Она сама была убеждена, что виной тому кто-то из участников очередной холостяцкой пирушки. Но нет — это был Чужой. Он уже знал, каким образом можно появиться на Земле, не вызывая ничьих подозрений, — просто родиться. Но не всё получилось так, как он хотел, и вместо красавца-супермена Сьюзен родила близнецов. Она дала им какие-то имена, но он уже знал кое-что о Земле и потому назвал сам себя Ал и Ен.
— А если бы родилась тройня, то третьего звали бы И? — спросил я, надеясь, что он перестанет наконец нести бред родом из наихудшей фантастики и, разозлившись, подойдет ко мне. — Эти вонючие потные уроды? Это агрессоры? Космические захватчики? Убийцы из Преисподней? — Я сплюнул на пол. — Не смеши меня, Стивен. Безмозглые карлики-гермафродиты, прыщавые гидроцефалы?! Да пошел ты!
— Только потому еще существует Земля, — спокойно ответил он. — Не слишком хорошо разбираясь в механизмах размножения людей, он разделился в зародыше надвое, и теперь получается так, что в одиночку братья ничего не могут сделать, и даже вместе слишком быстро устают. Ничья. Пат. Притяжение Земли и ее биология обездвижили захватчика и лишили его всей мощи! — Он хлопнул ладонью по столу, достал бутылку и выпил прямо из горла. Дегенерат. Я бы тоже охотно нарушил таким образом правила этикета, но гордость мне не позволила. — Крышка!..
— Рассказывай дальше, — потребовал я. Рассказ явно вызывал у него жажду, глаза его уже слегка стекленели. Еще несколько серий «Икс-файлов», и он налакается в стельку, а тогда к делу приступит трезвый детектив. — Что стало с мамочкой? В какую школу ходил Чужой?
Я вопросительно хихикнул.
— Мамочка здесь. — Он невозмутимо кивнул на левую стену. Мне расхотелось смеяться. — Иногда они развлекаются втроем.
Он снова отхлебнул из горла. Мне стало не по себе. Я почувствовал, что мне вдруг захотелось курить и выпить. Водки из горла!
— Каким образом Чужой хочет захватить Землю? — спросил я.
Он поднял голову, развалился в кресле и пошевелил бровями — может быть, из-за этого он какое-то мгновение напоминал старого опытного циркового шута, грустного и смешного одновременно.
— Как раз с этим проблема. Он был убежден, что сумеет подчинить себе любого жителя Земли, но в итоге стал слишком слабым физически существом, к тому же состоящим из двух частей; он не может подойти к президенту США и приказать ему атаковать Иран, чтобы спровоцировать ядерную войну. — Он перебросил одну руку через спинку кресла и взмахивал ею в такт словам, другая, с бутылкой водки — теперь я видел этикетку «Голубой Кристалл», — свисала по другую сторону. — Многое оказалось не под силу столь увечному организму… скорее недоразвитому организму, — поправился он. — Наверное, поэтому меня и завербовали. Я достаточно случайно оказался возле дома Сьюзен, и… Но я даже не защищался! — признался он, словно слегка удивляясь самому себе. — И с тех пор мы вместе. Уже сто лет… уже целый век… Как это глупо звучит…
Я уже собирался сказать что-то вроде: «Ну вот, сам видишь! Давай успокоимся, развяжи меня, и выпьем по одной. А потом выйдем из этой шахты и поедем в больницу, а там у тебя будет прекрасная комнатка без дверных ручек и углов…»
— Где-то в две тысячи двенадцатом возник этот вариант Плана… — Он махнул сначала одной рукой, потом другой, вспомнил о водке и выпил. — Наверное, ты тоже не отказался бы выпить, но нет — ты будешь нужен Чужому, а он не любит алкоголя. Видимо, у него остались воспоминания о жизни в утробе пьяной матери… скорее родительницы… Инкубаторной цистерны… — Он икнул.
Нужен Чужому!.. Что бы это ни значило, оно мне не понравилось. Уиттингтон уставился в пол, с трудом удерживая голову в вертикальном положении. Я подтянул веревку на правой руке, потом на левой, проверяя, насколько ее удастся растянуть. Бесполезно — мне до него было не достать.
