— И это вы называете «в порядке»?! Да вы посмотрите на меня — заперта в этом перевернутом дупле, чуть ли не вниз головой, едва удерживаясь одним крылом и удерживая яйца другим, чтобы только они не вывалились и не разбились, — и это вы называете «в порядке»?!
Тут подоспели Пижма и Краклин.
— Ах, бедная птица! Целых три яйца без птенцов, а дом — родное гнездо! — уничтожен… Подождите минутку, сейчас мы вам поможем.
— Фиалка, сюда! Арвин, командор, держите эту ветку. Не двигайтесь, дорогая, сейчас мы вытащим и вас, и ваших будущих деток.
Все бросились на помощь и очень осторожно извлекли птицу и яйца из гнезда. Сову звали Орокка. Ее отнесли к костру, а яйца бережно уложили рядом на мягких одеялах. Орокка была хоть и маленькой, но сильной и строгой. Она оправила перья и чинно уселась на яйца, недовольно поглядывая на обступивших ее зверей большими глазами, в которых сейчас отражались языки пламени.
Матушка Хлопотунья принесла ей каленых орешков, засахаренных фруктов и клубничной шипучки.
— Вам надо есть побольше сладкого, дорогая, чтобы оправиться после такого тяжелого потрясения, — приговаривала она, расставляя перед Ороккой угощения.
Когда сова принялась поглощать сладкое, к ней попробовала приблизиться Фиалка с мазью и бинтами, но Орокка так глянула на нее, что медсестра поспешно отошла в сторону и спряталась за спину командора, только оттуда осторожно спросив:
— А когда вылупятся совята?
Последовал сухой и лаконичный ответ:
— Когда захотят, тогда и вылупятся.
К костру подошел Кротоначальник Перекоп с командой и радостно хлопнул большими лапами:
— Хурр, вы только посмотррите, сколько тут вкуснятины! Вы не возрражаете, если я и мои прро-голодавшиеся рребята пррисоединимся к вашему пирру?
Ко всеобщему изумлению, Орокка приветливо улыбнулась и кивнула кротам:
— Конечно-конечно, присаживайтесь. Я люблю кротов — они не тратят слов по пустякам и не задают глупых вопросов, в отличие от некоторых.
Кроты сели и стали накладывать себе еду. Арвин ошарашенно спросил:
— В чем твой секрет, Перекоп? С нами она вообще не хотела говорить!
Простая морда Предводителя растянулась в улыбке.
— Уу, хурр-хурр, это все мое обаяние. Стараясь сохранить серьезное выражение, Арвин сел рядом с Перекопом.
— А, ну тогда понятно. Кстати, кроме того, что ты нашел себя обаятельным, многоуважаемый Перекоп, нашел ли ты еще что-нибудь? Крот налил себе шипучки.
— Мы ррыли… И кое-что наррыли!
Позже вечером Арвин заглянул в спальню, где Пижма и Матушка Хлопотунья укладывали малышей. Он замер в дверях, вспоминая то время, когда и он был маленьким, глядя на то, как, лежа в кроватках, крошки повторяют за Пижмой старое-престарое стихотворение. Когда-то и Арвину читала его перед сном Аума, старая барсучиха, но это было так давно… Он мысленно стал повторять вместе с малышами:
Затухает небосвод,
Ночь на цыпочках идет.
Пчелы в ульях, и, полна,
Светит на небе луна.
Над покоем сонных гнезд
Блещут сонмы ясных звезд.
Нашим глазкам спать пора
До рассвета, до утра.
Сны придут в ночной тиши -
Тихо спите, малыши
Хлопотунья осталась с засыпающими и сладко позевывающими малышами, а Пижма тихонько выскользнула за дверь, к Арвину. Вместе они спустились по лестнице и вышли на воздух, пронизанный вечерними весенними запахами. Только тогда Арвин объяснил, зачем он пришел:
— Перекоп и кроты нашли то место, с которого началось осыпание южной стены. А сегодня, пока мы занимались деревом, они прорыли туннель под стену. Пойдемте, он обещал показать, что они там обнаружили.
Перекоп и кроты с зажженными фонарями ждали у входа в шахту. Предводитель приветствовал настоятельницу поклоном.
— Добрый вечерр. Мы нашли кое-что… Хурр, я полагаю, Вам надо посмотрреть. Я пойду вперре-ди, потом Вы, а за Вами — мои рребята. Дерржитесь кррепче…
Вдоль стен шахты кроты предусмотрительно натянули веревки, так что получилось что-то наподобие перил. Все осторожно стали спускаться вслед за Перекопом. Земля под лапами была мокрой и скользкой. Следуя совету Перекопа, Пижма крепко держалась. При свете фонаря она увидела, что шахта постепенно выравнивается и переходит в туннель. Тут ей пришлось пригнуть голову и вцепиться в веревки изо всех сил, такой вдруг подул ветер.
