Ники, подозрительный и настороженный, вращал башенку.
Веко его лазера дрожало, готовое открыться.
- Весь в хозяина, - смеялся Штохл. - А за меня не бойтесь, Аргус, я не
сбегу. Куда? К тому же у меня есть серьезное подозрение, что мы с вами еще
поладим.
В самом деле, куда он уйдет?
А мне надо поесть как следует. И решить, что делать дальше. Отдаваться
силе, несущей меня? Проверить ее? И продумать, как взять этот урок жизни и
внести его в кладовую Аргусов? Так.
Началась эта ночь, предельно тяжелая.
- Бросьте-ка все это, - советовал мне Штохл. - Пока не поздно. Я
плохого вам не желаю, вы мне даже интересны. Подумайте - планету
переделываю. Ерундят они там, в Совете, а вы у них на веревочке, и мне
мешаете, и время теряете. А оно, заметьте, не возвращается... Идите сначала
вверх.

ЧЕЛОВЕК С ВОРОНЬИМ ЛИЦОМ
Комната Глена ничего мне не дала. Там был склад вещей погибших
колонистов. Аккуратно устроено - полки, гнездышки, таблички: "Т. Глен", "Е.
Крафт", "А. Селиверстов" - всего десять человек. Одни колонисты умерли от
болезней, другие убиты медузами. Но вещи их остались - долгоживущие вещи.
Вот ружье Глена, вот одежда, пахнущая плесенью. Ага, бритвенные
принадлежности - первая, увиденная мной в жизни, опасная бритва с широким
лезвием. Из всего найденного это наиболее личная вещь Глена, выкопанная им
в семейных вещевых залежах. Синие отсветы лезвия рисовали мне его.
Этот человек (по словам Тима, гениальный) носил вот тот свободный
костюм по праздникам, этот широкий комбинезон на работе. А если выходил в
джунгли, то одевал легкий скафандр.
Он не любил стеснять себя и, конечно, не мог придумать подземную
жизнь. Толстый (96 килограммов), веселый, сильный, он верил именно в
биологическую цивилизацию, должен был верить в нее.
С неисчерпаемым добродушием толстого человека Глен мог терпеть
неудобства Люцифера. Но его мясистая мудрость уперлась в четкую сухость
Штохла. Правоту Глена могло подтвердить время.
Правота Щтохла?.. Достаточно было побегать взапуски с загравом,
прятаться от оранжевого слизня или прилипнуть к свисающей с дерева ловушке
манты. Или убегать от медузы, прыскающей ядом. А то вернуться и обнаружить,
что дом начисто съеден плесенью.
Правота Штохла - это чистый воздух, душ, вечерний покой. Сразу! Глен
же говорил о смене поколений.
Итак, Глен и Штохл, порыв сердца и расчет.
Я хожу и беру вещи. И один за другим передо мной (во мне?, в мозгу?)
строятся ушедшие люди.
Вот Крафт, угрюмый и тяжелый. Упорство - его имя.
Селиверстов, веселый, со странно широкими челюстями.
Цодходит сам Глен, огромнейшая и смешная фигура. Что в его взгляде?
Отчуждение смерти? Видение будущего Люцифера?
Прыгают с нумерованных полок и подходят другие люди, вертится между
ними золотистый спаниель (его ошейник повешен на маленький гвоздик).
Он суетится обрубленным хвостиком. Милый призрак, он тычется носом в
ладони других призраков.
Толпа густеет, я слышу их голоса. Они шелестят: "Спроси нас, спроси,
ты узнаешь все".
Но я не могу спросить их. Я сжимаю свое лицо и ощущаю пальцем холодные
впадины и выступы его. Но вижу их сквозь ладони, сквозь сжатые веки - они
во мне, они во мне...
- Друзья, - тихо шепчу. - Мы покараем Зло, я обещаю.
Я вернулся в свою комнату и сел в кресло. Успокоился.
Итак, мысль Штохла экранирована. Но других-то я вижу.
Не напрягаясь, совсем легко, я вижу тени шахт под моими ногами, ловлю
мозговые волны людей, шорохи и трески их слов, ослабленные скальной
породой.
Итак, колонисты... Я использую Ники. Он похож на здешних многоножек,
та же модель. Я повелел ему идти к колонистам смотреть и слушать...
Итак, начну с основы этого дела.
Всесовет получил два сообщения. Первое (от Штохла) - Глен умер,
заразившись болотной лихорадкой, похоронен с положенными его рангу
почестями.
Сообщение номер два (самодельный передатчик, прицельная волна) - Глен
подло убит.
Вопрос: чем объяснить дальнейшее молчание передатчика?
