»
«Беспорядки в секторе Газа… Вооруженные арабские террористы обстрелял
и израильский военный патруль в Хайфе… Саддам Хусейн заявил, что не изме
нит своей позиции по отношению к США и Израилю до тех пор, пока…»
«Хотя накал военно-политических и дипломатических страстей вокруг Ира
ка приугас немного, в конгрессе и спецслужбах США все громче говорят о то
м, что пора бы решить проблему глобально, избавиться от неудобного Садда
ма навсегда… ЦРУ разработан очередной, пятый по счету план смещения ирак
ского лидера, в котором задействованы агенты-курды, шииты, иракские эмиг
ранты в Лондоне, а также беглые офицеры из армии Хусейна, живущие в Иордан
ии…»
«Нефтяные месторождения на территории Ирака продолжают простаивать, в
ложенные в них деньги прогорают… Нет надежды, что когда-нибудь эта нефть
сможет приносить стабильный доход, даже при условии полного снятия эмба
рго…»
«Банк „Галатея“, принадлежащий Геннадию Подосинскому, стал соучредите
лем нефтяной компании „Халифар“. По приблизительным подсчетам, размер и
нвестиций на сегодня составил пять миллионов долларов, хотя точных цифр
не знает никто…»
Джуди Мак-Мейнли присвистнула и покачала головой. Компания «Халифар» бы
ла иракской. Она давно разорилась, и надо быть сумасшедшим, чтобы вложить
в нее хотя бы сотню долларов.
На другом конце Москвы, в своем особняке в Крылатском, соучредитель конц
ерна «Триумф» Владимир Мельник, едва продрав глаза, нащупал под кроватью
сотовый телефон, набрал номер и хрипло произнес в трубку:
Ц Кирюха, что там насчет акций компаний-посредников по иракской нефти? П
ерестали падать? Интересно… Слушай, давай-ка по-быстрому, узнай, кто поче
м скупает… Что, серьезно?..
Он нажал кнопку отбоя и тут же набрал еще один номер.
Ц Наташа, вызывай всю команду на совещание. Я буду через сорок минут. Сро
чно, девочка. Очень срочно.
Глава 4
Восточный Берлин, ноябрь 1971 года
Ц Карл! Встань и выйди из-за стола. Полная веснушчатая рука фрау Майнхоф
ф взлетела, описала мягкий полукруг и отвесила сыну крепкий подзатыльни
к. Шестилетняя Ингрид тихо захихикала, но тут же подавилась смехом и куск
ом воскресного яблочного пирога, встретив грозный взгляд бледно-карих г
лаз матери.
Тринадцатилетний Карл продолжал сидеть не шелохнувшись. Он хотел есть с
ырой говяжий фарш большой ложкой. Ему не нравилось мазать фарш на толсты
й кусок хлеба, как это принято в их доме и во всех приличных немецких домах
. Он знал, что нарушает священный ритуал воскресного семейного завтрака,
но его бесили ритуалы.
Он мог вообще обойтись без свежего сырого фарша и даже без яблочного пир
ога с ванилью, который его мать пекла лучше всех окрестных хозяек. Он бы с
удовольствием убежал на улицу, купил бы себе сахарный крендель, пакет мо
лока за двадцать пфеннигов и позавтракал в одиночестве на мокрой скамей
ке. Если бы мать не выгоняла его сейчас, а просто дала подзатыльник, он бы Т
ак и поступил. Но теперь будет сидеть. Из принципа.
Принципы у Карла были следующие: никогда никому не подчиняться, всегда н
ападать первым, ничего никому не прощать, платить за обиды той же монетой,
но осторожно, продуманно, чтобы не пострадать вновь.
Разумеется, он не мог отвесить матери ответный подзатыльник. Но сестренк
а Ингрид еще пожалеет о своем мерзком хихиканье.
Ц Карл, встань и выйди из-за стола, Ц подал голос герр Майнхофф, маленьки
й, узкоплечий, худой, но с округлым аккуратным брюшком.
По воскресеньям к семейному завтраку герр Майнхофф надевал белую сороч
ку и галстук, прыскал одеколоном розовую лысину, весь лоснился и сверкал.
Нос у него был крупный, хрящеватый, туго обтянутый глянцевой кожей. Блест
ела промытая шампунем рыжеватая бородка, искрились глаза, маленькие, глу
боко посаженные, ярко-голубые. Сверкала галстучная булавка, золотая, с пр
ямоугольным светлым сапфиром в серединке.
Карл искоса смерил отца презрительным взглядом. Бюргер, мясник. Разве он
достоин своих предков? Старинный фамильный герб благородных баронов он
сменил на розовое свиное рыло.
