– Что беспокоит вас, дорогая?
Она ответила не сразу.
– Ваша дуэль. Вас могли убить.
– Убить? – Сен-Жермен усмехнулся.– Чтобы убить меня, нужно сломать мне спину. Меч, кол, возможно, одна из новейших пуль. Все, что способно перешибить хребет, для меня представляет угрозу. Одного из моих собратьев завалило в Риме обломками рухнувшего строения, и он погиб. И огонь – я могу сгореть, я не феникс. Но дуэль? Этот вспыльчивый, но весьма неудачливый молодой человек не мог повредить мне ничем.
Граф задумчиво посмотрел в окно.
– Желал бы я знать, кто его убил.
– Почему? – спросила Мадлен, ощутив сердцем его беспокойство.
– Потому что тогда стало бы ясно, кто хочет моей смерти.
Он надолго умолк, потом пробормотал:
– Конечно, у меня есть определенные подозрения.
– И потому вы не в черном? Она вызывающе посмотрела ему в глаза.
– Да-да, я все вижу. Не думайте, я не слепая…: Сен-Жермен тихо рассмеялся.
– Я знаю, у вас есть глаза. Но у других – тоже. Всем прекрасно известно, что граф Сен-Жермен носит только черное с белым, так что человек в темно-коричневом и темно-красном – не он. Мне не хотелось бы, чтобы слух о нашей связи достиг ушей моих недругов.
Мадлен склонила голову набок.
– Но если этот человек не Сен-Жермен, то кто же тогда посещает меня?
Тон был шутливым, но глаза говорили другое.
– Граф Сароцци, если вам будет угодно, – я откликался на это имя при Швальбахе. Или лорд Уэлдон. По-моему, так меня звали в Лейпциге и в Милане. Или граф Салтыков – я был им в Генуе и Ливорно. Есть еще имена. Вы можете выбрать любое.
Мадлен нахмурилась, покачав головой.
– Перестаньте, прошу вас Мне не нравятся шутки этого толка. Я начинаю боятся, что имена эти вас переменят и что, перестав быть Сен-Жерменом, вы забудете и меня.
Она отвернулась, теперь он видел только ее профиль.
В его голосе послышалась грусть.
– Неужто вы всерьез так думаете, Мадлен? – Он протянул руку и погладил ее блестящие волосы, красноватые от бликов огня.– Разве вас возможно забыть?
– Вы будете жить долго, – тихо произнесла она– Вы будете жить много дольше, чем я. Со временем вы перестанете помнить и имя.
Граф опустился перед ней на одно колено и замер, как рыцарь, дающий обет.
– Мы связаны навсегда, вы и я. Клянусь, это правда.
В тоне его было больше суровости, чем страсти.
Мадлен уклонялась от его глаз; лицо ее запылало. Кажется, в Ветхом Завете говорится, что любовь подобна армии, развернувшей боевые знамена. Скрытый смысл аллегории поражал.
– Что-то нам с вами несладко, не правда ли, Сен-Жермен? – произнесла она глухо.– Всю жизнь я полагала, что наступление – дело мужчин, а капитуляция – привилегия женщин.
– А теперь вы желаете наступать? – спросил он, придвигаясь ближе.
Она неуверенно кивнула.
– А затем я пугаюсь, и все вокруг кажется мне ужасным.
Ее пальцы сжались вдруг в кулачки, и на графа обрушился град ударов.
– В свете так много красавиц. Я слышу, что они болтают о вас; я вижу, какими взглядами они вас провожают, и хочу их всех растерзать. Я умру, если вы меня бросите, хотя это признание не делает мне чести.
Сен-Жермен не сопротивлялся.
– Мадлен, вы ревнуете, но в том нет нужды.
– Разве? Вот уж не знаю! Мысль о том, что я могу вас вдруг потерять, меня просто бесит. Вы займетесь науками, вы устанете от меня, вы уедете на край света. Чтобы сделаться там русским царем или арабским математиком. С вас ведь станется, да?
Сен-Жермену захотелось рассмеяться, но он удержался и взял Мадлен за руки.
– Разумеется, время от времени я буду куда-нибудь уезжать. Вскоре, например, мне предстоит отправиться в Англию. Я обещал Мерэрбо. Но я непременно вернусь. И буду возвращаться всегда. Я не оставлю вас всю вашу жизнь – и не покину после. Любовь не для слабых, дорогая. Вы должны быть отважной.
Его темные глаза запылали.
– Око за око, Мадлен. Для меня покинуть вас также невозможно, как перейти без обуви через Сену. Даже если кровь нас не свяжет, это сможет сделать любовь.
Она улыбнулась, чувствуя, как в ней разгорается жар, и встряхнулась.
