Рик почувствовал, как по его груди от пореза на горле течет струйка крови. Он перевел взгляд на распластавшуюся у его ног старуху, та смотрела на него потухшими, закрытыми белесой матовой пленкой глазами. От огоньков-зрачков не осталось и следа.
Рик, как будто пробудившись ото сна, снова оглядел каморку. Те же два топчана, тот же резной столик. Карлик, тихо подвывая, забился в дальний угол, а под ногами у Рика, раскинув неестественно руки, лежала старая ведьма. Он оторвал подол рубахи, хорошей модной рубахи из шерсти венерианского паука, и перевязал себе горло. Хотел взять нож, но почему-то побоялся к нему прикоснуться.
Он прислушался: снаружи не доносилось никаких подозрительных звуков. Похоже, его преследователи удалились. Рик, прижав коленом дверь, с трудом отодвинул засов и выбрался наружу, в щель между домом и городской стеной. Вокруг все было тихо.
Из щели он вышел в переулок, тянувшийся параллельно тому, по которому сюда прибежал Рик, и так же упиравшийся в городскую стену. Переулок казался совершенно пустым» Рик сунул бластер в кобуру и устало пошел по середине улочки. Теперь, когда все пережитое было за спиной, Рика охватил озноб, а в ногах появилась неприятная слабость. Он остановился и оперся плечом об угол дома. Его начало подташнивать. Очень хотелось закурить, но он понимал, что от этого тошнота только усилится. В голове рефреном стучали слова старухи: «Если выживешь ».
Сколько времени он простоял у стены дома, Рик сказать не мог. Но вот потянуло прохладным ветерком, который, очевидно, предвещал скорый рассвет. Эта прохлада придала сил, и Рик осторожно поплелся в сторону широкой улицы.
Он уже выходил на брусчатую мостовую, когда кто-то навалился на него сзади. Рик попытался выхватить бластер, но чьи-то цепкие лапы схватили его за запястье. Рик не видел нападавших, но из своего предыдущего опыта сделал вывод, что их не менее четырех. Он еще пытался сопротивляться, когда сильный удар по затылку лишил его чувств. «Вот тебе и развилка» - это было последнее, что промелькнуло в его мозгу.
По темной, пустынной ночной улице четыре черные мохнатые тени волоком потащили куда-то свою добычу.
Из-за тучи выглянул Фобос и зеленоватым блюдом засверкал в лужах нечистот под окнами домов. В это время из расщелины между домом и городской стеной вынырнула маленькая скрюченная тень и поспешно засеменила в сторону Королевского замка.
Глава третья
Марсианская ночь, которая ненамного длиннее земной, подходила к концу. Фобос уже совсем склонился к горизонту, а Деймос, стоявший в зените, начал бледнеть. Но древний марсианский город еще лежал в темноте, в тени, в сумерках. Как только Компания начала диктовать свои законы, жизнь в этом городе стала глохнуть, и теперь город умирал медленной, мучительной смертью, как чахоточный старик, который всю жизнь цепко, обеими руками держался за жизнь и даже под конец не хотел изменять своим привычкам. В этом предутреннем мраке дома стояли словно черные тени прошлого, у которых вся слава была вчера и которых завтра ожидает только забвение.
Но особой печалью и угрюмостью был отмечен Королевский замок или, скорее, то, что от него осталось.
В полумраке плесень на его стенах чернела, словно пятна высохшей крови, а трещины казались сосудами, наполненными мертвой и неподвижной водой. Прошли те времена, когда замок вместе со своим владельцем жил веселой жизнью, когда каждая его клетка повелевала или наслаждалась роскошной праздностью. Ныне ничего этого не было и в помине. В те давно забытые времена этот город окружало море, везде буйствовала зелень, а Королевский замок был сердцем славной, гордой и всесильной династии Карадоков. А сейчас в замке, окруженном вместо моря зыбкими и неверными лесками, все говорило о запустении, и только нижний этаж Королевской башни, где когда-то располагались библиотека, кунсткамера, а главное, Тронный зал, еще подавал какие-то признаки жизни.
