Против худших ожиданий, Комаров наш план не забодал, а, внеся несколько очень дельных поправок, одобрил и даже сказал, что лично примет участие на конечной стадии. Только спросил, когда мы уже стояли в дверях, – не спросил даже, а как бы уточнил со значением:– Что может быть, если мы его упустим, вы себе хорошо представляете?Мы представляли хорошо. Хотя даже думать на эту тему нам не хотелось. Как не хочет думать скалолаз о том, что будет, если страховка вдруг подведет. Потому что, если про это думать, лучше совсем не лезть в гору. Правда, было у нас со скалолазом и отличие: он-то действительно может передумать, а нам, как ни крути, выходило, что отказаться от риска – значит пойти на риск еще больший. С тех пор как Троепольская пропала, заканчиваются четвертые сутки...Обыск шел второй час, не принося сногсшибательных результатов. Впрочем, сногсшибательных мы и не ждали. Для начала нам вполне хватило развороченной дверцы старинного бюро из красного дерева: вырванный с мясом замочек свидетельствовал, что мы на верном пути. Рядом, стоя на коленях, возился эксперт НТО в поисках следов наркотика. Но в этом, по выражению Северина, музее-квартире Маслакова, набитом антикварной мебелью, бронзой, картинами, иконами, а также в большом ассортименте продукцией японских фирм, представленных здесь разнообразной видео– и прочей техникой, включая холодильник, пылесос, стиральную машину и телефонный аппарат, нас интересовало одно вполне инородное тело, к которому мы, однако, свой интерес тщательно маскировали. Тело это, когда-то, наверное, мускулистое, спортивное, а теперь скорее грузноватое, но все еще мощное, грозное, принадлежало бывшему футболисту Геннадию Фатееву и возлежало в кресле у журнального стола. Радом с ним сидел, неприязненно наблюдая за происходящим, шоколадный красавец ротвейлер. На всякий случай его привязали за поводок к батарее отопления, но каждый раз, когда мимо проходил кто-то из наших сотрудников, шерсть на загривке вставала у него дыбом, и Фатееву приходилось успокаивать зверюгу, лицемерно приговаривая:– Тихо, Дигар, свои...Тоненько заверещал висящий на стенке телефон, и я бросился к нему. Голос у Северина был бодрый:– В принципе все готово. Так что кончай бодягу, двигайте сюда.Положив трубку, я подошел к Фатееву. Стараясь не проявить своей озабоченности соседством грозного Дигара, но и не делая все-таки излишне резких движений, опустился в кресло напротив. Сказал добродушно, как только мог, глядя в его насупленную физиономию:– Давайте, Геннадий Владимирович, еще разик. Значит, где находится в настоящее время хозяин квартиры Маслаков, вы не знаете?Фатеев тоже, как хозяйская собачка, – посмотрел неприязненно и отрицательно мотнул своей крутолобой башкой.– А вы, стало быть... – продолжал я дружелюбно.– Борис Александрович попросил вот пожить, собака тут, ну и так далее... – Бывший футболист смотрел не на меня, а куда-то вбок.– И что он сказал, долго вам тут, с собакой?..Фатеев теперь смотрел вверх, на потолок, словно надеялся, что там загорятся сейчас огненными буквами ответы на мой вопросы. Видимо, письмена не зажглись, и он туповато пожал плечами:– Сказал, звонить будет.– Хорошо, – подытожил я, поднимаясь. – Поскольку вы жилец, так сказать случайный, вам тут делать особо нечего, товарищи и без нас справятся. А пока вас не затруднит подъехать вместе со мной до отделения милиции и там в письменном виде дать эти же объяснения?По лицу Фатеева, как в открытой книге, можно было прочитать, что его ох как затруднит еще давать какие-либо объяснения, да к тому же в письменном виде! Но не заводиться же с ментами на пустом месте? И он покорно поднялся вслед за мной.– Знакомьтесь, – сказал я, приглашая Фатеева, в кабинет, который местные ребята освободили нам для такого случая, – это товарищ Северин из МУРа, он занимается вашим делом.Стас сидел за столом с гордым видом и солидно кивал головой.– Почему сразу моим? – неприятно поразился Фатеев.– Ну не вашим, не вашим, – успокоил я его. – Делом Маслакова. Товарищу Северину и напишите объяснение.Сейчас дадим вам бумагу и ручку.Я подошел к Северину, заглянул ему через плечо.– Дописал рапорт?