Грач поднялся со шконки и вышел в тюремный коридор. Не дожидаясь приказа, встал лицом к стене, заложив руки за спину, и простоял так, пока контролер закрывал дверь и на скорую руку обыскивал.
– Прямо, – поигрывая ключами, охранник с погонами старшего сержанта и в возрасте генерал-полковника шел в шаге от обвиняемого.
В камере, где вторые сутки парился Грачевский, содержалось сорок подследственных – на тридцать коек это приемлемо. Дежурный помощник начальника следственного изолятора, проработавший в этом заведении около пятнадцати лет, два дня назад встретил Грачевского как родного.
– Ба, Грачик собственной персоной! А я смотрю – ты или не ты. Надолго к нам?
– Пока не надоем, – откликнулся Грач, пожимая руку дежурному.
– Ну, значит, сидеть будешь вечно. – Тот проводил подопечного в привратку, а сам занял место за столом. Поглядывая на Грача, наклонившегося к зарешеченной амбразуре привратки, порылся в журнале. – Володь, люксовых номеров нет, устрою тебя в шестьдесят восьмую, там человек сорок, не больше.
Ну, как там на воле? – тюремщик мастерски изобразил на лице тоску. Казалось, еще немного – и он натурально заплачет.
Они проговорили минут десять, после чего Грача, на сей раз минуя отстойник, отконвоировали в «шесть-восемь».
...Владимир ожидал, что его поведут в одну из следственных камер для допросов, однако его привели в комнату для свиданий, в конец длинного стола, где в ряд стояли шесть телефонных аппаратов. Заключенных от посетителей отделяла стена из толстого плексигласа.
Грачевский сел на стул, осматривая посетителей.
Увидев его, напротив сел представительный мужчина лет сорока пяти и взял в руки трубку. Кивая, он поздоровался и обнадежил Грача:
– Не бойся, я не кусаюсь.
– Да и я не лаю, – отозвался Грачевский, зная уже, с кем разговаривает.
– Это ты припечатал моего парня к гаражу?
– Понравился отпечаток? – Грач с видимым превосходством и пренебрежением смотрел на человека, который считал себя вором в законе.
– Понравился, – невесело усмехнулся Станислав Сергеевич и подозвал к себе парня, которого Грач узнал с первого взгляда. – Посмотри, Максим: этот человек помогал Ширяевой?
Максим подошел ближе, хотя и на расстоянии узнал Грачевского. Они недолго смотрели друг на друга. Потом, отрицательно покачав головой, Максим ответил отцу:
– Нет, это не он.
Не он...
Пожалуй, другого ответа от сына Курлычкин и не ожидал. Качая головой, подумал: «Что же это, сын, с тобой происходит?»
– Пап... – Максим тронул отца за плечо. – На два слова.
Они отошли в сторонку, Курлычкин дал знать сопровождающему, что свидание еще не закончено.
– Пап... Я знаю, ты многое можешь, сделай для меня одну вещь.
Они проговорили около двух минут, Грач не сводил с Максима глаз, вспоминая, как брали они его с Валентиной, везли в деревню, сажали в погреб...
Станислав Сергеевич так и не вернулся к телефону: сделав знак капитану, он с сыном вышел из комнаты. На пороге Максим обернулся к Грачевскому и отрицательно покачал головой. «Я сделал все, что смог», – говорили его глаза.
Курлычкин не стал разжевывать сыну, что он не один, у него друзья-товарищи, его не поймут. Можно было объяснить его поведение с судьей – по большому счету, это его личное дело, но вот что касается других...
Нет, ему не нужен ропот в бригаде. Да и вообще, необходимо стать самим собой, забыть все, что было до этого дня.
И Максим забудет. Станиславу Сергеевичу не осталось ничего другого, как верить в это.
* * *
Грача перевели в карцер, перед этим он в полном одиночестве около часа провел в прогулочном дворике.
Карцер представляется многим тесным помещением. Во многом это соответствует действительности, но в нем есть откидной стол, нары, умывальник, унитаз, есть и место, чтобы сделать от стены до стены пару-тройку шагов. Порой в такое помещение сажают для профилактики до двадцати человек – на час-полтора, больше в непереносимой духоте не выдержать.
Грач гнал от себя ненавистный образ Курлычкина, старался думать о матери. Он догадывался, почему его не отвели обратно в камеру, а посадили в карцер, предварительно, как собаку, выгуляв во дворике.