Портрет улыбающейся счастливой хрюшки красовался на двери мясной лавч
онки, которая принадлежит семье Майнхофф. Вместо рыцарских доспехов Ц ф
артук из рыжей клеенки, вместо шлема Ц дурацкий белый колпак, вместо свя
щенного меча, обагренного кровью в боях и на турнирах, Ц топорик для разд
елки свиных и говяжьих туш.
Сейчас тысяча девятьсот семьдесят первый, доспехи пылятся в музеях. Двад
цатый век всех уравнял, баронов и мясников. Это век торжества заурядност
и. В Восточной Германии национал-социализм сменился просто социализмом
. Но есть законы древней крови и родовой чести. Отец пренебрег ими. Карл не
уважал отца.
Ц Хорошо же, Карл, Ц фрау Майнхофф поджала пухлые губы, Ц ты можешь сиде
ть, если ослиное упрямство в тебе перевешивает здравый смысл. Но в таком с
лучае ты лишаешься своих ежедневных двадцати пфеннигов на весь месяц.
Ц Марта, подай мне, пожалуйста, сливки, Ц произнес герр Майнхофф и улыбн
улся жене. Ц Ингрид, детка, перестань ковырять в носу, Ц он протянул руку
и погладил дочь по пухлой щеке.
Он давал понять, что Карл со своим ослиным упрямством больше никого за ми
рным семейным столом не интересует. Это было хуже подзатыльника.
Ц Я могу остаться? Ц спросил Карл вкрадчивым, тихим голосом.
Ц Да, ты можешь остаться, Ц кивнул отец. Карл грохнул стулом, выскочил из
столовой, сдернул свою вельветовую курточку с вешалки в прихожей, выбежа
л на улицу. В лицо ему брызнул дождь, со всех сторон обступили темно-серые
дома узкой старинной улицы.
Тяжелая лепнина в стиле позднего барокко, когда-то обильно украшавшая ф
асады, была сбита при обстрелах Берлина в сорок пятом году. Голые, гладкие
стены унылого темно-серого цвета только кое-где оживлялись зелеными ли
стьями вьющихся декоративных растений. Но сейчас, в конце ноября, фасады
домов были оплетены сухими, скорченными стеблями, напоминавшими Карлу ф
рагменты гигантской безобразной паутины. Родной город представлялся е
му огромным, разоренным, заброшенным чердаком, на котором давно нельзя н
айти ничего интересного.
Серое небо, с нездоровым желтоватым отливом у горизонта, серые дома. Мокр
ый липкий туман, превращающий утро в сумерки. Самодовольная ухмылка свин
ьи на двери мясной лавки. Бледные тушки молочных поросят, розовые с белым
и прослойками жира окорока.
Он вскочил в трамвай, проехал несколько остановок и вышел у ворот старин
ного лютеранского кладбища. Немного подумав, перебежал на другую сторон
у, в маленькой кондитерской на углу купил плитку молочного шоколада, кар
тонный пакет жидкого йогурта. Рядом с лавкой был табачный автомат. Он опу
стил в щель свою последнюю марку и несколько пфеннигов, вытащил из никел
ированной пасти автомата пачку сигарет и вернулся к кладбищенским воро
там.
Мокрый гравий шуршал под ногами. Каркали вороны. Вокруг не было ни души. Он
прошел насквозь почти все кладбище, остановился у мраморной фигуры пухл
ого ангела. Белый мрамор местами позеленел от времени, нос был отбит, но в
целом фигура сохранилась, хотя стояла здесь уже двести лет. Низенькая чу
гунная оградка отделяла квадратный участок земли, принадлежащий семье
Майнхофф. Последним в списке похороненных значилось имя Фрица фон Майнх
оффа, 1900-1970.
Карл сел на мокрую скамейку, развернул шоколад, откусил, запил приторным
клубничным йогуртом из пакета. Съел всю плитку, закурил дешевую сигарету
.
Дедушка Фриц был сумасшедший. Так говорили соседские дети, и Карл колоти
л их за это. Дедушка Фриц страдал душевной болезнью. Так говорили родител
и, и Карл презирал их за это.
Отпрыск разорившегося аристократического семейства, Фриц фон Майнхофф
избрал военную карьеру. Во время Второй мировой войны служил в абвере. В с
орок четвертом его завербовал русский разведчик, работавший в Берлине. В
сорок пятом он оказался в советской зоне оккупации. Был тяжело контужен,
чуть не погиб.
Дедушка никогда не рассказывал ни о работе в абвере, ни о вербовке и работ
е на русских. Он избегал разговоров о собственном прошлом, злился, упрямо
мотал маленькой лысой головой.
Ц Моей главной задачей было выжить. Я делал все, чтобы уцелеть в этой пош
лой бюргерской бойне. Слишком дорого стоит моя кровь.
