с особой жадностью раскупались именно взгляды на состояние низкопрыгийского общества. Но та же неожиданная удача, которая вознесла внезапно на головокружительную высоту столь многих из сильных мира сего, больше всего улыбнулась нашему коку. Читатель помнит, что в обмен на товар, который сам он назвал помоями, он взял тюк «характерных взглядов Низкопрыгии», которые совсем не пользовались успехом в Высокопрыгии. Но в Бивуаке эти товары были приняты как новинка, потому что прибыли из-за границы, и кок в одно мгновение распродал их с колоссальной прибылью. Повсюду только и было речи о том, что на рынке появился какой-то новый и совершенно необычайный товар.
ГЛАВА XXVI. Проведение законов. Ораторское искусство, логика и красноречие в их будничном виде
Политические присяги везде более или менее одинаковы, а потому о принесении ее нами я скажу только, что все прошло обычным порядком. Обе палаты расположились надлежащим образом, и мы без промедления приступили к делу. Я хочу тут же упомянуть, что был немало обрадован, увидев среди куцых бригадира Прямодушного. Капитан тут же шепнул мне, что бригадира, вероятно, выбрали, приняв его по ошибке за иммигранта.
Вскоре нам было доставлено послание Великого Сахема, содержавшее отчет о положении нации. Как и большинство отчетов, которые мне выпало удовольствие получать, он показался мне чрезвычайно длинным. Из этого документа следовало, что народ Низкопрыгии — счастливейший народ в мире и окружен гораздо большим уважением, признанием, любовью, почитанием и преклонением, чем какая-либо другая нация моникинов, — короче говоря, он был славой и предметом восхищения вселенной. Я с большой радостью узнал все это, так как многое было для меня совершенно новым. Вот еще одно доказательство того, что правильное представление о нации можно получить только от нее самой!
Переварив надлежащим образом эти важные сведения, мы все приступили к выполнению своих обязанностей с таким рвением, что никто не мог бы усомниться в нашем усердии и честности. Все пошло как по маслу, и вскоре ребусы, как бы открывая бал, прислали нам на утверждение резолюцию, составленную в следующих выражениях: «Постановили, что цвет, до сих пор считавшийся черным, в действительности является белым».
Поскольку это была первая резолюция, по которой нам предстояло голосовать, я сказал Ною, что нам следует подойти ж бригадиру и спросить, в чем смысл столь необыкновенного законопроекта.
Наш коллега с большим добродушием в ответ на наш вопрос дал понять, что между вертикалистами и горизонталистами издавна возникают разногласия по поводу внешней окраски различных важных вопросов и что подлинная суть данной резолюции скрыта от непосвященных глаз. Первые всегда поддерживали (под словом «всегда» он подразумевал время с того момента, когда они перестали поддерживать обратное положение) доктрину, соответствующую этой резолюции, а вторые — доктрину, противоположную. Сейчас в палате ребусов большинство принадлежит вертикалистам, и, как мы видим, им удалось провести резолюцию, касающуюся их излюбленного принципа.
— Согласно этим разъяснениям, сэр Джон, — заметил капитан, — мне придется утверждать, что черное — это белое, раз я нахожусь на стороне вертикалистов?
Я сделал тот же вывод и обрадовался, что мой собственный дебют на законодательном поприще не будет омрачен необходимостью защищать идею, столь отличную от моего обычного образа мыслей. Любопытствуя, однако, узнать мнение бригадира, я спросил его, в каком свете склонен он сам рассматривать этот вопрос.
— Меня избрали касательные, — ответил он. — Насколько мне известно, наши друзья собираются придерживаться среднего курса. И одному из наших лидеров уже поручено в надлежащий момент внести поправку к резолюции.
— Не можете ли вы указать мне, дорогой друг, что в Великой Национальной Аллегории имеет отношение к этому вопросу?
— Отчего же! В основном и непреложном законе есть пункт, который, как многие думают, как раз предусматривает данный случай. К сожалению, мудрецы, составлявшие нашу Аллегорию, не уделили формулированию этого пункта того внимания, какого требует важность вопроса.