Он ждал своего конца с минуты на минуту, вздрагивая при каждом звуке. Невозможно настроиться на смерть, но тесное помещение, в котором он содержался, виделось ему камерой смертников.
Он чувствовал, что где-то совсем рядом готовы к работе люди Курлычкина. После полуночи продольный откроет им дверь и впустит в карцер. В своей камере «киевляне» гадить не станут – это святое. Надзиратель мог поступить «официально», например, подсадить в карцер к Грачевскому пару «разбушевавшихся» заключенных, однако постарается избежать лишнего шума и проводит подследственных «киевлян» тихо.
Владимир не ошибался: двое из шести подручных Курлычкина были готовы к работе и ждали двух часов ночи, когда на смену заступит свой контролер.
Незаметно для себя Грачевский уснул. Проснулся от лязга замка. Он напрасно настраивал себя на то, что сможет встретить убийц достаточно спокойно – сердце готово было выпрыгнуть из груди, и Грача крупно трясло. Он не мигая смотрел на открывшуюся дверь. И ничего не понял, когда продольный громко скомандовал:
– На выход!
Возле привратки их встретил знакомый дежурный.
– Здорово, Грачик! Такое чувство, что я тебя выгоняю.
Из рук в руки подследственного передали двум бойцам, одетым в униформу спецназа и вооруженным автоматами. Не церемонясь, те замкнули на запястьях Грача наручники и подтолкнули к выходу. Наклонив голову, втиснули в легковую машину. Сами уселись в другую.
Грачевского все еще колотило, когда он глянул на соседа.
Василий Маргелов отомкнул наручники и велел водителю трогать.
– Ты под моей опекой, – туманно высказался он. – Я договорился с ребятами – так, услуга за услугу. Посидишь пока в следственном изоляторе ГУБОПа. И ничего не бойся, – не дав ответить, добавил следователь. – Как только Курлычкин узнает, кто выдернул тебя из СИЗО, постарается забыть раз и навсегда. Эй!.. – Открытой ладонью Маргелов помахал возле лица Грачевского. – Воды?
Грач наконец-то сумел расслабиться. Даже улыбнулся на шутку следователя прокуратуры.
А Маргелов, уставший, издергавшийся за последние дни, поменялся бы с Грачевским местами... хотя бы на два дня. Растянулся бы на жесткой кушетке, положив руки за голову и глядя на зарешеченное окошко. Потом с радостью пошел бы на допрос. Ничего он не знает и не хочет знать. Полная отрицаловка.
– Не дрейфь, – еще раз успокоил он Грачевского, – дело твое в надежных руках. В крайнем случае выткем тебе трешку с отсрочкой приговора. Создадим «специальную» комиссию, она найдет столько изъянов в твоей машине, что завод-изготовитель наградит тебя орденом за отвагу. К такой машине просто опасно было подходить, а ты нашел в себе мужество сесть за руль. Давай я пожму твою руку, – продолжал балагурить Маргелов.
Василий понимал, что спасает Грачевского, но то, что он вытащил помощника Ширяевой с того света, представить не мог.
Для Грача все было иначе. В своей жизни он видел десятки камер и ни в одну из них не стремился.
Сейчас же, как о тихой гавани, думал о камере следственного изолятора ГУБОПа, рассеянно слушая непринужденную речь следователя о кормежке по высшему разряду, спецобслуживании... затем снова о минимальном сроке...
77
На вопрос, есть ли у него документ, удостоверяющий его личность, незнакомец ответил довольно странно: «Несколько».
Этот диалог произошел в коридоре городской прокуратуры. Маргелов несколько секунд постоял в раздумье: пригласить ли посетителя в кабинет. Однако продолжать странный разговор в коридоре было бессмысленно.
– Прошу, – Василий первым шагнул в кабинет.
Около часа он вел беседу с Николаем Михайловым, готовил отдельные документы для того, чтобы в случае повторного нажима на прокурора передать дело в суд. Однако к делу их пока не подшивал. За два дня до покушения на ее жизнь Валентина побывала в клинике, где скончался Илья, врачи изменили свои показания.
