«Рыбин А. "Бес смертный"»: Книжный клуб 36.6; 2007
ISBN 978-5-98697-072-1
Аннотация
Что более реально: суета шоу-бизнеса или музыкальные образы?
Что более звонко: банковские счета или песенные мелодии?
Оказывается, мир образов и звуков не менее реален, чем сама жизнь. Он может сделать человека счастливым или несчастным, может принести комфорт или беду, а может - убить или дать вечную жизнь!
Музыка оБЕСпечивает покой и БЕСпокоит, Музыка оБЕСсиливает и БЕСит! Музыка превращает беса в человека, а человека делает бесом. Только этот бес - смертный.
Алексей Рыбин
Бес смертный
Никакой т. н. «фантазии» не существует. Есть только неосознанные воспоминания, боковое зрение и прозорливость. Человеческий мозг намертво привязан к реальности, и все, что он может создать, является лишь ее отражением. А то, что мы называем сказками, фантазиями, художественным вымыслом, – все это либо когда-то было на самом деле, либо происходит в данный момент, либо рано или поздно случится.
Автор
Поскольку никто не знал, кто сядет в тюрьму, а кто останется на свободе, то в подобных условиях было почти невозможно составить расписание сессий звукозаписи.
М. Джаггер, 1967 г.
Во мне кто-то третий
Джордж Гуницкий

Четыре с чем-то там
Вышколенное солнце взошло вовремя. В четыре с чем-то там. Солнце всегда, сколько я себя помню, двадцатого мая встает в четыре с чем-то там. Впрочем, я давно не смотрел в календарь; раньше у меня были такие – отрывные, где на каждый день приходился отдельный листочек скучной газетной бумаги. И на каждом листочке написано, во сколько солнце встает, во сколько садится. Листочки были маленькие и совершенно нефункциональные – прочитать и выбросить. Нехорошо целый день жизни обозначать такой незначительной запиской, хоть бы и фабричного производства. Конечно, многие привыкли и жить не могли без отрывных календарей. Их до сих пор всюду продают. А если продают, значит, кто-то их покупает и считает свои дни, отрывая один за другим унылые клочки бумаги с дурно набранными стишками и сонными статейками.
В отличие от солнца, строго следующего распорядку дня, телефон в моей квартире был в этом смысле совершенно диким. Вот и сейчас он зазвонил: четыре с чем-то там утра – какого черта?! Кто-то умер? Обычно в это время мне звонят, чтобы сообщить о том, что кто-то умер. Считают своей первейшей обязанностью вот так вот – ни свет, ни заря – позвонить и сказать: «Товарищ-то наш – помер…» Или: «Подруга-то наша – померла…» И добавить после паузы: «Да, вот так…» Со вздохами, чмоканьем и цоканьем ожидая от меня соответствующей моменту реакции. То есть я должен что-то ответить. Но в пять утра, как это было в последний раз, ничего, кроме «эх-эх-эх», я придумать не смог. Зачем нужно будить человека в пять тридцать? Все погребальные конторы, понятно, закрыты, умные мысли спросонья так сразу не выдашь, отчего не подождать несколько часов? – все равно уже ничего не поправишь.
Нет, почему-то принято обзванивать всех, чьи телефонные номера есть в записной книжке, и поднимать знакомых ни свет ни заря. А в конце разговора запустить какую-нибудь многозначительную пошлость, сказать печально что-то вроде: «Снаряды ложатся все ближе и ближе».
Телефон продолжал звонить. Ну и что мне делать, если снова кто-то умер? Бежать за водкой? Пить алкоголь тоже, в общем, принято. Звонят вот так и говорят – «Умер, да, эх-эх-эх, снаряды… Мы уже пьем…» И прощаются. Типа – самое главное сообщили. То есть, что они уже пьют. Выполняют дружеский долг. Трепетно относятся к смерти товарища. Молодцы какие. Поздняя пташка только встает, а ранняя уже пиво пьет.
Я встал, прошлепал к тумбочке. С утра меня всегда шатает. Взял трубку. Электронные часы рядом с телефоном показывали дату и время: «20.05 04:40».
– Але.
Хрипло, грозно и требовательно.
– Алло… Это Света. Вы извините, что в такую рань… Мы договаривались… Здравствуйте.
Света. Ах, Света… Ну конечно. Я не мог отказать Бродскому – он позвонил из Москвы, попросил дать интервью столичной журналистке из раскрученной желтой газеты. И она тоже мне звонила. Я сидел дома, пил, никого не трогал. Благодушно пил. Один. Это единственный приличный способ пить алкоголь – в одиночку. Я давно к этому пришел.
