Планета должна быть контролируема.
— Благодарю вас. — Лукьянов подумал: вот еще один поклонник Дженкинса!
— К сожалению, у нас в России вследствие природных качеств нашей нации демографические реформы проходят медленно и осуществляются крайне поверхностно. Вы знаете, наверное, что критический возраст у нас установлен выше, чем у вас, — шестьдесят восемь лет, и наш отдел уничтожения погряз в постыдной азиатской коррупции. Жизнь у нас покупается для большинства богатых стариков, им запросто устраиваются за взятки отсрочки и вечные привилегии. Таким образом, отдел уничтожения занимается только бедняками, не имеющими возможностей купить себе отсрочку. Результат: мы едва уменьшили наше народонаселение на девять процентов. И выше десяти процентов никогда не поднимались. Жалкие цифры, конечно, признаю.
— Усильте пропаганду. Проведите кампанию: «Пожил — дай пожить другому!» Накажите нескольких чиновников отдела уничтожения. Публично казните их, в конце концов. Перетрясите весь отдел. Возьмите новых, энергичных и молодых! — Лукьянов хотел было сказать, что из русских не сделаешь ничего качественно иного — только русских, но воздержался. Его знание русских базировалось на происхождении Лукьянова, а Дженкинс подобными знаниями не обладал.
— Однако, сэр, я попросил у вас аудиенции не только для того, чтобы выразить вам свое восхищение. Вы — Макьявелли современного мира. Я искренне надеюсь, что вы станете «Принцем». Сейчас, когда Америка потеряла «Принца», я надеюсь, что вы станете у кормила власти. Российский Союз хотел бы помочь вам в этом. Однако наше руководство расходится в мнениях на то, чьи претензии на власть в Соединенных Штатах следует поддержать…
Солдат неумело внес поднос с кофейником и чашками.
— Кофе, мистер Шестопалов?
— Вы безукоризненно произносите мою трудную фамилию, сэр, — Шестопалов даже покраснел от смущения. — Да, пожалуйста, кофе…
«Вполне симпатичный и умный молодой бюрократ, — подумал Лукьянов. — Искренне обожает меня, то есть Дженкинса».
— Продолжайте, пожалуйста, я весь внимание.
— Президент Кузнецов, по наущению имеющего на него влияние генерала армии Василенко, принял решение поддержать кандидатуру вашего соперника — главы Агентства Национальной Безопасности Турнера… Однако есть и другие влиятельные силы в нашей стране, и они хотели бы видеть Президентом вас. Без ложной скромности, ваш покорный слуга, сидящий сейчас перед вами, имеет большое влияние на Президента Российского Союза и представляет как раз тот сильный лагерь, который хочет в Президенты Америки вас. Мне, разумеется, не нужно вам объяснять, что иностранная держава — Российский Союз сильно и прочно врос в американскую экономику, мы финансируем нашими деньгами многие ваши программы и потому имеем реальную возможность давить и лоббировать.
Все это Лукьянов слышал впервые, но, будучи Дженкинсом, кивнул почти равнодушно.
— Я вас слушаю, продолжайте…
— Я явился предложить вам помощь, в случае если вы будете баллотироваться. Однако, как великий человек вровень с Макьявелли, вы, разумеется, понимаете, что толпа относится к вам враждебно. Я полагаю, что вы захотите избрать другой путь. Более короткий и менее рискованный.
— Мы работаем над этим, да, — неожиданно для себя подтвердил Лукьянов.
— Я очень рад, сэр. Сделайте это для блага Америки и всего мира.
— Скажите, мистер Шестопалов, Том Турнер принял предложение вашего Президента?
— Да, сэр. Однако я успешно работаю над тем, чтобы Президент Кузнецов изменил свое решение.