– Пишу, – ответил он, кивнув на листок бумаги перед собой.– А то уже звонили, – сообщил я многозначительно. – Дописывай и сразу отправляй вместе с объяснением. – Тут я легонько показал Головой на Фатеева.И в этот момент в коридоре послышались крики, какие-то глухие удары, потом удары звонкие. Испугавшись, как бы ребята не переборщили с шумовыми эффектами, я подскочил к двери и выглянул наружу.– Что там? – недовольно поинтересовался Северин, поднимаясь из-за стола.– Пьяного привезли, – откомментировал я, вглядываясь. – Буянит. Не могут справиться. После чего шагнул в коридор, успев заметить, что Стас тоже, досадливо крякнув, решительно направился на подмогу, не забыв, правда, перевернуть листок с рапортом.Выйдя, мы плотно прикрыли за собой дверь.А теперь пусть простят меня мои воспитатели и учителя, все взрослые дяди и тети за то, что я делал! Да, я подглядывал в замочную скважину. Я смотрел в замочную скважину и видел, как Фатеев на полусогнутых поднялся со своего места. Я не мог видеть лица, он стоял ко мне вполоборота, почти спиной, но поза, поза говорила о многом! Бывший футболист наклонился вперед, к северинскому столу, вытянув шею, будто собирался врезать головой по летящему мячу, а мяч все не летел.Мы оба по разные стороны двери стояли в дурацких, очень неудобных лозах, и не знаю, кто из нас нервничал больше. Там, на этом листке, аккуратным почерком Северина было написано следующее:“Заместителю начальника УУР Комарову К. Л. Рапорт.Сообщаю, что по имеющимся данным Маслаков Б. А. (кличка Масло) при посредстве Гароева А.Н. (кличка Кобра) организовал на даче в окрестностях Москвы производство сухого морфина кустарным способом. Местонахождение дачи пока точно не определено, однако...”Это “однако” было верхом нашей психологической мысли. Весь наш план состоял в том, что Фатеев должен ознакомиться с этим бессмертным сочинением. Его широкая, как шкаф, спина расплывалась перед моим не ко времени заслезившимся глазом. Вдруг затекла и нестерпимо заныла шея, стало чесаться под лопаткой.Мне показалось – еще мгновение, и я не выдержу, разогнусь. Но первым не выдержал Фатеев. Он зыркнул через плечо, качнулся вперед и перевернул листок. 28 Если, если, если...Первым вопросом, первым “если” в нашей диспозиции было: полезет Фатеев смотреть, что в листке, или не полезет. Полез.Теперь вставал на некрепкие, дрожащие ножки следующий: если полезет и посмотрит, то поедет ли сразу на заветную дачу?Мы очень на это надеялись. Хотя бы потому, что больше нам не на что было надеяться.Но, кроме эмоций, была в наших рассуждениях и логика. Конечно, нельзя было не предусматривать вариант, что Фатеев с перепугу может просто дать драпака куда подальше. Однако маловероятно. Мы исходили из того, что хоть наш бывший служащий мяча и штанги не большой мыслитель, но все-таки должен сообразить: если он сбежит, а Маслакова и Гароева возьмут с поличным, они его прикрывать не станут Даже, скорее всего, наоборот, еще и утопят с головкой, посчитав, что это он их сдал. С другой стороны, коли удастся уничтожить или спрятать ненадежней наркотики, сырье и саму лабораторию, можно попытаться выскочить всем. И еще: подорвать можно ведь и потом, съездив на дачу. Мы с Севериным примеряли на себя и такое рассуждение: получить убедительные “разведданные”, добыть верные сведения о том, что знает и чего не знает о тебе противник – и не воспользоваться?! Лично я сразу признался, что удержаться не смог бы. Стас подумал немного и сказал, что он тоже.Как и положено, от второго вопроса в муках рождался третий: если Фатеев поедет на дачу, удастся ли нам довести его дотуда так, чтобы он ничего не заподозрил, не свернул с полдороги обратно? Другая возможность – что футболист может от нас уйти, а до дачи все-таки добраться – была бы та самая, о которой ни нам, ни скалолазам думать неохота. Просто надо было сделать все, чтобы ее избежать.– Вы свободны, – кисловато сообщил Северин Фатееву, получив от него неудобоваримое, как в смысле почерка, так и в смысле изложения мыслей, объяснение. – И не забудьте, как договорились: если что-нибудь узнаете о том, когда приезжает Маслаков, немедленно предупредите нас.Преданно заглядывая нам в глаза, футболист готовно покивал головой.