на деревянном столике, прижатые протянутой леской, лежали книги в цветастых твердых обложках. Фантастика, почти только одна фантастика. Он заинтересованно подошел, еще не собираясь ничего покупать, просто привлекла одна книжонка — то ли своим названием («Собственные миры»), то ли рисунком (высокая фигура силуэтом, в руках которой два мира: один в виде стандартного шарика голубого цвета, другой — черепаха с тремя китами на панцире, а уже на китах — выпуклая толстая пластина с миниатюрными деревьями, животными и людьми). В принципе, и название и иллюстрация были банальны. Но зато очень актуальны.Продавец, худощавый паренек в тонкостеклянных очках, с надеждой посмотрел на подошедшего:— Хорошая книга. Хит сезона.— Читал? — спросил человек.Паренек кивнул:— Затягивает. И вообще, — он взмахнул в воздухе кистью руки, — такого еще не было. Просто отпад.— А ты сам веришь в то, о чем там написано? — Человек рассеянно вертел в руке толстый том, словно не решался — покупать или не стоит.Продавец опешил:— Ну-у… Конечно, иногда затягивает, я же говорю, но… Я ж не ребенок, чтобы верить в Кинг-Конга или там в Дракулу. — Он растерянно пожал плечами, чувствуя, что что-то не так.Покупателя, по крайней мере, он точно потерял, но лгать не имело смысла. Этот сразу распознал бы ложь /и наказал/ и ушел. А так… Кто его знает, нынче люди разные попадаются, глядишь, и купит.— В том-то все и дело, — с полуулыбкой сказал человек. — Никто, иногда даже сам Создатель, не верит в то, что творит. И поэтому из мира уходят краски, а из Реальности — миры. Может, потому у братишки все и получилось, что он не отдал книгу в издательство. Он-то сам верил, а прочти рукопись другие — и их неверие пересилило бы его веру. А так… — И он рассмеялся, как будто произнес удачную шутку.«Опять помешанный, — с тоской подумал паренек. — И ведь книгу не отдаст. Вот черт!»— Так вы покупаете?— Нет, не покупаю. Понимаешь, мне она ни к чему — миры, в которые не верят, долго не существуют. Держи. — Он, к удивлению продавца, вернул книгу и пошел дальше.«Тихий помешанный, — подумал паренек. — И слава Богу, а то ведь… Ну и денек!»Так хорошо было — сидеть в кресле, глядеть на проезжающие за окном машины и понимать, что ты чего-то достиг в этой жизни. Впрочем, «чего-то достиг» — не совсем подходящее выражение для того, кто стал Темным богом.Человек с бледным узким лицом улыбнулся краешком рта, вспоминая продавца в переходе. Паренек, наверное, принял его за сумасшедшего. Все просто — даже тот, кто читает исключительно фантастику, не способен представить себе, что такое может произойти в реальной жизни. Да ладно, мог ли он сам вообразить, что после стольких лет бездарной, неудавшейся жизни Судьба повернется к нему лицом? Нет, не мог. Потому что с самого детства казалось, что единственный человек, который интересует Фортуну, — это брат, проклятый братец с его всепризнанной гениальностью. И на таком ярком фоне /бездарный/ неудачливый младший брат оставался не более чем серой расплывчатой кляксой, лишенной всякой устойчивой формы и сколько-нибудь стоящего содержимого. Да, родители делали вид, что любят обоих одинаково, но скажите, разве можно в это поверить? Вот он и не верил. Его не любили, его жалели, а это совсем разные вещи.Так и шли по жизни: братец ровным уверенным шагом признанного гения, он— заплетающейся бесцельной походкой неудачника. С детства он понял, что единственное, привлекающее его в этом мире, — Власть во всех ее проявлениях. Он желал Власти, как хотят недоступную, но оттого еще более привлекательную женщину. Он искал Власть во всем, даже пытался заниматься тем, что нынче называлось эзотерикой, но и там /не смог добиться каких-либо успехов из-за своей бездарности, лености/ оказался неудачлив.