось? Ты свалился со скал?
– Олень, – только и произнес Макс.
– Олень? Какой олень?
Макс попытался говорить, но не смог выдавить из себя ни звука; плечи и грудь передернуло, зубы лязгнули.
– Ну, не надо, – сказал Чейс. – Все хорошо. Он снял с сына кроссовки, носки, джинсы и трусы, свернул в узел и выбросил через входную дверь на траву. Вытащил из бельевого шкафа в прихожей два махровых полотенца, одним насухо вытер мальчика, а во второе его завернул. Затем подвел Макса к стоявшему здесь же дивану и усадил.
– Олени приплывают сюда, – продолжал он. – Обычно с Блока, но иногда даже и от города. Не знаю, зачем им это, тут нет ничего такого, что они не нашли бы где-нибудь еще. От них одна морока: поедают все, что сажает госпожа Бикслер, к тому же тащат с собой клещей – клещей Лайма. Они... – Чейс оборвал фразу, увидев, что Макс отрицательно мотает головой. – Что?
– Он был мертвый, – заявил Макс.
– Как? В воде? Значит, утонул. Ну, они...
– Кто-то его убил... Пытался съесть... Ел его, много съел. – Макс говорил рваными фразами, потому что все еще дрожал. – Я был на скалах у того мыса... У огромного валуна, госпожа Бикслер говорила, что семья называет его Скала-папа... Что-то увидел в воде, застряло в камнях... Увидел его голову и часть остального... Я подошел ближе... Смотрю, ничего не осталось ниже, чем... – Макс коснулся ребер. – Я подумал, может, рыбы обглодали... Как они птиц обгладывают...
– Возможно, если он кровоточил. Одна из них могла вырвать кусок из него, потом другие увидели, как это легко, одурели и...
Макс снова покачал головой:
– Нет. Я думал, может быть, акула, но, когда подошел совсем близко, увидел... У оленя не было глаз. Все вокруг глаз вырвано. Акула бы так не сделала... Не смогла.
– Верно. Значит, ты был прав сначала... Рыбы помельче, вероятно.
Макс не обратил внимания на его слова:
– Я увидел, что у него из щеки что-то торчит... Что-то блестящее... Я попробовал дотянуться, но не смог, шагнул вперед, поскользнулся... Упал.
– Что же это было?
Макс разжал правую ладонь. Рана была маленькая и неглубокая, и кровотечение уже остановилось. Он протянул отцу блестящую колючку.
– Похоже на акулий зуб, – сказал Чейс, взяв маленькую вещицу и поворачиваясь к свету, который прежде загораживал собой.
– Я тоже так подумал.
Но когда Саймон прошел к столу и рассмотрел колючку, взгляд его застыл, а пульс забился вдвое быстрее. Она действительно выглядела как акулий зуб, зуб большой белой акулы, возможно окаменевший, потому что Цвет у него был тускло-серый. Треугольник со стороной примерно в полдюйма, и две из трех сторон имели мелкие зубчики – когда Чейс провел по ним большим пальнем, то слегка порезался, будто скальпелем. Третья сторона – чуть толще, с ровным основанием, на каждом конце которого помещался загнутый крючком шип. Шипы смотрели друг на друга, один был отломлен как раз после изгиба.
Чейс взял со стола линейку и измерил треугольник. Длина стороны составляла не полдюйма, а пять восьмых – ровно пять восьмых дюйма. Вся вещица являла собой точно выполненный равносторонний треугольник.
Чейс потер его большим и указательным пальцами. Серый налет напоминал ил, и когда Чейс потер, налет остался на пальцах.
Теперь зуб, или что там это было, заблестел, как начищенное серебро.
Саймон посмотрел на Макса.
– Это шутка? – спросил он. – Дурака валяешь?
– Шутка? – Макс задрожал и показал руки и ноги, покрытые гусиной кожей, а также рану на ладони. – Хороша шуточка!
– Ну, тогда... Неужели здесь появился зверь с зубами из нержавеющей стали?