– Обязательно, – заверил он с воодушевлением, настолько переигрывая, что огорчил бы, наверное, даже массовика-затейника, – обязательно предупре... – Тут он запнулся, столкнувшись с трудной лингвистической проблемой, и наконец разрешил ее: – дю!После чего, полукивая на прощание, полукланяясь, задом толкнул дверь и вышел вон. Подозреваю, мы расстались с обоюдно невысоким мнением об умственных способностях друг друга.Из окна нашего кабинета можно было видеть, как высокий, крупный блондин в кремовой спортивного покроя куртке, в голубых джинсах и темно-синих кроссовках выскочил из дверей отделения и быстрым шагом пошел, почти побежал по улице. Дойдя до угла, он свернул было, но вдруг резко выскочил обратно и секунду стоял, внимательно оглядывая улицу.Северин только присвистнул.– Не фига себе! Дурачок-то наш... Не дурачок вовсе! Проверяется! Неужто расколол нас?– Расколол, вряд ли. – Мне тоже стало сильно не по себе. – Скорее, осторожничает. На всякий случай.– Как бы он нас “на всякий случай” в дураках не оставил, – пессимистически протянул Стас.Завернув за угол, Фатеев в пять минут добрался до дома Маслакова. Этого мы из своего окошка видеть уже, конечно, не могли. Зато мы про это слышали. Стас вытащил антенну маленькой рации и сказал:– Пошли и мы. А то он сейчас ка-ак поедет, ка-ак помчится...Нам не было необходимости самим наблюдать за Фатеевым. Чем-чем, а помощниками нас Комаров сегодня обеспечил в полной мере. Неторопливо дошли мы до нашей машины, укрытой в подворотне напротив отделения, и там, включив большую рацию, узнали, что Фатеев сейчас как раз заводит маслаковскую “шестерку”. Документы на нее – техпаспорт и доверенность – у него не отобрали. У нас не было на это ни юридического права, ни желания; такой способ передвижения вполне нас устраивал.Фатеев тронулся с места. Мы тоже. Пошебуршав задумчиво разрядами, рация сообщила, что кавалькада, ведомая белыми “Жигулями”, направляется в сторону Садового кольца.Выехав на Садовое, футболист вроде бы целеустремленно рванул по направлению от Зубовской к Маяковской. Но вдруг, перестроившись в правый ряд, затормозил у тротуара, вылез из машины и вошел в будку телефона-автомата.Мы с Севериным тревожно переглянулись. Кому он звонит? Что задумал? Какое отвратительное ощущение неизвестности! И еще хуже – беспомощности.Фатеев вернулся в машину, но с места не тронулся. Сидел и курил, открыв окно. Северин извелся, извертелся на своем водительском месте, то выключал двигатель, то снова включал. Мне тоже было не легче – я не отрывал глаз от стрелки часов. Ровно через двенадцать минут футболист выехал на дорогу.Доехали до улицы Горького, свернули направо. Слава Богу, в летний воскресный вечер в городе полным-полно машин – все возвращаются с дач! Это облегчает нашу работу.На Манежной площади Фатеев снова взял вправо. Проехали мимо университета, альма-матер, на которую мы сейчас, напряженно глядя перед собой, не обратили никакого внимания. Пересекли Большой Каменный мост. Поворот на стрелку – едем по набережной канала мимо Третьяковки. Едем не торопясь, километров сорок в час: узкая дорога с плохим, давно не ремонтированным покрытием. И поэтому не очень даже тревожимся, когда узнаем:Фатеев остановился.Что случилось? Может, колесо спустило? Движение здесь одностороннее, не развернешься. Один переулок проехали, до другого не доехали. В домах по-над речкой в основном какие-то учреждения, сейчас закрытые... Северин повернул ко мне нахмуренное, недоумевающее лицо, и тут рация заговорила.Все произошло мгновенно и совершенно неожиданно. Фатеев вылез из “шестерки” на проезжую часть, закрыл машину и бегом бросился по узенькому горбатому пешеходному мостику на тот берег канала у схода с моста, его ждала запыленная зеленая “восьмерка” с молодой женщиной за рулем. Увидев бегущего Фатеева, женщина проворно пересела с водительского кресла на пассажирское. Футболист прыгнул за руль, “восьмерка”, скрипнув на пыльном асфальте, рванула в противоположную от нас сторону: До ближайшего разворота – минимум минута, да столько же обратно. Стас с размаху хряснул кулаком по баранке.