Когда умерли родители, в его душе не нашлось ни капли скорби. Теперь, по крайней мере, старый дом в деревне можно будет продать и купить в городе квартиру получше. И он, и — тем более — братец уже давно не жили с родителями, но на похороны приехали: братец — потому что так требовали правила приличия того общества, в котором тот вращался; он — чтобы теперь пожалеть родителей. Когда все было окончено, братец предложил ему оставить дом себе, забрал кое-какие вещи — «это дорого мне как память» — и уехал. Он же немного побродил по пустому дому и поднялся на чердак: что-то (Судьба?) вело его вверх. Здесь теперь стало темно и сыро, дожди смогли-таки просочиться сквозь старую кровлю, хотя это было еще не слишком заметно. Прикрывая одной ладонью дрожащий огонек свечи, он в очередной раз удивился своим мертвым родителям: как можно не держать в доме даже карманного фонарика? Но не это занимало сейчас его внимание — какое-то неудержимое стремление притягивало его к отсыревшему картонному ящику. Открыть прохладные, разваливающиеся от прикосновения пальцев половинки крышки оказалось делом минуты, а потом ладони наткнулись на целлофановый пакет. Он рывком разорвал связанные узлом кончики пакета — слишком сильным было нетерпение, чересчур зудящим ощущение близости частицы Власти.Стопка толстых тетрадей, исписанных ненавистным почерком братца, и свернутый в рулон лист ватмана. И это все?! В первый миг его охватила такая ярость, что он чуть было не разорвал всю эту макулатуру на клочки, но потом… Потом ярость прошла, а ощущение того, что частица Власти — здесь, осталось. Что-то не так было с этими чуть распухшими от влаги тетрадями, с этим рулоном ватмана, и он подхватил тяжелый разваливающийся пакет и понес его вниз, чтобы разобраться поподробнее.Разбираться пришлось долго. Многолетняя антипатия к братцу отразилась на всем, даже на образе мыслей, поэтому то, что было написано этим ненавистным почерком, читать оказалось тоже не слишком просто. Но он прочел. Нет, это не было вариантом «Некрономикона», это была обыкновенная книга про выдуманный мир со сказочными жителями, то, что здесь давно уже известно как фэнтези, впрочем… Книга была не такой уж обыкновенной. Ему всегда казалось, что вера делает великие вещи — не та вера, о которой твердят иностранные проповедники с жутким акцентом, а, скорее, вера детей в существование чудес. Разумеется, всякой силе найдется противосила, и поэтому Дед Мороз так навсегда и останется выдумкой, слишком уж много взрослых, которые не верят в него. Совсем другое дело, когда речь идет о детских кошмарах. Спросите у пятилетнего ребенка, кто скрипит половицами в соседней комнате, и рассказ, услышанный вами… А-а, да что там! — об этом достаточно написано повзрослевшим, но не утратившим память мальчиком по имени Стивен Кинг.Здесь же дело обстояло несколько иначе. Братец тоже верил в свой мир, верил, когда писал книгу, а происходило это давно. Теперь же он попросту забыл о стопке старых тетрадей. И именно подобный случай спас мир от участи его миллионов собратьев, сотворенных, но убитых неверием читателей, редакторов издательств и — самих писателей. Потому что братец только забыл, а не перестал верить, вера жила в его душе, слабая, но достаточная, чтобы дать миру время обрести плоть и собственную жизнь. И теперь ему не нужна была вера Создателя, он мог существовать сам по себе, стал достаточно самостоятельным, чтобы питаться только верой своих обитателей. Но главное — рулон ватмана. Он оказался картой мира и — ключом к этому миру.Вот так неудачник превратился в Бога, пусть даже Темного бога. Власть признала его своим и отдалась ему. Миг ликования был коротким, за ним пришло понимание: их с братцем натуры слишком противоположны, и поэтому мир действует на нового властелина не лучшим образом. Он не мог долго находиться в Нисе, доходило до потери сознания, а это уже становилось опасным. Тогда он решил изменить мир так, чтобы тот соответствовал его характеру, чтобы можно было все чаще и чаще бывать там и властвовать.И он принялся за дело. Это должно было занять не один год, даже если учесть, что время там и здесь текло по-разному, то ускоряясь, то замедляясь. Результаты изменения уже были достаточно внушительными, когда… Когда все это стало разваливаться всего лишь из-за нескольких обитателей Ниса. Этот мир оказался более устойчив к внешнему воздействию, но Темный бог не собирался сдаваться. Самое сложное уже сделано — изменились предопределенности. Осталось не так много. Скоро, очень скоро…Человек с бледным узким лицом устало потер виски, встал с кресла и направился к столу, на котором был закреплен большой старый лист ватмана.