Публично напиваться свойственно людям малокультурным и неуверенным в себе. Воспитанный, интеллигентный человек пьет один; воспитанному и культурному человеку неинтересно слушать пьяные разговоры посторонних; их ругань и хвастовство, их анекдоты или, упаси боже, песни способны довести пьющего в компании интеллигентного человека до обморока. Были случаи. Сидит человек за столом, пьет, слушает, как вокруг поют, вдруг – хлоп! – и в обморок. Все кричат: «Врача! врача!» Прибегает врач, меряет давление, говорит, что парню нельзя пить в таких количествах, и дает еще ряд идиотских советов. А у парня просто сработала защита. Невыносимо ему стало слушать песни, он и отключился. Пей этот парень один – он бы втрое больше мог выпить.
То ли дело – отключить звонок и телефон, запастись выпивкой и отдыхать наедине с собой. Никто не будет потом рассказывать, как ты нажрался и блевал на Дворцовой площади; как ты упал в Неву, а потом приставал к туристам, пытаясь показать им тайную дверь в постаменте Александрийского столпа, за которой якобы находится винтовая лестница, ведущая на самую его, столпа, верхушку; как ты дрался с милиционерами и угонял машину «Скорой помощи»… Все это обязательно расскажут собутыльники с блестящими после хорошей пьянки лицами.
Ты можешь слушать любимую музыку, и никто не будет мешать тебе комментариями; можешь смотреть видео – один фильм, другой, третий; можешь сесть за компьютер – интеллигентному человеку наедине с собой никогда не бывает скучно. Налил, выпил, не дожидаясь окончания ублюдочных тостов, закусил – красота!
– Да, – сказал я и прокашлялся. – Света. Хорошо. Я слушаю.
– Вы извините еще раз…
Что-то она от меня хотела.
– Мы вчера…
– Вчера, конечно, помню, помню. Так что, Света?
– Я подъеду, – не то спросила, не то уведомила меня Света.
– А-а… Когда?
– Ну вообще-то… Я могу перекусить где-нибудь… А вы… Я, собственно, тут рядом. Вы просто сами сказали вчера, чтобы я с поезда к вам приходила.
– Да?
– Да.
Очень может быть, что я так и сказал. Очень может быть, что я даже рисовал себе какие-нибудь соблазнительные картины типа «Утренний визит незнакомки». Оба в дезабилье, раскрасневшиеся, потные… А потом пьют водку с пивом и слушают Чаби Чеккера.
– Света, вы… Или ты. Мы на «вы», на «ты»? Я забыл.
– На «вы».
– Ладно, тогда, Света, приезжайте. То есть приходите. Адрес знаете?
– Да, вы вчера мне все очень подробно объяснили.
– Ну да. Пива купите по дороге, Света, хорошо? Бутылки три. Или семь. Я деньги отдам.
Я повесил трубку и пошел на кухню. Кофе варить было глупо – если Света принесет пиво, то нужно будет пить пиво. Бриться лень. На каком, к черту, поезде она приехала в четыре утра? Поездов-то таких нет. Или уже есть? Все так быстро меняется… Сходил в туалет, потом в ванной потер мокрыми ладонями лицо и руки – до плеч. Когда вышел из ванной, в дверь позвонили. «Света», – подумал я и не ошибся. Через глазок лицо журналистки казалось беременным. Я начал открывать дверь и сообразил, что вот сейчас открою, а сам – голый.
– Прошу прощения, – сказал я и, оставив между дверью и стеной маленькую щелочку, шмыгнул в спальню.
– Здравствуйте. – Из прихожей до меня донеслись голос Светы и звук закрываемой двери.
– Здрассьте. Пиво принесла?
– Да. Куда можно пройти?
– На кухню. Я сейчас.
Я быстро оделся – трусы, старые белые брюки, футболка с надписью «American Beauty», купленная в Денвере на концерте «Грейт-фул Дэд», – и босиком зашлепал на глухое звяканье бутылок.
В центре кухни стояла огромная сумка – американская, забыл, как они называются. Однажды я точно в такой же сумке вез штук шестьдесят виниловых пластинок, кассетный магнитофон, шубу для очередной своей жены, собственную одежду, здоровенный гитарный процессор – они тогда только появились в продаже – зубную щетку и носовой платок. Летел из Берлина в Питер, сумку взял в салон как ручную кладь, чтобы не платить за багаж. Перегородил весь салон, проводницы ругались сначала, а потом я напился и все стало хорошо.
На столе стояли не то пять, не то семь бутылок пива – из дешевых, названия сортов для меня значения не имеют, потому что названия меняются, а вкус всегда один и тот же.
