Краун заворчал. Эти непонятные человеческие машины не были живыми, но они, казалось, дышали и бормотали что-то свое, как живые. И что еще ужаснее – становилось все труднее удержаться от сна возле этих новых машин. Несколько дней назад одна из обезьян без всяких видимых причин свалилась и вскоре умерла. Остальные разбежались, но Крауну с его «приемной» семьей волкотов удалось выследить их и рычанием и угрозами пригнать обратно в лагерь. Мертвую обезьяну перед заходом солнца два волкота оттащили подальше.
Краун и сам замечал, что новые машины вызывали у него сонливость и головокружение.
«Это воздух. Машины вырабатывают кислород и азот. Для существ, дышащих метаном, такой воздух не годится».
Краун сердито фыркнул. Даже здесь, почти у гребня холмов, чувствовался сильный запах машин. И с каждым днем он, по-видимому, становился сильнее.
Все утро заняла охота. Теперь Краун охотился уже по в одиночку, а вместе с волкотами, живущими на холмах. В семье было восемь взрослых и пятеро детенышей – достаточно больших, чтобы ходить на охоту, но еще слитком молодых, чтобы помогать взрослым. Они только наблюдали и учились.
В лесах еще оставались антилопы, хотя по мере приближения зимы их становилось все меньше. Волкоты образовывали полукруг с подветренной стороны и посылали двоих самых крупных и опытных самцов осторожно прокрасться по флангу стада. Они исполняли роль загонщиков. Рано или поздно антилопы учуивали запах волкотов и громадными прыжками разбегались от опасности – чтобы попасть в полукруг ожидающих их охотников.
Каждый день волкоты добывали таким способом трех-четырех антилоп. Стадо, казалось, не извлекало никаких уроков из происходящего. Изо дня в день повторялось одно и то же, и всякий раз несчастные животные бросались прямо в засаду.
Но с каждым днем стадо убывало. И уходило все дальше на юг. Антилопы, как и обезьяны, в это время года мигрировали. Но шли они медленно. Пока на их пути были трава и кустарники, которыми они питались, животные не торопились.
И все же они устойчиво держали курс на юг, и с каждым днем расстояние до лагеря, которое волкотам приходилось одолевать с убитыми антилопами, все увеличивалось. Часть мяса волкоты съедали, остальное оставляли обезьянам. Но, несмотря на доставляемый волкотами провиант, обезьяны на глазах чахли. С каждым днем они теряли в весе и двигались все медленнее.
В тот день снег впервые выпал до заката солнца. Далеко за полдень черные как сажа хлопья стали падать сквозь листву деревьев, как раз когда Краун помогал тащить дневной «улов» через подлесок. Он зарычал на снег. Снег убьет траву, и антилопы вынуждены будут идти еще дальше на юг. Уже теперь почти целый день уходил на то, чтобы найти стадо, настигнуть и убить животное и притащить его на берег.
Когда Краун, задыхаясь и ворча от изнеможения, вместе со своей ношей достиг точки, откуда был виден лагерь, он обнаружил двух обезьян, которые лежали на земле. Остальные в каком-то безумии кружили возле своих мертвых сородичей – они не разбегались и не работали. Просто ходили кругами на задних лапах, передними потрясая над головами как бы в ужасе или отчаянии.
Обычно волкоты оставались на вершине холма на опушке леса. Их дело – спустить туши убитых по траве на середину склона холма, который вел к берегу, и оставить их там, а самим вернуться на вершину. Обезьяны поднимались на склон и забирали мясо.
Но тут Краун бросил свою ношу и повернулся к остальным волкотам. Они тоже побросали добычу и уставились на лагерь. Казалось, они примерзли к месту, ветер вздыбливал серую шерсть, когти впились в землю, они рычали и повизгивали про себя, словно преодолевая что-то, что творилось в их собственных головах. Затем по одному, очень медленно, неохотно, стали спускаться к лагерю. Мускулы у них судорожно сжимались и разжимались, как будто их одновременно тянули в двух разных направлениях.
Краун принял на себя командование. То рычанием, то подталкиванием он отправил двух волкотов в разные концы лагеря, чтобы обезьяны не разбежались. Потом он подтолкнул двух волкотов помоложе к телам мертвых обезьян.
Сам Краун направился прямо к обезьянам, не обращая внимания даже на то, что в зданиях возле них злобно стучали машины и там было трудно дышать. Грудь защемило, казалось, в ней разгорается пожар. Краун торопливо подхватил зубами и передними лапами одну из обезьян и потащил ее прочь. Два других волкота следили за его действиями, потом взялись за другую обезьяну.