— У меня был коллега по университету, и он придумал такую штуку: после окончания учебы отобранная группа выпускников, естественно разных специальностей, отправляется в один выбранный город. Через какое-то время они создают там свой Рай. Один становится мэром, другой — комиссаром полиции, третий — главным врачом больницы, кто-то еще — главой наблюдательного совета банка, они берут под свое начало школы, магазины и так далее, и так далее… Рано или поздно город начинает принадлежать им. И им даже не приходится нарушать закон, они лишь составляют единую команду, поддерживая друг друга настолько, насколько это возможно. Как-то раз я поделился с Чужим этой идеей, и в результате родился план «Дерби». — Он поднял палец и повторил: — «Дерби». Я отобрал группу молодых людей… Тогда я уже был преподавателем университета. В зимних лыжных лагерях и во время соревнований между штатами я искал подходящих ребят. Оказалось, что спортсмены — самые лучшие кандидаты, способные, трудолюбивые, тщеславные, выносливые… Мы создали первый «Дерби» и завладели городом. Без особого труда, за одиннадцать лет. Но потом — всё. На штат это не распространялось, а на всю страну тем более. Да, некоторые могли бы сделать карьеру и за пределами города, но с большим трудом и без особой надежды на дальнейшее продвижение. Так что получалось, что пришлось бы действовать в течение нескольких веков, чтобы взять под свой контроль несколько десятков городов в нескольких штатах, и этого всё равно было бы мало.
Он рассказывал с убежденностью и верой в собственные слова, я не мог ему не верить, особенно если учесть, что пока что тут не находилось места для агента Малдера.
— Возник план «Дерби-два». Я уже знал, что мне… нам потребуются огромные деньги, чтобы, может быть, даже используя «Дерби-первый», завладеть Вашингтоном. Вот это было бы как раз то, что нам нужно! Огромные деньги пришли с неожиданной стороны — один из моих подопечных имел доступ к данным правительственной программы защиты свидетелей. Он рассказал мне об этом, поскольку именно так мы и жили, — чтобы помогать друг другу, нужно было знать всё о каждом. Мне пришла в голову идея, и я воспользовался помощью другого своего протеже, чтобы связаться с Руджеро Хессом. Взаимный обмен — вы нам четверть миллиона, мы вам — навсегда замолчавшего свидетеля. Так всё и началось. Мы занимались ликвидацией свидетелей для него и ему подобных, счет рос. Начинало становиться реальным то, что мы планировали. Вот только росли цены, расходы на поддержку своих людей, добычу данных о новых объектах заказов, заметание следов. — Он покачал головой. — Огромные расходы.
Ну вот, пожалуйста. А Саркисян всё думал, как так получается, что кто-то лишает его свидетелей. Оказывается, верхушка организации, предназначенной для их защиты, полностью коррумпирована. Никаких утечек, никаких подкупов. Просто те, кто должен защищать, — хоронят. Защитники-могильщики.
— И что, не удалось заработать? — сочувственно спросил я.
— Если бы ты знал… Доступ к выгодным заказам стоил столько, что пожирал все гонорары.
Сукин сын. Какие красивые слова: выгодные заказы, доступ, гонорары. А ведь речь шла об убийствах и кровавых, окровавленных долларах.
— Но ничего. Мы и до этого дойдем. Чужой обещает, что я еще немного поживу, так что я своего добьюсь.
— А сны? — не выдержал я. К тому же следовало воспользоваться откровенностью Уиттингтона.
— Сны? — Он со стуком поставил бутылку на стол. — Это второе направление деятельности Чужого. Это он понял, что ночью, в течение половины своей жизни, люди лишены воли, не владеют своим разумом и поведением так, как днем, и что в это время можно подчинить себе их разум. — Судя по его тону, сам он не слишком верил в возможность реализации подобного плана. — Он велел мне искать людей, занимающихся этой тематикой, публикации… Я сидел и читал аж до отупения…
— Ты?
— Ну да, я. Они не читают, не могут сосредоточиться надолго на чем-то одном. Кроме того… — Он нахмурился. — Неважно, я читал или кто-нибудь другой.
— Может, кого-то специально похитили для чтения на ночь?
— Может быть, — отрезал он.
Я выругался про себя, и притом крепко. Если я его разозлил и поток его словоизлияний прервется, то все. Похоже, однако, что обошлось.
— У нас была тут одна такая… Специалистка…
— Лейша Падхерст?
— Да, — неохотно согласился он.
— Что с ней?
— Мертва. Повесилась. — Он автоматическим движением глотнул из бутылки. — Чужой приказал поместить ее в пластрон. — Он посмотрел на меня. — Какой-то немец придумал это полвека назад, им это, похоже, нравится — сдирать кожу, травить газом, сжигать… Я тебе потом покажу, у нас есть небольшая галерея пластифицированных тел. Тебе стоит ее увидеть, поскольку ты там тоже окажешься. Может, выберешь себе место, — неожиданно расхохотался он. — И позу.