Зал, который в былые времена не мог вместить всех искателей фортуны и просто подхалимов, который освещался люстрами, полными свечей, и сотнями факелов, ныне обходился единственным факелом, а вокруг высокого королевского трона собралось всего несколько тех, кто все еще верил в возрождение былого величия и могущества дома Карадоков, тех, кто ради минутного удовольствия и благополучия не отказался от долга и чести. Света факела хватало только на то, чтобы хоть как-то оградить от темноты сам трон и раскинувшийся перед ним церемониальный ковер, сотканный из волос прекрасных дев, красота которых давно уже превратилась в тлен и была развеяна ветрами по всем сторонам света. А в темноте за троном, казалось, продолжали жить своей призрачной жизнью тени героев, о которых среди местного населения все еще слагались песни и гимны, и тени великих негодяев, имена которых стали нарицательными благодаря их великим подлостям. Здесь развевались стяги великих побед и лежали в ногах штандарты когда-то могущественных и заносчивых противников.
На середине церемониального ковра перед троном в почтительном низком поклоне застыла жалкая фигурка карлика Ллоу. Но теперь, в пляшущем свете факела, окруженный силуэтами людей, у которых никакие перемены не сумели отобрать горделивую осанку и властный взор, он вовсе не напоминал ни сбитого с ног ребенка с большой головой, ни застывшего в янтаре древнего кузнечика. Теперь во всем его облике было что-то сверхъестественное, таинственное и пугающее. Его изумрудные глаза излучали огонь безумия с примесью злобы и жестокости. И этот огонь только креп от танцующего пламени факела. Голос звенел, переливался эхом под сводчатыми потолками Тронного зала, словно тревожный колокольчик, вещающий об опасности. Казалось, что карлик не говорит, а распевает старую жуткую сагу, которая, сколько бы раз ты ее ни слышал, все равно, холодит кровь и заставляет сжиматься душу.
Слева от трона стояла и слушала рассказ карлика женщина. Её нельзя было назвать ни молодой, ни старой. Ее фигура сохранила гибкость и изящество юности, но глаза выдавали грусть и мудрость человека, много испытавшего на своем веку. Одного беглого взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: когда-то она была настоящей красавицей из тех, которые заставляют каждого встречного забывать обо всем на свете и замирать на месте, не спуская с этого чуда пораженных глаз. Но на ее красоту свой отпечаток наложили не столько годы, сколько внутренний огонь, который выжигал душу и сушил тело, в котором сгорали ее надежды и жизненные силы; огонь, вызванный не болезнями, но страданием, не временем, но болью.
Справа от трона стоял мужчина. Весь его облик говорил о том, что это - настоящий воин. Одет он был в обычный солдатский мундир, без каких-либо знаков различия, видевший лучшие времена: ремни были потертые и почерневшие от времени, местами встречались залатанные грубой, непривычной к этому делу мужской рукой прорехи. И все же существовала одна особенность: ни мундир, ни его хозяин не могли существовать друг без друга, это был монолит, который, если его разделить на части, просто рассыплется в прах. Хозяин без воинской формы, как лев без шкуры, превращался в бесформенную тушу, мундир без хозяина - в обычные солдатские обноски.
В отличие от платья, оружие воина было начищено до ослепительного блеска: за ним ухаживали, его любили и ценили. Сразу было понятно, что владелец знает толк в оружии и умеет им пользоваться.
Лицо мужчины было покрыто множеством шрамов, а глаза сверкали отвагой и яростью, как глаза волка, попавшего в западню и собирающегося очень дорого продать свою жизнь. Это был легендарный Бейдах, командир гвардии древнего
Руха. Его гордость и отвага зиждились на пропыленных и потрепанных боевых стягах, а его сердце и знания всецело принадлежали властителю Руха.
Бейдах слушал рассказ карлика с таким выражением на лице, которое бывает только у узника, осужденного на пожизненное заключение, подготовившего побег и вдруг услышавшего, как в замке его темницы поворачивается ключ. Казалось, в этот момент решается судьба Бейдаха, жить ему или умереть.
А на троне восседал юноша, даже скорее не юноша, а мальчик, очаровательный, какими бывают только дети. У него была смуглая кожа и ясные голубые глаза. И хотя он неподвижно сидел и внимательно слушал рассказ карлика, чувствовалось, что он обладает натурой живой и подвижной. Внутренний огонь, который испепелял его мать, ему, наоборот, прибавлял жизни и энергии. На шее у мальчика был большое ажурный металлический обруч - символ верховной власти. Это был Харал - самый молодой представитель дома Карадоков.