13
Бак и Брайан Беллами отошли от причала только в два тридцать, почти на два часа позже, чем планировал Бак, отчего он был вне себя. Бак поручил Брайану наполнить два акваланга, но его братец так увлекся, помогая подружке с выбором костюма для парада в Уотерборо на День благословения флота, что и не подумал заняться аквалангами. Бак велел Брайану проверить, чтобы топлива на лодке было под завязку, но Брайан забыл, и им пришлось сорок минут ждать в очереди на заправку, пока какой-то толстопузый сукин сын, закрывший все подходы к насосам своим огромным «гаттерасом», принимал на борт дизельного топлива на две тысячи зеленых.
Но Бак придержал язык. Трепать его о Брайана не было смысла: тот не воспринимал внушений. После службы в армии – двух лет, проведенных в Техасе на мексиканской границе в компании с дешевой «травой», текилой и бог знает с чем еще, – Брайан и жизнь-то не очень воспринимал. Его ничто не беспокоило, все и всегда было до фонаря. В последний раз, когда Бак разорался на него из-за того, что тот забыл всю наживку для рыболовной снасти, Брайан просто сказал: «А, дерьмо», выпрыгнул за борт и поплыл. От берега их отделяли двенадцать миль.
В отличие от брата. Баку не все было безразлично. Он был дьявольски возбужден: сегодня – величайший день в его жизни. Поэтому, вместо того чтобы сказать Брайану что-нибудь энергичное, он просто вежливо попросил брата сесть на обитый ящик посередине лодки, чтобы тот меньше прыгал, и до упора выжал рычаг газа. Парусники в заливе роились как мухи, между ними пробирались шлюпки – народ, проделавший путь с побережья северо-восточного Мэна и из Нью-Джерси, чтобы увидеть идиотские побрякушки Дня флота, – но Баку было наплевать. Окажись поблизости морской коп, пусть попробует поймать их с братом. Немногое из того, что ходит по морю, могло равняться в скорости с «Зиппо». Бак взял со склада «мако» стандартной комплектации, выпотрошил его, добавил силовую установку с турбонаддувом, дававшую до четырехсот пятидесяти лошадей, собрал – и вперед.
Он прошел мыс Уотерборо примерно на тридцати узлах, сбавил ход, чтобы не трясти драгоценный ящик, пересекая волны от больших лодок, которые входили в пролив Уоч-Хилл и выходили из него, снова ударил по рычагу газа и включил наддув, направившись к Напатри – стрелка спидометра дрожала на делении около шестидесяти узлов.
Если сегодня на испытаниях и завтра на переговорах все пройдет успешно, он сможет пополнить свои перспективы кучей нулей и сказать парням в «Пиломатериалах Уотерборо», чтобы они поискали другого фраера торговать фанерой и раскрашивать лодки для городских пижонов. Раз Брайана устраивает необременительная и малодоходная «халтура» – это его дело, все здешние корпорации готовы платить братьям за нее; хотя заставь Бака спорить, он поставил бы на то, что Брайан предпочтет зарабатывать жалкие центы на заправочной станции у шоссе.
Волнение оставалось незначительным. Не сбавляя скорости, Бак обогнул Напатри и повернул на юго-восток, рассчитывая пройти между двумя горбами островов Блок и Оспри.
– Куда идем? – прокричал Брайан сквозь вой двигателя.
– К «Элен Джей».
– Далеко.
– У тебя есть предложение получше?
– Не-а, – ответил Брайан, наклоняясь к холодильнику. – Глотну пивка.
– Потом, Брайан. Нам нужно поработать, и головой – тоже.
– Ну тебя к черту, Баки... – Брайан сел на место. Брайан был прав: до обломков старой шхуны «Элен Джей» путь неблизок, но ближе приличных обломков для видеосъемок не оказалось. Шхуна лежала неглубоко, так что хорошее освещение гарантировалось, и повреждена несильно – будет отлично смотреться. Баку требовался образцовый набор условий для демонстрационного фильма, который он намеревался показать толстым «папочкам» из Орегона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Наверное, ему следует поместить факс в рамочку и повесить на стену, как некоторые вешают первый доллар, который принесло собственное дело, потому что эти десять тысяч поистине стали спасательным кругом, первым шагом на пути института к платежеспособности. Только бы удалось задержать доктора Мейси с ее морскими львами на все три месяца – а почему не удастся? Погода простоит хорошая, и киты будут двигаться туда и обратно до конца сентября. Он получит тридцать тысяч долларов, которых хватит, чтобы удержаться на плаву до конца года. Может быть, к тому времени выдадут наконец дотацию на разработку по динамике укуса акулы; может быть, он заключит «по блату» несколько контрактов с компаниями кабельного телевидения, устраивающими шоу с акулами или китами. Может быть... что еще может быть? Может быть, он выиграет в лотерею.