Сразу за сумкой на трехногом табурете сидела девочка – волосы подстрижены, как говорили в дни моей молодости, под полубокс. Черный жесткий ежик придавал девочке боевой вид. Она была похожа на пионервожатую, готовую возглавить сбор металлолома.
«А кой тебе годик?» – хотел было спросить я девочку, но та опередила меня, вскочив и быстро присев в пародии на книксен.
– Света Полувечная. Девятнадцать лет. Третий год печатаюсь в…
– Стоп. За пиво спасибо. Полувечная. Это что – псевдоним?
– Нет, это моя настоящая фамилия.
– Хорошая фамилия, – сказал, не зная, что бы такое сказать еще.
– Ну, у вас-то фамилия тоже – будь здоров, не кашляй, – в манере заголовков ее газеты выпалила Полувечная.
– А что такого? Брежнев. Звучит более или менее гордо.
– Вы меня простите… Вы помните, мы вчера говорили…
– В общих чертах, – соврал я. Ни в чертах, ни в точках, ни в мазках я не помнил ни единого слова из вчерашнего разговора с Полувечной.
– Ну, что я могу у вас переночевать. Просто у меня завтра еще несколько встреч. А друзей в этом городе нет. Я, конечно, могу и в гостиницу, но…
– Да нет проблем. Ночуй.
– Спасибо. Вообще-то мне так и сказали дома, что вы не откажете.
– Что? – спросил я, оторвавшись от первой бутылки. Я и сам не заметил, как открыл ее и начал пить.
– Вы когда будете готовы к интервью? Не пугайтесь меня только…
– Я и не пугаюсь, – заметил я, отрывая вторую бутылку. – Пиво будешь? Или поешь чего-нибудь?
– Нет, спасибо, – сказала Света. – В смысле – пиво буду.
– А я, в принципе, готов. Сегодня у меня… – Я посмотрел на бутылки. – Сегодня у меня день свободен. Знаешь эту поговорку?
– Про с утра выпил? Знаю, конечно. Это старая история.
– Старая, но мудрая. Так что я готов.
– Отлично. – Света сделала большой глоток и вытащила из сумки диктофон, а следом – видеокамеру.
– Снимать можно?
– Сколько угодно. – Я провел рукой по волосам. – Я стилистами не пользуюсь.
– Услугами или самими стилистами? – уточнила Света.
– Ни тем, ни другим.
– Я предлагаю сделать так, – Света посерьезнела. – Вы рассказывайте что хотите. Что вспомнится из вашей жизни. Что вы считаете самым главным, ну, может быть, не самым, но просто интересным. А потом я все это дело сведу, – она махнула рукой на камеру и диктофон, – и мы сделаем большую статью.
– Вычитать я смогу?
– Гарантирую, что все будет полностью под вашим контролем, – отчеканила Полувечная. – Сто процентов.
Она щелкнула кнопкой диктофона и взяла в руку камеру с загоревшимся красным глазком.
Лучший музыкант восьмидесятых Майк, помимо того, что написал кучу отличных песен, ввел в употребление «чпок». Наливаешь в стаканчик наполовину водки и наполовину газированной воды. Накрываешь ладонью, поплотнее, чтобы не было зазора между рукой и краями стакана, – и изо всей силы бьешь донышком о колено. Или о бедро – тут уже дело вкуса и анатомических особенностей каждого конкретного пьющего. Смесь в стаканчике взрывается – происходит вроде как буря в стакане воды. В стакане воды с водкой. И пока эта буря бушует – секунду, другую – быстренько опрокидываешь чпок в рот.
Пьется чпок легко, и сивушного привкуса водки при питье не ощущается вовсе. Майк рекламировал новацию как напиток рок-н-ролльщиков, но, скорее, это была составляющая нашего «банкета нищих». Пластинку «Стоунз» «Beggars Banquet» мы тоже тогда все любили.
Если желающих выпить много, а денег мало, то, используя технологию чпока, можно упиться с двух бутылок водки и трех, от силы четырех – минералки. Чпок мгновенно всасывается в кровь и действует сильнее любого ерша.
Я практиковал эту штуку много лет, потом забросил, а теперь вот снова начал. Не оттого, что денег нет, а от естественного для моих лет желания выпендриться.
Пока я думал о Майке и чпоке, Света, не отрываясь от камеры, потянулась к сумке и вытащила из нее бутылку водки.
– Это что такое? – спросил я с непонятной самому себе интонацией.
– Водка. Мне вчера сунули в дорогу, а я подумала, может, вам сейчас лучше стопочку… Чем пиво-то.
– Это логично, – сказал я. – Логично. У тебя, я вижу, опыт. Спасибо. Хотя у меня с этим, – я кивнул на бутылку, – проблем нет.