Наконец карлик закончил свой рассказ и в зале повисла тишина. Отблески пламени факела играли на лицах присутствующих и делали их таинственными и жуткими. Первым тишину нарушил молодой властитель Руха:
- Так говоришь, тень его накроет Марс?..
- Моя бабушка сама это видела,- закивал карлик.- Все знают: она была великой прорицательницей. Ее предсказания всегда сбывались. Он и есть главная угроза с Земли. Не будет его, и земляне останутся беспомощны.
Юноша обдумал услышанное и медленно заметил:
- Древние книги говорят, что ярмо пришельцев ляжет на шею марсиан на веки вечные... Но ведь пока земляне вполне обходились и без него...
При этих словах женщина, стоящая слева от трона, содрогнулась и вскрикнула. Но тут заговорил мужчина с глазами загнанного волка:
- Нет, повелитель, пришло время восстать! Мы должны начать борьбу, если в нашей крови остался хоть намек на гордость! А если там сохранилось и мужество наших предков, то мы обязательно победим. Теперь мы точно знаем, где находится голова этой змеи! До сих пор нас только краем коснулась тень рабства, а теперь пришел тот, кто эту тень превратит в затмение.
Молодой король медленно встал. Его глаза были устремлены вдаль, на лице плясали красные отблески факела.
- Бейдах! - позвал юноша.
Бейдах тут же упал на одно колено перед своим повелителем в ожидании приказа.
- Найди и приведи ко мне Парраса! - последовало распоряжение.
Старый воин с довольной улыбкой бросился выполнять приказание. Когда его шаги затихли где-то в коридорах замка, юный король обратился к карлику:
- Ты знаешь, где сейчас может быть этот землянин?
- Нет, мой повелитель. Но я отыщу его, я хорошо его запомнил. Теперь это мой кровный Долг. Только его смерть сможет облегчить мое горе.
- Да, твой кровный долг,- как эхо повторил молодой властитель.- Но долг хорош, когда он выполнен. Помнить про него и ничего не делать - это хуже, чем просто пренебрегать им.
В это время в зал вошел Бейдах в сопровождении низкого и толстого, довольно молодого на вид марсианина. Паррас был облачен в небесно-голубое одеяние, на его лице всегда играла улыбка. Глаза прорицателя сверкали как два маленьких алых светила среди опаловых туманностей. Паррас низко склонился перед троном своего властителя.
- Мне нужно такое слово, которое услышат все повелители городов, платящих дань Руху,- обратился Харал к Паррасу.- Что-то вроде того старого клича о двух лунах, только теперь мы должны будем обратить этот клич против поработителей с Земли. Передай во все города: пусть собирают свои военные силы. Армии должны быть готовы выступить в любой момент. И пусть все командующие прибудут в Рух на Военный совет. Но тайно! А ты, Ллоу, сделаешь вот что.
Карлик подбежал к трону и упал перед королем на колени.
- Пойдешь с Паррасом, опишешь подробно этого землянина, чтобы Паррас мог всюду разослать его приметы. Мы должны знать о всех его перемещениях. И помоги Паррасу донести наш клич до самых отдаленных уголков. Весь Рух должен услышать этот клич!
Карлик и Паррас поклонились и собрались уже было идти, как молодой властитель остановил их.
- Подождите! Я все думаю: какой же призыв мог бы зажечь сердца людей? - Он вдруг совсем по-мальчишески рассмеялся, и лицо зажглось воодушевлением.- Давайте возьмем самый древний клич, тот, которым пользовались еще моряки, когда на нашей планете были моря и океаны, тот, который потом стал призывом для жителей пустынь, заполонивших всю планету. Передай им, Паррас: «Грянет буря!»
Когда карлик и прорицатель удалились, молодой король спрыгнул с трона и, поцеловав мать, закружил ее по залу. Потом подбежал к Бейда-ху, выхватил у него из ножен меч, сделал им несколько стремительных выпадов и подбросил его высоко над головой. Меч, кувыркаясь, взлетел на несколько метров, завис в воздухе на секунду-другую и начал падать обратно, но не коснулся пола, потому что юноша на лету поймал рукоять и снова сделал несколько выпадов.
Старый воин со слезами на глазах наблюдал за этим мальчишеством.