Тут бригадир ткнул пальцем в один из пунктов Аллегории, и я вернулся на свое место, чтобы заняться его изучением. Он был составлен следующим образом:
«Статья IV, пункт 6. Великое Национальное Собрание ни при каких обстоятельствах не должно принимать закон или резолюцию, провозглашающие, что белое — это черное».
Изучив от начала до конца это основное законоположение, повертев его во все стороны и даже рассмотрев его задом наперед, я пришел к заключению, что общий его смысл скорее благоприятен для позиции горизонталистов. Мне показалось, что именно на конституционной основе можно построить очень хорошее выступление и что новому депутату предоставляется недурной случай выступить со своей первой речью. Разобравшись с этим вопросом к полному своему удовлетворению, я спокойно выжидал удобного случая, чтобы выступить с наибольшим эффектом.
В скором времени председатель юридической комиссии (одним из следствий данной резолюции была бы полная перемена окраски свидетельских показании во всех обширных пределах республики Низкопрыгии) выступил с докладом по существу резолюции. Председатель принадлежал к касательным и жаждал попасть в ребусы, хотя общий уклон нашей палаты был безусловно горизонтальным. Разумеется, он безоговорочно поддержал ребусов. Чтение доклада заняло семь часов, так как история вопроса рассматривалась от эпохи знаменитого заседания политических лидеров, которое было прервано раз и навсегда взрывом земной коры и которое предшествовало разделению великой моникинской семьи на отдельные страны, и завершалась ныне обсуждаемой резолюцией. Оратор самым тщательным образом подобрал свою политическую палитру и, разбирая вопрос, пользовался только нейтральными тонами, а затем покрыл его ультрамарином, дабы глаз видел все сквозь искусственную лазурную дымку. В заключение он повторил резолюцию дословно в той же редакции, в какой она была получена из той палаты.
После этого председатель палаты пригласил выступать делегатов. К моему крайнему изумлению, капитан Пок встал, переложил свою жвачку из-за щеки обратно в коробочку и, нисколько не смущаясь, открыл прения.
Достопочтенный капитан заявил, что, по его разумению, вопрос затрагивает свободы всех и каждого. Он понимает дело буквально, как оно изложено в Аллегории и представлено в резолюции, и, соответственно этому, намерен рассмотреть его без всякой предвзятости. Суть внесенного предложения, продолжал он, заключается в цвете, и только в нем. А что такое цвет, в конце-то концов? Возьмите его в самом благоприятном случае, ну хотя бы на щечках хорошенькой женщины, далеко ли он вас уведет? Нет, не дальше самой поверхности кожи. Он, капитан Пок, помнит времечко, когда в другой части света одна особа женского пола, известная под именем миссис Пок, была розовее самой розовой розы в городе, что зовется Станингтон. Ну, и к чему это привело? Он не станет спрашивать самое миссис Пок — по очевидным причинам, — но спросите любую из ее соседок, как она выглядит теперь? Однако оставим в покое женщин и возьмем людей вообще. Он сам не раз замечал, что морская вода синяя, и он частенько заставлял матросов поднимать ее в ведрах на палубу, чтобы посмотреть, нельзя ли добыть сколько-нибудь этого синего вещества — в его местах индиго редкость и ценится дорого, — но ничего из этой затеи не вышло. Отсюда он заключает, что, в общем и целом, никакой такой штуки, называемой цветом, на свете вовсе не существует.