И это все. Ни слова больше. Зато об истории баронского рода фон Майнхофф он
мог рассказывать часами. Кроме маленького Карла, никто его не слушал.
Ц Ты фон Майнхофф. Ты последний мужчина из великого рода баронов фон Май
нхофф. Твои предки были рыцарями, крестоносцами, триумфаторами. Ты Ц пот
омок великого Зикфрида.
Глуховатый, монотонный голос дедушки Фрица звучал в ушах волшебной таин
ственной музыкой. Маленький Карл слушал, листал толстые альбомы со стары
ми семейными фотографиями, высунув кончик языка, старательно срисовыва
л цветными карандашами ветвистое родословное древо.
Дедушка Фриц жил в долгом, беспощадном конфликте с единственным сыном Гу
стафом, отцом Карла. Когда Густаф, закончив среднюю школу, пошел работать
в мясную лавку, Фриц стал презирать его, общался с сыном только через поср
едничество жены, тихой улыбчивой Гертруды.
Густаф женился на веснушчатой пухленькой девушке Марте, отрастил ранне
е брюшко, завел собственную лавку. Бабушка Гертруда умерла, когда Карлу и
сполнилось четыре года.
Фриц не разговаривал с сыном, хотя жил с ним под одной крышей и на его день
ги. Густаф и Марта смиренно терпели старика. Он был хоть мрачный и неблаго
дарный, но тихий, к тому же почти полностью освобождал их от хлопот с мален
ьким Карлом, справлялся не хуже заправской няньки. Это было очень кстати.
Супруги Майнхофф работали в лавке с утра до ночи, на ребенка не оставалос
ь ни сил, ни времени.
Маленький Карл жадно впитывал все, что говорил дедушка. Родителей он вид
ел только вечерами, и они молчали, уставившись в телевизор. Никто, кроме де
душки, не умел рассказывать интересные истории. Карлу было приятно слуша
ть о том, что он Ц особенный мальчик, не как все. Чем старше он становился, т
ем глубже верил в свою исключительность.
Родителям не приходило в голову прислушаться к речам старика, обратить в
нимание, что он там бормочет ребенку. Наверное, сказки рассказывает. Они н
е могли представить, что именно эти сказки стали для ребенка единственно
й реальностью.
Про дедушку давно знали, что у него не все в порядке с головой, но Густаф и М
арта не придавали душевной болезни никакого значения. Смирный, неопасны
й ну и ладно. А странности бывают у всех. Только когда он попытался ночью п
оджечь лавку, они опомнились и отправили дедушку Фрица в лечебницу.
Карлу было десять лет. Он навещал дедушку каждую субботу, сидел на стуле у
высокой койки в маленькой палате с зарешеченным окном. Соседи по палате
кричали, бормотали. Лохматый старик на соседней койке сосал младенческу
ю пустышку, которая висела у него на шее на голубой ленточке. Когда соска в
ыпадала изо рта, он корчил обиженную гримасу и разражался ревом, словно о
громный, сморщенный, чудовищный младенец.
У дедушки Фрица, как у всех в этой палате, под кроватью стояло резиновое су
дно. От запаха хлорки у Карла противно першило в горле и слезы наворачива
лись на глаза.
Ц У тебя голубая кровь, Карл. Ты не гляди, что из разбитой коленки течет кр
асная. Ты прижги рану и погляди на фамильный герб, Ц говорил дедушка Фриц
. Мир рушится потому, что в этом веке им управляют плебеи. Адольф Шикльгруб
ер был сыном грязной батрачки и мелкого таможенного офицеришки, который
сам являлся незаконнорожденным, к тому же приходился Кларе, матери этого
недоноска, родным дядей. Вы слышите? Он быдло, недоносок, этот ваш обожаем
ый Адольф Шикльгрубер! Ц Дедушка Фриц кричал, обращаясь уже не к внуку, а
ко всей палате, размахивал руками в крупных желтоватых пятнах старческо
й пигментации, тряс маленькой лысой головой.
Старик на соседней койке хлопал в ладоши и энергично сосал пустышку.
Ц Они родные братья с русским быдлом Джугашвили. Тот Ц сын прачки, этот
поденщицы. И оба оказались кретинами, как все плебеи в этом мире. Были бы у
мней, могли бы договориться. Они так похожи! Адольф учился пению в хоровой
школе бенедиктинского монастыря. Иосиф учился в православной школе и го
товился стать попом. Адольф рисовал бездарные картинки и считал себя худ
ожником. Иосиф писал бездарные стихи и считал себя поэтом. Женщины котор
ые были рядом с ними, кончали с собой. Адольф поставил перед собой цель Ц
уничтожить несколько миллионов евреев и славян. Иосиф уже приступил к эт
ому благородному делу и здорово преуспел, надо отдать ему должное. Они та
к похожи, эти два главных идиота двадцатого века. Они не договорились и пр
оиграли оба. Но на самом деле, мой мальчик, они победили, однако по своей пл
ебейской тупости даже не успели понять этого.
