Но ведь отнюдь не все герои «Гаража» – плохие люди. Кстати, большинство из них вовсе не дурны. Они являются жертвами трудных обстоятельств, которые приводят к очерствению души и воинствующему эгоизму. Люди вообще не делятся на хороших и плохих, на голубых и вымазанных одной черной краской. Каждый человек – это особый мир, в котором зачастую уживается несовместимое. Даже в так называемом «отрицательном» персонаже всегда стараешься отыскать и какие-то светлые черты. Обратите внимание, какая Аникеева заботливая бабушка! Когда она узнает, что украли машину, у нее вырывается вздох облегчения и радости, что несчастье произошло не с внуком. И лишь в одном персонаже мы не смогли раскопать ничего симпатичного – в директоре рынка. Она нам антипатична во всем, мы не смогли пересилить своего отношения и не наделили ее ни одним добрым чувством, ни одним приличным поступком. Этим мы, кстати, обеднили образ, сделали его более плоским и прямолинейным.
Большая часть персонажей картины – так называемое «болото». Эти существа в равной мере способны как на зло, так и на добро. Но кроме них в фильме действуют прекрасные, душевные люди. Младший научный сотрудник Елена Малаева – прямая наследница Деточкина, Лукашина, Новосельцева. Ее честность, отвага, жажда справедливости поднимают эту «малышку» на прекрасный гражданский и человеческий поступок. А персонажи Г. Буркова, Г. Стриженова, А. Мягкова, С. Немоляевой – разве они скверные люди? А теперь вспомним еще один очень важный эпизод – сцену сумасшествия жены Гуськова. Какие встревоженные лица, какие скорбные глаза смотрят на несчастную женщину, временно лишившуюся рассудка от потрясений страшной ночи. «До чего мы докатились, как мы могли опуститься до уровня скотов!» – читаем мы на этих лицах. В глазах людей боль, печаль, сожаление, раскаяние.
Я ставил этот важнейший для фильма эпизод как сцену очищения. У древних это называлось «катарсис». Печальная мелодия тромбона, написанная превосходным композитором Андреем Петровым, усиливает моральную кульминацию фильма. В комедии побеждает добро, а не зло. В ней действуют не только мрачные, но и светлые силы. Мы хотели, чтобы фильм утверждал человечность, призывал к борьбе за нее, с горечью выявлял темные стороны человеческой души. Намерения создателей фильма ясны – помочь людям, а вовсе не злорадно сказать им о том, насколько они дурны. Поэтому я считаю фильм добрым. Именно добрым, а не добреньким, сладеньким, сахаринным. Разницу эту очень важно понимать. А она такая же, как между натуральным полотном и синтетикой...
Так! А теперь иная критика. Я ждал этих упреков в клевете и дождался. Читаю записку: «Не кажется ли Вам, что своим фильмом Вы оскорбили советских людей? Конечно, в нашем обществе есть недостатки, но Вы все сгустили, довели показ наших людей до карикатуры!»
– В ответе на предыдущую записку я частично затронул и этот вопрос. Но теперь, после получения этого знакомого, нехитрого упрека, хочу добавить еще. Судя по тону, автор считает себя защитником народа и защитить он его хочет, в частности, и от меня. Но, во-первых, от меня не надо защищать народ. А во-вторых, подобная защита сродни медвежьей услуге. В связи с укором такого рода хочется порассуждать о патриотизме. По-моему, есть два вида патриотизма – подлинный и ложный. Подлинное чувство никогда не кричит о себе, оно довольствуется сутью. К беспрестанным заверениям в любви, как правило, прибегают фальшь и неискренность. Хочу привести странную на первый взгляд аналогию. Существуют два сорта осенних грибов-опят – подлинные и ложные. Ложные опята очень похожи на настоящие, они ловко камуфлируются. Только опытный, хороший грибник способен увидеть различие. А разница между ними колоссальна. Если подлинные опята – вкусные, замечательные грибы, то от ложных опят не миновать отравления. А в больших дозах ложные опята просто смертельны.
Очень часто глубоко интимное чувство любви к Родине, к своему народу, частью которого мы являемся, подменяется трескучими, бездушными фразами. Ахматова сказала:

О, есть неповторимые слова!
Кто их сказал – истратил слишком много...