– Но кровь для вас – часть любви, разве не так? Граф помолчал.
– Кровь для меня все, дорогая. Став вампиром, я утратил определенные жизненные способности, не ощущая при том каких-либо неудобств. Но теперь мне хотелось бы их вернуть, чтобы любить вас со всем пылом телесной страсти.
Мадлен, привстав на коленях, всем телом прижалась к нему.
– Это не важно. Нет, не возражайте. Моя девственность тут ни при чем. Даже имей я соответственный опыт, обретенный в связях с дюжиной кавалеров, это ничего бы не значило.
– Надеюсь, что так, – тихо сказал он, целуя ее блестящие волосы.
Мадлен резко вздохнула, словно пробуя воздух на вкус. Он сдерживается, он ждет ее знака.
– Я умираю от счастья, – пробормотала она и заглянула ему в лицо.– Вы не позволите мне попробовать вашей крови?
Голос его был нежен, но тверд.
– Нет, дорогая. И если вы в своем безумии все же решитесь…
Она уже стащила с него жилет и взялась за пуговицы рубашки. Граф гладил ее лицо, ее плечи, потом отстранился.
– Пойми, Мадлен. Я боюсь за тебя.
– О, помолчите, пожалуйста, помолчите, – она опрокинулась на толстый, лежащий перед камином ковер и потянула его за собой. Падая, он заметил, как бьется на ее горле голубоватая жилка.
Пальцы ночного гостя совсем недавно извлекали мелодию из клавесина, теперь же его инструментом стала та, для кого он играл. Глаза девушки затуманились, она лежала перед ним обнаженная, ее шея, груди, талия, бедра пламенели в отсветах, исходящих от очага. Сен-Жермен начал с лица, покрыв его поцелуями, затем губы графа скользнули ниже. Мадлен застонала.
Она трепетала всем телом, его прикосновения сделались дерзкими, сильные пальцы завладели ее бедрами, каждый нажим их причинял сладкую боль. Боль все усиливалась, копилась, и когда прорвалась, девушка вскрикнула, взмывая к вершинам восторга, чтобы тут же низвергнуться в бездну, задыхаясь от спазмов. Когда все кончилось, она тихо заплакала и благодарно прижалась к нему. Чем отдарить его, как объяснить, что ничего подобного с ней никогда еще не случалось!
Теперь он казался ей ближе, чем что-либо на свете. Мадлен замерла, когда ощутила укус. Лицо ее озарила торжествующая улыбка. Она запрокинула голову и закрыла глаза.

* * *

Письмо алхимика Ле Граса барону Клотэру де Сен-Себастьяну.

«4 ноября 1743 года.
Барон! Повинуясь вашим велениям, я пытался напасть на след прежних моих сотоварищей, но ничего обнаружить не смог. Ясно только, что Париж они не покинули. Старик Валенар видел недавно Саттина, кто-то говорил ему о Домишо. Он считает, что гильдию приютил некий вельможа, который, скорее всего, вам известен.
Теперь о другом. Вы приказали мне отыскать князя Ракоци. Я право же не пойму, зачем это вам. Вы ведь и сами коротко с ним знакомы. Прошлой ночью возле особняка д’Аржаньяков я подошел к вам с разговором, но вы прогнали меня. Почему? Я проследил за вами и понял, что чуть было не помешал вашему свиданию с князем. Вы говорили с ним в холле, я это видел через открытую дверь. Далековато, конечно, но с вами определенно был он. Я узнал его не только по черному одеянию. Никто больше не умеет так двигаться, и ни у кого не мерцают столь странно глаза.
Барон, я вовсе не желаю дерзить, но все же мне хотелось бы знать, что побудило вас заставить меня заниматься бесплодной охотой. Если это проверка, то ладно. Надеюсь, теперь вы вполне доверяете мне. Но если это уловка, чтобы, сохранить секрет драгоценных камней для себя, я буду крайне раздосадован. Впрочем, досада моя может улечься, и довольно легко.
Я буду у вас нынче вечером, мой барон, и мы обсудим это подробнее. Горсть алмазов гарантирует, что я на все закрою глаза. Две горсти – и я уеду из Франции навсегда, а вы сможете надувать своих недалеких сподвижников так долго, как вам это заблагорассудится.
Искренне ваш Ле Грас».

ГЛАВА 4

Маркиз де Шеню-Турей предложил руку Мадлен и отступил в сторону, пропуская ее в свою карету. С достоинством наклонив голову, он дал пройти и Кассандре, служанке Мадлен, которая заискивающе ему улыбнулась. Затем маркиз обернулся к кучеру. Его голос был тих и спокоен.
– Анри, нас ожидают не ранее чем через час Правь аккуратнее и не гони лошадок.