Сморщенное горбоносое лицо дедушки придвинулось совсем близко к лицу К
арла. Выцветшие почти до желтизны, когда-то светло-карие глаза грозно све
ркали из-под лохматых седых бровей. От дедушки пахло дешевым мылом и лека
рствами. Он перешел на громкий быстрый шепот.
Ц Они оба, Адольф и Иосиф, добились чего хотели. Теперь мир принадлежит п
рачкам и мясникам, ростовщикам и поденщицам. Ты, Карл фон Майн-хофф, после
дний аристократ в этой мертвой стране. Ты не станешь мясником, как твой от
ец. Ты вырастешь и покажешь им всем, кто они есть на самом деле. Ты вышибешь
из их тупых голов всю дурь, которая накопилась за этот плебейский век. Пок
лянись, мой мальчик, что ты не дашь им спать спокойно и никогда не станешь
мясником. Ты вырастешь, найдешь женщину, не плебейку, с чистой голубой кро
вью, и она родит тебе сына. Твой сын никогда не станет мясником.
Дедушка извлек из-под подушки мятый клочок бумаги, листок из детского ал
ьбома, на котором рукой маленького Карла был аккуратно нарисован фамиль
ный герб баронов фон Майнхофф. Прямоугольник с оконечностью в форме фигу
рной скобки, рыцарский шлем с решетчатым опущенным забралом, хищный проф
иль черного орла, дубовая ветвь…
Ц Клянись, мой мальчик, что ты никогда не-предашь наших предков. Ты не пре
дашь Зикфрида.
Дрожащие узловатые пальцы с желтыми толстыми ногтями любовно разглади
ли листок и поднесли его к лицу ребенка, совсем близко.
Ц Клянись, Карл, что ты будешь сеять смуту среди серых бездарных плебеев
, которыми полон до отказа этот мещанский мертвый мир. Клянись, что ты прод
олжишь наш род. У тебя будет сын, которого ты воспитаешь как барона, как ры
царя. У тебя будут внуки и правнуки. Ни один из них не станет мясником.
Ц Клянусь, Ц ответил ребенок страшным шепотом.
Марта Майнхофф говорила, что ее свекор Фриц свихнулся от большого ума.
Ц Умники всегда плохо кончают, Ц вздыхала она, развешивая колбасы на кр
юках, красиво раскладывая на маленьких тарелочках кусочки ветчины, буже
нины, ростбифа.
В каждый кусочек втыкалась тонкая деревянная палочка-шпажка. Марта ревн
иво следила, чтобы покупатели по рассеянности не увлекались дегустацие
й и не сметали все, что было выставлено на пробу.
Ц Некоторые приходят, чтобы полакомиться нашей продукцией, и ничего не
покупают, Ц ворчала она.
Мелодично звенел дверной колокольчик, фрау Марта расплывалась в любезн
ой улыбке. Карл слышал приторное мяуканье:
Ц Гуттен морген… данке шен… фидерзейн… чуз-чуз-чуз… Так вот, сынок, умни
ки всегда плохо кончают, Ц продолжала она уже другим, несладким голосом,
когда за очередным покупателем закрывалась дверь. Ц Ты знаешь, дедушка
Фриц работал в абвере. Он был разведчиком. А разведчику приходится слишк
ом уж усердно шевелить мозгами.
Карл молчал. Он понимал: спорить с матерью бесполезно. Он-то знал, что деду
шка Фриц был единственным нормальным среди всех них. Думать как они, жить
как они Ц разве это не сумасшествие? Каждый день свиные туши, мерный стук
топорика, жужжание мясорубки, чинный ужин, сериал по телевизору. Разгово
ры о делах в лавке, о ценах на говядину. Это они все слабоумные, а дедушка Фр
иц нормальный.
Из больницы дедушку перевели в интернат. Карл каждую субботу ездил в Пот
сдам. Интернат был хороший старик жил в маленькой чистенькой отдельной к
омнатке. Карл привозил деду баночки с паштетами, мягкую вареную колбасу,
фруктовое пюре. Все это готовила и аккуратно заворачивала в яркие бумажк
и фрау Марта.
Когда Карлу исполнилось двенадцать, дедушка Фриц умер. На старинном люте
ранском кладбище пухлый улыбчивый патер прочитал короткую молитву, спе
циальный кладбищенский экскаватор быстро аккуратно засыпал гроб тверд
ыми комьями желтоватой глинистой берлинской земли.