Лиза Вернер лежала не в постели, а на постели, «валялась», как она сама называла это занятие, и нажимала попеременно кнопки телеконсоли, наскучив той или иной программой. Президент, пришедший в себя от прогулки на вертолете, собирался на встречу с Турнером. Позднее вечером русская делегация должна была вылететь в Советск. Генерал Василенко, сославшись на неотложные дела, вылетел еще вчера. Лиза Вернер нашла вдруг физиономию Дженкинса и оставила ее на экране.
— Приятный тип — да, папа? — этот худощавый. Это его ты собираешься сделать Президентом?
— Нет, Лизок, это Кащей, мы стоим за Турнера.
— А мне нравится этот… Папа, подари мне американского Президента, а?
Лиза вывернулась на спину и, закинув руки, потянулась узкой кошкой. Тонкая, она скорее напоминала даже не кошку, а удлиненного зверька, не существующего в природе. Зверек верит в то, что «папа» всесилен и может подарить ему Президента. Кузнецов растрогался. Присел на край постели и поцеловал Лизу.
— Государственные соображения, Лизок, заставили нас остановиться на Турнере.
— Хочу худощавого Кащея… — проныла Лиза Вернер тем же тоном, каким капризные дети требуют неосуществимых вещей от любящих родителей. — Подари президентика, папа, у меня никогда не было американского Президента.
— Ладно-ладно, Лизок, я подарю тебе Турнера. Они все похожи…
— Хочу Дженкинса… — Лиза Вернер закусила губу, ее голубые глаза сделались желтыми вокруг зрачков, а это, уже успел узнать Кузнецов, предвещает злобное молчание и бойкот. Тотальный. К постели и за обеденным столом, на приемах и опять в постели.
— Лизок, ты не должна вмешиваться в политику… — Кузнецов встал.
— Тогда ты не должен вмешиваться в меня, — парировала Лиза.
— Мы решили, что мы стоим за Турнера, — Кузнецов был в отчаянии.
— Кто это «мы»? Мы — Николай Второй? Ты сам себя называешь «мы», Владимир?
— Я и генерал Василенко.
— Надо было еще с шофером посоветоваться! — фыркнула Лиза Вернер.
— Лизок!
— Хочу американского Президента… — буркнула Лиза Вернер.
Советск, пыльный город из бетона, выглядел еще более удручающе, чем Нью-Йорк, отметил Шестопалов. В Нью-Йорке по меньшей мере оставались от старых времен небоскребы, мосты; сабвэй, пусть облупившийся, старый и проржавевший, поражал своим грубым могуществом. В Советске старых зданий было немного, и все они выглядели ничтожно, а государственные здания, пусть и построенные семь лет назад, были обширными, но убогими. Шестопалов вздохнул. Кортеж Президента ехал из аэропорта в Президентский дворец в центре города. Скорость пришлось снизить. Шестопалов ехал во второй машине и наблюдал реакцию пешеходов на президентский автомобиль. Облаченные в потрепанные одежды люди в большинстве своем провожали автомобиль равнодушными глазами. Массы, подумал Шестопалов, потеряли за последнее десятилетие… Шестопалов затруднялся некоторое время назвать, что же именно потеряли массы… Энергию? Желание жить? И то, и другое, пришлось признать Шестопалову. И энергию. И желание жить.