А в это время в Башне Провидения карлик и Паррас уже сидели, поджав под себя ноги, спиной к спине. Их глаза были полузакрыты и обращены внутрь. Они, пользуясь телепатией, так широко распространенной среди марсиан, рассылали приказ короля всем военачальникам, а заодно рассылали всем марсианам, даже живущим в самых отдаленных деревушках, портрет Рика. Время от времени глаза карлика оживали, в них проскакивал зловещий огонек, а рот искривляла злорадная усмешка, но карлик очень быстро брал себя в руки и сосредоточивался на телепатическом посыле.
А военачальники, получавшие это послание, тут же оставляли все свои дела, отдавали короткие и звонкие, как бряцание кл'инка, приказы и с торжествующей улыбкой принимались чистить оружие. Долго им пришлось ждать, пока повзрослеет молодой король, пока в его сердце проснутся мужество и отвага его предков. И вот этот час настал.
Глава четвертая
С того момента, как на Марсе появился Рик, чья тень, по предсказанию старухи-прорицательницы, должна была бы накрыть планету, прошло две недели. Эдд Фаллон, глава «Земной горнорудной компании», стоял у окна, своего кабинета. Он мог часами стоять и наблюдать, как внизу копошится молодое создание его рук. Он любил эту Компанию, как мать любит свое дитя, как изобретатель, потративший всю жизнь на достижение одной цели, любит результат своего труда.
В этот момент за его спиной скрипнула дверь и раздались тяжелые неровные шаги. Эдд даже не повернул головы: он и так, по шагам, знал, что это Джаффа Штром. Да и вообще, кто, кроме Джаф-фы, мог так запросто зайти к нему в кабинет?
- Иди сюда, Джаффа,- не поворачивая головы, сказал Эдд,- полюбуйся на этот вид. Ей-богу, есть на что посмотреть.
Джаффа неторопливо, слегка прихрамывая, подошел к столу шефа, положил на него кипу
папок с отчетами, потом направился к окну. Джаффа Штром был двухметрового роста, с буграми мышц, которые так и перекатывались под обтягивающим черным комбинезоном при каждом его движении. Он был гладиатором где-то на задворках Солнечной системы, но сумел выбраться живым, заработав только небольшую хромоту, которая, впрочем, не очень-то ему и мешала. На бедре у него висел «Микки» - последняя модель ручного электрошокера.
Джаффа встал за спиной шефа и сразу же своей фигурой, как ширмой, отгородил его от остального офиса. Штром тоже посмотрел на открывающуюся из окна панораму Марса, его маленькие черные глазки, которые так и излучали жестокость, подметили каждую мелочь, но Джаффа продолжал молчать.
Эдд ударил рыжим волосатым кулаком в свою пухлую широкую ладонь, усмехнулся и проговорил:
- А ведь моя крошка растет не по дням, а по часам. Еще чуть-чуть, и она начнет играть с Марсом, как цирковой тюлень - с мячиком! Нет, Джаффа, не зря я вложил в нее столько сил и трудов. Игра стоила свеч! Теперь можно уверенно сказать: «Мы победили!»
Кабинет Эдда Фаллона находился под самой крышей высотного административного здания. Отсюда вся Компания была как на ладони. Виднелись черные громоздкие литейный и кузнечный корпуса, застекленный корпус механического цеха, невысокие, вросшие в почву входы в рудники; огороженные проволокой, стояли бараки рабочих, здесь они жили и умирали, умирали часто, слишком часто. В безопасном отдалении от всего этого раскинулся космопорт, откуда стартовали тяжелые грузовые корабли, полные фаллонита. Но видно отсюда было и простиравшееся до горизонта морское дно, превратившееся в голую пустыню. То тут, то там из земли торчали остроконечные утесы, обросшие серо-зеленым мхом. Иногда такие утесы образовывали целые гряды. С левой стороны возвышался особенно большой и высокий останец, на вершине которого, как искореженная корона поверженного императора, стоял древний город Рух. Даже с этого расстояния можно было почувствовать, что город медленно умирает. Казалось, время там остановилось и этим сделало агонию бесконечной. Один только вид этой древней столицы вызывал иллюзорный запах тлена и смерти.