1 2 3 4 5 6 7 8
«Беспорядки в секторе Газа… Вооруженные арабские террористы обстрелял
и израильский военный патруль в Хайфе… Саддам Хусейн заявил, что не изме
нит своей позиции по отношению к США и Израилю до тех пор, пока…»
«Хотя накал военно-политических и дипломатических страстей вокруг Ира
ка приугас немного, в конгрессе и спецслужбах США все громче говорят о то
м, что пора бы решить проблему глобально, избавиться от неудобного Садда
ма навсегда… ЦРУ разработан очередной, пятый по счету план смещения ирак
ского лидера, в котором задействованы агенты-курды, шииты, иракские эмиг
ранты в Лондоне, а также беглые офицеры из армии Хусейна, живущие в Иордан
ии…»
«Нефтяные месторождения на территории Ирака продолжают простаивать, в
ложенные в них деньги прогорают… Нет надежды, что когда-нибудь эта нефть
сможет приносить стабильный доход, даже при условии полного снятия эмба
рго…»
«Банк „Галатея“, принадлежащий Геннадию Подосинскому, стал соучредите
лем нефтяной компании „Халифар“. По приблизительным подсчетам, размер и
нвестиций на сегодня составил пять миллионов долларов, хотя точных цифр
не знает никто…»
Джуди Мак-Мейнли присвистнула и покачала головой. Компания «Халифар» бы
ла иракской. Она давно разорилась, и надо быть сумасшедшим, чтобы вложить
в нее хотя бы сотню долларов.
На другом конце Москвы, в своем особняке в Крылатском, соучредитель конц
ерна «Триумф» Владимир Мельник, едва продрав глаза, нащупал под кроватью
сотовый телефон, набрал номер и хрипло произнес в трубку:
Ц Кирюха, что там насчет акций компаний-посредников по иракской нефти? П
ерестали падать? Интересно… Слушай, давай-ка по-быстрому, узнай, кто поче
м скупает… Что, серьезно?..
Он нажал кнопку отбоя и тут же набрал еще один номер.
Ц Наташа, вызывай всю команду на совещание. Я буду через сорок минут. Сро
чно, девочка. Очень срочно.
Глава 4
Восточный Берлин, ноябрь 1971 года
Ц Карл! Встань и выйди из-за стола. Полная веснушчатая рука фрау Майнхоф
ф взлетела, описала мягкий полукруг и отвесила сыну крепкий подзатыльни
к. Шестилетняя Ингрид тихо захихикала, но тут же подавилась смехом и куск
ом воскресного яблочного пирога, встретив грозный взгляд бледно-карих г
лаз матери.
Тринадцатилетний Карл продолжал сидеть не шелохнувшись. Он хотел есть с
ырой говяжий фарш большой ложкой. Ему не нравилось мазать фарш на толсты
й кусок хлеба, как это принято в их доме и во всех приличных немецких домах
. Он знал, что нарушает священный ритуал воскресного семейного завтрака,
но его бесили ритуалы.
Он мог вообще обойтись без свежего сырого фарша и даже без яблочного пир
ога с ванилью, который его мать пекла лучше всех окрестных хозяек. Он бы с
удовольствием убежал на улицу, купил бы себе сахарный крендель, пакет мо
лока за двадцать пфеннигов и позавтракал в одиночестве на мокрой скамей
ке. Если бы мать не выгоняла его сейчас, а просто дала подзатыльник, он бы Т
ак и поступил. Но теперь будет сидеть. Из принципа.
Принципы у Карла были следующие: никогда никому не подчиняться, всегда н
ападать первым, ничего никому не прощать, платить за обиды той же монетой,
но осторожно, продуманно, чтобы не пострадать вновь.
Разумеется, он не мог отвесить матери ответный подзатыльник. Но сестренк
а Ингрид еще пожалеет о своем мерзком хихиканье.
Ц Карл, встань и выйди из-за стола, Ц подал голос герр Майнхофф, маленьки
й, узкоплечий, худой, но с округлым аккуратным брюшком.
По воскресеньям к семейному завтраку герр Майнхофф надевал белую сороч
ку и галстук, прыскал одеколоном розовую лысину, весь лоснился и сверкал.
Нос у него был крупный, хрящеватый, туго обтянутый глянцевой кожей. Блест
ела промытая шампунем рыжеватая бородка, искрились глаза, маленькие, глу
боко посаженные, ярко-голубые. Сверкала галстучная булавка, золотая, с пр
ямоугольным светлым сапфиром в серединке.
Карл искоса смерил отца презрительным взглядом. Бюргер, мясник. Разве он
достоин своих предков? Старинный фамильный герб благородных баронов он
сменил на розовое свиное рыло.