Лето разжижило мозги, сухие ветры из Азии нанесли пыли, даже сквозь плотные стекла автомобиля запах едкой и сухой пыли стоял в салоне. Шестопалову пришлось признать, что мир, который он пытался построить, влияя на Президента Кузнецова, — мир свежих улиц, широких веселых проспектов, энергичных юных людей, мир без стариков, без душевнобольных и убогих, — не хотел строиться. Пока осуществился мир подавленных людей: даже спины жителей Советска свидетельствовали об их подавленной сгорбленности. Пожалуй, самыми энергичными юными людьми, подумал Шестопалов, можно считать Лизу Вернер и Женю Жарких. Ленивая Лиза Вернер даже «валялась» энергично, а Женя Жарких, не умеющий просидеть в одном кресле более минуты, был монстром движения. Лиза Вернер, тут Шестопалов улыбнулся, оказалась монструозно эффективна. Одной сценой в постели она переориентировала политику Российского Союза в Соединенных Штатах. Президент, и тут уже Шестопалов отказывался понимать почему, выяснилось, был тотально беззащитен перед этим тонконогим и тонкоруким существом ростом в 176 сантиметров и весом в 50 килограммов. Существо сказало ему, что хочет худощавого Кащея, и Президент уступил. Интрига закончена. Шестопалов выиграл. Кто проиграл? Шестопалов задумался. Генерал армии Василенко долго не продержится. Рано или поздно, но по просьбе Лизы Вернер или без просьбы генерал будет уволен. Просто потому, что его место советчика, доверенного человека, собутыльника отныне захвачено Лизой Вернер. И тем прочнее захвачено, что у девчонки есть щель, куда стремится Президент. А у генерала армии, — Шестопалов фыркнул, и шофер удивленно взглянул на него, обернулся и охранник с переднего сиденья, — а у генерала армии нет нужной щели. Генерал проиграл. Кто еще проиграл? Старики, потому что идеи Дженкинса в России постарается реализовать Шестопалов. Теперь, когда у него есть агент и союзник в постели Президента, это будет нетрудно осуществить. Так можно будет добиться снижения возрастного ценза до шестидесяти пяти лет… Лиза Вернер, заметил Шестопалов, упивается своим новым могуществом. А чтобы упиваться могуществом в безопасности, ей нужен человек, которому можно доверять. И таким человеком может быть только Шестопалов. Ибо это он вытащил девушку из Хаоса и подсунул ее Президенту… Она с таким упоением, в лицах, описывала сцену охмурения президента: «Папа, подари мне американского Президента, а? Хочу худощавого Кащея…» И убедительно выглядел в ее истории Кузнецов, огромный, в две с половиной Лизы Вернер весом, розовый, потный, растерянный. Интересно, в какой позе он ее имеет? Шестопалов откинулся на спинку сиденья. Подведя итоги, он успокоился. Ему опять удалось организовать Хаос в Космос. И это было самым большим удовольствием для Владислава Шестопалова. Других недостатков у него не было.
10 июля 2015 года
Приказом Министра обороны, по личной просьбе Дженкинса, за заслуги в деле ликвидации мятежа телохранителей Дженкинса лейтенант Тэйлор был произведен в lieutenant-colonel, то есть в подполковники. Разумеется, лейтенанту этого будет мало, но сразу перескочить в генералы мешал военный устав. Лукьянов совершил это действие рано утром. Так рано, что Министр обороны еще спал, когда «суровый Дженкинс» поднял его телефонным звонком. Лукьянов не заснул после пьянки с Тэйлором. Спать было негде. Идти в спальню к Дженкинсу, где в ковре так и оставался труп Великого Кормчего Демографии, Лукьянов не рискнул. Поэтому он остался в офисе, лег на стол и пролежал там до первых лучей восхода. В семь утра позвонил Министру обороны. Личные номера видеотелефонов членов правительства были обнаружены им в офисе.
Когда-то Лукьянов писал романы. Теперь Лукьянов жил в романе. Одна лишь условность, то обстоятельство, что мир признал его Дженкинсом, позволила ему забраться в чужую судьбу и жить ее.
Солдат принес ему утренний завтрак. Ни солдат, ни Лукьянов не знали утреннего ритуала Дженкинса, потому оба не удивились друг другу. В кантине внизу знали ритуал Дженкинса и потому послали наверх его вечную овсянку и овощной салат. И не прислали кофе. В кантине звали босса «минеральный». Потому прислали минеральную воду. Кофе посылалось наверх, если ожидались гости.
— Вас как зовут? — спросил Дженкинс солдата.
— Джордж Феникс, сэр!
— Джордж, спуститесь, пожалуйста, в кантину. Они забыли прислать мне кофе!
— Йес, сэр! — Джордж удалился.