— Брр, пррошу пррощения, — извинился предводитель, — я не подумал, что этот перреход под силу только большим крротам!
Но Пижма похлопала его по широкой спине:
— Ничего-ничего, веди нас, Перекоп, я умираю от любопытства!
Однако, когда она увидела то, что обнаружили кроты, просто онемела. Не веря глазам, она смотрела на то, что высветили в темноте фонари:
— Великие Сезоны, что это такое?

КНИГА 2
ВОЕННЫЙ СБОР
ГЛАВА 20
Ни Шашлык, ни Чесун не представляли себе, что такое разведка. Их внезапное возведение в ранг офицеров было встречено солдатами с недовольством и пренебрежением. Весь день они шли на север, причем ни один из восьмидесяти подчиненных не выполнял их команд. Бродяги-разведчики отбегали в сторону, когда им хотелось, и вообще делали все, что взбредет в голову.
Толстый зловредный горностай Шашлык совсем затюкал и запугал Чесуна. Он использовал любую возможность, чтобы поиздеваться над собратом-офицером. Чесун подхалимничал и выслуживался, как плохой лакей при грозном хозяине.
Около полудня они подошли к горке, сбегающей к широкому ручью. Шашлык тут же на глазок оценил положение:
— Ага, это нам подойдет для лагеря. Вода есть, место есть. Что еще Надо Дамугу?
Чесун несмело возразил:
— Да вроде это… не хватает укрытия. Что если пойдет дождь?
Шашлык смазал ему по уху:
— Если пойдет дождь, болван, все промокнут — вот что! Ты же не предлагаешь строить уютные домики, э?
Чесун с минуту подумал.
— Ну, для этого понадобился бы лес… И даже если бы он был, то кто потащит бревна?.. Ау-у-у!
Он отлетел в сторону, получив хороший пинок. Шашлык свирепо смотрел на него:
— Если заставить тебя питаться собственными мозгами, ты умрешь с голоду!
Их прервал взлетевший на горку горностай, тяжело переводящий дыхание. Он отсалютовал и доложил скороговоркой, указав на дальний изгиб ручья:
— Впереди лодки, господин. В них мыши, господин. Воинственного вида, господин.
Шашлык напыжился.
— Ага, вот ты как заговорил… Сразу «господин», стойка смирно… Вспомнил, кто здесь офицер, как только страшно стало! Ладно, сколько их?
Чесун старался изо всех сил вести себя, как положено офицеру. Он повторил, в точности копируя Шашлыка:
— Вот-вот, скажи нам, сколько их?
Но Шашлык так глянул на него, что крыса замолчала. Офицер повернулся к солдату:
— Иди сосчитай и доложи потом мне. Собери остальных. Встречаемся внизу. И пошевеливайся!
Оба офицера залегли в ложбине неподалеку от берега и молча следили за лодками, выплывающими из-за поворота. Их было шесть, каждая была выдолблена из большого древесного ствола, с двумя рядами весел, за которыми сидели небольшие зверьки с жесткой, топорщащейся шерсткой. У каждого из них была яркая повязка на голове, каждый носил килт с широким поясом, на котором висела небольшая шпага. Остальные сидели на носу и на корме на мешках с провиантом. Зверьки производили впечатление вспыльчивых и раздражительных, они кричали и спорили друг с другом. Только тот, который был постарше и покрупнее, оставался невозмутим, стоя на носу первой лодки и осматривая реку. Всего зверьков было около семидесяти.
Шашлык потер лапы. Злобно ухмыляясь, он обернулся и увидел, что к ним направляются еще тридцать Бродяг. Что ж, ему вполне хватит этого, чтобы расправиться с какой-то мелюзгой. Он показал кулак Чесуну:
— Слушай мою команду! Всё проще пареной репы. Ты останешься здесь, а я пойду выбью дух из этих мышей. Будь готов броситься ко мне по первому зову, болван!
Неторопливо, с самодовольной ухмылкой он направился к берегу и крикнул тому, что был постарше:
— Эй ты1 Скажи своим — толкать лодки сюда! Хочу посмотреть, что у вас там в мешках. И поторапливайся, если хочешь остаться в живых!
Взгляд у небольшого зверька был такой, что впору гиганту испугаться. Он поднял лапу, весла опустились. Отталкиваясь длинным шестом, он развернул лодку и подождал, пока она подойдет к берегу, а потом, пользуясь тем же шестом, перелетел на сушу.
Держа одну лапу на эфесе, а другую заткнув за пояс, он смерил горностая взглядом. Потом заговорил, и голос его оказался глубоким и хриплым:
— Теперь слушай ты меня, болотная жаба. Я сам разберусь, что мне делать, а что — нет. Ты мне не указ. И то, что у нас в мешках, — не твое склизкое дело, так что проваливай.