Щеголеватый малый, сидевший на козлах, кивнул, и Шеню-Турей с выражением предупредительного внимания на лице занял свое место в карете.
– Если вы готовы, мадемуазель, мы можем отправляться.
Мадлен пренебрежительно повела плечами. Ей не нравился этот изысканный хлыщ – с кукольным личиком и порочной улыбкой.
– Как вам будет угодно, маркиз.
– В таком случае едем.
Он стукнул в потолок тростью, отделанной янтарем. Она хорошо гармонировала с бледно-коралловыми цветами его наряда. Послышался свист хлыста, и карета тронулась в путь, покинув двор особняка д'Аржаньяков.
Сложная система рессор смягчила толчок, не причинив никакого беспокойства пассажирам. Выезды, снабженные подобной защитой, были практически неуязвимы для любых дорожных ухабов. На дверных панелях кареты, окрашенных в светло-оливковый цвет, красовались гербы с горностаями. Родословная Шеню-Туреев уходила корнями к Филиппу Августу I.
Все было безукоризненно – и четверка бледно-коричневых лошадей с выбеленными гривами и хвостами, и стоящий на запятках лакей в зеленой ливрее, и салон, обитый желтым атласом вкупе с бархатом цвета морской волны, и замечательно мягкие подушки сидений.
– Маркиз, я в восторге, – проронила Мадлен после продолжительного молчания.– Ваш выезд просто великолепен.
Она недовольно поморщилась, ибо сказала неправду. На деле тут многое было слишком уж чересчур – взять хотя бы беленые гривы лошадок.
Однако Шеню-Турей отнесся к сказанному как к должному.
– Благодарю, мадемуазель. Я хочу, чтобы меня окружало все самое лучшее, и тешу себя мыслью, что это мне удается.
В его последних словах явно проглядывал осторожный намек. Маркиз наклонился и словно случайно коснулся руки соседки.
Мадлен отстранилась и уткнулась в окно. Ей сводило скулы от скуки. Идея этой прогулки изначально не слишком-то радовала ее, но она все же не думала что само предприятие будет настолько тоскливым. Минуты шли, молчание делалось затяжным, и наконец, девушка заговорила, словно бы размышляя:
– Вот парадокс: в нашем распоряжении так мало времени, а мы его совершенно не ценим. Наша небрежность порой простирается столь далеко, что мы проводим все свои дни в развлечениях, а жизнь уходит впустую.
Шеню-Турей глубокомысленно закивал.
– Истинная правда, мадемуазель. Я и сам подмечал, что уделом утонченных натур волей-неволей становится скука.
Мадлен с изумлением воззрилась на спутника.
– Что-что?
Истолковав ее реплику как приглашение к дальнейшему развитию темы, маркиз любезно прояснил свою мысль:
– В свете это обычное дело, мадемуазель. Наслаждения и развлечения порой вызывают у нас пресыщение. Нам приходится принимать приглашения праздных друзей, хотя сами мы больше всего мечтаем об одиночестве!
Он неуверенно улыбнулся, надеясь, что все сказанное вызовет одобрение собеседницы.
Слова его определенно подействовали на Мадлен, но совсем не так, как хотелось бы Шеню-Турею.
– Боже мой, вы хоть сами-то понимаете что несете?
Крепко сжатыми кулачками она стукнула себя по коленям.
– Я говорю о быстротечности жизни, маркиз. Мне девятнадцать, и все эти годы пролетели впустую. Пройдет еще десять лет, и что же тогда?
Хотя вопрос был явно риторическим, Шеню-Турей счел нужным заметить:
– Надеюсь, я могу выстроить кое-какие прогнозы.
– В течение этих лет, – безжалостно продолжала Мадлен, – я самым обыкновенным образом выйду за кого-нибудь замуж и буду растить самых обычных детей, проживая один пустой день за другим…
– Думать, что ваши дети будут походить на других, большая ошибка, – снисходительно пробормотал Шеню-Турей, вновь попытавшись коснуться ее руки.– Кроме того, дети, преданность мужа, религия – разве этого недостаточно?
– Конечно же нет! – Мадлен давно игнорировала предостерегающие взгляды Кассандры.– В мире столько достойных занятий. Медицина, наука, дальние путешествия служение Господу, наконец. Если бы у меня было к тому призвание, я осталась бы в монастыре, а там, как знать, возможно, передо мной открылись бы новые горизонты. Но женщине трудно сделать карьеру миссионера, а мой отец, к сожалению, не дипломат.
Она помолчала с минуту, затем продолжила:
– Я знала одну девушку по имени Ренегонда Шамлисс, мы вместе учились. Ее отец – граф Этен-дани. Она побывала с ним во многих местах: в Турции, в Риме, в Стокгольме и даже в России. После учебы отец повез дочку в Индию. Добрые сестры ахали над ее несчастной судьбой. А я ей завидовала, да и сейчас продолжаю!