Дженкинс задумался. Судя по всему, ему предстоит совершить первый в истории Соединенных Штатов государственный переворот. Хочет он этого или не хочет — придется. Если он не сделает этого, выборы выиграет его соперник Том Турнер или кто угодно другой, но новый Президент обязательно первым делом приступит к борьбе с Дженкинсом. И скорее всего, свалит его. Еще, Лук, тебе придется защитить закон 316, пункт «B», несмотря на то, что ты лично был раздавлен этим законом и собирался его отменить. Тебе придется дружить с русскими, несмотря на то что тебе хотелось бы дружить с Синтией О'Руркэ. Тебе придется равнодушно поощрить приговор и смертную казнь людей, которые сделали тебе только хорошее. Отныне ты можешь избрать своим девизом фразу: «Осознанная Необходимость».
Солдат принес кофе.
— Сэр, в кантине крайне извиняются. Их не предупредили, что у вас посетитель.
Лук Янов грустно подумал, что в числе Осознанных Необходимостей будет и отказ от утреннего кофе и питье по утрам ненавистной минеральной воды. Придется готовить кофе втайне и пить его одному, в спальне…
18 сентября 2015 года
К полуночи новый вождь Соединенных Штатов Америки, Президент Дженкинс, устал. Полночь первого дня президентства застала его стоящим у окна со стаканом скотча в руке и вглядывающимся в Пятую авеню внизу. Президент оставил за собой Метрополитен, не пожелав переехать в нью-йоркский Белый дом, отстроенный в 2008 году по образцу вашингтонского.
— Старые привычки старого человека неискоренимы, — заявил он явившемуся его уговаривать старому другу Турнеру.
И остался, проигнорировав пожелания Конгресса и Сената, чтобы американская традиция помещать президентов в Белый дом не прерывалась.
— Смотри, Сол, граждане восстанут! — сказал, прощаясь, Турнер.
— Я им восстану! — проворчал Дженкинс.
И Турнер знал, что новый Президент не шутит.
Турнер давно заподозрил его, в этом Лукьянов не сомневался. С расстояния в ярд Лукьянов все еще был похож на Дженкинса, но куда менее похож, чем с экрана телеконсоли. Турнер смотрел на него странным, растерянным взглядом. «Надо будет убрать Турнера», — подумал Лукьянов. И вгляделся в авеню. Без завывания сирен, лишь с мертвенно-голубым светом вращающихся жирофар к подъезду Метрополитен подлетело стадо из трех автомобилей. Из бронированно-черного «Крайслера» вышел начальник личной охраны Президента генерал Тэйлор и быстро направился в здание. «Надо будет со временем убрать Тэйлора», — подумал Президент. — Поручить Тэйлору убрать Турнера, а впоследствии убрать Тэйлора… Но кому это поручить?» Президент тоскливо улыбнулся и задумался. В междуцарствие сенат успел по-быстрому провести дополнение к закону 316, пункт «B», продлив срок жизни гражданина Соединенных Штатов до шестидесяти восьми лет. Только в шестьдесят восемь лет, согласно сенату, гражданин Соединенных Штатов может быть ликвидирован. «Необходимо оспорить закон… У нас слишком много стариков. Несмотря на внешне суровую аскетичность, оказалось, что Сол Дженкинс плохо справлялся со своими обязанностями Секретаря Департмента. Предоставлялись многочисленные льготы, отсрочки приговоров… Что касается сената, то государственным мужам наплевать на американских граждан. Они думают о себе, о своей старости и своих жадных семьях. Стая вонючих старых псов…»
Президент допил виски и отошел от окна. Нажал кнопку в стене и прошел в образовавшийся дверной проем в свою спальню. Разделся догола и нашел в раздвижном шкафу серую трикотажную рубаху Дженкинса. Поднес рубаху к носу. Ничем не пахло. Старый стерильный аскет Сол Дженкинс не оставил после себя запахов. Лукьянов натянул рубаху и улегся в постель. Устроившись на спине, заложив руки за голову, Президент повздыхал и уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Благодарю вас. — Лукьянов подумал: вот еще один поклонник Дженкинса!