Это что же получается, обалдело думал я, слушая, как взахлеб оправдывается рация, – они даже номер “восьмерки” не сумели разглядеть, его закрывал парапет. Не мы – а нас оставили в дураках? Футболист оказался умнее или, во всяком случае, хитрее, предусмотрительнее, чем о нем думали. Ну что ж, как говорится, за что боролись... Мы действовали, руководствуясь принципом – промедление смерти подобно. Извиняет ли нас то, что в нашей ситуации это даже никакая не аллегория? Не предстоит ли нам с горечью узнать, чему бывает подобна спешка? В эфире раздался спокойный, размеренный голос Комарова:– Внимание, “Дон” сообщает для всех, кого это касается: вариант “двойка”. Повторяю: “Дон” – всем заинтересованным, вариант “двойка”. Пятый, вы меня слышите?– Слышим, – пискнул где-то очень далеко пятый. – Поняли. “Двойка”. Приступаем.Конечно, мы при детальной разработке плана не могли не учесть такое или похожее развитие событий. Оно и предусматривалось “двойкой”. Главный минус в этом варианте был тот, что в ход шло четвертое “если”. Он целиком исходил из допущения, что дача, куда мы все так сегодня стремимся, находится именно в Малаховке.Скрипя покрышками, Стас летел через Таганку к Волгоградскому проспекту. Эфир молчал. Молчали и мы. Да и о чем было теперь говорить? Молиться? Этого мы не умеем...– “Дон”, я пятый, – сказало радио набравшим силу близким голосом, когда мы пролетали метро “Текстильщики”. – Зеленая “восьмерка”, номер 11-89, объект за рулем, больше в машине никого не видно. Следуем за ним. Как поняли?Северин сбросил скорость и повернул ко мне счастливое лицо. Сработало! Наша машина, специально на такой случай поставленная в засаде на выезде из города в направлении Малаховки, “приняла” Фатеева.Был час, как говорят французы, между собакой и волком. Солнце уже село за домами, но с облаков еще струился рассеянный свет. Воздух густел и серел на глазах. В ста метрах стало невозможно различить человека. Вскоре после малаховского переезда Фатеев свернул с асфальта на проселок, и мы поняли, что дело близится к финалу.– Хорошо бы он остановился возле дачи и пошел, например, ворота открывать, – говорил я Стасу, пока мы на медленной скорости катили в сумерках по безлюдной дороге. – Взяли бы его тут тихонько, и...Как это часто бывает, действительность оборвала мои мечты в самой грубой форме.– Ах, мать твою! – сообщил эфир. – Там канава через дорогу, трубы кладут, что ли... Он бросил машину и пошел пешком.Северин надавил на газ. Машина сползла с асфальта и с потушенными огнями двинулась по проселку, переваливаясь на ухабах. Как бы, черт побери, ребята не упустили его впотьмах!– Все, – вздохнуло радио почти шепотом. – Зашел в калитку. Хлебная, дом десять. Окапываемся.Дом возвышался метрах в тридцати за забором темной громадиной на фоне серого неба. Участок был засажен кустами и деревьями, только узенькая дорожка, мощенная плиткой, белела от калитки к крыльцу. Я стоял у забора в тени огромного векового клена и думал: неужели мы впрямь добрались сюда и там, за этими темными окнами, – Ольга? Вот оно, пятое “если”! Нашли мы Ольгу Троепольскую или снова все впустую?Рядом со мной вырос высокий начальственный силуэт, и я услышал негромкий голос Комарова:– По два человека на каждый соседний участок. Вдоль забора. Три человека на ту сторону дачи, в тыл. Рации у всех есть? Работаем по команде...Договорить он не успел. Дача перед нами вспыхнула сразу вся, озарившись изнутри неземным багровым светом. Вспыхнула, как спичечный коробок в костре, и заполыхала, загудела, вздымая в почерневшее небо жадные раскаленные языки.– Стой! Назад! – успел крикнуть Северин, но я уже не слушал. Перескочив через забор, я несся к дому, не замечая, как хлещут, обдирают одежду и кожу колючие ветки.Входная дверь была закрыта, из-под нее выбивался дым. Я вышиб ее плечом и ввалился внутрь. От дыма запершило в горле, заслезились глаза. Следующую дверь, обитую ватином, я рванул на себя, сорвав, видно, с крючка. Передо мной был коридор, заполненный дымом. Стены горели, я различил в Отблесках пламени три двери. Чувствуя, что больше полминуты мне тут не продержаться, я открыл первую – и сразу захлопнул, там бушевало пламя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26