С великим трудом – перед глазами плясали огненные круги – тащил Краун тело мертвой обезьяны вверх по склону, подальше от ненавистных машин.
Было уже темно, когда он сдвинул коробку старого строения, чтобы остальные обезьяны могли устроиться на ночлег. Краун наблюдал, как они сбились в кучу в своем полузаваленном жилище, тесно прижались друг к другу, хныча и жалуясь.
«Ростом три метра, весят две с половиной тонны каждая, а хнычут как сосунки!»
«Им страшно, Берни. Они напуганы до смерти, Поразительно, что дети справляются с ними».
В этот вечер Джефф пришел домой, чувствуя в себе усталость Крауна и что-то еще, более глубокое. Он не понимал, что это могло быть, но это очень сильно тревожило его.
Мать взглянула на него и сказала:
– Ну, это уж слишком. – Повернувшись к мужу, она добавила: – Питер, с меня довольно. Для Джеффа это непосильный труд. Пора с этим кончать.
– Нет! – одновременно вскричали Джефф и доктор Холмен.
Отец сидел на софе в гостиной, Джефф стоял в дверях, шагах в шести от него. Мать находилась рядом с сыном.
– Мы не имеем права прервать работу, – сказал доктор Холмен. – Слишком хорошо пошло дело.
– Скажи лучше – слишком плохо, – возразил Джефф. – И день ото дня хуже.
– О чем это ты? – удивленно спросил доктор Холмен. – Пойди сюда и сядь рядом. Ты и в самом дело выглядишь усталым. Как ты спал?
Джефф устало проковылял к софе и сел рядом с отцом. Миссис Холмен поставила стул рядом с ними.
– Я спал весь день, – ответил Джефф. – Но Крауну и другим животным… им плохо. И с каждым днем им становится хуже.
– Что случилось сегодня?
Джефф все рассказал им.
Отца это, как видно, совсем не тронуло. Он улыбался, кивал, будто Джефф говорил о том, как сыграла его команда в футбол.
– Понятно, почему ты так расстроен, – заявил он, когда Джефф кончил. – Ты немного смущен, потому что слишком сильно сблизился с этим животным.
– Но они же умирают! Обезьяны… да и волкоты тоже скоро начнут, если мы…
– Естественно, они умирают, – спокойно заметил доктор Холмен. – Мы начали изменять атмосферу планеты. Мы не можем дышать метаном, а уроженцы этой планеты не могут дышать кислородом. Так что, разумеется, они вымрут.
У миссис Холмен был испуганный вид.
– Как, неужели все? Мы всех убьем?
– Нет, как можно! – воскликнул доктор Холмен. – Только в равнинных районах северного полушария. На будущее у нас еще останется для изучения множество образцов местной фауны и флоры. Анна Полчек ни за что не позволила бы нам очистить всю планету, даже если бы у нас хватило для этого техники.
У Джеффа разболелась голова.
– Но вы же убьете обезьян, которые вам помогают! И волкотов… Крауна!
– К сожалению, да. Боюсь, другого выхода нет. Мы должны обосноваться на Альтаире-6. И рано или поздно эти животные умрут. Одно из двух: или мы, или они.
– Но это несправедливо! – выпалил Джефф. – Это же их планета. Песня Ветров принадлежит им, а не нам.
– Песня Ветров? – удивилась мать.
Джефф пожал плечами.
– Это… Так я называю эту планету… Как-то в контакте с Крауном… я его вроде бы услышал, это название.
– Альтаир-6, жестко сказал доктор Холмен. – Мы должны подготовить планету для всеохватывающей колонизации. Видит бог, мало хорошего представляет собой этот мир для колонизации, но сколько мы ни искали, лучшего не нашли. Моя задача – как можно скорее сделать планету по возможности похожей на Землю. Чем я и намерен заниматься, и пусть вымирают при этом местные формы жизни. Другого пути нет.
Джефф упрямо тряхнул головой.
– Все равно это несправедливо!
– Ты же знал о наших намерениях, – возразил отец. – Ты даже сам вызвался нам помочь!
– Но я… я не представлял себе, что мы будем убивать животных. Я думал, мы организуем колонию в одной какой-то части планеты, а они будут жить в другой.