Осторожностью? Борьбой в колонии? Но я располагаю ощущением Зла лишь в
одном человеке.
Эти мне виргусяне!.. Они в подземельях своей планеты все или обожатели
зверей, или машин, только их. А уж характеры!
Итак, Глен и Штохл?
Я соединяюсь с Всесоветом, с его картотекой, и считываю данные:
"Томашек Дж. Глен: планета Виргус - хирургическая селекция, разработка
методики направленного воспитания животного и растительного мира молодых
планет. Возраст пятьдесят лет. Рост высокий, полнота выше нормальной, глаза
и волосы светлые. Глава колоний на планете Люцифер. Член таких и таких-то
ученых обществ". (Список работ.) Вот карточка Штохла.
"Место рождения - планета Виргус. Возраст - семьдесят.
Профессия - изобретатель, печатных работ нет. Интеоесы:
самоуправляемые системы. Выступления на темы колонизации планет. Оппонент
Глена. Послан на Люцифер для технической помощи и организации параллельного
опыта (маломасштабного технического метода колонизации данной планеты".
Перечисление изобретений - огромнейший список.
И вдруг Зло, вдруг преступление. Что это? Взрыв души Штохла, вечно
сжатой улицами-штреками Виргуса?.. Жесткими правилами жизни покинутой
планеты?..
И вдруг мне стало одиноко - Тим еще далеко. Тогда позвал Голоса. Они
пришли сразу, будто стояли и ждали за моей спиной. Сколько уверенности
принесли мне они.
- Так, мальчик, так, - твердили они. - Действуй, но не спеши.
- Дело интересное. Бери Знание, Знание, все крохи его, - напоминал
другой. Стихли. Переводят дыхание. И снова: - Я, Аргус-3, я поспешил на
Мюриэль и упустил интересный поворот дела. У тебя Мелоун. Ты не забыл его?
- Предлагаю внимательно рассмотреть семь сторон этого вопроса. Не
спеши, нужно вызревание дела в ближайшие часы.
- Точнее уясни себе Закон.
- Я Аргус-11, пытался с молодым задором переделать людей и сломал их
волю. Береги человека!
- Наблюдай, наблюдай, наблюдай...
- Я, Аргус-7, столкнулся с случаем, когда преступник за простым
нарушением скрывал преступление более опасное, вызванное тоской по Земле.
Понимаешь, он привез гены земных животных...
- Наблюдай, наблюдай, наблюдай...
С ними я решил так: Закон, в конце концов, требует лишь нормального
поведения. Норма, конечно, меняется. Одно дело жить в городишках, другое -
здесь, на диких планетах.
Но меняется норма только в одну сторону - требует большего.
А теперь мне нужны дневники Глена. Они, как я вижу, хранятся у Дж.
Гласса, эскулапа и биохимика.
Я перешел через мостик (текла подземная черная речка, в ней булькали
какие-то белые и плоские). Щелчком сбил в воду железную финтифлюшку,
приклеенную к перилам. Прошел к колонистам.
Их коридор огромен. Он тает в голубом свете, дышит теплым сухим
воздухом. И двери, много цветных дверей.
У входа в него я наткнулся на Ники. Тот брел мне навстречу. Он
сгорбился, опустил усы антенн: вид предельно унылый.
- Спасибо за поручение, - задребезжал он. - Поручил слежку честному
роботу. Спасибо, уважил, благодарен, рад, счастлив, на седьмом...
- Что ты узнал?
- Ничего.
- Как они здесь?
- Никак! - огрызнулся Ники и скрутил антенны в презрительные спирали.
С ним начинаем обход. Первая дверь - красная, в бегающих квадратиках.
Они то рассыпаются, то строятся в большой ромб.
Я постучал - дверь отступила передо мной, показала комнату. Вокруг
стола сидели жирные парни - играли в карты.
Увидев меня, они почему-то скинули их на пол.
Я вошел. Здесь царила роскошь. Стены мерцают. Парящее электрическое
одеяло (о таком мечтает чудило Тим). Пузырчатые кресла. Статуэтки из тех,
что оживают от кнопки и творят черт знает что. Ковры толстые, рыхлые,
словно лесные мхи.
На столе - грибы в блюде. Фиолетовые, те, что на глазах съедают каждый
мертвый обломок дерева (а я вижу в них алкалоид типа мескалин. Вот оно
как!).
Игроков четверо. Комбинезоны с отливом металла. Вид типичных
колонистов, свирепо хватающихся за работу: тяжелые подбородки, взгляды,
бицепсы. Но толсты...
Вообще, такой отличной коллекции волевых подбородков, какие были
собраны здесь, я прежде не видывал.