Он был пьян. Можно было начинать дразнить его, подкалывать, провоцировать. Чтобы у него возникло желание подойти, ударить, пнуть, сделать укол. Но не прямо сейчас — он еще не сказал всего.
— Ну так что с этими снами? Получилось?
— И да, и нет. С одной стороны — всё шло как надо. Мы уже можем управлять снами, задаем основные параметры, и людям снится то, что мы хотим.
— Любым людям или соответствующим образом подготовленным?
— Ну… гм…
— Ну так что?
— Ничего, чисто технический вопрос — запустить сеть соответствующих устройств…
— Стоп… таких, как у того шляпника миссис Гроддехаар?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Шляпника? — переспросил он.
— При снятии мерки с головы можно, как ты сказал, подготовить пациента?
— Конечно. Везде, где удастся на несколько минут надеть кому-нибудь на башку соответствующее устройство, — у массажиста, в парикмахерской, в салоне моды, в магазине с мотоциклетными или лыжными шлемами. А лучше всего использовать виртуальные шлемы для обучения и игр. — Видно было, что у них все продумано уже давно. — Таких возможностей миллионы. Нам нужно было лишь запустить настоящее серийное производство по крайней мере нескольких типов таких приставок. А для этого тоже нужны деньги, и на оборудование, и для людей…
Я похолодел. Учебные шлемы. Миллионы, если не миллиарды детей, подвергаемых внушению по нескольку часов в день, в течение десяти с лишним лет… В их легкомысленные головы наверняка можно вложить многое, и уж наверняка удастся подчинить их своей злой воле. О господи!..
— Но если бы удалось…
Он снова шевельнул бровями, но теперь в чертах его лица уже не оставалось почти ничего человеческого. Каналья, продавшаяся с потрохами нелюдь…
Стоп, Оуэн. Неужели ты веришь этому сумасшедшему?! Часть из того, что он говорит, насчет «Дерби» и «Дерби-2», — ладно, всё сходится. Обычная, прекрасно продуманная и законспирированная, закрытая со всех сторон преступная деятельность. То, что кто-то хочет овладеть Землей с помощью виртуальных шлемов, — почему бы и нет? При помощи сновидений — ладно, согласен. Но НЛО? Чужой? Безногая шлюха с гуманоидным зародышем? Сейчас… а тот голос у меня в голове? Мои мысли, произнесенные вслух? Не сходи с ума, но и не будь слепцом… Факт есть факт. Сейчас, спокойно…
— Вот только… мне уже не хочется… — услышал я сквозь завесу лихорадочных мыслей.
Собрав их все в кучу, я заткнул им рты, чтобы не вопили у меня в башке.
— Тебе надоело служить этим уродам? Убивать? Что, совесть замучила?
Он с сожалением посмотрел на меня и кивнул:
— Что ты знаешь?.. Сколько можно мучиться угрызениями совести? Год, два, двадцать? Ты знаешь, что я уже не боюсь преисподней? Проходит время — и от всяческих душевных терзаний, мук совести и прочего не остается и следа. Сколько раз можно блевать при виде собственного отражения в зеркале — двести? Мне почти сто тридцать лет. Совесть не мучает меня уже семьдесят из них. я блевал несколько тысяч раз. Мне уже на всё наплевать — и на кровь, и на дерьмо… — Он встал и с бутылкой в руке прошел, пошатываясь, вдоль стены с мониторами. Это был опасный момент, но он не смотрел на экраны. — Мне просто надоело жить, понимаешь? Спать, вставать, есть, срать… Алкоголь, сигареты, наркотики. Что мне с того? Я не болею, пока Чужой этого хочет. Я могу всё, разве что прыгнуть с небоскреба мне не дадут. Женщины… Сколько?
Он рыгнул. Я даже подумал, что его сейчас вырвет, но нет — он мужественно подавил тошноту. Кроме того, он слегка потерял координацию и, вместо того чтобы ходить по прямой позади стола, обошел его вокруг. Ну и хорошо, это было второе приятное обстоятельство за последние двадцать минут — с того мгновения, как я увидел на мониторе, показывавшем вид на долину, четыре автомобиля и целый табун мотоциклов. Что бы ни случилось — с Уиттингтоном было покончено. Его обнаружили. Близнецы отправятся в психушку, а я… Я — домой.
