ВОТ ДЖОЙ ШМОЙ ЦЕПОЧКУ ПОРВАЛ И В БУХТУ-БАРАХТУ НЕМЕДЛЯ УПАЛ. А ДЖЕЙН ДОЙ ЦЕПЬ СБЕРЕГЛА И ПОТОМУ КРАСОТУ ОБРЕЛА. ЗРЯ НЕ МЕШКАЙ, ПОСПЕШИ — ЭТО ПИСЬМО ПЕРЕПИШИ, ЧТОБЫ ОНО ЦЕПЬ ПРОДОЛЖАЛО И В ЧЕТВЕРТЫЙ РАЗ МИР ОБЕЖАЛО.
Сиротка подумала о том, не разбудить ли Геру, но, сообразив, что демонесса будет раздражена (а здесь определенно имело место нечто интересное), с чисто демонической любезностью решила ее не будить. Однако задумалась о том, что же делать.
Против цепочки-письма как такового она ничего не имела, однако оно преградило ей дорогу, а надо было ехать дальше. Она подумала о том, не обогнуть ли цепь, но она тянулась и влево и вправо, сколько видит глаз: возможно, и вправду трижды обегала мир. Перебраться через цепь ей бы труда не составило, но как перетащить четверонога? И под цепью скакуну не пролезть, слишком велик.
Она пожала плечами. По ее разумению, эта штуковина, что бы она ни заявляла, не имела права перекрывать дороги: охота тебе обегать мир — пожалуйста, но только или повыше, или прямо по земле, чтобы можно было перешагнуть. Ее не мог натянуть здесь Добрый Волшебник: ведь они же не на пути к замку. Значит, это обычное препятствие, и, коль скоро никак иначе его не преодолеть, придется цепочку порвать. Придя к этому выводу, она превратила крохотные сироткины ручонки в здоровенные клещи, зажала ими ближайшее звено и пустила в ход демоническую силу. Магическая уловка заключалась в том, чтобы сосредоточить большую силу на меньшей площади: эту хитрость знают все демоны.
Буквы на звеньях изменились. Они сложились в «ОЙ!», потом «ОЙ-ОЙ!», потом «ОЙ-ОЙ-ОЙ!», но она продолжала давить. Когда звено оказалось наполовину перекушенным, оно стала трепыхаться, норовя вырваться, но, как известно, бедные несчастные малютки обладают исключительной цепкостью и хваткой.
ТЫ ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЕШЬ! — снова сменились буквы. — ВСЯКИЙ, КТО ПРЕРВЕТ ЦЕПЬ, БУДЕТ ПРОКЛЯТ! А-А-А-А!
Звякнуло перекушенное звено, и цепь распалась на две половинки. Путь был свободен.
— Что тут такое?
Сиротка подскочила: позади нее дрейфовало облако, увенчанное ужасающей с виду шапкой волос.
— Ничего интересного. А что это у тебя на макушке?
— Адский тупей, разумеется. Прическа такая. Помогает, видишь ли, не тупеть. Я его подцепила, когда путешествовала в… это не важно. Важно, что ты порвала цепочку, я видела. На твоем месте я бы тоже нацепила какой-нибудь защитный головной убор, поскольку эта цепь наверняка будет посылать несчетные проклятия на твою голову.
— Какой, говоришь, тупей? — переспросило заинтересованное дитя.
— Сказано же тебе — гадский.
— Ладно, пора в дорогу, — сказала несчастная сиротка, довольная тем, что вынудила спутницу исправиться. По какой-то странной причине упоминать при детях ад считалось неподобающим, тогда как на гадов этот запрет не распространялся. Оставаясь в обличье ребенка, Метрия имела возможность донимать спутницу таким манером. И это было прекрасно!
Она взобралась на скакуна, и они снова устремились в путь. Оглянувшись, Метрия приметила, что цепь злобно извивалась, но схватить их ей было не по силам. Что доставило беглянке поистине демоническое удовлетворение.