Я сел к столу и стал разглядывать их - одного за другим.
Авраам Шарги. Кожа хранит меланезийскую синеву, лоб тяжелый, губы
тяжелые, подбородок, взгляд пронзительный. Пригодится.
Иван, фамилия - Синг. Изящен и... бесполезен.
Курт Зибель: подбородок, взгляд, плечи, бицепсы, трицепсы, неприязнь.
Прохазка (фамилия необычайно плодовитая - для космоса, все время на
нее натыкаюсь). Подбородок, взгляд, брови словно усы Тимофея.
И вдруг мне стало жалко тех женщин, что будут любить этих четверых.
- Веселитесь? - спросил я.
- Хэлло, Звездный, - сказали они. - Убиваем время.
И, приветствуя мое звание (наконец-то догадались), привстали и
шлепнулись обратно. И кресла заворочались, приспособляясь к новому
положению их задов, массируя эти зады.
Меня стали угощать.
Была выставлена бутылка вина, из холодильника извлечена парочка
жареных цыплят. Гм, гм, еда колонистов.
- Пейте, ешьте, - говорили мне. - Все здешнее, все искусственное, все
превосходного качества.
Я снова поел с удовольствием. Обгладывал пластмассовые косточки -
техника виргусян безупречна и в мелочах.
Разные планеты в разное время пришли в Коллектив. Виргус - последним.
Они там и до сих пор индивидуалисты, хотят своей техникой доказать, что-де
могут все на свете.
-Живете весело, - сказал я. - А должны осваивать плато. И ведь не
царапнули землю. Верно? Почему?
Четверка оживлялась, даже пыталась встать. Это было внушительное
зрелище.
- Там ад! Красный ад, синий ад, зеленый ад (Прохазка).
- Хозяина не видели? Мы его поддерживаем (Шарги).
- А грибы, - спрашиваю я, - зачем?
- Грибы ерунда, можно взять "прямун" и сгонять на болото (Прохазка).
- Ха-ха-ха!
- Там забеспокоились? (Шарги воздел глаза к потолку.) - Верно
понимаешь. До встречи.
...Следующие три комнаты были пусты. В четвертой сидел за столом лысый
мужчина лет сорока, точнее, сорока трех, Свитер. Подбородок. Плечи.
Бицепсы. Обстановка без грибов, цветов и статуэток. На столе - разобранный
мини-двигатель.
Это он радировал.
Мужчина (Эдуард Гро, 44 года) помахал мне рукой: извините, мол, не
здороваюсь, выпачкался машинным маслом.
Но опасения его самые унизительные. Например, ему кажется, что я его
ударю. Неужели Штохл их еще и поколачивает?
- Вы Аргус? - выдавил наконец мужчина.
- Как будто. Там, - словно Шарги, я кидаю взгляд в потолок. - Там
приняли ваш сигнал. Вы оказали большую услугу правосудию, спасибо!
- Вы... станете расследовать?
- Именно. Буду откровенен, мне здесь все не нравится... Кроме техники.
И что Глен исчез, не нравится, что колония зарылась в камень, тоже не
нравится.
- А я вам нравлюсь?
- Вы типичный представитель разлагающейся колонии. Чем вы помогли
Глену?
- Верно, ничем.
- Уклоняетесь от всего, что пачкает: пьянок, ссор, драк.
- Заметьте еще, я не пляшу на болотах, не ем грибов.
Я осматриваю его комнату - инструмент, станок, прочее в том же духе.
- Мастерите? Любите это?
- Хозяин заказывает, у него смелый ум. Жаль человека, жаль его
времени.
- Какого времени?
- Что он тратит на управление этой дурацкой колонией.
- Вы недовольны?
- Живется нам хорошо. Встаем в восемь, в девять - ленч, в
шестнадцать - баскетбол. Один хозяин работает круглыми сутками, да вот я
еще ковыряюсь. Остальные играют в работу.
- Почему нет плантации?
Механик поднялся. Сидящим он кажется выше - коротконогий, родился на
астероиде.
- А вы пробовали заводить плантации на Люцифере?
- Нет.
- Оно и видно! Будь она проклята, эта биология Люцифера, эти летающие
сволочи! То высосут кровь, то хватанут зубами - и, пожалуйста, вирус! Хуже
их только медузы. Брызнет, и не только человек - пластик рассыпается! А уж
тело одной каплей прогрызает насквозь. А плесень... Проснешься - вот она,
подлая. Сожрала ботинки, съела одежду и уже огладывает ногти на пальцах.