— Дерьмо, — пробормотал Уиттингтон-Това, словно вступая в полемику с моими мыслями. — Всё дерьмо, кроме мочи. Ничто. Пустота…
— Это называется «властная пустота», — сказал я. Он остановился в двух шагах и внимательно на меня посмотрел. Ему с трудом удавалось удерживать голову в одном положении, и оттого он чем-то напоминал танк с поврежденной системой наведения. — Да-да! Люди с чрезмерной жаждой власти, у которых из-за этого отсутствует цель в жизни, страдают властной пустотой, — продолжал я. Неважно, что этот «психологический термин» я придумал тринадцать секунд назад. Важно, что он заинтересовал Уиттингтона. Но он не приближался ко мне, постоянно оставаясь вне пределов моей досягаемости. — Ты пуст внутри, у тебя…
— Заткнись, — буркнул он и пошел к столу. Черт! Он уже был в двух шагах от меня, и я его упустил! Вот незадача!
Спавший у стены Монти поднял голову и зевнул. Я раздраженно посмотрел на него — тоже мне, собака! Феба бы уже давно… Уже бы давно…
— Уиттингтон? — тихо произнес я. — Сказать тебе кое-что?
Он стоял позади стола, слегка покачиваясь. Немного подумав, он обошел стол вокруг и остановился прямо перед ним, опираясь о него задом.
— И что ты мне можешь сказать?
Я поднял левую руку и со всей силы поскреб затылок. Уиттингтон напряг взгляд. Продолжая отчаянно почесываться, я подтянул к себе правую руку и пошевелил пальцами.
— Ха-ха-ха! — крикнул я. — Посмотри на экран, сукин сын! Смотри! Смотри, это твой конец! СМОТРИ! ДАВАЙ! МОНТИ!!!
Уиттингтон поворачивался к экранам, когда Монти наконец прыгнул. Схватив Стивена за запястье, он громко зарычал и повалил его на землю. Любимый мой песик. Уиттингтон завизжал и завертелся, но мне было до него не достать. Я свалился на пол, пытаясь дотянуться до собственной ступни, крича что-то Монти и извиваясь как червяк; наконец удалось добраться до ремешка на щиколотке и сорвать его. Мгновение спустя я был свободен и кинулся на возившихся на земле Уиттингтона, рычавшего от боли, и Монти, тоже рычавшего, но от ярости. Я ударил Стивена в висок, и, похоже, чересчур сильно. Одно рычание прекратилось сразу же, второе — через несколько секунд. Монти, похоже, не слишком было по вкусу драться с людьми. Схватив лежавшую на полу бутылку, я сделал большой глоток, потом сел, опираясь спиной о стол, и погладил зевающего Монти. Что за пес! Прекрасный, энергичный, просто атомный далматинец. Но, похоже, подобная активность его уже утомила, он дважды покрутился на месте и улегся на пол. Я глотнул еще, закурил. Из кармана Уиттингтона я вытащил маленький, но приятно лежавший в руке «пикадор». Восемь патронов, хорошо. Защититься в случае чего сумею. Я докурил сигарету до половины и встал.
Я посмотрел на экран. Да, помощь была недалеко, но им еще нужно было до меня добраться. Подойдя к двери, я осторожно выглянул в коридор, потом подошел к столу и снял трубку телефона. О чудо — никакой блокировки, никаких кодов, вообще ничего. Разве что телефон сам сообщал кому следовало о чем следовало.
Когда ответил Саркисян, я спросил, нет ли его сейчас среди людей в долине. В ответ на это одна из фигур радостно замахала руками. Потом к ней присоединились другие.
— Где-то перед вами есть вход в шахту. Штурмуйте сами, я с эти комплексом не знаком, — сказал я. — Но будьте осторожны, тут могут быть ловушки, и еще — двое толстых вонючих карликов. Они, возможно, опасны и уж точно отвратительны… Опасны в том смысле, что могут серьезно воздействовать на психику. Будьте крайне осторожны.
— А ты как?
— Живой. В самом деле. И рад этому. — Я схватил бутылку «Голубого Кристалла», но тут же снова ее поставил. — Поспешите, но, еще раз, будьте осторожны. Я вас подожду.
— Ничего не предпринимай, Оуэн, прошу тебя. Мы…
— Хорошо. Буду сидеть и ждать. Я же сказал.
Обшарив стол, я нашел несколько бутылок, в том числе две полные. Граппа?! «Грацие, Деи», или как там будет по-макароньему. Я открутил пробку с такой силой, что закрыть ее обратно мне бы уже не удалось, и глотнул. Потом еще.