Да, он снимет копию с факса и поместит ее в рамку. Ему доставит удовольствие смотреть на нее потом, когда настанут лучшие времена.
Чейс размышлял, имеет ли доктор Мейси хоть малейшее представление о том, как важны для него ее десять тысяч. А что значат десять штук для нее? Возможно, ничего. Университетская система в штате Калифорния ежегодно всасывала дотаций на сотни миллионов. Десять тысяч для доктора Мейси, возможно, составляли мелочь на карманные расходы.
Он размышлял, на кого окажется похожа доктор Мейси. Саймон готов был спорить, что на ней не будет никакой синтетики, – одна из тех женщин, которые пахнут бараньим жиром, поскольку носят свитера из грубой новозеландской шерсти; в маленьких круглых очках; с грязью между пальцами ног, потому что разгуливают в сандалиях с супинаторами. Еще они отказываются есть хоть что-то, что когда-то было живым.
Чейс неплохо знал их со времен «Гринписа» и находил большинство из них либо несносно самодовольными и самоуверенными, либо опасно простодушными кривляками.
Ему, однако, было на это наплевать. Деньги ее были хороши, да и проект – тоже. Связи института с общественностью – часть работы, которую Чейс ненавидел и не умел делать с прибылью, – от сотрудничества с доктором Мейси могли только выиграть. Добротные видеосъемки горбачей (особенно если они окажутся таким же откровением, каким определенно оказались съемки, выполненные доктором Мейси по калифорнийским серым китам) станут осязаемым свидетельством серьезной научной работы. Появятся сообщения в газетах и по телевидению. Брендану Финнегану придется заткнуться и поискать какую-нибудь другую жертву.
12
Нога Макса соскользнула с отполированного валуна: не удержавшись, мальчик свалился с камня и обнаружил, что стоит по щиколотку в воде. Он обругал себя и зашлепал по мелководью, пока не вышел к тому месту, где скальные обломки были меньше размером. Макс взобрался на них и продолжал обход острова, осторожно ступая с камня на камень, убежденный теперь в справедливости слов Длинного: нашел отлив – найдешь скользкие скалы.
Длинный дал ему две рыбины покормить цаплю. Мальчик приближался к птице робко: она была крупная, с длинным и острым клювом, а темные глаза следили за ним так, словно он – добыча.
Первую рыбу Макс уронил, опасаясь за свои пальцы; цапля выхватила ее из воды, изогнула шею и заглотила целиком. Вождь Джозеф видел вторую рыбину и сделал шаг по направлению к Максу. Тот заставил себя не пятиться, удерживая рыбу за хвост кончиками пальцев, и цапля вырвала ее с хирургической точностью – клюв прошел в нескольких миллиметрах от руки Макса. Тогда мальчик попытался дотронуться до птицы, но она повернулась и двинулась назад, к центру своего приливного бассейна.
Никаких особых дел у Макса не оказалось, отец и Длинный были заняты, и он решил разведать местность. При отливе, как сказал Длинный, остров можно обойти кругом по скалам; Макс уже проделал почти половину пути, достиг крайней южной точки, когда соскользнул с отшлифованной глыбы и промочил кроссовки.
Он подошел к маленькому бассейну, точнее, большой луже – углублению в скале, где осталась приливная волна, – стал на колени и наклонился над водой. Между камнями шустро бегали крошечные крабы, а береговые улитки неподвижно приклеились ко дну, будто ожидая следующего прилива. Минуту Макс наблюдал за крабами, размышляя о том, что придает им столь озабоченный вид: кормежка? драка? спасение бегством? – потом поднялся и продолжил путь.
Скалы покрупней были покрыты птичьим пометом, разбросанными раковинами моллюсков и панцирями крабов – чайки сбрасывали их сверху, потом пикировали и выклевывали сочащееся мясо из разбитой скорлупы. Более мелкие скалы, расположенные ближе к воде, окутывали водоросли разных видов, а в щелях между камнями Макс увидел спичечные картонки, пластиковые контейнеры на шесть банок и алюминиевые отрывные ярлычки от жестянок с содовой. Мальчик вытащил все, до чего смог дотянуться, и распихал по карманам.