Но глаза Эдда Фаллона, радостно сверкавшие при мыслях о его любимом детище, не замечали этого мрачного и печального зрелища. Марсианские древности интересовали его не больше, чем стоптанные ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Рик, как будто пробудившись ото сна, снова оглядел каморку. Те же два топчана, тот же резной столик. Карлик, тихо подвывая, забился в дальний угол, а под ногами у Рика, раскинув неестественно руки, лежала старая ведьма. Он оторвал подол рубахи, хорошей модной рубахи из шерсти венерианского паука, и перевязал себе горло. Хотел взять нож, но почему-то побоялся к нему прикоснуться.
Он прислушался: снаружи не доносилось никаких подозрительных звуков. Похоже, его преследователи удалились. Рик, прижав коленом дверь, с трудом отодвинул засов и выбрался наружу, в щель между домом и городской стеной. Вокруг все было тихо.
Из щели он вышел в переулок, тянувшийся параллельно тому, по которому сюда прибежал Рик, и так же упиравшийся в городскую стену. Переулок казался совершенно пустым» Рик сунул бластер в кобуру и устало пошел по середине улочки. Теперь, когда все пережитое было за спиной, Рика охватил озноб, а в ногах появилась неприятная слабость. Он остановился и оперся плечом об угол дома. Его начало подташнивать. Очень хотелось закурить, но он понимал, что от этого тошнота только усилится. В голове рефреном стучали слова старухи: «Если выживешь ».
Сколько времени он простоял у стены дома, Рик сказать не мог. Но вот потянуло прохладным ветерком, который, очевидно, предвещал скорый рассвет. Эта прохлада придала сил, и Рик осторожно поплелся в сторону широкой улицы.
Он уже выходил на брусчатую мостовую, когда кто-то навалился на него сзади. Рик попытался выхватить бластер, но чьи-то цепкие лапы схватили его за запястье. Рик не видел нападавших, но из своего предыдущего опыта сделал вывод, что их не менее четырех. Он еще пытался сопротивляться, когда сильный удар по затылку лишил его чувств. «Вот тебе и развилка» - это было последнее, что промелькнуло в его мозгу.
По темной, пустынной ночной улице четыре черные мохнатые тени волоком потащили куда-то свою добычу.
Из-за тучи выглянул Фобос и зеленоватым блюдом засверкал в лужах нечистот под окнами домов. В это время из расщелины между домом и городской стеной вынырнула маленькая скрюченная тень и поспешно засеменила в сторону Королевского замка.
Глава третья
Марсианская ночь, которая ненамного длиннее земной, подходила к концу. Фобос уже совсем склонился к горизонту, а Деймос, стоявший в зените, начал бледнеть. Но древний марсианский город еще лежал в темноте, в тени, в сумерках. Как только Компания начала диктовать свои законы, жизнь в этом городе стала глохнуть, и теперь город умирал медленной, мучительной смертью, как чахоточный старик, который всю жизнь цепко, обеими руками держался за жизнь и даже под конец не хотел изменять своим привычкам. В этом предутреннем мраке дома стояли словно черные тени прошлого, у которых вся слава была вчера и которых завтра ожидает только забвение.
Но особой печалью и угрюмостью был отмечен Королевский замок или, скорее, то, что от него осталось.
В полумраке плесень на его стенах чернела, словно пятна высохшей крови, а трещины казались сосудами, наполненными мертвой и неподвижной водой. Прошли те времена, когда замок вместе со своим владельцем жил веселой жизнью, когда каждая его клетка повелевала или наслаждалась роскошной праздностью. Ныне ничего этого не было и в помине. В те давно забытые времена этот город окружало море, везде буйствовала зелень, а Королевский замок был сердцем славной, гордой и всесильной династии Карадоков. А сейчас в замке, окруженном вместо моря зыбкими и неверными лесками, все говорило о запустении, и только нижний этаж Королевской башни, где когда-то располагались библиотека, кунсткамера, а главное, Тронный зал, еще подавал какие-то признаки жизни.