Попал кусок плесени в еду - обеспечена саркома. Вот в чем мы поддерживаем
Хозяина - зарылись, ушли вглубь, и сразу нам всем стало хорошо. Копошусь -
и счастлив: никто меня не грызет, никто не кусает. Вспоминаю радиограмму и
думаю: верно сделал, а раскаиваюсь. Да.
- А Глен?
- Я думаю, он умер от злости. Видите ли, получилось так. Мы его
переизбрали; сняли то есть, и грубо сняли. Со Штохлом он последнее время
был на ножах. Люди они несоразмерные, конечно. Штохл разумен, деловит,
талант, а тот был гениальный дурачок. Ему было угодно убивать ради этой
планеты не только себя, но и нас. Но не вышло, нет! А кто нас спасал?
Хозяин. Я понимаю, Закон требует иного, но я за Хозяина.
...Эскулап большой работник. Его комната - это лаборатория; узенькая
лежанка, три стола, дощатые полки заставлены химической посудой и
приборами. Ему сорок семь лет, он врач колонии, имя - Джон Гласе. Пишет
работы по токсикологии животных Люцифера. (Так же интересуется и ядовитыми
растениями. Токсины, видите ли, это лекарство.) Встретил вежливо.
- Извините, я занят, привык к ночной работе. И все же полностью к
вашим услугам, - сказал вежливый Джон Гласе.
И даже поклонился, показав макушку.
- Дневники! - Я протянул руку. - Дневники Глена!
- Но я дал слово Отто Ивановичу свято хранить...
Он все же отдал мне дневники. Две тетради с записям светлых мыслей и
опытов я дам Тиму, а вот черную старомодную записную книжку возьму себе.
Итак, дневники... Я сел к столу.
Джон Гласе занялся работой и только взглядывал на меня временами.

ДНЕВНИК ГЛЕНА
19-го июня. Люцифер близко. Его голубой глаз пристально смотрел на
меня из черноты. И я не могу успокоиться.
Я брожу вдоль иллюминаторов. Перебираю бумаги, читаю.
И ничего не могу понять в моих записях. Горит голова.
Пробежал справочник звездного навигатора - простенькую историю
открытия Люцифера кораблем Звездного Дозора, просмотрел отчеты первой
экспедиции (неудачной). Она-то и открыла нам исключительность этой планеты.
21-е. Готовим спуск. Много суеты, много подсчетов, возни, всегда.
Совершенно неоценима помощь Отто Ивановича: проработали все этапы высадки.
Коммодор торопит нас.
22-е - 24-е. Сбросили на плато десант роботов (и с ними биохимика Д.
Гласса). Учитывая действие медуз и их токсинов (данные Т. Мохрва), роботы
покрыты спецпластиком. Они ставят надувные дома и устраивают склады.
Проклятая должность руковода не выпускает меня с корабля. По требованию
Отто Ивановича я приказал опрыскать плато ядохимикатом ФГ-149 (опасно для
генетического фонда). Эх, погрузить бы руки в это первичное тесто и месить,
месить его.
25-е. Высадка. Ступил на Люцифер и не удержался, заплакал. Столько лет
я рвался сюда, столько надежд! Я рыдал как псих. Меня оставили одного, даже
Мод отошла. Остался только робот-телохранитель. Затем я прошел плато. Со
мной шли ближние - Крафт, Штарк, Шарги и другие. Ощущение, что МЫ идем по
дну богатого моря; деревья-кораллы, деревья-анемоны, деревья-шары.
И все живое, все шевелящееся. Великолепны слизни-титаны, порхающие
ящеры. А цветные караваны медуз! Они увидели нас и опрыскали ядом. Пришлось
бежать под деревья.
Пoгибли Штраус и наш спаниель, славный золотистый пес.
Действие токсина дьявольски молниеносно. (Дж. Гласе сказал - до ужаса
прекрасное.) Первые похороны, и все приуныли. Одни тревожатся, другие
грустят. А мне хорошо. Ночью я был в карауле. Мне мерещились первые
переселенцы на Виргусе. Какая это, в сущности, скупая и недобрая планета:
снега, мхи, пустыни. Поневоле она должна быть переделанной в космический
механизм. Эту же надо беречь, как глаз, ее ужасы переделать в красоту.
Зло - в добро.
Я обошел караулы. Шел и вдруг увидел - стронулась черная скала и
подмяла купол дома. Оказывается, моут. Крики, пальба, свист осколков. Затем
движущийся холм охватидо пламя. Зверь горел пузырясь. Запах жженого мяса,
ощущение своей вины, и вопрос: отчего я не проверил окрестности?
Штохл советует искать пещеры. Им обнаружены карстовые воронки, он в
круглосуточных хлопотах.
26-е. Роботы закладывают плантации. Опробуем вначале культуры батата и
маиса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9