Что касается резолюции, представленной палате, то она полностью зависит от значения отдельных слов. Ну, а что же такое слово? Слово одного человека чего-то стоит, а слово другого не стоит ровно ничего. Лично он не охотник до слов, хотя вообще-то он охотник на котиков. Он сам однажды взял слово с одного человека взамен жалованья, ну и плакали его денежки! Он знает тысячи случаев, когда слова оказывались пустыми, и не понимает, почему некоторые джентльмены придают им здесь такое значение. Что до него, так он не собирается раздувать значение какого-нибудь там слова или цвета. Народу хочется внести изменения в окраску вещей, и он призывает джентльменов помнить, что здесь свободная страна и что управляется она законами, а потому он уверен, что они постараются приспособить эти законы к нуждам народа. Чего требует народ от палаты в данном случае? Насколько ему известно, народ словами ничего не требовал, однако, как он понимает, существует большое недовольство по поводу старых цветов, а молчание народа он истолковывает как выражение презрения к словам вообще. Он вертикалист и всегда будет держаться вертикальной точки зрения. Джентльмены могут не согласиться с ним, но лично он не склонен подвергать опасности права своих избирателей, а потому стоит за резолюцию в том виде, в каком ее прислали ребусы, и не хочет изменять в ней ни одной буквы. Хотя он находит в ней ошибку в правописании, а именно в выражении «в действительности». Его лично учили писать «в диствительности», но он готов даже отступиться от своих убеждений по этому вопросу на благо Низкопрыгии, и поэтому он поддерживает ребусов вместе с их опечатками. Он надеется, что резолюция будет принята с тем единодушием, коего требует такой важный предмет.
Эта речь произвела настоящую сенсацию. До сих пор главные ораторы палаты изощрялись в тонкостях толкования какого-нибудь служебного слова в Великой Аллегории. Ной же, с простодушием истинно великого ума, нанес удар в самый корень дела с самозабвением прославленного рыцаря из Ламанчи, когда тот обратил свое копье против ветряных мельниц. Ведь если допустить, что цвета не существуют и что слова не имеют значения, то не только эту, но и всякую другую резолюцию можно было бы принимать совершенно безнаказанно. Особенно довольны были вертикалисты, так как, сказать по правде, их аргументы до этого были довольно шаткими. В кулуарах произведенный эффект был еще значительнее и привел к полнейшей перемене духа аргументации вертикалистов. У моникинов, которые еще накануне упорно утверждали, что вся их сила заключается в тексте Великой Аллегории, открылись глаза, и они ясно осознали, что слова не имеют никакой ценности. Таким образом, аргументация подверглась изменению, но общий вывод, к счастью, остался прежним. Бригадир, отметив эту кажущуюся аномалию, объяснил, что в Низкопрыгии это обычное явление, особенно в делах, касающихся политики, хотя люди, он убежден, несомненно более последовательны.
На то, чтобы хорошо вымуштрованная политическая организация сделала поворот кругом, много времени не требуется. Хотя несколько лучших вертикалистских ораторов явились на заседание с объемистыми заметками, готовые доказывать, что формулировка резолюции совпадает с их точкой зрения, среди них не нашлось ни одного, кто тут же не отбросил подготовленные аргументы ради простых и убедительных доводов капитана Пока. С другой стороны, горизонталисты были настолько застигнуты врасплох, что ни один их оратор не нашел, что сказать в защиту своей точки зрения. Они не только не могли организовать отпор, но даже позволили одному из своих противников встать и повторить удар капитана: явный признак их полного смятения.
Новый оратор был одним из выдающихся лидеров вертикалистов. Он был из тех политиков, которые развили свои способности, служа поочередно во всех лагерях, изучив на опыте сильные и слабые стороны каждого из них и постигнув тонкости всех когда-либо существовавших в стране политических настроений. Этот искусный оратор начал свою речь с большим воодушевлением и построил ее целиком на принципе, выдвинутом достопочтенным членом палаты, выступавшим перед ним. Его точка зрения сводилась к тому, что суть всякой резолюции или закона нужно искать не в словах, а в делах. Слова — это только блуждающие огни, которые могут завести в пропасть, и — нужно ли доказывать палате то, что так хорошо известно всем его слушателям? — слова постоянно приспособляются к надобностям разных лиц. Быть расточительным на слова — величайшая ошибка тех, кто участвует в политической жизни, ибо может настать пора, когда болтливые и многословные пожалеют, что столь злоупотребляли словами. Он спрашивает палату, необходимо ли выдвинутое предложение, требуют ли его осуществления общественные интересы, подготовлено ли к нему общество? Если да, то он призывает джентльменов выполнить свой долг перед собой, перед своей репутацией, своей совестью, своей верой, своей собственностью и, наконец, своими избирателями.