Как я и сказал Саркисяну — я был жив. Так просто, и так радостно. Достаточно хоть ненадолго ощутить себя мертвецом, чтобы начать по-настоящему ценить противоположное состояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— А если бы родилась тройня, то третьего звали бы И? — спросил я, надеясь, что он перестанет наконец нести бред родом из наихудшей фантастики и, разозлившись, подойдет ко мне. — Эти вонючие потные уроды? Это агрессоры? Космические захватчики? Убийцы из Преисподней? — Я сплюнул на пол. — Не смеши меня, Стивен. Безмозглые карлики-гермафродиты, прыщавые гидроцефалы?! Да пошел ты!
— Только потому еще существует Земля, — спокойно ответил он. — Не слишком хорошо разбираясь в механизмах размножения людей, он разделился в зародыше надвое, и теперь получается так, что в одиночку братья ничего не могут сделать, и даже вместе слишком быстро устают. Ничья. Пат. Притяжение Земли и ее биология обездвижили захватчика и лишили его всей мощи! — Он хлопнул ладонью по столу, достал бутылку и выпил прямо из горла. Дегенерат. Я бы тоже охотно нарушил таким образом правила этикета, но гордость мне не позволила. — Крышка!..
— Рассказывай дальше, — потребовал я. Рассказ явно вызывал у него жажду, глаза его уже слегка стекленели. Еще несколько серий «Икс-файлов», и он налакается в стельку, а тогда к делу приступит трезвый детектив. — Что стало с мамочкой? В какую школу ходил Чужой?
Я вопросительно хихикнул.
— Мамочка здесь. — Он невозмутимо кивнул на левую стену. Мне расхотелось смеяться. — Иногда они развлекаются втроем.
Он снова отхлебнул из горла. Мне стало не по себе. Я почувствовал, что мне вдруг захотелось курить и выпить. Водки из горла!
— Каким образом Чужой хочет захватить Землю? — спросил я.
Он поднял голову, развалился в кресле и пошевелил бровями — может быть, из-за этого он какое-то мгновение напоминал старого опытного циркового шута, грустного и смешного одновременно.
— Как раз с этим проблема. Он был убежден, что сумеет подчинить себе любого жителя Земли, но в итоге стал слишком слабым физически существом, к тому же состоящим из двух частей; он не может подойти к президенту США и приказать ему атаковать Иран, чтобы спровоцировать ядерную войну. — Он перебросил одну руку через спинку кресла и взмахивал ею в такт словам, другая, с бутылкой водки — теперь я видел этикетку «Голубой Кристалл», — свисала по другую сторону. — Многое оказалось не под силу столь увечному организму… скорее недоразвитому организму, — поправился он. — Наверное, поэтому меня и завербовали. Я достаточно случайно оказался возле дома Сьюзен, и… Но я даже не защищался! — признался он, словно слегка удивляясь самому себе. — И с тех пор мы вместе. Уже сто лет… уже целый век… Как это глупо звучит…
Я уже собирался сказать что-то вроде: «Ну вот, сам видишь! Давай успокоимся, развяжи меня, и выпьем по одной. А потом выйдем из этой шахты и поедем в больницу, а там у тебя будет прекрасная комнатка без дверных ручек и углов…»
— Где-то в две тысячи двенадцатом возник этот вариант Плана… — Он махнул сначала одной рукой, потом другой, вспомнил о водке и выпил. — Наверное, ты тоже не отказался бы выпить, но нет — ты будешь нужен Чужому, а он не любит алкоголя. Видимо, у него остались воспоминания о жизни в утробе пьяной матери… скорее родительницы… Инкубаторной цистерны… — Он икнул.
Нужен Чужому!.. Что бы это ни значило, оно мне не понравилось. Уиттингтон уставился в пол, с трудом удерживая голову в вертикальном положении. Я подтянул веревку на правой руке, потом на левой, проверяя, насколько ее удастся растянуть. Бесполезно — мне до него было не достать.