— К сожалению, у нас в России вследствие природных качеств нашей нации демографические реформы проходят медленно и осуществляются крайне поверхностно. Вы знаете, наверное, что критический возраст у нас установлен выше, чем у вас, — шестьдесят восемь лет, и наш отдел уничтожения погряз в постыдной азиатской коррупции. Жизнь у нас покупается для большинства богатых стариков, им запросто устраиваются за взятки отсрочки и вечные привилегии. Таким образом, отдел уничтожения занимается только бедняками, не имеющими возможностей купить себе отсрочку. Результат: мы едва уменьшили наше народонаселение на девять процентов. И выше десяти процентов никогда не поднимались. Жалкие цифры, конечно, признаю.
— Усильте пропаганду. Проведите кампанию: «Пожил — дай пожить другому!» Накажите нескольких чиновников отдела уничтожения. Публично казните их, в конце концов. Перетрясите весь отдел. Возьмите новых, энергичных и молодых! — Лукьянов хотел было сказать, что из русских не сделаешь ничего качественно иного — только русских, но воздержался. Его знание русских базировалось на происхождении Лукьянова, а Дженкинс подобными знаниями не обладал.
— Однако, сэр, я попросил у вас аудиенции не только для того, чтобы выразить вам свое восхищение. Вы — Макьявелли современного мира. Я искренне надеюсь, что вы станете «Принцем». Сейчас, когда Америка потеряла «Принца», я надеюсь, что вы станете у кормила власти. Российский Союз хотел бы помочь вам в этом. Однако наше руководство расходится в мнениях на то, чьи претензии на власть в Соединенных Штатах следует поддержать…
Солдат неумело внес поднос с кофейником и чашками.
— Кофе, мистер Шестопалов?
— Вы безукоризненно произносите мою трудную фамилию, сэр, — Шестопалов даже покраснел от смущения. — Да, пожалуйста, кофе…
«Вполне симпатичный и умный молодой бюрократ, — подумал Лукьянов. — Искренне обожает меня, то есть Дженкинса».
— Продолжайте, пожалуйста, я весь внимание.
— Президент Кузнецов, по наущению имеющего на него влияние генерала армии Василенко, принял решение поддержать кандидатуру вашего соперника — главы Агентства Национальной Безопасности Турнера… Однако есть и другие влиятельные силы в нашей стране, и они хотели бы видеть Президентом вас. Без ложной скромности, ваш покорный слуга, сидящий сейчас перед вами, имеет большое влияние на Президента Российского Союза и представляет как раз тот сильный лагерь, который хочет в Президенты Америки вас. Мне, разумеется, не нужно вам объяснять, что иностранная держава — Российский Союз сильно и прочно врос в американскую экономику, мы финансируем нашими деньгами многие ваши программы и потому имеем реальную возможность давить и лоббировать.
Все это Лукьянов слышал впервые, но, будучи Дженкинсом, кивнул почти равнодушно.
— Я вас слушаю, продолжайте…
— Я явился предложить вам помощь, в случае если вы будете баллотироваться. Однако, как великий человек вровень с Макьявелли, вы, разумеется, понимаете, что толпа относится к вам враждебно. Я полагаю, что вы захотите избрать другой путь. Более короткий и менее рискованный.
— Мы работаем над этим, да, — неожиданно для себя подтвердил Лукьянов.
— Я очень рад, сэр. Сделайте это для блага Америки и всего мира.
— Скажите, мистер Шестопалов, Том Турнер принял предложение вашего Президента?
— Да, сэр. Однако я успешно работаю над тем, чтобы Президент Кузнецов изменил свое решение.