Не заметив опасных искорок во взгляде Мадлен, Шеню-Турей рассудительно произнес:
– Естественно, сестры правы. Граф Этендани всегда слыл оригиналом. Верх легкомыслия – таскать за собою ребенка, особенно если долг призывает тебя в дикие или глухие края. Болезни, грязь и прочие неудобства. Поверьте, во всех этих экзотических землях отсутствует элементарный комфорт.
– Вы, сударь, шутник, – усмехнулась Мадлен.– Что значит какой-то комфорт перед возможностью повидать дальние страны?
Маркиз ответил довольно сухо:
– Полагаю, мадемуазель, туда незачем ездить. Вполне можно удовольствоваться общими сведениями о жизни в этих краях. Но вам, конечно, виднее. Я никому не навязываю ни свое мнение, ни себя.
Обида, прозвучавшая в голосе спутника, казалось, развеселила Мадлен. Откинувшись на спинку сиденья, она рассмеялась.
– Ну вот, вы уже пытаетесь воздействовать на меня. А все потому, что и сама я пытаюсь оставаться примерным ребенком и не выходить из воли отца. Кстати, он сообщил, что вы хотите на мне жениться и ждете решительного ответа. Что ж, я отвечаю: это невозможно, маркиз.
– Вы разбиваете мое сердце, – процедил сквозь зубы Шеню-Турей.
Мадлен покачала головой.
– Нет. Подумайте. Что меня ждет в браке с вами? Какое-то время вы будете искать моего общества, потом вернетесь к своим развлечениям и любовницам, а я сделаюсь предметом жалости и насмешек, как множество жен. О нет, подобная перспектива мне попросту ненавистна!
Казалось, маркиза ничуть не расстроил отказ. Для человека с разбитым сердцем он выглядел очень самоуверенно.
– Прекрасно, мадемуазель. Поскольку мое предложение вас не прельщает, придется вам побеседовать с другими людьми, преследующими куда менее благородные цели.
Он испытующе заглянул ей в глаза и с мрачным удовлетворением обнаружил в них первые признаки беспокойства.
– Возможно, брак со мной и не сахар, но кто поручится, что вам уготован лучший удел? Не будем гадать, мадемуазель, и попробуем это проверить.
Маркиз постучал тростью в потолок кареты.
Что вы делаете? – удивленно спросила Мадлен.
– Меняю свои планы.– Он окликнул кучера: – Я передумал, Анри. Везите меня в первый адрес.
– Что это за адрес? И что вы задумали, сударь? Шеню-Турей неприятно улыбнулся.
– Я отвезу вас к тем, кто давно претендует на вас.
– К кому? – костяшки пальцев Мадлен побелели, болезненный страх сжал ее сердце холодной рукой. Ей почудилось, что она вновь находится в ночных окрестностях Сан-Дезэспора.
– К барону Клотэру де Сен-Себастьяну и его хорошим друзьям. Они обещали мне… определенное вознаграждение, если я привезу вас к ним. Я сказал, что сделаю это только в том случае, если вы мне откажете. Вы сами избрали свою судьбу, мадемуазель.
Маркиз расположился поудобнее, скрестил свои красивые ноги и принялся вертеть в руках трость.
Мадлен почувствовала, что слабеет, и с немалым усилием попыталась собрать свою волю в кулак.
– Это, во-первых, подло, а во-вторых, очень глупо, маркиз. Мы сейчас не где-нибудь, а в Париже. Если я закричу, мне немедля помогут. Перестаньте шутить. Отвезите нас с горничной в дом моей тетушки, и я тут же забуду обо всей этой неприглядной истории.
Она понимала, что лжет, она знала, что первым делом непременно расскажет обо всем Сен-Жермену.
– Вы можете кричать, мадемуазель. Если, конечно, не боитесь огласки.– Маркиз сделал быстрое движение рукой, и из рукоятки его трости выскочило тонкое лезвие.– Но мне почему-то кажется, что вам не захочется кого-то там звать.
Мадлен стиснула зубы. Мерцание стали ее странным образом успокоило. Итак, ей вздумали угрожать! Она взглянула на побелевшее лицо горничной и сказала:
– Ничего он не сделает, милая. Думаю, я сейчас с ним договорюсь.
С невольной гордостью девушка ощутила, что голос ее совсем не дрожит, и окинула Шеню-Турея изучающим взглядом.
– Могу я узнать, зачем вы это делаете? Какую награду предполагаете получить?
Шеню-Турей покачивал тростью, наслаждаясь опасной игрой.
– Да не все ли вам это равно, дорогая? Самовлюбленный болван!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32