— У меня был коллега по университету, и он придумал такую штуку: после окончания учебы отобранная группа выпускников, естественно разных специальностей, отправляется в один выбранный город. Через какое-то время они создают там свой Рай. Один становится мэром, другой — комиссаром полиции, третий — главным врачом больницы, кто-то еще — главой наблюдательного совета банка, они берут под свое начало школы, магазины и так далее, и так далее… Рано или поздно город начинает принадлежать им. И им даже не приходится нарушать закон, они лишь составляют единую команду, поддерживая друг друга настолько, насколько это возможно. Как-то раз я поделился с Чужим этой идеей, и в результате родился план «Дерби». — Он поднял палец и повторил: — «Дерби». Я отобрал группу молодых людей… Тогда я уже был преподавателем университета. В зимних лыжных лагерях и во время соревнований между штатами я искал подходящих ребят. Оказалось, что спортсмены — самые лучшие кандидаты, способные, трудолюбивые, тщеславные, выносливые… Мы создали первый «Дерби» и завладели городом. Без особого труда, за одиннадцать лет. Но потом — всё. На штат это не распространялось, а на всю страну тем более. Да, некоторые могли бы сделать карьеру и за пределами города, но с большим трудом и без особой надежды на дальнейшее продвижение. Так что получалось, что пришлось бы действовать в течение нескольких веков, чтобы взять под свой контроль несколько десятков городов в нескольких штатах, и этого всё равно было бы мало.
Он рассказывал с убежденностью и верой в собственные слова, я не мог ему не верить, особенно если учесть, что пока что тут не находилось места для агента Малдера.
— Возник план «Дерби-два». Я уже знал, что мне… нам потребуются огромные деньги, чтобы, может быть, даже используя «Дерби-первый», завладеть Вашингтоном. Вот это было бы как раз то, что нам нужно! Огромные деньги пришли с неожиданной стороны — один из моих подопечных имел доступ к данным правительственной программы защиты свидетелей. Он рассказал мне об этом, поскольку именно так мы и жили, — чтобы помогать друг другу, нужно было знать всё о каждом. Мне пришла в голову идея, и я воспользовался помощью другого своего протеже, чтобы связаться с Руджеро Хессом. Взаимный обмен — вы нам четверть миллиона, мы вам — навсегда замолчавшего свидетеля. Так всё и началось. Мы занимались ликвидацией свидетелей для него и ему подобных, счет рос. Начинало становиться реальным то, что мы планировали. Вот только росли цены, расходы на поддержку своих людей, добычу данных о новых объектах заказов, заметание следов. — Он покачал головой. — Огромные расходы.
Ну вот, пожалуйста. А Саркисян всё думал, как так получается, что кто-то лишает его свидетелей. Оказывается, верхушка организации, предназначенной для их защиты, полностью коррумпирована. Никаких утечек, никаких подкупов. Просто те, кто должен защищать, — хоронят. Защитники-могильщики.
— И что, не удалось заработать? — сочувственно спросил я.
— Если бы ты знал… Доступ к выгодным заказам стоил столько, что пожирал все гонорары.
Сукин сын. Какие красивые слова: выгодные заказы, доступ, гонорары. А ведь речь шла об убийствах и кровавых, окровавленных долларах.
— Но ничего. Мы и до этого дойдем. Чужой обещает, что я еще немного поживу, так что я своего добьюсь.
— А сны? — не выдержал я. К тому же следовало воспользоваться откровенностью Уиттингтона.
— Сны? — Он со стуком поставил бутылку на стол. — Это второе направление деятельности Чужого. Это он понял, что ночью, в течение половины своей жизни, люди лишены воли, не владеют своим разумом и поведением так, как днем, и что в это время можно подчинить себе их разум. — Судя по его тону, сам он не слишком верил в возможность реализации подобного плана. — Он велел мне искать людей, занимающихся этой тематикой, публикации… Я сидел и читал аж до отупения…
— Ты?
— Ну да, я. Они не читают, не могут сосредоточиться надолго на чем-то одном. Кроме того… — Он нахмурился. — Неважно, я читал или кто-нибудь другой.
— Может, кого-то специально похитили для чтения на ночь?
— Может быть, — отрезал он.
Я выругался про себя, и притом крепко. Если я его разозлил и поток его словоизлияний прервется, то все. Похоже, однако, что обошлось.
— У нас была тут одна такая… Специалистка…
— Лейша Падхерст?
— Да, — неохотно согласился он.
— Что с ней?
— Мертва. Повесилась. — Он автоматическим движением глотнул из бутылки. — Чужой приказал поместить ее в пластрон. — Он посмотрел на меня. — Какой-то немец придумал это полвека назад, им это, похоже, нравится — сдирать кожу, травить газом, сжигать… Я тебе потом покажу, у нас есть небольшая галерея пластифицированных тел. Тебе стоит ее увидеть, поскольку ты там тоже окажешься. Может, выберешь себе место, — неожиданно расхохотался он. — И позу.
