..»
Чечек не выдержала – улыбнулась:
– Я не так пела.
– А почему же? Могла бы и так петь – правда была бы.
– Ну, а что я сделала? – закричала Чечек, и смуглые щеки ее густо порозовели. – Ну, а что? Подумаешь – сочинение! Что, я его у Лиды украла, что ли?
– Украла.
– Нет, я ее тетрадку обратно положила.
– Тетрадку положила, а ее труд, ее мысли взяла. И не притворяйся, будто не понимаешь!
– Ее мысли?.. – повторила Чечек.
– Да, ее мысли. А зачем? Разве у тебя своих нет? У тебя и своих хватает. И вот сейчас Марфа Петровна читает – два одинаковых сочинения! Придет в класс, спросит: «Кто у кого списал?» Ну, что ты тогда скажешь? Вот и придется перед всем классом признаваться.
– Признаваться?
– Ну да! И признаешься. А как же? Однако хорошо ли это тебе будет?
– Са-авсем плохо… – прошептала Чечек.
– Конечно, совсем плохо, – сказал Костя. – Но то, что ты сделала, еще хуже. Ну, да ничего. «Умел воровать – умей и ответ держать».
– Если бы никто не знал… – помолчав, сказала Чечек, – тогда бы получше было. Правда, Кенскин?
– Нет, – ответил Костя, – все равно так же плохо. Сочинение-то ведь украденное.
Чечек опустила голову и, оттопырив пухлые губы, молча перебирала шелковую малиновую кисточку, спадающую на плечо.
– Знаешь что, – подумав, сказал Костя, – зайди к Марфе Петровне и все ей объясни. А сейчас беги обедать. И совсем нечего тут сидеть одной да петь про тайгу. Подруги тебя ищут. Вставай, беги!
Костя встал, и Чечек вскочила:
– Кенскин, я к Марфе Петровне пойду и все расскажу! Правда? А потом возьму да новое сочинение напишу – правда, Кенскин?
Костя искоса поглядел на ее повеселевшее лицо и чуть-чуть усмехнулся:
– Эх ты, бурундук!
– Хо! Бурундук! – засмеялась Чечек. – А что, у меня разве на спине полоски есть? Меня медведь не гладил!
Чечек, подпрыгивая, побежала по дорожке. А Костя шел медленно и теплыми голубыми глазами задумчиво глядел кругом – на синие кусочки неба, светящиеся среди облаков, на склоны гор с обнажившимися камнями, на тихие лиственницы, которые, словно творя великую тайну, уже гнали к вершинам живые соки и готовили материал для своих пурпуровых шишечек, чтобы успеть вовремя нарядиться и торжественно встретить весну.

Подарок юннатам
В интернате было тихо. Так тихо в этой большой комнате еще никогда не бывало. Девочки занимались своими делами: кто сидел с книгой за длинным столом, кто штопал чулки, кто готовил постель, собираясь спать. Время было уже позднее. Черная тьма глядела в окна из-за голубых занавесок.
Заняв середину стола, поближе к лампе, Чечек писала сочинение. Напряженно сдвинув брови, она выводила трудные строчки. Чечек хоть и ошибалась иногда, но очень легко говорила по-русски – в их алтайской начальной школе проходили русский язык. Да и, кроме того, на Алтае так много русских, что почти все алтайцы говорят на двух языках: и на алтайском и на русском. Но вот сочинение писать по-русски – это для Чечек было мукой. Тут ведь надо сразу несколько дел делать: и чтобы складно было, и чтобы понятно было, и чтобы русские слова были без ошибок написаны… Потому и стояла в этот вечер в интернате тишина – девочки старались не мешать подруге. Все уже знали, что Чечек ходила к Марфе Петровне и повинилась. И все до слова знали, что ей ответила Марфа Петровна.