Шашлык онемел от такой дерзости. Надувшись от гнева, он тяжело опустил лапу на шашку:
— Да ты хоть знаешь, с кем говоришь, малявка?! Я — офицер Разведки огромной армии Бродяг самого Дамуга Клыка!
Но «малявка», казалось, нисколько не удивился, только спокойно вытащил шпагу и ответил:
— Тогда прочисти уши, важный, и слушай еще раз: я не знаю ни тебя, ни твоего Дамуга-как-его-там, и мне нет до вас никакого дела. Меня зовут Лог-а-Лог, и я командир Гуосима — Партизанского Союза землероек. Так что если ты все еще хочешь сразиться со мной, — вперед!
Шашлык выхватил саблю и с рычанием бросился на Лог-а-Лога.
К Чесуну, сидевшему в засаде, подполз один из солдат-Бродяг и потянул его за пояс:
— Раз уж на то пошло, мы тоже должны атаковать, а?
Но Чесун только с усилием отцепил его лапу от пояса:
— Н-нет, повременим, надо посмотреть, чем у них кончится.
Лог-а-Лог подождал, пока горностай подлетел к нему почти вплотную, и, сделав небольшой шаг в сторону, подставил Шашлыку подножку. Тот упал, хлестко получив шпагой по спине.
Командир землероек обошел его, насмешливо прикрикнув:
— Вставай, слизняк, я лежачих не убиваю!
С перекошенным от злости лицом Шашлык вскочил и начал изо всей силы размахивать шашкой, бросаясь на Лог-а-Лога. Но каждый раз, когда шашка опускалась, проворный зверек оказывался то сбоку, то за спиной у горностая. Землеройки спокойно сидели в лодках, наблюдая, как их ловкий командир выставляет на смех большого врага.
Иногда Лог-а-Лог отражал тяжелые удары шашки легким взмахом шпаги, продолжая дразнить горностая:
— Плохи же дела у твоего Дамуга, раз он так отвратительно тренирует своих офицеров! Ну же, сосредоточься, покажи, на что ты способен!
Пуская слюни и тяжело дыша, Шашлык бросился напролом, держа шашку двумя лапами. Лезвие врезалось в камень, горностай пошатнулся и рыгнул. Потом, слегка опомнившись, он снова развернулся в сторону Лог-а-Лога и изо всей силы плюнул:
— Я выпотрошу тебя, как лягушку, и сошью из тебя рюкзак!
Лог-а-Лог смахнул плевок с яркой повязки, и глаза его угрожающе сверкнули.
— Ни один, плюнувший на меня, еще не выжил. Я мог проткнуть тебя уже десять раз. Здесь! Здесь! Или здесь!
Кружа вокруг ошалевшего горностая, он каждый раз подтверждал слова уколом шпаги. Наконец, остановившись, он еще раз посмотрел на врага, брезгливо поморщился и пошел прочь, бросив на прощание:
— Убирайся и не попадайся мне больше! Ты опозорен на всю жизнь!
Высоко подняв шашку, Шашлык бросился на незащищенного Лог-а-Лога со спины. Еще бы секунда… но в самый последний момент зверек быстро обернулся и сделал резкий выпад, пронзив горностая насквозь. Последнее, что услышал Шашлык, было:
— Ни чести, ни ума… Ни жизни.
ГЛАВА 21
Тем же вечером, как только барабанный бой стих, Дамуг сел на один из барабанов и посмотрел на равнину с горки. Напротив него выстроились остатки разведотряда во главе с Чесуном.
Острейший вновь покачал головой, не веря ни единому слову провинившихся.
— Так вы утверждаете, там было триста землероек на двадцати огромных лодках?
Чесун энергично закивал — его жизнь зависела от этого. Остальные тоже закивали, слегка пятясь.
— Я все как-то в толк не возьму, — продолжал Дамуг. — Вы говорите, они окружили вас, убили тридцать солдат и офицера, а потом бесследно исчезли?
В ответ и без того низко опущенные головы снова закивали.
— И ни один, ни один из землероек не был ни убит, ни взят в плен?
Опять молчаливое подтверждение.
Великокрыс прикрыл глаза и потер виски. Он устал. Вот уже в четвертый раз он пытался вывести их на чистую воду, но они упорно придерживались первоначальной версии. Он обернулся на мертвые тела, валяющиеся в ручье и на берегу, — тупые создания, позволившие себя убить так легко.
Вновь переведя взгляд на живых во главе с Чесу-ном, он устало вздохнул.
— Триста землероек, двадцать лодок, да? Ну что ж, помяните мое слово, я еще докопаюсь до правды, и, если она окажется такой, как я думаю, вы будете молить меня прикончить вас поскорее! Ясно?!