Он вышел к месту, где скалы казались слишком скользкими, а их поверхность – слишком отполированной, чтобы безопасно карабкаться по ним, так что он решил подняться вверх по склону и пересечь двадцать или тридцать ярдов высокой травы на подходе к самому большому валуну из когда-либо виденных им. Тот был по крайней мере двенадцати или пятнадцати футов высотой, длиной, наверное, в двадцать футов – след отступления ледника в конце последнего оледенения. Макс обошел валун, с благоговением посмотрел на его вершину, а затем стал искать спуск по склону к скалам.
Он прошел между двух кустов, проверил ногой надежность грунта и начал спускаться.
Что-то привлекло его внимание – что-то в воде, недалеко, не больше чем в десяти ярдах от мальчика. Он присмотрелся, но ничего не увидел и попытался понять, что же все-таки заметил: движение, след в воде, словно что-то большое плыло прямо под поверхностью. Макс вгляделся, надеясь увидеть спинной плавник дельфина или мерцающий поток света от косяка кормящихся рыб.
Ничего. Он двинулся дальше, медленно и осторожно ступая среди мокрых камней.
Сзади раздался звук – всплеск, но какой-то странный, всплеск-шлепок, как будто некое животное поднялось из воды и снова погрузилось. Макс обернулся и на сей раз что-то разглядел: рябь расходилась кругами от точки у самого среза воды. Поверхность моря странно вздыбилась, но, пока мальчик смотрел, успокоилась.
Макс раздумывал, есть ли здесь морские черепахи. Или тюлени. Что бы там ни было, он хотел это видеть.
Но опять ничего. Он прошел еще несколько ярдов и глянул вверх, оценивая местность впереди. Скалы на этой стороне острова казались меньше, но более захламленными. Тут были поплавки от сетей, груды пластикового барахла и...
Что там? В десяти или пятнадцати ярдах от Макса что-то застряло в скалах, наполовину в воде и наполовину на суше. Какое-то животное. Мертвое.
Мальчик подошел ближе и увидел оленя, точнее, то, что от оленя осталось: туша была растерзана, плоть зверя изорвана и ободрана. Тошнотворный запах гниения либо роящиеся мухи, которые указали бы Максу, что олень мертв давно, отсутствовали, – значит, убийство произошло несколько минут назад. Мальчик не мог понять, кто мог сделать такое со столь крупным животным. Охотник? Он глазами поискал на туше следы пуль, но не обнаружил.
Макс уже собрался уйти, когда увидел на голове оленя что-то непонятное. Он шагнул вперед, наклонился, потянулся вперед. Нога соскользнула, мальчик взмахнул руками, пытаясь сохранить равновесие, и упал в воду спиной.
Тут было неглубоко, всего три или четыре фута. Макс почти сразу нащупал ногами рыхлый галечник на дне и встал.
Внезапно мальчик почувствовал что-то сзади: движение, изменение давления, словно на него катилась водяная масса. Он повернулся и увидел все то же непонятное вспучивание на поверхности. Теперь оно перемещалось в сторону Макса.
Он шлепнул по воде, пытаясь отпугнуть странный морской горб, но тот продолжал приближаться.
Макса охватил страх; он повернулся назад к берегу, изгибаясь в доходящей до пояса воде и загребая руками. Преодолел ярд, потом другой и вот уже начал карабкаться на четвереньках вверх по склону, разбрасывая в стороны крупные и мелкие камни. Он оттолкнулся ногами и попытался ухватиться за что-нибудь. Рука наткнулась на голову оленя, и Макс подтянулся. Что-то острое вонзилось в ладонь, но он не разжал руку и продолжал подтягиваться.
Выбравшись на сухой участок скалы, Макс, шатаясь, поднялся на ноги и побежал. Он не останавливался, пока не достиг самой вершины холма. Его неровное дыхание больше походило на всхлипывания. Мальчик посмотрел "низ, на воду. Горб исчез, и на зеркально-гладкой поверхности угасали последние круги ряби.
Дрожа от холода и страха, Макс помчался к дому. Он линовал половину дороги и только тогда почувствовал жжение в ладони. Посмотрел на руку и увидел, что в мышечной подушечке под большим пальцем торчит странная колючка.