«Признать свою вину мало, – сказала она Чечек, – надо ее исправить. Садись-ка да напиши сочинение заново. Но уж смотри, чтобы тебе никто не помогал, а то как же я опять узнаю, кто это написал? Может, ты, а может, Мая, а может, Лида Королькова!.. А мне нужно твое лицо видеть!»
Шелестели страницы, которые, читая книгу, перелистывала Мая Вилисова; чуть позвякивали вязальные спицы Катюши Киргизовой; невнятно шептались о чем-то в дальнем углу, сбившись в кучу, девочки… и шумела во тьме за окнами бурливая Катунь.
Чечек задумалась, покусывая кончик ручки. Мая тотчас обратилась к ней:
– Что? Может, помочь тебе?
Чечек сверкнула на нее глазами:
– Нельзя помогать!
– Ну, а что же ты сидишь, думаешь?
– Не знаю, как слово написать.
– Какое слово?
– Жеребенык! Или надо жеребенук?
– Жеребенок! Нок! Нок! – закричали сразу изо всех углов. – Жеребенок!..
– Жеребенок, – шепотом повторила Чечек и принялась писать дальше.
В одну из самых тихих минут кто-то постучал в дверь. Проворная Эркелей подбежала и откинула крючок. Но пороге появилась Марфа Петровна – высокая, худощавая, укутавшаяся в большой платок.
– Марфа Петровна! – обрадовались девочки и, повскакав со своих мест, окружили ее.
– Марфа Петровна, садитесь сюда!
– Нет, вот сюда, на мою кровать – у меня мягко, мне новый матрац набили!
– Нет, Марфа Петровна, лучше вот сюда, к печке – у нас печка очень теплая. Потрогайте!
– Тише, тише! Что это, как грачи раскричались!.. – сказала Марфа Петровна своим грубоватым голосом. – Ну, как у тебя дела, Чечек?
– Написала!
– Все?
– Нет, еще кончик остался. Са-авсем маленький кончик остался!
– Ну, садись, дописывай.
Марфа Петровна, как она это часто делала, прошлась по интернату, осмотрела постели девочек – чистые ли, проверила, у всех ли есть полотенце, потрогала печку – хорошо ли протоплена, спросила, какой у них сегодня был обед… А потом уселась, прислонясь к печке спиной. Она была уже немолодая, но ее лицо сохраняло свои чистые линии, синие глаза светились, белые зубы блестели, и лишь около глаз да на щеках, там, где в юности были ямочки, залегли тонкие морщинки. Девочки, как цыплята около наседки, уселись вокруг нее.
– Марфа Петровна, вы нам что-нибудь расскажете?
– Марфа Петровна, расскажите!
– Да нечего, нечего мне вам рассказывать, – сказала Марфа Петровна. – Что это, каждый раз «расскажите да расскажите»!.. Чечек, а ты куда вскочила?.. Дайте мне хоть когда-нибудь посидеть да помолчать… Пиши, Чечек, пиши! Я вот посижу тут с вами да подремлю у печки… Что это, уж нельзя старому человеку у вас посидеть да подремать!..
Марфа Петровна уткнулась подбородком в накинутый на плечи теплый платок и закрыла глаза. И снова в интернате наступила тишина, и снова стало слышно, как чуть-чуть поскрипывает перо Чечек и как в глубокой апрельской темноте шумит Катунь…
Девочки на цыпочках ходили вокруг Марфы Петровны и разговоры свои вели только на ухо друг другу: Марфа Петровна устала, пускай отдохнет…
Тихо, одна за другой, бежали минуты. Хоть и молча сидит с ними Марфа Петровна и даже сидя спит, а все-таки так хорошо, что она пришла! Сразу как-то спокойнее стало в интернате, будто кто-то родной, напоминающий маму, присутствует здесь.
Чечек дописала последнюю строчку, положила перо и оглянулась. Несколько голосов зашелестело со всех сторон:
– Чечек, написала, да?
– Чечек, написала?
– Написала, – шепотом ответила Чечек.