Так этот оратор пытался разбить одни слова другими, и мне показалось, что палата довольно благосклонно приняла его старания. Тут я решил выступить в защиту основного закона, которому в ходе обсуждения уделялось явно недостаточно внимания. Перехватив взгляд председателя, я вскочил на ноги.
Я начал с пространных комплиментов таланту и благородным побуждениям предыдущих ораторов, с приличным упоминанием о всем известном патриотизме, глубокомыслии, достоинстве и юридическом авторитете палаты. Все это было принято так хорошо, что я осмелел и решил тут же обрушить на своих противников текст закона. Своему удару я предпослал восхваление превосходных учреждений Низкопрыгии, повсеместно признанных одним из чудес света, высочайшим достижением моникинского разума, уступающим лишь учреждениям Высокопрыгии, каковые почитаются первыми. Затем я сделал несколько уместных замечаний о необходимости уважать жизненно важные законы государства и попросил присутствующих внимательно выслушать некий пункт, который, мне казалось, имеет непосредственное отношение к обсуждаемому вопросу. Расчистив себе таким образом путь, я не был настолько глуп, чтобы уничтожить плоды длительной подготовки неблагоразумной поспешностью. Напротив, прежде чем прочесть вслух цитату из конституции, я подождал, пока внимание всех присутствующих членов палаты не сосредоточилось на достоинстве, спокойствии и серьезности моей манеры говорить вне зависимости от содержания моих слов. Вот тогда-то среди глубокой тишины и всеобщего ожидания я, возвысив свой голос так, что его раскаты донеслись до самых дальних уголков зала, и произнес: «Великое Национальное Собрание ни при каких обстоятельствах не должно принимать закон или резолюцию, провозглашающие, что белое — это черное».
Я огласил эту авторитетную ссылку с полным спокойствием и столь же спокойно ожидал, какое она произведет впечатление. Глядя по сторонам, я замечал на лицах удивление, смущение, сомнение и неуверенность, однако ни на одном не отразился восторг. Особенно меня поразило, что наши друзья горизонталисты не только не пришли в восхищение от столь веского аргумента в пользу их точки зрения, но явно растерялись не меньше, чем и наши противники вертикалисты.
Наконец один из ведущих вертикалистов решился спросить:
— Не будет ли достопочтенный член палаты столь добр и не объяснит ли, какого автора он цитировал?
— Слова, которые вы слышали, господин председатель, — сказал я, полагая, что настал благоприятный момент, — это слова, которые найдут отклик в сердце каждого, слова, которые 'никогда не прозвучат напрасно в этом достоуважаемом зале, слова, которые убеждают и повелевают…— Тут я заметил, что депутаты озирались друг на друга, буквально раскрыв рты от изумления. — Сэр, меня просят назвать автора, в трудах которого я почерпнул эти ясные и поучительные слова. То, что вы только что слышали, сэр, это статья четвертая, пункт шестой Великой Национальной Аллегории…
— К порядку! К порядку! К порядку! — завопила сотня остервенелых глоток.
Я остолбенел, пораженный еще больше, чем минуту назад были поражены сами члены палаты.
— К порядку! К порядку! К порядку! К порядку! — продолжали раздаваться вопли, словно в зал ворвался миллион разъяренных демонов.
— Достопочтенный член палаты соблаговолит вспомнить, — проговорил любезный и, в силу служебного долга, беспристрастный председатель, кстати сказать, вертикалист, пролезший в палату благодаря подтасованным выборам, — что переходить на личности возбраняется.