Портрет улыбающейся счастливой хрюшки красовался на двери мясной лавч
онки, которая принадлежит семье Майнхофф. Вместо рыцарских доспехов Ц ф
артук из рыжей клеенки, вместо шлема Ц дурацкий белый колпак, вместо свя
щенного меча, обагренного кровью в боях и на турнирах, Ц топорик для разд
елки свиных и говяжьих туш.
Сейчас тысяча девятьсот семьдесят первый, доспехи пылятся в музеях. Двад
цатый век всех уравнял, баронов и мясников. Это век торжества заурядност
и. В Восточной Германии национал-социализм сменился просто социализмом
. Но есть законы древней крови и родовой чести. Отец пренебрег ими. Карл не
уважал отца.
Ц Хорошо же, Карл, Ц фрау Майнхофф поджала пухлые губы, Ц ты можешь сиде
ть, если ослиное упрямство в тебе перевешивает здравый смысл. Но в таком с
лучае ты лишаешься своих ежедневных двадцати пфеннигов на весь месяц.
Ц Марта, подай мне, пожалуйста, сливки, Ц произнес герр Майнхофф и улыбн
улся жене. Ц Ингрид, детка, перестань ковырять в носу, Ц он протянул руку
и погладил дочь по пухлой щеке.
Он давал понять, что Карл со своим ослиным упрямством больше никого за ми
рным семейным столом не интересует. Это было хуже подзатыльника.
Ц Я могу остаться? Ц спросил Карл вкрадчивым, тихим голосом.
Ц Да, ты можешь остаться, Ц кивнул отец. Карл грохнул стулом, выскочил из
столовой, сдернул свою вельветовую курточку с вешалки в прихожей, выбежа
л на улицу. В лицо ему брызнул дождь, со всех сторон обступили темно-серые
дома узкой старинной улицы.
Тяжелая лепнина в стиле позднего барокко, когда-то обильно украшавшая ф
асады, была сбита при обстрелах Берлина в сорок пятом году. Голые, гладкие
стены унылого темно-серого цвета только кое-где оживлялись зелеными ли
стьями вьющихся декоративных растений. Но сейчас, в конце ноября, фасады
домов были оплетены сухими, скорченными стеблями, напоминавшими Карлу ф
рагменты гигантской безобразной паутины. Родной город представлялся е
му огромным, разоренным, заброшенным чердаком, на котором давно нельзя н
айти ничего интересного.
Серое небо, с нездоровым желтоватым отливом у горизонта, серые дома. Мокр
ый липкий туман, превращающий утро в сумерки. Самодовольная ухмылка свин
ьи на двери мясной лавки. Бледные тушки молочных поросят, розовые с белым
и прослойками жира окорока.
Он вскочил в трамвай, проехал несколько остановок и вышел у ворот старин
ного лютеранского кладбища. Немного подумав, перебежал на другую сторон
у, в маленькой кондитерской на углу купил плитку молочного шоколада, кар
тонный пакет жидкого йогурта. Рядом с лавкой был табачный автомат. Он опу
стил в щель свою последнюю марку и несколько пфеннигов, вытащил из никел
ированной пасти автомата пачку сигарет и вернулся к кладбищенским воро
там.
Мокрый гравий шуршал под ногами. Каркали вороны. Вокруг не было ни души. Он
прошел насквозь почти все кладбище, остановился у мраморной фигуры пухл
ого ангела. Белый мрамор местами позеленел от времени, нос был отбит, но в
целом фигура сохранилась, хотя стояла здесь уже двести лет. Низенькая чу
гунная оградка отделяла квадратный участок земли, принадлежащий семье
Майнхофф. Последним в списке похороненных значилось имя Фрица фон Майнх
оффа, 1900-1970.
Карл сел на мокрую скамейку, развернул шоколад, откусил, запил приторным
клубничным йогуртом из пакета. Съел всю плитку, закурил дешевую сигарету
.
Дедушка Фриц был сумасшедший. Так говорили соседские дети, и Карл колоти
л их за это. Дедушка Фриц страдал душевной болезнью. Так говорили родител
и, и Карл презирал их за это.
Отпрыск разорившегося аристократического семейства, Фриц фон Майнхофф
избрал военную карьеру. Во время Второй мировой войны служил в абвере. В с
орок четвертом его завербовал русский разведчик, работавший в Берлине. В
сорок пятом он оказался в советской зоне оккупации. Был тяжело контужен,
чуть не погиб.
Дедушка никогда не рассказывал ни о работе в абвере, ни о вербовке и работ
е на русских. Он избегал разговоров о собственном прошлом, злился, упрямо
мотал маленькой лысой головой.
Ц Моей главной задачей было выжить. Я делал все, чтобы уцелеть в этой пош
лой бюргерской бойне. Слишком дорого стоит моя кровь.