Разведчики задрожали, но не проронили ни звука. Дамуг указал на убитых.
— Выройте яму глубиной в двадцать мечей, а когда похороните этих, войдете в реку и будете всю ночь стоять по горло в воде. Ни пить ни есть без моего разрешения! Грабля, отряди двух офицеров присматривать за ними.
Остатки костров догорали, отбрасывая последние отблески света на долину и реку. Звезды зажглись на безлунном небе, подул легкий ветер.
Сиг скрипнул зубами — напильник задел по шее.
— Не дергайся! — прошипел Бор ему в ухо, продолжая работать над цепью, приковывающей их друг к другу — Уже немного осталось.
Длинношей был уже освобожден, это именно он сумел раздобыть напильник. Он с опаской прошептал:
— Надо бы скорей, времени мало.
Бор надавил на ошейник обеими лапами — цепи звякнули и упали. Лис потер шею, сверкнув глазами в темноте.
— Закрой свою трусливую пасть, ласка! Давайте пошевеливайтесь! К рассвету надо пересечь ручей и уйти подальше.
Хватаясь за камни в середине ручья, Чесун и сорок разведчиков изо всех сил боролись за то, чтобы удержать головы над водой, отплевываясь и ругаясь. Холод сковывал лапы, течение пыталось увлечь за собой. Некоторые послабее уже утонули под тяжестью тех, кто пытался опереться на них, сражаясь за собственную шкуру.
Два надзирателя сидели у костра и клевали носом.
— Вы только посмотрите на них: сидят греются, похрапывают, а мы тут замерзаем и тонем. Это несправедливо! — сказал, сжав клацающие от холода зубы, один хорек.
Цепляясь за скользкий камень и выплевывая воду, Чесун ответил:
— Уфф-ффрр… Может, это… хоть под утро пустят нас на берег, а?
— Кого ты хочешь обмануть, браток, себя или нас? Думаешь, кто-то доживет до завтра? Да мы все тут приговорены! — ответила ему другая окоченевшая крыса.
Надзирателям не суждено было увидеть рассвет. Они только дернулись и тихо опали, когда цепи Бора и Сига затянулись вокруг их шей. Потом беглецы забрали их одежду и оружие, Бор схватил моток веревки и направился к тому месту, где замерзали в воде остатки отряда разведчиков. Прикрепив веревку одним концом к острому выступу, он крепко сжал ее и зашептал, переходя реку вброд:
— Вы знаете меня и Сига — мы бывшие офицеры. Мы уходим, и, если кто-то хочет уйти с нами, присоединяйтесь. Дамуг — уже не тот Острейший, каким был его отец, и нам с ним делать нечего!
Бор и Сиг осторожно двинулись вперед с веревкой в лапах; один из стоявших в воде сказал, цепляясь за веревку:
— Я с ними! И всем вам, ребята, советую поступить так же. Дамуг Клык относится к нам хуже, чем к врагам. Веди, Бор!
Раздался одобрительный шорох голосов, но Сиг велел замолчать.
— Я перейду на тот берег и закреплю веревку. По ней вы сможете подняться и выбраться из воды. Но все надо делать очень быстро, у нас мало времени!
Один за другим звери перешли реку и выбрались на противоположный берег. Последним шел Длинношей, но, когда очередь дошла до него, Бор оттолкнул его в сторону:
— А ты-то куда собрался, узконос? Ласка даже взвизгнул от удивления:
— Да как же?! Это же часть плана — мы сматываемся все вместе, братан!
Бор хищно оскалился, оглядываясь по сторонам, — бежать ласке было некуда.
— Никакой я тебе не братан. А план я только что изменил: нам не нужны трусы и предатели, поэтому ты остаешься здесь.
С этими словами Бор размахнулся цепью, и, прежде чем Длинношей успел возразить, его тело безжизненно упало в реку.
Стоящий рядом Чесун был поражен жестокостью Бора.
— Эээ! Ты зачем это сделал? Он же был одним из нас!
Бор не собирался спорить. На берегу остались только он и Чесун. Он снова размахнулся цепью, и Чесун повалился на влажные камни.
— Прости, — усмехнулся Бор, — но если ты не с нами — ты против нас.
ГЛАВА 22
Дымясь и шипя, огромный раскаленный кусок железа опустился в чан с холодной водой. Красноокая Крегга подождала, пока он окончательно остынет и затвердеет. Потом медленно и осторожно она извлекла его на свет. Это было необычное оружие в форме пики, боевого топора и крюка одновременно, с большим острым наконечником наверху и широким тяжелым обухом сбоку. Обух был с толстой ножкой, но сужался к краю, верхняя часть которого переходила в острый крюк. Настоящая алебарда вместе с топором-крюком — оружие, которое называется «бердыш».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26