— Личности! Я не понимаю, сэр…
— Здравый смысл подскажет достопочтенному члену, что документ, на который он сослался, не возник сам собой. Более того, непосредственные участники собрания, которые его составляли, в настоящий момент являются членами палаты и почти все поддерживают рассматриваемую резолюцию. Если им будут столь неслыханным образом швырять в лицо их прежние официальные акты, это не может не быть сочтено личным выпадом. Мне очень жаль, но я обязан указать достопочтенному члену на вопиющее нарушение порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
ГЛАВА XXVI. Проведение законов. Ораторское искусство, логика и красноречие в их будничном виде
Политические присяги везде более или менее одинаковы, а потому о принесении ее нами я скажу только, что все прошло обычным порядком. Обе палаты расположились надлежащим образом, и мы без промедления приступили к делу. Я хочу тут же упомянуть, что был немало обрадован, увидев среди куцых бригадира Прямодушного. Капитан тут же шепнул мне, что бригадира, вероятно, выбрали, приняв его по ошибке за иммигранта.
Вскоре нам было доставлено послание Великого Сахема, содержавшее отчет о положении нации. Как и большинство отчетов, которые мне выпало удовольствие получать, он показался мне чрезвычайно длинным. Из этого документа следовало, что народ Низкопрыгии — счастливейший народ в мире и окружен гораздо большим уважением, признанием, любовью, почитанием и преклонением, чем какая-либо другая нация моникинов, — короче говоря, он был славой и предметом восхищения вселенной. Я с большой радостью узнал все это, так как многое было для меня совершенно новым. Вот еще одно доказательство того, что правильное представление о нации можно получить только от нее самой!
Переварив надлежащим образом эти важные сведения, мы все приступили к выполнению своих обязанностей с таким рвением, что никто не мог бы усомниться в нашем усердии и честности. Все пошло как по маслу, и вскоре ребусы, как бы открывая бал, прислали нам на утверждение резолюцию, составленную в следующих выражениях: «Постановили, что цвет, до сих пор считавшийся черным, в действительности является белым».
Поскольку это была первая резолюция, по которой нам предстояло голосовать, я сказал Ною, что нам следует подойти ж бригадиру и спросить, в чем смысл столь необыкновенного законопроекта.
Наш коллега с большим добродушием в ответ на наш вопрос дал понять, что между вертикалистами и горизонталистами издавна возникают разногласия по поводу внешней окраски различных важных вопросов и что подлинная суть данной резолюции скрыта от непосвященных глаз. Первые всегда поддерживали (под словом «всегда» он подразумевал время с того момента, когда они перестали поддерживать обратное положение) доктрину, соответствующую этой резолюции, а вторые — доктрину, противоположную. Сейчас в палате ребусов большинство принадлежит вертикалистам, и, как мы видим, им удалось провести резолюцию, касающуюся их излюбленного принципа.
— Согласно этим разъяснениям, сэр Джон, — заметил капитан, — мне придется утверждать, что черное — это белое, раз я нахожусь на стороне вертикалистов?
Я сделал тот же вывод и обрадовался, что мой собственный дебют на законодательном поприще не будет омрачен необходимостью защищать идею, столь отличную от моего обычного образа мыслей. Любопытствуя, однако, узнать мнение бригадира, я спросил его, в каком свете склонен он сам рассматривать этот вопрос.
— Меня избрали касательные, — ответил он. — Насколько мне известно, наши друзья собираются придерживаться среднего курса. И одному из наших лидеров уже поручено в надлежащий момент внести поправку к резолюции.
— Не можете ли вы указать мне, дорогой друг, что в Великой Национальной Аллегории имеет отношение к этому вопросу?
— Отчего же! В основном и непреложном законе есть пункт, который, как многие думают, как раз предусматривает данный случай. К сожалению, мудрецы, составлявшие нашу Аллегорию, не уделили формулированию этого пункта того внимания, какого требует важность вопроса.
Тут бригадир ткнул пальцем в один из пунктов Аллегории, и я вернулся на свое место, чтобы заняться его изучением. Он был составлен следующим образом:
«Статья IV, пункт 6. Великое Национальное Собрание ни при каких обстоятельствах не должно принимать закон или резолюцию, провозглашающие, что белое — это черное».