* * *
Чейс поднял глаза от письменного стола и увидел в дверях промокшего с головы до ног Макса, вокруг хлюпающих тапочек которого на полу расплывалась лужа. Он дрожал. Лицо его было серым, а губы почти синие. Мальчик был в ужасе.
– Макс! – Чейс вскочил из-за стола, стукнув креслом о стену, и пересек комнату. – С тобой все в порядке?
Макс кивнул. Саймон опустился на колени и принялся расшнуровывать его кроссовки.
– Что случилось? Ты свалился со скал?
– Олень, – только и произнес Макс.
– Олень? Какой олень?
Макс попытался говорить, но не смог выдавить из себя ни звука; плечи и грудь передернуло, зубы лязгнули.
– Ну, не надо, – сказал Чейс. – Все хорошо. Он снял с сына кроссовки, носки, джинсы и трусы, свернул в узел и выбросил через входную дверь на траву. Вытащил из бельевого шкафа в прихожей два махровых полотенца, одним насухо вытер мальчика, а во второе его завернул. Затем подвел Макса к стоявшему здесь же дивану и усадил.
– Олени приплывают сюда, – продолжал он. – Обычно с Блока, но иногда даже и от города. Не знаю, зачем им это, тут нет ничего такого, что они не нашли бы где-нибудь еще. От них одна морока: поедают все, что сажает госпожа Бикслер, к тому же тащат с собой клещей – клещей Лайма. Они... – Чейс оборвал фразу, увидев, что Макс отрицательно мотает головой. – Что?
– Он был мертвый, – заявил Макс.
– Как? В воде? Значит, утонул. Ну, они...
– Кто-то его убил... Пытался съесть... Ел его, много съел. – Макс говорил рваными фразами, потому что все еще дрожал. – Я был на скалах у того мыса... У огромного валуна, госпожа Бикслер говорила, что семья называет его Скала-папа... Что-то увидел в воде, застряло в камнях... Увидел его голову и часть остального... Я подошел ближе... Смотрю, ничего не осталось ниже, чем... – Макс коснулся ребер. – Я подумал, может, рыбы обглодали... Как они птиц обгладывают...
– Возможно, если он кровоточил. Одна из них могла вырвать кусок из него, потом другие увидели, как это легко, одурели и...
Макс снова покачал головой:
– Нет. Я думал, может быть, акула, но, когда подошел совсем близко, увидел... У оленя не было глаз. Все вокруг глаз вырвано. Акула бы так не сделала... Не смогла.
– Верно. Значит, ты был прав сначала... Рыбы помельче, вероятно.
Макс не обратил внимания на его слова:
– Я увидел, что у него из щеки что-то торчит... Что-то блестящее... Я попробовал дотянуться, но не смог, шагнул вперед, поскользнулся... Упал.
– Что же это было?
Макс разжал правую ладонь. Рана была маленькая и неглубокая, и кровотечение уже остановилось. Он протянул отцу блестящую колючку.
– Похоже на акулий зуб, – сказал Чейс, взяв маленькую вещицу и поворачиваясь к свету, который прежде загораживал собой.
– Я тоже так подумал.
Но когда Саймон прошел к столу и рассмотрел колючку, взгляд его застыл, а пульс забился вдвое быстрее. Она действительно выглядела как акулий зуб, зуб большой белой акулы, возможно окаменевший, потому что Цвет у него был тускло-серый. Треугольник со стороной примерно в полдюйма, и две из трех сторон имели мелкие зубчики – когда Чейс провел по ним большим пальнем, то слегка порезался, будто скальпелем. Третья сторона – чуть толще, с ровным основанием, на каждом конце которого помещался загнутый крючком шип. Шипы смотрели друг на друга, один был отломлен как раз после изгиба.
Чейс взял со стола линейку и измерил треугольник. Длина стороны составляла не полдюйма, а пять восьмых – ровно пять восьмых дюйма. Вся вещица являла собой точно выполненный равносторонний треугольник.
Чейс потер его большим и указательным пальцами. Серый налет напоминал ил, и когда Чейс потер, налет остался на пальцах.
Теперь зуб, или что там это было, заблестел, как начищенное серебро.
Саймон посмотрел на Макса.
– Это шутка? – спросил он. – Дурака валяешь?