Он был пьян. Можно было начинать дразнить его, подкалывать, провоцировать. Чтобы у него возникло желание подойти, ударить, пнуть, сделать укол. Но не прямо сейчас — он еще не сказал всего.
— Ну так что с этими снами? Получилось?
— И да, и нет. С одной стороны — всё шло как надо. Мы уже можем управлять снами, задаем основные параметры, и людям снится то, что мы хотим.
— Любым людям или соответствующим образом подготовленным?
— Ну… гм…
— Ну так что?
— Ничего, чисто технический вопрос — запустить сеть соответствующих устройств…
— Стоп… таких, как у того шляпника миссис Гроддехаар?
Он удивленно посмотрел на меня.
— Шляпника? — переспросил он.
— При снятии мерки с головы можно, как ты сказал, подготовить пациента?
— Конечно. Везде, где удастся на несколько минут надеть кому-нибудь на башку соответствующее устройство, — у массажиста, в парикмахерской, в салоне моды, в магазине с мотоциклетными или лыжными шлемами. А лучше всего использовать виртуальные шлемы для обучения и игр. — Видно было, что у них все продумано уже давно. — Таких возможностей миллионы. Нам нужно было лишь запустить настоящее серийное производство по крайней мере нескольких типов таких приставок. А для этого тоже нужны деньги, и на оборудование, и для людей…
Я похолодел. Учебные шлемы. Миллионы, если не миллиарды детей, подвергаемых внушению по нескольку часов в день, в течение десяти с лишним лет… В их легкомысленные головы наверняка можно вложить многое, и уж наверняка удастся подчинить их своей злой воле. О господи!..
— Но если бы удалось…
Он снова шевельнул бровями, но теперь в чертах его лица уже не оставалось почти ничего человеческого. Каналья, продавшаяся с потрохами нелюдь…
Стоп, Оуэн. Неужели ты веришь этому сумасшедшему?! Часть из того, что он говорит, насчет «Дерби» и «Дерби-2», — ладно, всё сходится. Обычная, прекрасно продуманная и законспирированная, закрытая со всех сторон преступная деятельность. То, что кто-то хочет овладеть Землей с помощью виртуальных шлемов, — почему бы и нет? При помощи сновидений — ладно, согласен. Но НЛО? Чужой? Безногая шлюха с гуманоидным зародышем? Сейчас… а тот голос у меня в голове? Мои мысли, произнесенные вслух? Не сходи с ума, но и не будь слепцом… Факт есть факт. Сейчас, спокойно…
— Вот только… мне уже не хочется… — услышал я сквозь завесу лихорадочных мыслей.
Собрав их все в кучу, я заткнул им рты, чтобы не вопили у меня в башке.
— Тебе надоело служить этим уродам? Убивать? Что, совесть замучила?
Он с сожалением посмотрел на меня и кивнул:
— Что ты знаешь?.. Сколько можно мучиться угрызениями совести? Год, два, двадцать? Ты знаешь, что я уже не боюсь преисподней? Проходит время — и от всяческих душевных терзаний, мук совести и прочего не остается и следа. Сколько раз можно блевать при виде собственного отражения в зеркале — двести? Мне почти сто тридцать лет. Совесть не мучает меня уже семьдесят из них. я блевал несколько тысяч раз. Мне уже на всё наплевать — и на кровь, и на дерьмо… — Он встал и с бутылкой в руке прошел, пошатываясь, вдоль стены с мониторами. Это был опасный момент, но он не смотрел на экраны. — Мне просто надоело жить, понимаешь? Спать, вставать, есть, срать… Алкоголь, сигареты, наркотики. Что мне с того? Я не болею, пока Чужой этого хочет. Я могу всё, разве что прыгнуть с небоскреба мне не дадут. Женщины… Сколько?
Он рыгнул. Я даже подумал, что его сейчас вырвет, но нет — он мужественно подавил тошноту. Кроме того, он слегка потерял координацию и, вместо того чтобы ходить по прямой позади стола, обошел его вокруг. Ну и хорошо, это было второе приятное обстоятельство за последние двадцать минут — с того мгновения, как я увидел на мониторе, показывавшем вид на долину, четыре автомобиля и целый табун мотоциклов. Что бы ни случилось — с Уиттингтоном было покончено. Его обнаружили. Близнецы отправятся в психушку, а я… Я — домой.