Лиза Вернер лежала не в постели, а на постели, «валялась», как она сама называла это занятие, и нажимала попеременно кнопки телеконсоли, наскучив той или иной программой. Президент, пришедший в себя от прогулки на вертолете, собирался на встречу с Турнером. Позднее вечером русская делегация должна была вылететь в Советск. Генерал Василенко, сославшись на неотложные дела, вылетел еще вчера. Лиза Вернер нашла вдруг физиономию Дженкинса и оставила ее на экране.
— Приятный тип — да, папа? — этот худощавый. Это его ты собираешься сделать Президентом?
— Нет, Лизок, это Кащей, мы стоим за Турнера.
— А мне нравится этот… Папа, подари мне американского Президента, а?
Лиза вывернулась на спину и, закинув руки, потянулась узкой кошкой. Тонкая, она скорее напоминала даже не кошку, а удлиненного зверька, не существующего в природе. Зверек верит в то, что «папа» всесилен и может подарить ему Президента. Кузнецов растрогался. Присел на край постели и поцеловал Лизу.
— Государственные соображения, Лизок, заставили нас остановиться на Турнере.
— Хочу худощавого Кащея… — проныла Лиза Вернер тем же тоном, каким капризные дети требуют неосуществимых вещей от любящих родителей. — Подари президентика, папа, у меня никогда не было американского Президента.
— Ладно-ладно, Лизок, я подарю тебе Турнера. Они все похожи…
— Хочу Дженкинса… — Лиза Вернер закусила губу, ее голубые глаза сделались желтыми вокруг зрачков, а это, уже успел узнать Кузнецов, предвещает злобное молчание и бойкот. Тотальный. К постели и за обеденным столом, на приемах и опять в постели.
— Лизок, ты не должна вмешиваться в политику… — Кузнецов встал.
— Тогда ты не должен вмешиваться в меня, — парировала Лиза.
— Мы решили, что мы стоим за Турнера, — Кузнецов был в отчаянии.
— Кто это «мы»? Мы — Николай Второй? Ты сам себя называешь «мы», Владимир?
— Я и генерал Василенко.
— Надо было еще с шофером посоветоваться! — фыркнула Лиза Вернер.
— Лизок!
— Хочу американского Президента… — буркнула Лиза Вернер.
Советск, пыльный город из бетона, выглядел еще более удручающе, чем Нью-Йорк, отметил Шестопалов. В Нью-Йорке по меньшей мере оставались от старых времен небоскребы, мосты; сабвэй, пусть облупившийся, старый и проржавевший, поражал своим грубым могуществом. В Советске старых зданий было немного, и все они выглядели ничтожно, а государственные здания, пусть и построенные семь лет назад, были обширными, но убогими. Шестопалов вздохнул. Кортеж Президента ехал из аэропорта в Президентский дворец в центре города. Скорость пришлось снизить. Шестопалов ехал во второй машине и наблюдал реакцию пешеходов на президентский автомобиль. Облаченные в потрепанные одежды люди в большинстве своем провожали автомобиль равнодушными глазами. Массы, подумал Шестопалов, потеряли за последнее десятилетие… Шестопалов затруднялся некоторое время назвать, что же именно потеряли массы… Энергию? Желание жить? И то, и другое, пришлось признать Шестопалову. И энергию. И желание жить.