Для того чтобы попасть в библиотеку, Дэррину пришлось спуститься по узкой серокаменной лестнице под землю — архивы, в которых хранились книги, размещались чуть ли не в подземельях, рядом с многославными темницами дворца-крепости. Вообще-то Правитель даже сомневался, застанет ли он кого-нибудь в этом хранилище пыли и испачканных чьей-то рукой бумаг, скорее уж придется безрезультатно стучаться в запертую на замок мощную каменную дверь. Единственный гном, который по-настоящему серьезно разбирался в древних книгах, — старый-престарый Хоффин — неделю назад занемог, да так, кажется, до сих пор и не поправился. Куда уж старику дышать влажным и одновременно пыльным — Создатель, ну и сочетаньице! — воздухом архивов. Дэррин с трудом понимал подобных гномов, одобрять же такое приходилось: все-таки иногда знания Хоффина оказывались очень кстати, вернее, конечно, не самого Хоффина, а его любимых желтоватых свертков, толстых кожаных томов и многочисленных карт.Дверь, вопреки ожиданиям, была не заперта, сквозь тонкую щель на лестницу падал тонкий меч света, и слышались чьи-то голоса: «Неужели старик таки выбрался в архивы? Поистине сумасбродная натура!» Правитель вошел в большое помещение с высоким потолком и многочисленными полками у стен. То там, то здесь горели свечи, расположенные так, чтобы случайная искра не попала на древние, но от того не менее других воспламеняющиеся бумаги. За низким деревянным столом сидели сам Хоффин и его ученик, полный юноша, имени которого Дэррин так и не смог вспомнить. Оба книжника склонились над каким-то свертком и внимательно изучали его содержание, изредка обмениваясь короткими непонятными фразами. Дэррину пришлось кашлянуть, чтобы обратить на себя внимание. Гномы подняли головы, ученик виновато поклонился, а Хоффин кивнул Правителю, как равному, и пригласил садиться.— Как твое здоровье? — спросил тот, располагаясь на не слишком удобном стуле с высокой спинкой.— Благодарю, — ответил Хоффин. — Ломмэн вот помог мне добраться до бумаг, и теперь, признаться, я чувствую себя значительно лучше. Правда, то, что с некоторых пор стало волновать почти всех жителей Свакр-Рогга, до сих пор остается для меня загадкой. И бумаги молчат, что очень меня удивляет. Наверное, ты пришел за тем же, но, увы, у меня нет ни одной утешительной новости или даже интересной мысли по этому поводу.Дэррин покачал головой:— Я пришел не за этим. Меня интересует все, что известно тебе и твоим бумагам о богах.Хоффин удивленно приподнял бровь, даже накрыл своей рельефной ладонью сверток, чтобы узор букв не отвлекал его от беседы:— О каких богах ты говоришь? Мне известен лишь Создатель…Ломмэн как-то странно посмотрел на учителя, несмело коснулся его локтя, одновременно желая и не желая говорить.— В чем дело, мальчик? — удивился Хоффин.— Вы забыли о Темном боге.Паренек, кажется, все-таки пожалел, что вмешался в этот разговор. Видимо, он подумал, что свою сообразительность можно было бы проявить и позже, после ухода Правителя, — так оказалось бы значительно безопаснее.И совершенно зря подумал, Дэррин вовсе не собирался угрожать.— Так ты пришел за этим? — Хоффин внимательно посмотрел на Правителя.Губы старика сжались с одну плотную линию, глаза сверкали настороженно и отстраненно.— Да, — сказал Дэррин, не отводя взгляда. — Я пришел за этим./И я получу это, так или иначе. Потому что отныне у меня нет выбора./ Поможешь?Старый гном задумчиво прищурился:— Ты ведь не расскажешь мне, зачем тебе это понадобилось.Это было утверждением, но Дэррин все-таки кивнул, соглашаясь с Хоффином:— Так поможешь?Ломмэн напряженно застыл, готовый, если потребуется, ценой собственной жизни спасти учителя от гнева Дэррина. Не потребовалось. Хоффин повернулся к парню:— Ну-ка, мальчик, посмотрим, что мы можем сделать.Оказалось, не так уж и много. Вернее, совсем ничего, что могло бы на самом деле помочь Дэррину, — все больше находились какие-то легенды да истории, причем и те и другие весьма сомнительного происхождения. В конце концов Правитель был вынужден развести руками и отказаться от надежды получить в архивах ответы на свои вопросы. Напоследок Хоффин отвел Дэррина в сторонку и проговорил, глядя куда-то вбок:— Кажется, я начинаю догадываться о некоторых вещах. Например, о том, по чьей вине с Воссоном произошло то, что произошло. Но я, пожалуй, буду молчать. Просто потому, что мне это свойственно. И кажется, я должен пожелать тебе удачи, хотя бы потому, что больше некому это сделать.