— Дерьмо, — пробормотал Уиттингтон-Това, словно вступая в полемику с моими мыслями. — Всё дерьмо, кроме мочи. Ничто. Пустота…
— Это называется «властная пустота», — сказал я. Он остановился в двух шагах и внимательно на меня посмотрел. Ему с трудом удавалось удерживать голову в одном положении, и оттого он чем-то напоминал танк с поврежденной системой наведения. — Да-да! Люди с чрезмерной жаждой власти, у которых из-за этого отсутствует цель в жизни, страдают властной пустотой, — продолжал я. Неважно, что этот «психологический термин» я придумал тринадцать секунд назад. Важно, что он заинтересовал Уиттингтона. Но он не приближался ко мне, постоянно оставаясь вне пределов моей досягаемости. — Ты пуст внутри, у тебя…
— Заткнись, — буркнул он и пошел к столу. Черт! Он уже был в двух шагах от меня, и я его упустил! Вот незадача!
Спавший у стены Монти поднял голову и зевнул. Я раздраженно посмотрел на него — тоже мне, собака! Феба бы уже давно… Уже бы давно…
— Уиттингтон? — тихо произнес я. — Сказать тебе кое-что?
Он стоял позади стола, слегка покачиваясь. Немного подумав, он обошел стол вокруг и остановился прямо перед ним, опираясь о него задом.
— И что ты мне можешь сказать?
Я поднял левую руку и со всей силы поскреб затылок. Уиттингтон напряг взгляд. Продолжая отчаянно почесываться, я подтянул к себе правую руку и пошевелил пальцами.
— Ха-ха-ха! — крикнул я. — Посмотри на экран, сукин сын! Смотри! Смотри, это твой конец! СМОТРИ! ДАВАЙ! МОНТИ!!!
Уиттингтон поворачивался к экранам, когда Монти наконец прыгнул. Схватив Стивена за запястье, он громко зарычал и повалил его на землю. Любимый мой песик. Уиттингтон завизжал и завертелся, но мне было до него не достать. Я свалился на пол, пытаясь дотянуться до собственной ступни, крича что-то Монти и извиваясь как червяк; наконец удалось добраться до ремешка на щиколотке и сорвать его. Мгновение спустя я был свободен и кинулся на возившихся на земле Уиттингтона, рычавшего от боли, и Монти, тоже рычавшего, но от ярости. Я ударил Стивена в висок, и, похоже, чересчур сильно. Одно рычание прекратилось сразу же, второе — через несколько секунд. Монти, похоже, не слишком было по вкусу драться с людьми. Схватив лежавшую на полу бутылку, я сделал большой глоток, потом сел, опираясь спиной о стол, и погладил зевающего Монти. Что за пес! Прекрасный, энергичный, просто атомный далматинец. Но, похоже, подобная активность его уже утомила, он дважды покрутился на месте и улегся на пол. Я глотнул еще, закурил. Из кармана Уиттингтона я вытащил маленький, но приятно лежавший в руке «пикадор». Восемь патронов, хорошо. Защититься в случае чего сумею. Я докурил сигарету до половины и встал.
Я посмотрел на экран. Да, помощь была недалеко, но им еще нужно было до меня добраться. Подойдя к двери, я осторожно выглянул в коридор, потом подошел к столу и снял трубку телефона. О чудо — никакой блокировки, никаких кодов, вообще ничего. Разве что телефон сам сообщал кому следовало о чем следовало.
Когда ответил Саркисян, я спросил, нет ли его сейчас среди людей в долине. В ответ на это одна из фигур радостно замахала руками. Потом к ней присоединились другие.
— Где-то перед вами есть вход в шахту. Штурмуйте сами, я с эти комплексом не знаком, — сказал я. — Но будьте осторожны, тут могут быть ловушки, и еще — двое толстых вонючих карликов. Они, возможно, опасны и уж точно отвратительны… Опасны в том смысле, что могут серьезно воздействовать на психику. Будьте крайне осторожны.
— А ты как?
— Живой. В самом деле. И рад этому. — Я схватил бутылку «Голубого Кристалла», но тут же снова ее поставил. — Поспешите, но, еще раз, будьте осторожны. Я вас подожду.
— Ничего не предпринимай, Оуэн, прошу тебя. Мы…
— Хорошо. Буду сидеть и ждать. Я же сказал.
Обшарив стол, я нашел несколько бутылок, в том числе две полные. Граппа?! «Грацие, Деи», или как там будет по-макароньему. Я открутил пробку с такой силой, что закрыть ее обратно мне бы уже не удалось, и глотнул. Потом еще.
Как я и сказал Саркисяну — я был жив. Так просто, и так радостно. Достаточно хоть ненадолго ощутить себя мертвецом, чтобы начать по-настоящему ценить противоположное состояние.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42