Она сказала очень тихо, но Марфа Петровна сразу открыла глаза, будто только и ждала этого слова, чтобы проснуться.
– Вот как меня сон одолел, а? – сказала она, покачивая седеющей головой. – Ну-ну…
Чечек, блестя черными глазами, стояла перед ней:
– Марфа Петровна, а я написала!
– Хорошо, давай сюда тетрадь. – Марфа Петровна встала, спрятала под платок тетрадку и сказала: – Ну вот, а теперь, когда я отдохнула, скажу вам одну новость. Только сейчас вспомнила…
Девочки оживились:
– Какую? Какую новость?!
– А новость такая: Анатолий Яковлевич из Горно-Алтайска привез кроликов. Теперь у наших юннатов свои кролики будут.
Девочки переглянулись:
– Кролики? А какие? А сколько?
– А где они, у Анатоля Яковлича?
Они бросились одеваться, хватали шубы, платки.
– Марфа Петровна, а почему же вы нам раньше не сказали? – спросила Лида Королькова. – Мы бы уже давно сбегали посмотрели!..
– Да вот сама не знаю. Чего-то села и заснула, – ответила учительница. – Совсем старая, видно, становлюсь.
Тогда Чечек, вдруг что-то сообразив, подошла к Марфе Петровне и пытливо заглянула ей в глаза:
– Марфа Петровна, а вы правда спали?
– Ну, а как же? Спала, даже сны видела!..
Но Чечек, поймав какие-то лукавые искорки в глазах учительницы, тихонько покачала головой:
– Ой, нет, Марфа Петровна, вы, наверно, не спали. Это вы, наверно, так, нарочно заснули, чтобы я… чтобы подождать, когда я сочинение напишу.
Марфа Петровна улыбнулась:
– Ну, вот еще выдумала! Буду я тебя дожидаться!
Но Чечек уже уткнулась лицом в ее теплый платок и весело кричала:
– Да, не спали, не спали, меня дожидались! Чтобы я тоже пошла кроликов смотреть. Да, да, да!
У Марфы Петровны был с собой фонарь «летучая мышь». Девочки шли, держась друг за друга, за слабым огоньком, который покачивался впереди. В деревне кое-где светились окошки. Темное небо висело над головой, и еще темнее были конусы гор, громоздящихся по сторонам. Совсем близко, за усадьбами дворов, невидимая Катунь с широким разгоном гнала свои кипящие волны.
– Эх, взбаламутила я вас! – ворчала Марфа Петровна. – Надо бы до утра подождать…
– Да что вы, Марфа Петровна, как же это до утра! – кричали в ответ девочки. – Ребята уж, наверно, там давно, а нам – до утра!..
А ребята и в самом деле уже толпились в просторной кухне директора школы Анатолия Яковлевича. И сам Анатолий Яковлевич, веселый, смуглый человек со смоляными кудрями и узкими смеющимися глазами, сидел на корточках перед клеткой с кроликами. Девочки толпой ворвались в кухню и сразу прибавили шуму, визгу, смеху, восклицаний.
– Ой, какие хорошенькие! Да это просто маленькие зайчики! А они не кусаются? А их можно гладить?..
Анатолий Яковлевич сунул в клетку свою широкую руку и вытащил одного кролика. Кролик, прижав уши, испуганно косился на ребят и вырывался.
– Это шиншилла, – сказал Анатолий Яковлевич. – Видите, совсем темный. Погладьте, не бойтесь. Посмотрите, какой он мягкий!
Несколько рук протянулось к кролику. Ребята отталкивали друг друга, каждому хотелось хоть чуть-чуть коснуться нежной темно-серой шкурки.
В это время хлопнула дверь и вбежал еще один мальчик – Алеша Репейников. Алеша жил на самом дальнем конце деревни и случайно узнал от своего младшего братишки, что Анатолий Яковлевич привез кроликов. Расталкивая ребят, Алеша прорвался к клетке:
– Ну-ка, где они? Ух ты, какие звери! А как мордочками шевелят! Анатолий Яковлевич, дайте подержать, а? Ну, одну минуточку подержать, а? Ну дайте, пожалуйста, а?