Художник, который в своем творчестве руководствуется чувством подлинной любви к своему народу, желанием, чтобы людям жилось лучше, который страдает от окружающей его несправедливости, имеет, как я думаю, право говорить самую горькую правду. Потому что намерения его честны и благородны.
В заключение хочу добавить еще одно: я охотно допускаю, что «Гараж» может не понравиться, отнюдь не потому, что в нем заложена острота и резкая критика, а просто-напросто своим художественным воплощением. Каждый человек волен в своем приятии или неприятии произведения искусства. Я понимаю, что могут найтись зрители, для которых наш фильм неинтересен, неубедителен, не обладает эстетической ценностью. Значит, в комедии допущены просчеты: либо слаба драматургия, либо неточна режиссерская трактовка, либо есть срывы вкуса. Я отнюдь не считаю наш фильм этаким безгрешным эталоном. Его делали живые люди, которым не чуждо ничто человеческое. Главное, в чем я могу заверить зрителя, – в нашей работе не было самоуверенности, равнодушия, не было здесь и творческой сытости...
Записки подошли к концу. Я поблагодарил зрителей за доброжелательность, терпение, активность. Каждая записка и каждый ответ вызывали бурную реакцию. Зал дышал, жил, смеялся, хлопал, шумел, спорил. Это была замечательная встреча. Судя по запискам, моим зрителем был огромный, живой, мыслящий, тонко чувствующий, на все реагирующий, все подмечающий, образованный, с чувством юмора, с глубоко развитыми гражданскими чувствами прекрасный зал-собеседник. И когда мы говорим стертую фразу о том, как вырос наш зритель, то даже не подозреваем, насколько мы правы.
Мне поднесли несколько гвоздик, я попрощался с залом, сгреб в карман записки – может, пригодятся – и ушел за кулисы.
Когда я покинул Дом культуры, зрители уже разошлись. Площадь была пустынна. Когда я садился в машину, электрик выключил лампочки, опоясывающие рекламу фильма. Ощущение нарядности исчезло. Обыкновенная, неважно освещенная площадь в обыкновенном провинциальном городке. Вокруг была ночь, и мне нужно было больше часа ехать по скользкому зимнему шоссе в Москву. Директриса, выскочившая без пальто, приветливо помахала мне, я посигналил ей в знак прощания и поехал домой. Я понял, что с выходом фильма на экран работа над ним отнюдь не кончилась. Ехал и думал о том, как хорошо, что фильм не оставил людей равнодушными, что картина задела за живое, что она вызывает споры и размышления.
Пожалуй, это и есть счастье.
P.S. Со времени этой встречи прошло немало лет. Недавно, в 1995 году, я пересмотрел «Гараж». Одновременно огорчился и обрадовался. Как автор, создатель фильма, я обрадовался тому, что фильм не постарел, что актуальность его не поблекла, что сатирический заряд не ослабел, что и стилистически картина не архаична.
Огорчился же я как гражданин своей страны. Огорчился потому, что фильм не постарел, актуальность его не поблекла, сатирический заряд не ослабел...
Как гражданин, я предпочел бы такую оценку ленты:
– Все эти недостатки, которые высмеиваются в «Гараже», давно изжиты, ушли в прошлое. И поэтому фильм ваш – старый хлам, он ломится в открытую дверь.
Радость моя как гражданина была бы в этом случае куда сильнее, нежели огорчение мое как художника. Но, увы!..

О ЛИИ АХЕДЖАКОВОЙ

Если судить по стандартным меркам, Лия Ахеджакова никогда не могла бы стать актрисой: маленький рост, неправильные черты лица, самый обычный, скорее даже писклявый голос, ни степенного достоинства, ни важной осанки – в общем, вроде бы ничего особенного. Мечтать при таких внешних данных о карьере актрисы было нелепо. Но талант, который нельзя было не заметить, помешал. Пришлось принять ее в театральное училище, а потом даже допустить до театральных подмостков. Правда, ее сразу же поставили на место – определили в детский театр. (Мол, всяк сверчок знай свой шесток.)