И это все. Ни слова больше. Зато об истории баронского рода фон Майнхофф он
мог рассказывать часами. Кроме маленького Карла, никто его не слушал.
Ц Ты фон Майнхофф. Ты последний мужчина из великого рода баронов фон Май
нхофф. Твои предки были рыцарями, крестоносцами, триумфаторами. Ты Ц пот
омок великого Зикфрида.
Глуховатый, монотонный голос дедушки Фрица звучал в ушах волшебной таин
ственной музыкой. Маленький Карл слушал, листал толстые альбомы со стары
ми семейными фотографиями, высунув кончик языка, старательно срисовыва
л цветными карандашами ветвистое родословное древо.
Дедушка Фриц жил в долгом, беспощадном конфликте с единственным сыном Гу
стафом, отцом Карла. Когда Густаф, закончив среднюю школу, пошел работать
в мясную лавку, Фриц стал презирать его, общался с сыном только через поср
едничество жены, тихой улыбчивой Гертруды.
Густаф женился на веснушчатой пухленькой девушке Марте, отрастил ранне
е брюшко, завел собственную лавку. Бабушка Гертруда умерла, когда Карлу и
сполнилось четыре года.
Фриц не разговаривал с сыном, хотя жил с ним под одной крышей и на его день
ги. Густаф и Марта смиренно терпели старика. Он был хоть мрачный и неблаго
дарный, но тихий, к тому же почти полностью освобождал их от хлопот с мален
ьким Карлом, справлялся не хуже заправской няньки. Это было очень кстати.
Супруги Майнхофф работали в лавке с утра до ночи, на ребенка не оставалос
ь ни сил, ни времени.
Маленький Карл жадно впитывал все, что говорил дедушка. Родителей он вид
ел только вечерами, и они молчали, уставившись в телевизор. Никто, кроме де
душки, не умел рассказывать интересные истории. Карлу было приятно слуша
ть о том, что он Ц особенный мальчик, не как все. Чем старше он становился, т
ем глубже верил в свою исключительность.
Родителям не приходило в голову прислушаться к речам старика, обратить в
нимание, что он там бормочет ребенку. Наверное, сказки рассказывает. Они н
е могли представить, что именно эти сказки стали для ребенка единственно
й реальностью.
Про дедушку давно знали, что у него не все в порядке с головой, но Густаф и М
арта не придавали душевной болезни никакого значения. Смирный, неопасны
й ну и ладно. А странности бывают у всех. Только когда он попытался ночью п
оджечь лавку, они опомнились и отправили дедушку Фрица в лечебницу.
Карлу было десять лет. Он навещал дедушку каждую субботу, сидел на стуле у
высокой койки в маленькой палате с зарешеченным окном. Соседи по палате
кричали, бормотали. Лохматый старик на соседней койке сосал младенческу
ю пустышку, которая висела у него на шее на голубой ленточке. Когда соска в
ыпадала изо рта, он корчил обиженную гримасу и разражался ревом, словно о
громный, сморщенный, чудовищный младенец.
У дедушки Фрица, как у всех в этой палате, под кроватью стояло резиновое су
дно. От запаха хлорки у Карла противно першило в горле и слезы наворачива
лись на глаза.
Ц У тебя голубая кровь, Карл. Ты не гляди, что из разбитой коленки течет кр
асная. Ты прижги рану и погляди на фамильный герб, Ц говорил дедушка Фриц
. Мир рушится потому, что в этом веке им управляют плебеи. Адольф Шикльгруб
ер был сыном грязной батрачки и мелкого таможенного офицеришки, который
сам являлся незаконнорожденным, к тому же приходился Кларе, матери этого
недоноска, родным дядей. Вы слышите? Он быдло, недоносок, этот ваш обожаем
ый Адольф Шикльгрубер! Ц Дедушка Фриц кричал, обращаясь уже не к внуку, а
ко всей палате, размахивал руками в крупных желтоватых пятнах старческо
й пигментации, тряс маленькой лысой головой.
Старик на соседней койке хлопал в ладоши и энергично сосал пустышку.
Ц Они родные братья с русским быдлом Джугашвили. Тот Ц сын прачки, этот
поденщицы. И оба оказались кретинами, как все плебеи в этом мире. Были бы у
мней, могли бы договориться. Они так похожи! Адольф учился пению в хоровой
школе бенедиктинского монастыря. Иосиф учился в православной школе и го
товился стать попом. Адольф рисовал бездарные картинки и считал себя худ
ожником. Иосиф писал бездарные стихи и считал себя поэтом. Женщины котор
ые были рядом с ними, кончали с собой. Адольф поставил перед собой цель Ц
уничтожить несколько миллионов евреев и славян. Иосиф уже приступил к эт
ому благородному делу и здорово преуспел, надо отдать ему должное. Они та
к похожи, эти два главных идиота двадцатого века. Они не договорились и пр
оиграли оба. Но на самом деле, мой мальчик, они победили, однако по своей пл
ебейской тупости даже не успели понять этого.