Анатолий Яковлевич дал ему кролика. Но, едва кролик очутился у Алеши в руках, он сразу забрыкал задними ногами, рванулся и прыгнул на пол. Ребята с криком и смехом принялись его ловить, но кролик был увертлив и силен: даже когда его поймали, он и то вырвался. Алеша, пока ловил его, упал два раза, причем один раз попал руками в поросячий корм, а другой раз – в чугунок с углями. Но поймал кролика все-таки не Алеша, а Анатолий Яковлевич. Он прижал его своей сильной рукой, взял за загривок и сунул в клетку.
– Ух ты, хороши! – с восхищением повторял Алеша, не сводя с кроликов глаз. – Мне как руки ободрал, до крови!
– Можно их чем-нибудь покормить, а? – спросила Чечек. – Анатолий Яковлич, можно, я покормлю?
– Надо им овса дать, – сказал Анатолий Яковлевич. – Алеша, принеси-ка, там на лавке мешочек с овсом лежит… Ну, вот так… Теперь ты, Чечек, держи мешочек, а Репейников им в кормушку насыплет.
Чечек взялась было за мешочек, но вдруг насупилась и обернулась к Мае Вилисовой:
– Мая, на, подержи, я не буду.
Мая взяла мешочек, а Чечек хмуро отошла в сторону.
На прощание, когда ребята уходили домой, Анатолий Яковлевич сказал:
– Есть у меня к вам, товарищи, важный разговор.
– Какой разговор?
Сразу стало очень интересно.
– Какой разговор, Анатолий Яковлич?
– Но об этом поговорим завтра, когда все ученики будут в школе, – сказал Анатолий Яковлевич. – Я хочу, чтобы в этом важном разговоре участвовали все до одного человека.
И как ни допрашивали его ребята, Анатолий Яковлевич больше ничего не сказал.
Важный разговор
На другой день, после занятий, было объявлено общее собрание. Собирались в большом зале, уставленном геранями, фуксиями и тоненькими деревцами воздушных аспарагусов.
– Ребята, скажите мне, кто из вас видел яблоню? – спросил Анатолий Яковлевич. – Живую, растущую яблоню?.. Поднимите руку.
Ребята с любопытством и с улыбками переглядывались. Но руки никто не поднимал.
– А яблоки кто ел?
– Я! – поднял руку Кандыков.
– Мы тоже ели! – отозвалось еще несколько голосов.
– И я!.. Сладкие!
– В нашем колхозе почти все ели, – объяснил Костя. – В прошлом году наш председатель ездил в Горно-Алтайск, целый мешок привез. И всем роздал.
– А я даже и не видала никогда! – раздался тоненький голосок Эркелей.
– Так вот что я вам скажу, ребята: мы с вами отстаем. Уже многие школы начали сажать яблоневые сады.
Собрание оживилось: «Сады!..» Сразу поднялось несколько рук:
– А где взять яблоньки?
– А которые посадили – яблоньки у них прижились?
– А у кого-нибудь яблоки выросли?..