– Да я знаю, – сквозь зубы, пристально глядя на дисплей, пробормотала Света. – Просто чтобы лишний раз не бегать…
Я открыл бутылку, достал из холодильника минералку.
– По чпоку?
– Это как? – спросила Полувечная.
Я в двух словах объяснил девочке технологию приготовления смеси. Полувечная очень сноровисто махнула первую порцию – именно махнула, поскольку самое интересное в чпоке то, что приготовление и употребление его суть одно и то же. Чпок нельзя приготовить и не выпить. Это непрерывный процесс, ни один из алкогольных напитков, кроме чпока, таким свойством не обладает – единством изготовления и потребления. Это вам не коктейль какой-нибудь, не «кровавая Мэри», с которым когда сталкиваешься, от одного только пошлого названия, не говоря уже о вкусовых качествах, мурашки бегут по коже. То ли дело – ром с пепси-колой. Напиток рок-н-ролльщиков. Сами «Битлз» пили ром с пепси-колой да нахваливали. Или просто пиво. Абсолютно естественный напиток для нормального панка.
Однажды приехал ко мне друг-критик из Москвы. Я сидел дома со сломанной ногой. Вернее, сначала критик прислал свою девушку. Девушка у меня переночевала, а утром критик пожаловал. Что уж заставило его ехать с девушкой на разных поездах – не знаю. Какие-нибудь интриги. Критик в ту пору был модным, печатался, выступал на ТВ, был политкорректно бородат, чтобы, с одной стороны, иметь вид внутренне свободного человека, а с другой – респектабельного функционера. Я критика любил, умный он был и добрый. Послал его за пивом. Магазин с бутылочным пивом находился далеко, а ларек с разливным – под окнами. Бидона у меня дома не было, так что я дал критику чайник, денег и определил его в гонцы.
Критик вышел в мороз, к седому от горячего дыхания алкоголиков ларьку, – в самых дорогих, какие только можно было тогда купить, джинсах, в кожаной куртке за пятьсот баксов, в кроссовках за двести. Переваливаясь упитанным телом, он прошел сквозь толпу мятых, как мой алюминиевый чайник, алкашей и даже не был ими бит. Пришел, отдуваясь, принес полтора литра в чайнике и сказал, что пиво – напиток исключительно панковский. Тогда я научил его чпоку, но критик отказался, схватил в охапку свою девушку и побежал в ресторан, чтобы выпить там чего-нибудь такого, что положено критикам по рангу. Догадывался, наверное, что его девушку я успел ночью, как мы тогда выражались, охомячить. Извертелся весь, конечно, в постели – со сломанной ногой не очень-то разгуляешься, – но получилось неплохо.
– Критик – этот тот, что вам первые концерты устраивал? – спросила Полувечная.
– Что? Какой критик?
– Ну, вы сейчас рассказали про чайник, про пиво.
– Ах, это… Я рассказывал? Да, тот самый. Еще по одной?
– Давайте.
С хорошего похмелья я могу выпить очень много и до вечера оставаться трезвым. Такая уж натура. А вот девочка… Не знаю, сдюжит ли. Хотя мне-то что за дело? Совершеннолетняя. Пусть сама кует свою печень.
– А кстати, как сын ваш поживает? – спросила совершеннолетняя.
– Сын? А что тебе мой сын? Фанатеешь от него?
– Да нет. Просто у меня с ним тоже встреча запланирована. Сегодня вечером. У него ведь новый альбом выходит.
– Я в курсе. Сын у меня парень модный. Завтра, кстати, в тур уезжает. Так что если сегодня вечером не поймаешь – все. Месяца на два придется забыть. Как его, вообще, по радио гоняют?
– Гоняют, – сказала Света. – А вы не слышали?
– Я радио не слушаю.
– Может быть, о сыне пару слов?
– Пару слов… Можно пару слов. Неплохой барабанщик. Хватит?
Когда-то я был женат на Зое Кропоткиной. В те годы я получал за концерт рублей сто. Сколько это было в долларах, уже и не помню. Власть тогда была другая, рубли другие, а доллары мне вообще были не нужны. Помню только, что пропивались мои гонорары очень быстро. Так быстро, что Зоя Кропоткина после каждых гастролей меня ругала. Иногда я приезжал вообще без денег. А один раз заявился домой с соленым огурцом в кармане – толстым, в глубоких унылых морщинах. Джинсы потом пришлось долго стирать. Сейчас я бы их, наверное, выбросил, но тогда другие джинсы мне купить было не на что, так что я вынужден был отстирывать следы огурца.
Это было, кажется, совсем недавно; во всяком случае, наши общие с Кропоткиной друзья с тех пор внешне совершенно не изменились.
1 2 3 4 5