– Это невозможно, – равнодушно ответил доктор Холмен. – Невозможно, чтобы над одной половиной планеты атмосфера состояла из кислорода, а над другой – из метана, во всяком случае, это не может продолжаться долго. Правда, пройдут десятилетия, прежде чем вся атмосфера станет кислородной. Счастье, если в течение ближайших пяти лет мы сумеем привезти на планету полмиллиона человек. И им придется жить под искусственными сводами почти всю свою жизнь.
– А все местные животные и растения погибнут? – спросила миссис Холмен.
– В конечном счете – да.
– Это же убийство! – вскричал Джефф. – Вы заставляете меня убивать Крауна и всех…
– Замолчи! – рявкнул отец.
– Но…
– Да выслушайте вы меня! Не в игрушки мы здесь играем. Жизнь миллионов… миллиардов людей поставлена на карту. Смотрите… и постарайтесь извлечь из этого урок!
Доктор Холмен отклонился назад, к другому краю стола, и набрал на панели несколько цифр.
– Если бы ты внимательнее изучал в школе подобные записи… – проворчал он в то время, как на противоположной стене загорелся экран. – Это последние известия, они были записаны на пленку за неделю до нашего вылета с Земли. Посмотри-ка на них хорошенько… на все до последней.
Все трое притихли и устремили взоры на экран. Джефф сидел как изваяние – голова гудела, сердце глухо билось в груди, когда он видел несметные толпы растерянных, обезумевших от страха людей, которые пробивались к больницам. На город обрушился зловещий, казалось бы, давно побежденный недуг – туберкулез, и люда осаждали медицинские центры в надежде на чудодейственную вакцину.
Пленка сменилась, показались зеленые поля Нью-Мексико. Бесконечно тянулись тщательно ухоженные гряды овощей, их пересекали широкие ирригационные каналы. По голос диктора пояснил, что поля находятся под угрозой засухи – в Южной Калифорнии сильное землетрясение вывело из строя два завода-опреснителя морской воды, которые питали ирригационную систему. Кроме того, федеральные власти, оказавшись перед выбором – дать воду потерявшим кров жертвам землетрясения или полям, которые кормили миллионы людей, – отдали предпочтение пострадавшим горожанам.
Новости продолжались. Игра в хоккей, во время которой забито рекордное количество шайб, сменилась показом убийства политического деятеля в Японии. Возле берегов Ньюфаундленда шторм потопил несколько рыболовных судов, по крайней мере сто рыбаков погибли.
На протяжении всего репортажа голос диктора оставался безучастным – казалось, его не трогали ни смерть, ни разрушения. Всего-навсего один день из жизни планеты.
Экран опустел.
Отец повернулся к Джеффу и сказал:
– Это обычный день на Земле. Еще одно-два поколения людей будут жить не лучше. Может быть, даже хуже. Только мы можем помочь… перестроив эту планету так, что на ней смогут жить люди. Все зависит от нас. В наших руках судьба человечества. Разве оно не стоит жизни нескольких диких животных?
Джефф знал, какого ответа ждет от него отец, и ему самому хотелось бы так ответить. Но вместо этого он пробормотал:
– Выходит, мы разрушили собственную планету, а теперь принимаемся за чужую?
Он поднялся и направился в свою комнату, прежде чем ошеломленные родители успели ему ответить.
Они оставили Джеффа в покое. Он слышал, как они спорили ночью, иногда довольно громко. Но в его комнату не заходили.
На следующее утро Джефф, как всегда, поднялся рано, проглотил несколько таблеток, выпил сок из концентратов и направился в лабораторию контакта. Правда, теперь это было нечто большее, чем простая лаборатория. Добавились новые помещения, новое оборудование. Кабинеты были разбросаны по всему этажу. Несколько десятков ребятишек приходили туда теперь каждое утро.
– Приветик, Джефф!
Джефф повернулся и увидел, что к нему спешит Лаура Полчек.
– Сегодня я буду работать с одним из волкотов… Это мой первый день!
Он выдавил из себя улыбку:
– Желаю удачи!
Некоторое время они шли молча. Впереди них к Центру контактов, смеясь и перебрасываясь шутками, направлялись другие ребята.
– Доктор Карбо сказал, что скоро контактировать научат столько ребят, что работать придется всего по несколько часов в день. Тогда и тебе станет легче.
«Больше детей – больше убитых животных, – подумал Джефф.
– Неужели только меня это волнует?»