– Вот как вы! – усмехнулся Анатолий Яковлевич. – Сразу как из пулемета! Сейчас все расскажу. Многие из вас, наверно, слышали от отцов или от дедов, что у нас, в Горном Алтае, яблони не растут и яблоки не созревают, что сады не выдерживают наших зим, нашего капризного климата – слишком резкая смена температур губит яблони… Так говорят. А вот я вчера видел в облоно учительницу из Черги, Анастасию Петровну. Так что же, товарищи? Ее саду в этом году десять лет исполнилось. И вот уже несколько лет Чергинская школа снимает урожай. Там теперь и колхозники начали яблони сажать… И вот еще: Аносинская школа посадила большой сад – и яблонь насажали, и вишен, и ягодников. И даже премию за свой сад получили. В Шебалине этой весной посадили саженцы. А Шебалино повыше нас, там это дело потруднее. В Челушманской долине, около Телецкого озера, тоже, говорят, школьники хороший сад вырастили… А мы-то что же? Что же мы-то сидим? Разве у нас земли нет! Есть! Вон какой участок под огородом около Чейнеш-Кая – богатейший чернозем! Да если мало будет, у колхоза попросим, на такое дело нам всегда земли дадут. Ведь сады – это новая радость наша, новое богатство наших колхозов. И это мы, комсомольцы, пионеры, школьники, – в первую очередь мы! – должны их сажать и выращивать и утверждать их всюду, где бы мы ни были, где бы мы ни жили… Комсомольцы, пионеры, хочу слышать ваше слово!
Собрание взволнованно загудело.
Поднялось несколько рук, посыпались вопросы. И самый главный:
– Где саженцы взять?
– Саженцы нам даст наш алтайский Мичурин – Михаил Афанасьевич Лисавенко, – ответил Анатолий Яковлевич. – Я уже был у него вчера… Вот у кого сад, ребята! Покоя не буду знать, пока и у нас – хоть маленький, хоть небогатый – не зацветет яблоневый сад!
Чечек тоже подняла было руку. Она хотела сказать: «Ну, давайте сажать поскорее!» – но тут же опустила руку и закусила губу. Что это она выскакивает? Спрашивают ведь у пионеров… А она-то кто?
Чечек вдруг стало очень обидно, будто ее оттеснили куда-то в последние ряды, отстранили, к ней не обращаются, ее ни о чем не спрашивают… И вот теперь в школе смотрите что задумали – сад посадить! А ее даже и не зовут!
И Чечек, медленно краснея, молча сидела на собрании, опустив глаза и приподняв подбородок.
Собрание долго не расходилось: всем хотелось знать, какие будут сорта. И еще надо было узнать, как какой сорт выглядит и каковы яблоки этого сорта на цвет, на вкус и на запах… Анатолий Яковлевич все это предвидел: он записал все сорта, которые можно взять в питомнике Лисавенко, и привез фотографии отдельных плодов.
Сад решили заложить на большом черноземном участке у подножия Чейнеш-Кая. Ребята, расходясь, загадывали, что они будут сажать, какие сорта яблонь, какие ягодники.
– Я посажу «пурпуровую ранетку»! – повторяла своим звонким голосом Мая. – Я обязательно «пурпуровую ранетку» посажу! Говорят, в Чергинской школе «ранетки» есть – как яблочки созреют, так все дерево стоит совсем красное, ну сверху донизу!
– А я все равно какую посажу, – отвечала Эркелей, – лишь бы только выросла!.. Говорят, они так цветут хорошо!..
Девочки перебивали друг друга, загадывали, что они посадят, и как будут ухаживать, и как будут выращивать, и как зацветут их яблоньки.
– Чечек, а ты что молчишь? – сказала вдруг Лида Королькова. – Молчит, как будто ей и дела нет!
– Конечно, нет, – ответила Чечек.
Подруги с недоумением уставились на нее:
– Как это тебе дела нет? Почему же? Разве ты не будешь яблоньки сажать?
– Я же не пионерка! – сказала Чечек и поджала губы.
Девочки закричали в один голос:
– Но ты же школьница!
– Разве яблони только одни пионеры сажают? Вот еще!
– Настенька, – взволнованно обратилась Лида к старшей вожатой, – а Чечек не хочет яблоньки сажать!
Настенька, положив руку на плечо Чечек, заглянула ей в глаза:
– Неужели тебе, Чечек, и вправду не хочется яблоньку посадить? Разве ты ленивая?
– Я не ленивая! – рассердилась Чечек. – Я хочу сажать яблоньки! Да ведь Анатолий Яковлич сказал – комсомольцы… пионеры…
У Чечек вдруг брызнули слезы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20