«Несколько... Несколько документов, удостоверяющих личность незнакомца». Маргелов прошел за свой стол, предлагая посетителю место напротив. Интуитивно он связал визит человека, имеющего военную выправку, с недавним посещением оперативника из ФСБ. Поезд по делу Ширяевой пока не ушел, вдали скрылась лишь его головная часть. Те, кому нужно, убедились в покладистости городской прокуратуры, теперь у них есть весомый повод путем обычного шантажа требовать определенных уступок и по другим делам. Вот только не верится, что на занятый пока путь торопится встать еще один состав, вначале нужно отправить тот, что есть, то бишь закрыть дело Ширяевой с формулировкой «самоубийство». Или Маргелов с Волковым ошибаются?
Как бы то ни было, Василий имел распоряжение прокурора действовать согласно обстановке. Волков наставлял подчиненного: «Подыгрывай, соглашайся – но не давай повода заподозрить, что ты „стучишь“ мне». Василий тогда пошутил: «Двойная игра?»
Хотя по всем правилам она была тройная.
Сейчас представился именно такой случай. Нетрудно отложить разговор под каким-либо предлогом, чтобы на всякий случай повидаться с Волковым, однако рискованно.
Так что там о документах? Маргелов попросил собеседника все же предъявить хотя бы один и заодно осведомился о цели визита.
Олег оставил первую просьбу без внимания и сразу приступил к делу.
– Василий Дмитриевич, я пришел к вам по делу Валентины Ширяевой.
Всем своим видом Маргелов показал, что откровения собеседника таковыми для него не являются.
Он кивнул головой: «Слушаю вас», решив, что требовать удостоверение не стоит, все и так ясно: повторный разговор по душам. Самое время следователю прикинуться «ручником», боязливо покоситься на дверь, набросить на лицо полюбившееся вдруг выражение наблудившего кота.
Что же касается лица собеседника, оно сейчас показалось Маргелову неприятным – минуту назад оно было просто малосимпатичным.
– Начну с того, – продолжил Шустов, получив разрешение закурить, – что я знаю, кто убил Валентину Ширяеву.
«Гнилые заезды, – скривился следователь, – это мы уже проходили». И вслух сказал:
– Если мне не изменяет память, на эту тему мы говорили с вашим коллегой. К сожалению, не могу вспомнить его имя-отчество. – Маргелов многозначительно приподнял бровь, отчего его лицо приобрело коварное выражение.
Но дальше он уже с удивлением выслушивал от гостя все новые и новые подробности, о которых даже не догадывался.
– Также я знаю, кто убил девочку, соседку Валентины. Эти же люди разобрались с Ширяевой, повесив ее в ванной комнате. В этом деле, насчитывающем пять трупов, не хватает еще одной жертвы – я говорю о вас, Василий Дмитриевич. Вас предупредили своеобразно, расправившись с Валентиной.
Маргелов промолчал, упрямо сжав губы, а гость докончил:
– Преступления совершили не люди Курлычкина, как вы думаете. Да, по его заказу, но и то не все.
Например, он не заказывал убийство своего помощника и того человека, который его устранил. Поэтому я и сказал о пяти трупах.
Провокацией тут не пахло. Нахмурившись, Маргелов думал. Олег не торопил его, прикурив очередную сигарету, смотрел в окно.
– Послушайте... Кстати, как мне вас называть?
– Олегом, – отозвался Шустов.
– Так вот, Олег, я не пойму, зачем вы мне это рассказываете? Вашему коллеге я подробно объяснил, что действовал, если хотите, по-человечески. Я сделал для Валентины все, что смог. У нас с ней был договор: если дело зайдет слишком далеко, бросить его.
На первом плане – личная безопасность. Я не хочу проснуться однажды, как говорится, мертвым. И еще одна банальность: я не хочу в одиночку бороться с Системой. Даже если мне предоставят гарантии личной безопасности. Догадываюсь, что об этом речь не пойдет. Хотя, слушая вас, подозреваю, что вы заинтересовались этим делом лично.
Маргелов не смог объяснить себе, почему вдруг родилась такая постановка вопроса. Неприятное лицо незнакомца постепенно стало приобретать иные черты; нет, Василий не прочел на нем участие, для этого необходимо быть незаурядным физиономистом и иметь некоторое представление о психологии человека.
"Интересно, кем приходится Ширяевой этот человек?
Может, кроме Грачевского, и он помогал Валентине?" – подумалось внезапно. Вряд ли, прищурился на собеседника Василий, потому что с таким помощником она не сделала бы многих неоправданных поступков. Пройдет какое-то время, прежде чем Василий сможет побеседовать с Валентиной. Не верится, что она могла скрывать что-то и продолжает скрывать до сих пор.