– Вечером в субботу я буду отмечать свой день рождения, – продолжала Лаура. – Я спрашивала доктора Карбо, можно ли тебе не работать в воскресенье, и он…
– О чем спрашивала?
Лаура испуганно взглянула на него, удивленная его гневным тоном.
– Я… Я спросила доктора Карбо… – начала она дрожащим голосом.
– Прекрасненько! У нас тут звери умирают, стада антилоп уходят все дальше от лагеря, а тебя волнует, как бы получше провести вечеринку. Здорово!
Лаура покраснела.
– Ну и ладно. Подумаешь, возомнил о себе! Только потому, что тебе первому удалось установить контакт, ты не имеешь права вести себя так, будто это только твое дело!
– А если имею? – вспылил Джефф. – Может, только мне одному и есть дело до того, что творится там, внизу, на планете? А вы все только и мечтаете, как бы поменьше работать и улизнуть на вечеринку.
Она встала посреди аллеи, уперев руки в бока.
– Не очень-то кидайся на меня, Джефф Холмен. Всем известно, почему ты так много времени уделяешь работе!
– Что известно?
– Все известно! – кричала Лаура. – Как ты кружишь вокруг Аманды на задних лапках… словно дрессированная собачонка!
Джефф почувствовал, как внутри у него все оборвалось.
– К-ааа-к?..
– Не притворяйся, будто ты не понимаешь, о чем я говорю, – уже не так громко, но все тем же пронзительным голосом сказала Лаура. – Ты все время околачиваешься возле Аманды. Ты даже сфотографировал ее, разве не так? Где у тебя фотография – под подушкой?
Ответ застрял у Джеффа в горле. Он поднял было руки, потом уронил их и молча заковылял мимо Лауры по зеленой тропе к Центру.
Совсем один.

9

Краун искал стадо целый день. Оно исчезло. Краун и другие волкоты вышли на охоту, как всегда, на рассвете. Но антилоп нигде не было. Будто сквозь землю провалились.
Волкоты то тут, то там обнаруживали следы антилоп: съеденная до проплешин на земле трава, вмятины от копыт, даже запах антилоп остался. Но самих животных не было ни в километре, ни даже дальше от лагеря – стадо – исчезло, испарилось за ночь. Возможно, им стало слишком холодно, и они бежали дальше на юг.
Один за другим волкоты оставляли бесполезные поиски и принимались вынюхивать хоть что-нибудь, пригодное для их пустых желудков. В конце концов один только Краун продолжал охоту на антилоп.
И вот, когда дневное солнце уже начало прятаться за лесом, Краун остановился на открытой поляне, простиравшейся к югу. Стадо ушло, его нигде не было видно. Теперь, если бы он даже нашел хотя бы одну антилопу, ему не успеть до ночи дотащить ее в лагерь и накормить обезьян. Да ему и самому до темноты не добраться до места.
С тихим ворчанием Краун повернул к лагерю.
Было холодно. Ветер пронизывал насквозь. Снег вытравил длинные полосы травы. Серые, будто хлопья сажи, снежинки, казалось, сжигали все живое, стоило пробыть в соприкосновении с ними несколько часов.
«Но деревья не сбросили листвы».
«Да. Видно, она так и остается на деревьях в течение всего года. Наверное, листья каким-то образом стряхивают с себя снег».
Леса, казалось, вымерли. Животные либо ушли на юг, либо попрятались под землю на время зимы. И не было вокруг волкотов, которые стали бы сражаться с Крауном за то, что он вторгся на чужую территорию, – единственно, кто остался, это семейство волкотов там, возле лагеря – контролируемые волкоты. Но еды нет…
И тут Краун заметил какое-то движение в кустах. Кто-то живой. До него донесся незнакомый, очень слабый запах. Но если это живое существо, его можно съесть.
Краун медленно, водя носом по земле, пополз под куст. При слабом свете заходящего солнца он разглядел диковинное, никогда прежде не виданное им животное.
Оно было длинное и тонкое. У него не было ног. Тело круглое, толщиной с заднюю ногу антилопы или в четверть толщины собственной передней ноги Крауна. Трудно было сказать, какой оно было длины, потому что тело кольцами обвивало стволы кустов.
Краун фыркнул на змею. Она выглядела достаточно безобидной и съедобной. Он попытался ухватить ее зубами.
Но змея оказалась проворнее: откуда-то сзади вынырнула ее голова с открытой пастью, в которой угрожающе торчал частокол ядовитых зубов. Змея злобно зашипела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11