– Шутка? – Макс задрожал и показал руки и ноги, покрытые гусиной кожей, а также рану на ладони. – Хороша шуточка!
– Ну, тогда... Неужели здесь появился зверь с зубами из нержавеющей стали?
13
Бак и Брайан Беллами отошли от причала только в два тридцать, почти на два часа позже, чем планировал Бак, отчего он был вне себя. Бак поручил Брайану наполнить два акваланга, но его братец так увлекся, помогая подружке с выбором костюма для парада в Уотерборо на День благословения флота, что и не подумал заняться аквалангами. Бак велел Брайану проверить, чтобы топлива на лодке было под завязку, но Брайан забыл, и им пришлось сорок минут ждать в очереди на заправку, пока какой-то толстопузый сукин сын, закрывший все подходы к насосам своим огромным «гаттерасом», принимал на борт дизельного топлива на две тысячи зеленых.
Но Бак придержал язык. Трепать его о Брайана не было смысла: тот не воспринимал внушений. После службы в армии – двух лет, проведенных в Техасе на мексиканской границе в компании с дешевой «травой», текилой и бог знает с чем еще, – Брайан и жизнь-то не очень воспринимал. Его ничто не беспокоило, все и всегда было до фонаря. В последний раз, когда Бак разорался на него из-за того, что тот забыл всю наживку для рыболовной снасти, Брайан просто сказал: «А, дерьмо», выпрыгнул за борт и поплыл. От берега их отделяли двенадцать миль.
В отличие от брата. Баку не все было безразлично. Он был дьявольски возбужден: сегодня – величайший день в его жизни. Поэтому, вместо того чтобы сказать Брайану что-нибудь энергичное, он просто вежливо попросил брата сесть на обитый ящик посередине лодки, чтобы тот меньше прыгал, и до упора выжал рычаг газа. Парусники в заливе роились как мухи, между ними пробирались шлюпки – народ, проделавший путь с побережья северо-восточного Мэна и из Нью-Джерси, чтобы увидеть идиотские побрякушки Дня флота, – но Баку было наплевать. Окажись поблизости морской коп, пусть попробует поймать их с братом. Немногое из того, что ходит по морю, могло равняться в скорости с «Зиппо». Бак взял со склада «мако» стандартной комплектации, выпотрошил его, добавил силовую установку с турбонаддувом, дававшую до четырехсот пятидесяти лошадей, собрал – и вперед.
Он прошел мыс Уотерборо примерно на тридцати узлах, сбавил ход, чтобы не трясти драгоценный ящик, пересекая волны от больших лодок, которые входили в пролив Уоч-Хилл и выходили из него, снова ударил по рычагу газа и включил наддув, направившись к Напатри – стрелка спидометра дрожала на делении около шестидесяти узлов.
Если сегодня на испытаниях и завтра на переговорах все пройдет успешно, он сможет пополнить свои перспективы кучей нулей и сказать парням в «Пиломатериалах Уотерборо», чтобы они поискали другого фраера торговать фанерой и раскрашивать лодки для городских пижонов. Раз Брайана устраивает необременительная и малодоходная «халтура» – это его дело, все здешние корпорации готовы платить братьям за нее; хотя заставь Бака спорить, он поставил бы на то, что Брайан предпочтет зарабатывать жалкие центы на заправочной станции у шоссе.
Волнение оставалось незначительным. Не сбавляя скорости, Бак обогнул Напатри и повернул на юго-восток, рассчитывая пройти между двумя горбами островов Блок и Оспри.
– Куда идем? – прокричал Брайан сквозь вой двигателя.
– К «Элен Джей».
– Далеко.
– У тебя есть предложение получше?
– Не-а, – ответил Брайан, наклоняясь к холодильнику. – Глотну пивка.
– Потом, Брайан. Нам нужно поработать, и головой – тоже.
– Ну тебя к черту, Баки... – Брайан сел на место. Брайан был прав: до обломков старой шхуны «Элен Джей» путь неблизок, но ближе приличных обломков для видеосъемок не оказалось. Шхуна лежала неглубоко, так что хорошее освещение гарантировалось, и повреждена несильно – будет отлично смотреться. Баку требовался образцовый набор условий для демонстрационного фильма, который он намеревался показать толстым «папочкам» из Орегона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27