На вопрос следователя Шустов ответил утвердительно:
– Да, у меня личный интерес к этому делу. Хотя я не был знаком с Ширяевой лично.
Так, один вопрос отпал, подумал Маргелов. Тогда в чем дело? Он не стал строить догадок, а терпеливо дожидался объяснений.
– У меня к вам, Василий Дмитриевич, официальное, если хотите, предложение. Если вы согласитесь, – Олег выдержал паузу, – работы у вас вряд ли прибавится. Круг определенных лиц заинтересован в том, чтобы дело о самоубийстве Валентины Ширяевой так и не поменяло бы формулировки. Пусть все останется как есть и с Михайловым.
– В чем смысл-то, объясните? И что это за определенный круг лиц?
– Это высшие чины из ФСБ.
– Понятно... Вы тоже принадлежите к этой организации?
– Косвенно.
Опять ничего не понятно. Как и в случае с «несколькими удостоверениями». Маргелов сделал вид, что успешно переваривает полученную информацию, хотя в голову ничего не шло. Затем совершенно неожиданно, все же уцепившись за недомолвки Шустова, следователь предположил, что в устранении Ширяевой были заинтересованы люди из ФСБ. Отсюда и «определенный круг лиц», заинтересованный в том, чтобы все осталось на своих местах. Все это выглядело довольно серьезно, причем как очередное предупреждение следователю.
– Что вы хотите от меня? – усталым, чуть подсевшим голосом спросил он. – Я действовал по личной инициативе, и, надо сказать, мои желания совпали с вашими. Если я где-то допустил промах – скажите об этом прямо.
Маргелов ответил на телефонный звонок и положил трубку. Бесполезно объяснять этому человеку, что он делал и продолжает делать все возможное, чтобы остаться в стороне.
– Вы не правильно меня поняли, Василий Дмитриевич, – продолжил Олег. – Откровенность за откровенность. Для Ширяевой вы уже ничего не сможете сделать. Подозреваю, что у вас напрочь отсутствует такое желание. У меня тоже, я преследую совсем другие цели, личные, которые по необходимости переплелись с должностными, если хотите. Я делаю вам предложение, вы отказываетесь или принимаете его.
– Что-то не верится, – иронично заметил следователь. – Вы же оказываете на меня давление, ссылаясь на некий определенный круг лиц высших чинов ФСБ. Очень длинно и крайне рискованно. Для меня.
Причем в обоих случаях: откажусь ли я или приму предложение. Это игра в одни ворота.
– Наверное, это так, – коротко заметил Олег.
Следователю надоело ходить вокруг да около, и он прямо спросил:
– Что там у вас, говорите.
– Это займет некоторое время.
Василий старался выглядеть безучастным, однако мрачнел все заметнее. Если даже этот Олег предъявит ему все удостоверения, которые у него имеются, Маргелов усомнится в подлинности каждого. То, что ему предлагали, выглядело дико.
Ну почему мне так не везет, сокрушался Маргелов, вспоминая свой отчаянный рейд в офис «киевлян». Поступил опрометчиво, но смело, потому что иначе не мог. Сейчас от него не просят, а требуют по крайней мере героизма, подразумевая «Звезду» Героя на скромном металлическом памятнике.
Так паршиво Василий себя еще не чувствовал.
Подмывало спросить Олега: «Нельзя ли, чтобы гипс с бриллиантами вместо меня поносил бы кто-нибудь другой?» Именно в таком духе, потому что волей-неволей накатывало лихорадочное возбуждение, еще немного – и Василий нервно рассмеется.
Язык не поворачивался сказать плохое о больной Ширяевой, зато своих родителей Маргелов костерил как мог: почему они его не назвали Ваней? – избежал бы этого разговора. Нет, нарекли, черт побери, самым популярным именем, согласно ситуации – героическим. Опять же исходя из нее – анекдотическим.
Василий, прерывая собеседника, спросил:
– А что потом? Мне отрежут язык или заодно прихватят голову? Это я сужу по вашей зловещей откровенности.
– Не обязательно резать язык, – ответил Олег, – на вашем месте его следует крепко прикусить. А голов в этом деле полетело столько, что еще одна окажется действительно лишней.
– Вы умеете успокаивать, – Хмыкнул следователь. – Как я понял, это работа не одного дня.
– Напротив, отсчет пойдет на часы.
– Но я еще не дал согласия.
– А есть ли у вас выбор? – жестко спросил Олег.
Да, выбора у Маргелова действительно не было.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40