Зал, который в былые времена не мог вместить всех искателей фортуны и просто подхалимов, который освещался люстрами, полными свечей, и сотнями факелов, ныне обходился единственным факелом, а вокруг высокого королевского трона собралось всего несколько тех, кто все еще верил в возрождение былого величия и могущества дома Карадоков, тех, кто ради минутного удовольствия и благополучия не отказался от долга и чести. Света факела хватало только на то, чтобы хоть как-то оградить от темноты сам трон и раскинувшийся перед ним церемониальный ковер, сотканный из волос прекрасных дев, красота которых давно уже превратилась в тлен и была развеяна ветрами по всем сторонам света. А в темноте за троном, казалось, продолжали жить своей призрачной жизнью тени героев, о которых среди местного населения все еще слагались песни и гимны, и тени великих негодяев, имена которых стали нарицательными благодаря их великим подлостям. Здесь развевались стяги великих побед и лежали в ногах штандарты когда-то могущественных и заносчивых противников.
На середине церемониального ковра перед троном в почтительном низком поклоне застыла жалкая фигурка карлика Ллоу. Но теперь, в пляшущем свете факела, окруженный силуэтами людей, у которых никакие перемены не сумели отобрать горделивую осанку и властный взор, он вовсе не напоминал ни сбитого с ног ребенка с большой головой, ни застывшего в янтаре древнего кузнечика. Теперь во всем его облике было что-то сверхъестественное, таинственное и пугающее. Его изумрудные глаза излучали огонь безумия с примесью злобы и жестокости. И этот огонь только креп от танцующего пламени факела. Голос звенел, переливался эхом под сводчатыми потолками Тронного зала, словно тревожный колокольчик, вещающий об опасности. Казалось, что карлик не говорит, а распевает старую жуткую сагу, которая, сколько бы раз ты ее ни слышал, все равно, холодит кровь и заставляет сжиматься душу.
Слева от трона стояла и слушала рассказ карлика женщина. Её нельзя было назвать ни молодой, ни старой. Ее фигура сохранила гибкость и изящество юности, но глаза выдавали грусть и мудрость человека, много испытавшего на своем веку. Одного беглого взгляда на нее было достаточно, чтобы понять: когда-то она была настоящей красавицей из тех, которые заставляют каждого встречного забывать обо всем на свете и замирать на месте, не спуская с этого чуда пораженных глаз. Но на ее красоту свой отпечаток наложили не столько годы, сколько внутренний огонь, который выжигал душу и сушил тело, в котором сгорали ее надежды и жизненные силы; огонь, вызванный не болезнями, но страданием, не временем, но болью.
Справа от трона стоял мужчина. Весь его облик говорил о том, что это - настоящий воин. Одет он был в обычный солдатский мундир, без каких-либо знаков различия, видевший лучшие времена: ремни были потертые и почерневшие от времени, местами встречались залатанные грубой, непривычной к этому делу мужской рукой прорехи. И все же существовала одна особенность: ни мундир, ни его хозяин не могли существовать друг без друга, это был монолит, который, если его разделить на части, просто рассыплется в прах. Хозяин без воинской формы, как лев без шкуры, превращался в бесформенную тушу, мундир без хозяина - в обычные солдатские обноски.
В отличие от платья, оружие воина было начищено до ослепительного блеска: за ним ухаживали, его любили и ценили. Сразу было понятно, что владелец знает толк в оружии и умеет им пользоваться.
Лицо мужчины было покрыто множеством шрамов, а глаза сверкали отвагой и яростью, как глаза волка, попавшего в западню и собирающегося очень дорого продать свою жизнь. Это был легендарный Бейдах, командир гвардии древнего
Руха. Его гордость и отвага зиждились на пропыленных и потрепанных боевых стягах, а его сердце и знания всецело принадлежали властителю Руха.
Бейдах слушал рассказ карлика с таким выражением на лице, которое бывает только у узника, осужденного на пожизненное заключение, подготовившего побег и вдруг услышавшего, как в замке его темницы поворачивается ключ. Казалось, в этот момент решается судьба Бейдаха, жить ему или умереть.
А на троне восседал юноша, даже скорее не юноша, а мальчик, очаровательный, какими бывают только дети. У него была смуглая кожа и ясные голубые глаза. И хотя он неподвижно сидел и внимательно слушал рассказ карлика, чувствовалось, что он обладает натурой живой и подвижной. Внутренний огонь, который испепелял его мать, ему, наоборот, прибавлял жизни и энергии. На шее у мальчика был большое ажурный металлический обруч - символ верховной власти. Это был Харал - самый молодой представитель дома Карадоков.