Лето разжижило мозги, сухие ветры из Азии нанесли пыли, даже сквозь плотные стекла автомобиля запах едкой и сухой пыли стоял в салоне. Шестопалову пришлось признать, что мир, который он пытался построить, влияя на Президента Кузнецова, — мир свежих улиц, широких веселых проспектов, энергичных юных людей, мир без стариков, без душевнобольных и убогих, — не хотел строиться. Пока осуществился мир подавленных людей: даже спины жителей Советска свидетельствовали об их подавленной сгорбленности. Пожалуй, самыми энергичными юными людьми, подумал Шестопалов, можно считать Лизу Вернер и Женю Жарких. Ленивая Лиза Вернер даже «валялась» энергично, а Женя Жарких, не умеющий просидеть в одном кресле более минуты, был монстром движения. Лиза Вернер, тут Шестопалов улыбнулся, оказалась монструозно эффективна. Одной сценой в постели она переориентировала политику Российского Союза в Соединенных Штатах. Президент, и тут уже Шестопалов отказывался понимать почему, выяснилось, был тотально беззащитен перед этим тонконогим и тонкоруким существом ростом в 176 сантиметров и весом в 50 килограммов. Существо сказало ему, что хочет худощавого Кащея, и Президент уступил. Интрига закончена. Шестопалов выиграл. Кто проиграл? Шестопалов задумался. Генерал армии Василенко долго не продержится. Рано или поздно, но по просьбе Лизы Вернер или без просьбы генерал будет уволен. Просто потому, что его место советчика, доверенного человека, собутыльника отныне захвачено Лизой Вернер. И тем прочнее захвачено, что у девчонки есть щель, куда стремится Президент. А у генерала армии, — Шестопалов фыркнул, и шофер удивленно взглянул на него, обернулся и охранник с переднего сиденья, — а у генерала армии нет нужной щели. Генерал проиграл. Кто еще проиграл? Старики, потому что идеи Дженкинса в России постарается реализовать Шестопалов. Теперь, когда у него есть агент и союзник в постели Президента, это будет нетрудно осуществить. Так можно будет добиться снижения возрастного ценза до шестидесяти пяти лет… Лиза Вернер, заметил Шестопалов, упивается своим новым могуществом. А чтобы упиваться могуществом в безопасности, ей нужен человек, которому можно доверять. И таким человеком может быть только Шестопалов. Ибо это он вытащил девушку из Хаоса и подсунул ее Президенту… Она с таким упоением, в лицах, описывала сцену охмурения президента: «Папа, подари мне американского Президента, а? Хочу худощавого Кащея…» И убедительно выглядел в ее истории Кузнецов, огромный, в две с половиной Лизы Вернер весом, розовый, потный, растерянный. Интересно, в какой позе он ее имеет? Шестопалов откинулся на спинку сиденья. Подведя итоги, он успокоился. Ему опять удалось организовать Хаос в Космос. И это было самым большим удовольствием для Владислава Шестопалова. Других недостатков у него не было.
10 июля 2015 года
Приказом Министра обороны, по личной просьбе Дженкинса, за заслуги в деле ликвидации мятежа телохранителей Дженкинса лейтенант Тэйлор был произведен в lieutenant-colonel, то есть в подполковники. Разумеется, лейтенанту этого будет мало, но сразу перескочить в генералы мешал военный устав. Лукьянов совершил это действие рано утром. Так рано, что Министр обороны еще спал, когда «суровый Дженкинс» поднял его телефонным звонком. Лукьянов не заснул после пьянки с Тэйлором. Спать было негде. Идти в спальню к Дженкинсу, где в ковре так и оставался труп Великого Кормчего Демографии, Лукьянов не рискнул. Поэтому он остался в офисе, лег на стол и пролежал там до первых лучей восхода. В семь утра позвонил Министру обороны. Личные номера видеотелефонов членов правительства были обнаружены им в офисе.
Когда-то Лукьянов писал романы. Теперь Лукьянов жил в романе. Одна лишь условность, то обстоятельство, что мир признал его Дженкинсом, позволила ему забраться в чужую судьбу и жить ее.
Солдат принес ему утренний завтрак. Ни солдат, ни Лукьянов не знали утреннего ритуала Дженкинса, потому оба не удивились друг другу. В кантине внизу знали ритуал Дженкинса и потому послали наверх его вечную овсянку и овощной салат. И не прислали кофе. В кантине звали босса «минеральный». Потому прислали минеральную воду. Кофе посылалось наверх, если ожидались гости.
— Вас как зовут? — спросил Дженкинс солдата.
— Джордж Феникс, сэр!
— Джордж, спуститесь, пожалуйста, в кантину. Они забыли прислать мне кофе!
— Йес, сэр! — Джордж удалился.