Сморщенное горбоносое лицо дедушки придвинулось совсем близко к лицу К
арла. Выцветшие почти до желтизны, когда-то светло-карие глаза грозно све
ркали из-под лохматых седых бровей. От дедушки пахло дешевым мылом и лека
рствами. Он перешел на громкий быстрый шепот.
Ц Они оба, Адольф и Иосиф, добились чего хотели. Теперь мир принадлежит п
рачкам и мясникам, ростовщикам и поденщицам. Ты, Карл фон Майн-хофф, после
дний аристократ в этой мертвой стране. Ты не станешь мясником, как твой от
ец. Ты вырастешь и покажешь им всем, кто они есть на самом деле. Ты вышибешь
из их тупых голов всю дурь, которая накопилась за этот плебейский век. Пок
лянись, мой мальчик, что ты не дашь им спать спокойно и никогда не станешь
мясником. Ты вырастешь, найдешь женщину, не плебейку, с чистой голубой кро
вью, и она родит тебе сына. Твой сын никогда не станет мясником.
Дедушка извлек из-под подушки мятый клочок бумаги, листок из детского ал
ьбома, на котором рукой маленького Карла был аккуратно нарисован фамиль
ный герб баронов фон Майнхофф. Прямоугольник с оконечностью в форме фигу
рной скобки, рыцарский шлем с решетчатым опущенным забралом, хищный проф
иль черного орла, дубовая ветвь…
Ц Клянись, мой мальчик, что ты никогда не-предашь наших предков. Ты не пре
дашь Зикфрида.
Дрожащие узловатые пальцы с желтыми толстыми ногтями любовно разглади
ли листок и поднесли его к лицу ребенка, совсем близко.
Ц Клянись, Карл, что ты будешь сеять смуту среди серых бездарных плебеев
, которыми полон до отказа этот мещанский мертвый мир. Клянись, что ты прод
олжишь наш род. У тебя будет сын, которого ты воспитаешь как барона, как ры
царя. У тебя будут внуки и правнуки. Ни один из них не станет мясником.
Ц Клянусь, Ц ответил ребенок страшным шепотом.
Марта Майнхофф говорила, что ее свекор Фриц свихнулся от большого ума.
Ц Умники всегда плохо кончают, Ц вздыхала она, развешивая колбасы на кр
юках, красиво раскладывая на маленьких тарелочках кусочки ветчины, буже
нины, ростбифа.
В каждый кусочек втыкалась тонкая деревянная палочка-шпажка. Марта ревн
иво следила, чтобы покупатели по рассеянности не увлекались дегустацие
й и не сметали все, что было выставлено на пробу.
Ц Некоторые приходят, чтобы полакомиться нашей продукцией, и ничего не
покупают, Ц ворчала она.
Мелодично звенел дверной колокольчик, фрау Марта расплывалась в любезн
ой улыбке. Карл слышал приторное мяуканье:
Ц Гуттен морген… данке шен… фидерзейн… чуз-чуз-чуз… Так вот, сынок, умни
ки всегда плохо кончают, Ц продолжала она уже другим, несладким голосом,
когда за очередным покупателем закрывалась дверь. Ц Ты знаешь, дедушка
Фриц работал в абвере. Он был разведчиком. А разведчику приходится слишк
ом уж усердно шевелить мозгами.
Карл молчал. Он понимал: спорить с матерью бесполезно. Он-то знал, что деду
шка Фриц был единственным нормальным среди всех них. Думать как они, жить
как они Ц разве это не сумасшествие? Каждый день свиные туши, мерный стук
топорика, жужжание мясорубки, чинный ужин, сериал по телевизору. Разгово
ры о делах в лавке, о ценах на говядину. Это они все слабоумные, а дедушка Фр
иц нормальный.
Из больницы дедушку перевели в интернат. Карл каждую субботу ездил в Пот
сдам. Интернат был хороший старик жил в маленькой чистенькой отдельной к
омнатке. Карл привозил деду баночки с паштетами, мягкую вареную колбасу,
фруктовое пюре. Все это готовила и аккуратно заворачивала в яркие бумажк
и фрау Марта.
Когда Карлу исполнилось двенадцать, дедушка Фриц умер. На старинном люте
ранском кладбище пухлый улыбчивый патер прочитал короткую молитву, спе
циальный кладбищенский экскаватор быстро аккуратно засыпал гроб тверд
ыми комьями желтоватой глинистой берлинской земли.
1 2 3 4 5 6 7 8