Актерская биография Ахеджаковой началась с изображения забавных зайчиков, сорванцов-мальчишек, трогательных пионерок, чертиков и лягушек-путешественниц. На какой-то новогодней елке ей даже довелось играть Ржавчину! Работать в детском театре отнюдь не легче, нежели в театре для взрослых, но Ахеджакова сразу же была заключена в тиски определенного амплуа – «травести». И вырваться из него казалось невозможным. Однако в каждом «зайчике» и «чертике» светилось такое дарование, что было ясно: артистка способна на большее, диапазон ее таланта огромен, ей по плечу самые разнообразные роли, как трагические, так и комические. Однако это было ясно в первую очередь зрителям детского театра – пионерам! А от них ничего не зависело.
После роли Женьки в водевиле Анатолия Алексина «Мой брат играет на кларнете» актриса привлекла к себе внимание театралов, о ней заговорили. И тем не менее путь в большое искусство для взрослых оказался долгим и нелегким. Мешала косность мысли многих театральных и кинорежиссеров, тем паче что ни те, ни другие, как правило, не посещают детских театров. И все-таки Лию Ахеджакову стали приглашать в кино на крохотные эпизодические роли. В каждом эпизоде было видно ее уникальное дарование, неповторимость ее личности, обаяние таланта. Так постепенно, от эпизода к эпизоду, завоевывала она право играть в кинематографе первые роли.
По отношению к Ахеджаковой я проявил себя не лучше других режиссеров. Поначалу я ей доверил маленький эпизод в фильме «Ирония судьбы, или С легким паром!». Когда я начал работать с актрисой, то понял, что вернее было бы сказать так: не я ей доверил, а она оказала мне честь, согласившись играть этот эпизод. Первое непосредственное знакомство с Ахеджаковой – как с актрисой, так и с личностью – покорило меня. Она сыграла подружку героини – роль практически не выписанную – так, что о персонаже Ахеджаковой можно написать целое исследование. За этой маленькой чернявой «училкой» вставал образ восторженной идеалистки, беззаветно преданной школе, отдающей всю свою жизнь делу воспитания детей. Ясно, что для нее слова Н. А. Некрасова: «Сейте разумное, доброе, вечное» – девиз жизни, ее суть. Ясно, что школьники на ее уроках, пользуясь бесконечной добротой учительницы, устраивали всякие каверзы, отчего она, наверное, не один раз рыдала. Ясно, что никакой личной жизни у нее нет и не было. Потому-то она так бескорыстно счастлива за свою подругу Надю, к которой пришла любовь. Какую сложную, неоднозначную гамму переживаний сыграла актриса, когда она во время поцелуя героев уходила на цыпочках, пятясь задом из квартиры подруги. Тут и любопытство, и сочувствие, и деликатность, и радость за подругу, и сожаление, что ее-то саму так никто и никогда не целовал...
После встречи с Ахеджаковой в «Иронии судьбы» я не мог представить свой следующий фильм без дальнейшего сотрудничества с замечательной артисткой.
Роль секретарши Верочки в пьесе «Сослуживцы» была иной, нежели в фильме «Служебный роман». Законодательница мод в «статистическом учреждении», молоденькая длинноногая хищница, желающая побыстрее и повыгодней выскочить замуж, практичная, бездуховная барышня – такой была Верочка в пьесе.
В сценарии картины мне захотелось обогатить этот, в общем, довольно тривиальный персонаж. Мне очень импонировала мысль пригласить на эту роль Лию Ахеджакову. Мы с соавтором трансформировали образ, постарались «надеть» его на психофизические данные артистки. По сути, из прежнего характера мы оставили лишь одну черту – «законодательница мод». Мы понимали, что эти претензии секретарши при ее занятной внешности дадут новый комедийный эффект. Когда урок Калугиной – как надо завлекать мужчин, нравиться им, какую походку следует выбрать, как одеваться – дает Лия Ахеджакова, это в сто раз богаче, интереснее, сложнее и смешнее...
В сатирической комедии «Гараж» мы уже специально писали главную роль, Елены Малаевой, для Ахеджаковой. На ее долю выпал персонаж, который нес в себе, если только так можно выразиться, «бациллу совести». Мы уже хорошо знали характер актрисы, ее манеру поведения. Было бы, наверное, проще и легче, чтобы поворот собрания к справедливости и чести совершал эдакий «обаятельный Штирлиц», какой-нибудь супермен или суперменша. Но нам казалось более правильным предназначить эту святую роль неказистой, как и ее старенький «Москвич», матери-одиночке. Нам думалось, что, если всю бучу поднимет забитая жизнью, но не потерявшая главных критериев «шмакодявка», как ее обзывают в фильме, это будет и более жизненно и более глубоко. Ведь изменить течение собрания какому-нибудь именитому или представительному мужчине куда легче, чем маленькой, не занимающей никакой должности, не обладающей никаким влиянием женщине.