Изучив от начала до конца это основное законоположение, повертев его во все стороны и даже рассмотрев его задом наперед, я пришел к заключению, что общий его смысл скорее благоприятен для позиции горизонталистов. Мне показалось, что именно на конституционной основе можно построить очень хорошее выступление и что новому депутату предоставляется недурной случай выступить со своей первой речью. Разобравшись с этим вопросом к полному своему удовлетворению, я спокойно выжидал удобного случая, чтобы выступить с наибольшим эффектом.
В скором времени председатель юридической комиссии (одним из следствий данной резолюции была бы полная перемена окраски свидетельских показании во всех обширных пределах республики Низкопрыгии) выступил с докладом по существу резолюции. Председатель принадлежал к касательным и жаждал попасть в ребусы, хотя общий уклон нашей палаты был безусловно горизонтальным. Разумеется, он безоговорочно поддержал ребусов. Чтение доклада заняло семь часов, так как история вопроса рассматривалась от эпохи знаменитого заседания политических лидеров, которое было прервано раз и навсегда взрывом земной коры и которое предшествовало разделению великой моникинской семьи на отдельные страны, и завершалась ныне обсуждаемой резолюцией. Оратор самым тщательным образом подобрал свою политическую палитру и, разбирая вопрос, пользовался только нейтральными тонами, а затем покрыл его ультрамарином, дабы глаз видел все сквозь искусственную лазурную дымку. В заключение он повторил резолюцию дословно в той же редакции, в какой она была получена из той палаты.
После этого председатель палаты пригласил выступать делегатов. К моему крайнему изумлению, капитан Пок встал, переложил свою жвачку из-за щеки обратно в коробочку и, нисколько не смущаясь, открыл прения.
Достопочтенный капитан заявил, что, по его разумению, вопрос затрагивает свободы всех и каждого. Он понимает дело буквально, как оно изложено в Аллегории и представлено в резолюции, и, соответственно этому, намерен рассмотреть его без всякой предвзятости. Суть внесенного предложения, продолжал он, заключается в цвете, и только в нем. А что такое цвет, в конце-то концов? Возьмите его в самом благоприятном случае, ну хотя бы на щечках хорошенькой женщины, далеко ли он вас уведет? Нет, не дальше самой поверхности кожи. Он, капитан Пок, помнит времечко, когда в другой части света одна особа женского пола, известная под именем миссис Пок, была розовее самой розовой розы в городе, что зовется Станингтон. Ну, и к чему это привело? Он не станет спрашивать самое миссис Пок — по очевидным причинам, — но спросите любую из ее соседок, как она выглядит теперь? Однако оставим в покое женщин и возьмем людей вообще. Он сам не раз замечал, что морская вода синяя, и он частенько заставлял матросов поднимать ее в ведрах на палубу, чтобы посмотреть, нельзя ли добыть сколько-нибудь этого синего вещества — в его местах индиго редкость и ценится дорого, — но ничего из этой затеи не вышло. Отсюда он заключает, что, в общем и целом, никакой такой штуки, называемой цветом, на свете вовсе не существует.