Дэррин растерянно кивнул:— Ты бы отправлялся домой, все-таки свое здоровье иногда стоит поберечь.— Отправлюсь, обязательно отправлюсь. Вот только покопаюсь еще немного в бумагах. Глядишь, и найду что-нибудь интересненькое.— Буду на это надеяться.Старик строго покачал головой:— А вот на это как раз надеяться не стоит. Глупо и бессмысленно надеяться на такие вещи. И пожалуй, слишком опасно.Правитель попрощался с книжниками и стал подниматься наверх из этого царства бумаг. С каждой пройденной ступенью он чувствовал, как в него проникает отчаяние, вползает в душу маленькой, но смертельно ядовитой змеей. И ступеней впереди было невыносимо много.А на самом верху, в большом и пустом коридоре, стены которого были закрыты ветхими гобеленами, ждал Темный бог. Он стоял, сложив на груди руки, и ждал, пока Дэррин приблизится.Правитель приблизился.— Войско вернулось?Дэррин объяснил, что именно этим всю вторую половину дня занимался Биммин. Бог кивнул.— Собери сегодня же лучших меганевреров. Как только это будет сделано, отряд на стрекозах должен отправиться к участку гор между Котор-Моллом и границей. Как быстро они смогут там оказаться?— Послезавтра.Бог покачал головой:— Завтра к вечеру. Там они должны найти бессмертного и альва. Альва убить и отобрать у него кровавый камень на цепочке. Через пять дней я приду за камнем. Да, пусть летуны возьмут с собой карты Ниса.Бог опустил руки и пошел вниз по лестнице, туда, откуда только что вернулся Дэррин.Тот устало посмотрел ему вслед и отправился в свой кабинет, чтобы вызвать Биммина. В груди не было ничего, кроме безразличной пустоты. «Если и Хоффин… Создатель, что тогда?!» Но за старого гнома Дэррин волновался зря.Все в этом мире объясняется достаточно просто. Как, впрочем, и во всех других мирах.Человек с бледным узким лицом гипсовой маски постоял на каменной лестнице, по которой недавно поднимался гном. «Интересно, что он делал внизу? Посещал фамильное привидение и советовался с ним, как быть дальше? Бессмысленно, все равно ведь не поможет».Человек достал маленький плотный лист, всмотрелся в него и исчез.Биммин выглядел мрачно, как и угрюмые тучи, собравшиеся над городом. Скорое приближение дождя немного поубавило энергии у толпы, народ постепенно вспоминал о делах и расходился по домам. Известие о возвращении войска сыграло-таки свою роль.Первый советник потер подбородок и недовольно поморщился.— Да он, я погляжу, великий затейник, твой Темный бог, — холодно произнес Биммин, глядя на стоявшего у окна Дэррина.Тот дернулся, словно от пощечины:— Какой он, к драконам, мой?! Проклятье, ты бы хоть иногда следил за тем, что говоришь.— Прости. — Советник потер виски и отхлебнул из пузатой кружки. Бокалов он не переносил. — Заговариваюсь, дружище, заговариваюсь. Но, право слово, где ж я тебе сейчас наковыряю хоть и сотню меганевреров? У нас всего стрекоз штук семьдесят, даже если на каждую посадить двоих… Нет, это просто невозможно.— До недавнего времени я совершенно искренне полагал, что происшедшее с Воссоном тоже невозможно, — угрюмо молвил Дэррин. — Однако гляди ж ты!..— Ладно, понял. — Биммин тяжело поднялся из кресла, еще раз потер подбородок. Кажется, это стало входить у него в привычку. — Сделаю, что будет в моих силах. — Советник недоверчиво покачал головой и пробормотал:— Это же надо: «завтра к вечеру у Котор-Молла»! Бред!Дэррин хотел было что-то сказать, но потом подумал, что говорить, в сущности, нечего. Биммин все прекрасно понимал, просто… Да какое, к драконам, «просто»?! Если б можно было хотя бы что-нибудь понять в этих сумасшедших приказах проклятого Бога! А тут еще взвинченная до предела толпа под стенами. Благо ничего пока не натворили, даже не высылали парламентеров, просто чего-то ждут. Глядишь, с дождем и разойдутся по домам.Конечно, Дэррин знал, что на этом все не закончится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44