Но в этом случае от исполнительницы требовались исключительные личные качества. По моему мнению, Ахеджакова обладала ими полностью.
Приступая к работе над фильмом, я сказал себе: «Если Ахеджакова не сможет по каким-либо причинам играть роль Малаевой, то я или отложу съемки до того времени, когда она освободится, или же вообще не стану снимать картину без нее».
В чем же секрет ее таланта? Главное в этой актрисе – удивительное растворение ее человеческой сущности в ролях, которые она играет. Ахеджакова в жизни – человек деликатный, искренний, застенчивый, одухотворенный, скромный и вместе с тем принципиальный и непримиримый к несправедливости и злу. И вот эти личные качества наполняют каждую ее актерскую работу. Ахеджакова не может, по-моему, сыграть злодейку или же неприятную, непривлекательную героиню. Если ей поручить отрицательную роль, я думаю, симпатии зрителя окажутся на стороне этого отрицательного персонажа.
Огромную радость испытал я, работая с Лией Ахеджаковой над «Небесами обетованными». Ее персонаж – опустившаяся художница, бомжиха Анфимья Степановна (или просто Фима), обладает неиссякаемым запасом жизнестойкости. Ей наплевать на все условности, она, в частности, не стесняется и просить милостыню. Побираясь, она вносит в нищенство своеобразный артистизм и очаровательную наглость. Любит Фима и к бутылочке приложиться. Она остра на язык, находчива, презирает любое начальство, отрицает фальшивые ценности. Кажется, что Фима порхает по жизни легко и бездумно. Но в этой маленькой бесшабашной забулдыге живет невероятное чувство собственного достоинства, она верный, преданный друг, нежная, любящая сестра, она снисходительна к житейским слабостям других, а в ее сердце сохранилось нетронутое пространство для чистой, праведной любви, которая проявляется к отставному полковнику скрытно и целомудренно. Фима – талантливое, привлекательное существо во всем, даже в побирушничестве. За этими качествами проглядывает уникальный талант очаровательной актрисы, щедро наделившей свой персонаж собственным душевным богатством. Работать с Лией Ахеджаковой – наслаждение и счастье.
Творчество Ахеджаковой очень демократично. Ее человеческие и гражданские привязанности всегда с угнетенными, обиженными, оскорбленными. Она всегда против сытых, самодовольных, властолюбивых, толстокожих. Ее персонажи неизменно трогательны, наивны, беззащитны. Она сочувствует слабым и ненавидит жестоких. И в этом ее творческое кредо совпадает с позицией великого Чарли Чаплина – защищать бедных и несчастных. С Чаплиной ее роднит и другое: при серьезном, почти трагическом внутреннем отношении к событиям выражение их часто бывает нелепым и отсюда – смешным. Но Ахеджакова никогда не старается просто развеселить зрителя, не корчит гримас в угоду невзыскательным вкусам. Она всегда погружена в образ и действует изнутри характера. Когда Ахеджакова вошла в роль, ее можно смело ставить в любые новые, совершенно неожиданные обстоятельства – она никогда не выбьется из образа.
Ахеджакова, так же как и Андрей Мягков, принадлежит к редким артистам, которые способны на изумительные импровизации. Причем находки ее не только актерского плана, но и часто литературные. Живя в образе, она может «подкинуть» авторам реплику, которая очень точно выражает суть персонажа.
Ахеджакова любит людей, и поэтому каждая роль, созданная ею, так привлекает самые разные слои публики. Ее огромные глазищи излучают свет, притягательность, боль, нежность, и все это проникает в сердца зрителей. Природа редко сотворяет чудо. Но в случае с Ахеджаковой ей это удалось.

КИЕВСКАЯ «ГАСТРОЛЬ»

В ноябре 1979 года мне неоднократно звонили из Киевского Дома кино – приглашали приехать. Киевляне хотели устроить мой творческий вечер – сначала выступление, ответы на вопросы, а в заключение встречи показ «Гаража». Я не соглашался и не отказывался, все откладывал, тянул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75