Наконец карлик закончил свой рассказ и в зале повисла тишина. Отблески пламени факела играли на лицах присутствующих и делали их таинственными и жуткими. Первым тишину нарушил молодой властитель Руха:
- Так говоришь, тень его накроет Марс?..
- Моя бабушка сама это видела,- закивал карлик.- Все знают: она была великой прорицательницей. Ее предсказания всегда сбывались. Он и есть главная угроза с Земли. Не будет его, и земляне останутся беспомощны.
Юноша обдумал услышанное и медленно заметил:
- Древние книги говорят, что ярмо пришельцев ляжет на шею марсиан на веки вечные... Но ведь пока земляне вполне обходились и без него...
При этих словах женщина, стоящая слева от трона, содрогнулась и вскрикнула. Но тут заговорил мужчина с глазами загнанного волка:
- Нет, повелитель, пришло время восстать! Мы должны начать борьбу, если в нашей крови остался хоть намек на гордость! А если там сохранилось и мужество наших предков, то мы обязательно победим. Теперь мы точно знаем, где находится голова этой змеи! До сих пор нас только краем коснулась тень рабства, а теперь пришел тот, кто эту тень превратит в затмение.
Молодой король медленно встал. Его глаза были устремлены вдаль, на лице плясали красные отблески факела.
- Бейдах! - позвал юноша.
Бейдах тут же упал на одно колено перед своим повелителем в ожидании приказа.
- Найди и приведи ко мне Парраса! - последовало распоряжение.
Старый воин с довольной улыбкой бросился выполнять приказание. Когда его шаги затихли где-то в коридорах замка, юный король обратился к карлику:
- Ты знаешь, где сейчас может быть этот землянин?
- Нет, мой повелитель. Но я отыщу его, я хорошо его запомнил. Теперь это мой кровный Долг. Только его смерть сможет облегчить мое горе.
- Да, твой кровный долг,- как эхо повторил молодой властитель.- Но долг хорош, когда он выполнен. Помнить про него и ничего не делать - это хуже, чем просто пренебрегать им.
В это время в зал вошел Бейдах в сопровождении низкого и толстого, довольно молодого на вид марсианина. Паррас был облачен в небесно-голубое одеяние, на его лице всегда играла улыбка. Глаза прорицателя сверкали как два маленьких алых светила среди опаловых туманностей. Паррас низко склонился перед троном своего властителя.
- Мне нужно такое слово, которое услышат все повелители городов, платящих дань Руху,- обратился Харал к Паррасу.- Что-то вроде того старого клича о двух лунах, только теперь мы должны будем обратить этот клич против поработителей с Земли. Передай во все города: пусть собирают свои военные силы. Армии должны быть готовы выступить в любой момент. И пусть все командующие прибудут в Рух на Военный совет. Но тайно! А ты, Ллоу, сделаешь вот что.
Карлик подбежал к трону и упал перед королем на колени.
- Пойдешь с Паррасом, опишешь подробно этого землянина, чтобы Паррас мог всюду разослать его приметы. Мы должны знать о всех его перемещениях. И помоги Паррасу донести наш клич до самых отдаленных уголков. Весь Рух должен услышать этот клич!
Карлик и Паррас поклонились и собрались уже было идти, как молодой властитель остановил их.
- Подождите! Я все думаю: какой же призыв мог бы зажечь сердца людей? - Он вдруг совсем по-мальчишески рассмеялся, и лицо зажглось воодушевлением.- Давайте возьмем самый древний клич, тот, которым пользовались еще моряки, когда на нашей планете были моря и океаны, тот, который потом стал призывом для жителей пустынь, заполонивших всю планету. Передай им, Паррас: «Грянет буря!»
Когда карлик и прорицатель удалились, молодой король спрыгнул с трона и, поцеловав мать, закружил ее по залу. Потом подбежал к Бейда-ху, выхватил у него из ножен меч, сделал им несколько стремительных выпадов и подбросил его высоко над головой. Меч, кувыркаясь, взлетел на несколько метров, завис в воздухе на секунду-другую и начал падать обратно, но не коснулся пола, потому что юноша на лету поймал рукоять и снова сделал несколько выпадов.
Старый воин со слезами на глазах наблюдал за этим мальчишеством.