Дженкинс задумался. Судя по всему, ему предстоит совершить первый в истории Соединенных Штатов государственный переворот. Хочет он этого или не хочет — придется. Если он не сделает этого, выборы выиграет его соперник Том Турнер или кто угодно другой, но новый Президент обязательно первым делом приступит к борьбе с Дженкинсом. И скорее всего, свалит его. Еще, Лук, тебе придется защитить закон 316, пункт «B», несмотря на то, что ты лично был раздавлен этим законом и собирался его отменить. Тебе придется дружить с русскими, несмотря на то что тебе хотелось бы дружить с Синтией О'Руркэ. Тебе придется равнодушно поощрить приговор и смертную казнь людей, которые сделали тебе только хорошее. Отныне ты можешь избрать своим девизом фразу: «Осознанная Необходимость».
Солдат принес кофе.
— Сэр, в кантине крайне извиняются. Их не предупредили, что у вас посетитель.
Лук Янов грустно подумал, что в числе Осознанных Необходимостей будет и отказ от утреннего кофе и питье по утрам ненавистной минеральной воды. Придется готовить кофе втайне и пить его одному, в спальне…
18 сентября 2015 года
К полуночи новый вождь Соединенных Штатов Америки, Президент Дженкинс, устал. Полночь первого дня президентства застала его стоящим у окна со стаканом скотча в руке и вглядывающимся в Пятую авеню внизу. Президент оставил за собой Метрополитен, не пожелав переехать в нью-йоркский Белый дом, отстроенный в 2008 году по образцу вашингтонского.
— Старые привычки старого человека неискоренимы, — заявил он явившемуся его уговаривать старому другу Турнеру.
И остался, проигнорировав пожелания Конгресса и Сената, чтобы американская традиция помещать президентов в Белый дом не прерывалась.
— Смотри, Сол, граждане восстанут! — сказал, прощаясь, Турнер.
— Я им восстану! — проворчал Дженкинс.
И Турнер знал, что новый Президент не шутит.
Турнер давно заподозрил его, в этом Лукьянов не сомневался. С расстояния в ярд Лукьянов все еще был похож на Дженкинса, но куда менее похож, чем с экрана телеконсоли. Турнер смотрел на него странным, растерянным взглядом. «Надо будет убрать Турнера», — подумал Лукьянов. И вгляделся в авеню. Без завывания сирен, лишь с мертвенно-голубым светом вращающихся жирофар к подъезду Метрополитен подлетело стадо из трех автомобилей. Из бронированно-черного «Крайслера» вышел начальник личной охраны Президента генерал Тэйлор и быстро направился в здание. «Надо будет со временем убрать Тэйлора», — подумал Президент. — Поручить Тэйлору убрать Турнера, а впоследствии убрать Тэйлора… Но кому это поручить?» Президент тоскливо улыбнулся и задумался. В междуцарствие сенат успел по-быстрому провести дополнение к закону 316, пункт «B», продлив срок жизни гражданина Соединенных Штатов до шестидесяти восьми лет. Только в шестьдесят восемь лет, согласно сенату, гражданин Соединенных Штатов может быть ликвидирован. «Необходимо оспорить закон… У нас слишком много стариков. Несмотря на внешне суровую аскетичность, оказалось, что Сол Дженкинс плохо справлялся со своими обязанностями Секретаря Департмента. Предоставлялись многочисленные льготы, отсрочки приговоров… Что касается сената, то государственным мужам наплевать на американских граждан. Они думают о себе, о своей старости и своих жадных семьях. Стая вонючих старых псов…»
Президент допил виски и отошел от окна. Нажал кнопку в стене и прошел в образовавшийся дверной проем в свою спальню. Разделся догола и нашел в раздвижном шкафу серую трикотажную рубаху Дженкинса. Поднес рубаху к носу. Ничем не пахло. Старый стерильный аскет Сол Дженкинс не оставил после себя запахов. Лукьянов натянул рубаху и улегся в постель. Устроившись на спине, заложив руки за голову, Президент повздыхал и уснул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26