Что касается резолюции, представленной палате, то она полностью зависит от значения отдельных слов. Ну, а что же такое слово? Слово одного человека чего-то стоит, а слово другого не стоит ровно ничего. Лично он не охотник до слов, хотя вообще-то он охотник на котиков. Он сам однажды взял слово с одного человека взамен жалованья, ну и плакали его денежки! Он знает тысячи случаев, когда слова оказывались пустыми, и не понимает, почему некоторые джентльмены придают им здесь такое значение. Что до него, так он не собирается раздувать значение какого-нибудь там слова или цвета. Народу хочется внести изменения в окраску вещей, и он призывает джентльменов помнить, что здесь свободная страна и что управляется она законами, а потому он уверен, что они постараются приспособить эти законы к нуждам народа. Чего требует народ от палаты в данном случае? Насколько ему известно, народ словами ничего не требовал, однако, как он понимает, существует большое недовольство по поводу старых цветов, а молчание народа он истолковывает как выражение презрения к словам вообще. Он вертикалист и всегда будет держаться вертикальной точки зрения. Джентльмены могут не согласиться с ним, но лично он не склонен подвергать опасности права своих избирателей, а потому стоит за резолюцию в том виде, в каком ее прислали ребусы, и не хочет изменять в ней ни одной буквы. Хотя он находит в ней ошибку в правописании, а именно в выражении «в действительности». Его лично учили писать «в диствительности», но он готов даже отступиться от своих убеждений по этому вопросу на благо Низкопрыгии, и поэтому он поддерживает ребусов вместе с их опечатками. Он надеется, что резолюция будет принята с тем единодушием, коего требует такой важный предмет.
Эта речь произвела настоящую сенсацию. До сих пор главные ораторы палаты изощрялись в тонкостях толкования какого-нибудь служебного слова в Великой Аллегории. Ной же, с простодушием истинно великого ума, нанес удар в самый корень дела с самозабвением прославленного рыцаря из Ламанчи, когда тот обратил свое копье против ветряных мельниц. Ведь если допустить, что цвета не существуют и что слова не имеют значения, то не только эту, но и всякую другую резолюцию можно было бы принимать совершенно безнаказанно. Особенно довольны были вертикалисты, так как, сказать по правде, их аргументы до этого были довольно шаткими. В кулуарах произведенный эффект был еще значительнее и привел к полнейшей перемене духа аргументации вертикалистов. У моникинов, которые еще накануне упорно утверждали, что вся их сила заключается в тексте Великой Аллегории, открылись глаза, и они ясно осознали, что слова не имеют никакой ценности. Таким образом, аргументация подверглась изменению, но общий вывод, к счастью, остался прежним. Бригадир, отметив эту кажущуюся аномалию, объяснил, что в Низкопрыгии это обычное явление, особенно в делах, касающихся политики, хотя люди, он убежден, несомненно более последовательны.
На то, чтобы хорошо вымуштрованная политическая организация сделала поворот кругом, много времени не требуется. Хотя несколько лучших вертикалистских ораторов явились на заседание с объемистыми заметками, готовые доказывать, что формулировка резолюции совпадает с их точкой зрения, среди них не нашлось ни одного, кто тут же не отбросил подготовленные аргументы ради простых и убедительных доводов капитана Пока. С другой стороны, горизонталисты были настолько застигнуты врасплох, что ни один их оратор не нашел, что сказать в защиту своей точки зрения. Они не только не могли организовать отпор, но даже позволили одному из своих противников встать и повторить удар капитана: явный признак их полного смятения.
Новый оратор был одним из выдающихся лидеров вертикалистов. Он был из тех политиков, которые развили свои способности, служа поочередно во всех лагерях, изучив на опыте сильные и слабые стороны каждого из них и постигнув тонкости всех когда-либо существовавших в стране политических настроений. Этот искусный оратор начал свою речь с большим воодушевлением и построил ее целиком на принципе, выдвинутом достопочтенным членом палаты, выступавшим перед ним. Его точка зрения сводилась к тому, что суть всякой резолюции или закона нужно искать не в словах, а в делах. Слова — это только блуждающие огни, которые могут завести в пропасть, и — нужно ли доказывать палате то, что так хорошо известно всем его слушателям? — слова постоянно приспособляются к надобностям разных лиц. Быть расточительным на слова — величайшая ошибка тех, кто участвует в политической жизни, ибо может настать пора, когда болтливые и многословные пожалеют, что столь злоупотребляли словами. Он спрашивает палату, необходимо ли выдвинутое предложение, требуют ли его осуществления общественные интересы, подготовлено ли к нему общество? Если да, то он призывает джентльменов выполнить свой долг перед собой, перед своей репутацией, своей совестью, своей верой, своей собственностью и, наконец, своими избирателями.