А в это время в Башне Провидения карлик и Паррас уже сидели, поджав под себя ноги, спиной к спине. Их глаза были полузакрыты и обращены внутрь. Они, пользуясь телепатией, так широко распространенной среди марсиан, рассылали приказ короля всем военачальникам, а заодно рассылали всем марсианам, даже живущим в самых отдаленных деревушках, портрет Рика. Время от времени глаза карлика оживали, в них проскакивал зловещий огонек, а рот искривляла злорадная усмешка, но карлик очень быстро брал себя в руки и сосредоточивался на телепатическом посыле.
А военачальники, получавшие это послание, тут же оставляли все свои дела, отдавали короткие и звонкие, как бряцание кл'инка, приказы и с торжествующей улыбкой принимались чистить оружие. Долго им пришлось ждать, пока повзрослеет молодой король, пока в его сердце проснутся мужество и отвага его предков. И вот этот час настал.
Глава четвертая
С того момента, как на Марсе появился Рик, чья тень, по предсказанию старухи-прорицательницы, должна была бы накрыть планету, прошло две недели. Эдд Фаллон, глава «Земной горнорудной компании», стоял у окна, своего кабинета. Он мог часами стоять и наблюдать, как внизу копошится молодое создание его рук. Он любил эту Компанию, как мать любит свое дитя, как изобретатель, потративший всю жизнь на достижение одной цели, любит результат своего труда.
В этот момент за его спиной скрипнула дверь и раздались тяжелые неровные шаги. Эдд даже не повернул головы: он и так, по шагам, знал, что это Джаффа Штром. Да и вообще, кто, кроме Джаф-фы, мог так запросто зайти к нему в кабинет?
- Иди сюда, Джаффа,- не поворачивая головы, сказал Эдд,- полюбуйся на этот вид. Ей-богу, есть на что посмотреть.
Джаффа неторопливо, слегка прихрамывая, подошел к столу шефа, положил на него кипу
папок с отчетами, потом направился к окну. Джаффа Штром был двухметрового роста, с буграми мышц, которые так и перекатывались под обтягивающим черным комбинезоном при каждом его движении. Он был гладиатором где-то на задворках Солнечной системы, но сумел выбраться живым, заработав только небольшую хромоту, которая, впрочем, не очень-то ему и мешала. На бедре у него висел «Микки» - последняя модель ручного электрошокера.
Джаффа встал за спиной шефа и сразу же своей фигурой, как ширмой, отгородил его от остального офиса. Штром тоже посмотрел на открывающуюся из окна панораму Марса, его маленькие черные глазки, которые так и излучали жестокость, подметили каждую мелочь, но Джаффа продолжал молчать.
Эдд ударил рыжим волосатым кулаком в свою пухлую широкую ладонь, усмехнулся и проговорил:
- А ведь моя крошка растет не по дням, а по часам. Еще чуть-чуть, и она начнет играть с Марсом, как цирковой тюлень - с мячиком! Нет, Джаффа, не зря я вложил в нее столько сил и трудов. Игра стоила свеч! Теперь можно уверенно сказать: «Мы победили!»
Кабинет Эдда Фаллона находился под самой крышей высотного административного здания. Отсюда вся Компания была как на ладони. Виднелись черные громоздкие литейный и кузнечный корпуса, застекленный корпус механического цеха, невысокие, вросшие в почву входы в рудники; огороженные проволокой, стояли бараки рабочих, здесь они жили и умирали, умирали часто, слишком часто. В безопасном отдалении от всего этого раскинулся космопорт, откуда стартовали тяжелые грузовые корабли, полные фаллонита. Но видно отсюда было и простиравшееся до горизонта морское дно, превратившееся в голую пустыню. То тут, то там из земли торчали остроконечные утесы, обросшие серо-зеленым мхом. Иногда такие утесы образовывали целые гряды. С левой стороны возвышался особенно большой и высокий останец, на вершине которого, как искореженная корона поверженного императора, стоял древний город Рух. Даже с этого расстояния можно было почувствовать, что город медленно умирает. Казалось, время там остановилось и этим сделало агонию бесконечной. Один только вид этой древней столицы вызывал иллюзорный запах тлена и смерти.
Но глаза Эдда Фаллона, радостно сверкавшие при мыслях о его любимом детище, не замечали этого мрачного и печального зрелища. Марсианские древности интересовали его не больше, чем стоптанные ботинки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34