Так этот оратор пытался разбить одни слова другими, и мне показалось, что палата довольно благосклонно приняла его старания. Тут я решил выступить в защиту основного закона, которому в ходе обсуждения уделялось явно недостаточно внимания. Перехватив взгляд председателя, я вскочил на ноги.
Я начал с пространных комплиментов таланту и благородным побуждениям предыдущих ораторов, с приличным упоминанием о всем известном патриотизме, глубокомыслии, достоинстве и юридическом авторитете палаты. Все это было принято так хорошо, что я осмелел и решил тут же обрушить на своих противников текст закона. Своему удару я предпослал восхваление превосходных учреждений Низкопрыгии, повсеместно признанных одним из чудес света, высочайшим достижением моникинского разума, уступающим лишь учреждениям Высокопрыгии, каковые почитаются первыми. Затем я сделал несколько уместных замечаний о необходимости уважать жизненно важные законы государства и попросил присутствующих внимательно выслушать некий пункт, который, мне казалось, имеет непосредственное отношение к обсуждаемому вопросу. Расчистив себе таким образом путь, я не был настолько глуп, чтобы уничтожить плоды длительной подготовки неблагоразумной поспешностью. Напротив, прежде чем прочесть вслух цитату из конституции, я подождал, пока внимание всех присутствующих членов палаты не сосредоточилось на достоинстве, спокойствии и серьезности моей манеры говорить вне зависимости от содержания моих слов. Вот тогда-то среди глубокой тишины и всеобщего ожидания я, возвысив свой голос так, что его раскаты донеслись до самых дальних уголков зала, и произнес: «Великое Национальное Собрание ни при каких обстоятельствах не должно принимать закон или резолюцию, провозглашающие, что белое — это черное».
Я огласил эту авторитетную ссылку с полным спокойствием и столь же спокойно ожидал, какое она произведет впечатление. Глядя по сторонам, я замечал на лицах удивление, смущение, сомнение и неуверенность, однако ни на одном не отразился восторг. Особенно меня поразило, что наши друзья горизонталисты не только не пришли в восхищение от столь веского аргумента в пользу их точки зрения, но явно растерялись не меньше, чем и наши противники вертикалисты.
Наконец один из ведущих вертикалистов решился спросить:
— Не будет ли достопочтенный член палаты столь добр и не объяснит ли, какого автора он цитировал?
— Слова, которые вы слышали, господин председатель, — сказал я, полагая, что настал благоприятный момент, — это слова, которые найдут отклик в сердце каждого, слова, которые 'никогда не прозвучат напрасно в этом достоуважаемом зале, слова, которые убеждают и повелевают…— Тут я заметил, что депутаты озирались друг на друга, буквально раскрыв рты от изумления. — Сэр, меня просят назвать автора, в трудах которого я почерпнул эти ясные и поучительные слова. То, что вы только что слышали, сэр, это статья четвертая, пункт шестой Великой Национальной Аллегории…
— К порядку! К порядку! К порядку! — завопила сотня остервенелых глоток.
Я остолбенел, пораженный еще больше, чем минуту назад были поражены сами члены палаты.
— К порядку! К порядку! К порядку! К порядку! — продолжали раздаваться вопли, словно в зал ворвался миллион разъяренных демонов.
— Достопочтенный член палаты соблаговолит вспомнить, — проговорил любезный и, в силу служебного долга, беспристрастный председатель, кстати сказать, вертикалист, пролезший в палату благодаря подтасованным выборам, — что переходить на личности возбраняется.
— Личности! Я не понимаю, сэр…
— Здравый смысл подскажет достопочтенному члену, что документ, на который он сослался, не возник сам собой. Более того, непосредственные участники собрания, которые его составляли, в настоящий момент являются членами палаты и почти все поддерживают рассматриваемую резолюцию. Если им будут столь неслыханным образом швырять в лицо их прежние официальные акты, это не может не быть сочтено личным выпадом. Мне очень жаль, но я обязан указать достопочтенному члену на вопиющее нарушение порядка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46