Возле реки они миновали огромный ядреный корень, окруженный порослью высоковольтных лилий. Он вылавливал в реке томных рыб, переваривал их и питал лилии образовавшейся в результате этого процесса томной энергией. Некоторые из огромных лилий нависали над дорогой, и крошка-сиротинушка замедлила бег скакуна. Растения гудели от напряжения, и она малость нервничала, не зная, чего от них ждать.
Затем она увидела здоровенное, толстое, бочкообразное существо, топтавшееся под сенью лилий. Попытка проехать мимо не удалась: оно преградило четвероногу путь и, открыв страшную, усеянную гвоздеобразными зубами пасть, сказало:
— Детка, ты слишком мала, чтобы ездить на такой большой лошадке. Шла бы ты домой.
— Почему бы тебе не пойти домой? — сердито спросила несчастная малютка, ибо что-то в этом существе ей определенно не нравилось.
— А потому, детка, что я никогда не следую собственным советам. Я Гиппократ, и мною дана клятва Гиппократа в том, что я всегда буду указывать людям, что им делать и чего не делать ради их здоровья и блага (некоторым, как слышал, это даже помогает), но на меня самого действие этих указаний не распространяется.
Объехать чудище не удавалось, оно упорно преграждало дорогу. В поисках выхода бедняжка огляделась по сторонам и приметила длинноногое, длинноухое создание, в котором признала обыкновенного зайца. Вообще-то обыкновенские существа в Ксанфе чрезвычайно редки, однако зайцы отличаются способностью попадать куда угодно, причем без билета. Вытянув руку, благо демону вытянуть ее на любую длину проще, чем смертному протянуть ноги, крошка в тот момент, когда ее пузатый собеседник на миг отвлекся, сграбастала зайца и водрузила себе на голову, сделавшись похожей на маленького волосатого тролля.
— Что за дела? — воскликнул, снова обернувшись к ней, Гиппократ. — А где же невинное дитя?
— Мне почем знать?
Гиппо расстроился, ибо по опыту знал, что давать полезные советы и указания, а главное, добиваться их исполнения от детей гораздо легче, чем от троллей. Он затопал под лилии искать пропавшую малютку, и путь вновь был свободен.
Наконец после нескончаемой скачки впереди показалась огромная зеленая гора. Она казалась ограненной, и все ее грани сверкали и переливались.
— Ну вот и Изумлинг, — сказала Гера. — Полезай на вершину, там и найдешь Симург. А мое дело сделано, так что теперь я вольна обделывать свои делишки, — с этими словами (и не совсем приличным звуком) облако исчезло.
Несчастная сиротинушка спешилась, чтобы осмотреть склон, который и впрямь оказался гранью изумруда. Гора действительно представляла собой драгоценный камень. Неожиданно из-за туч выглянуло солнце, и грани горы разбросали во все стороны ослепительные лучи. Один из них угодил в четверонога: скакун задрожал, распался на четыре части, которые тут же галопом понеслись на все четыре стороны.
Бедная крошка вздохнула: она осталась одна. И решила, что, лишившись сдвинутого на невинности скакуна, она вполне может снова принять взрослое обличье. Сиротинушка исчезла в облачке дыма и обернулась Метрией.
Она могла просто запрыгнуть на вершину, однако опасалась, что Симург этого не одобрит. Не могла она и полететь: в Ксанфе место пребывания Симург считалось зоной, закрытой для полетов. Таким образом ей пришлось отдать предпочтение самому утомительному способу подъема.
Разумеется, подниматься по гладкому изумруду было нелегкой задачей, но Метрия превратила свои ступни и ладони в круглые присоски и начала взбираться наверх. Этот магический прием достаточно прост: всякий демон, даже не закончивший УНИВЕРМАГ, знает, что присоски позволяют удержаться на гладкой поверхности. Она рассчитала, что при такой скорости доберется до вершины за несколько часов и уж тогда наконец выяснит, чего от нее хотят.
Неожиданно она услышала громовой раскат и, вытянув шею по-лебединому, обернулась на звук. Вдали появилось облако, но то была вовсе не Героиня, а, судя по размерам и сердитым рокочущим раскатам, сама Тучная Королева. Самая большая вредина из всех туч.
Метрия поняла, что это серьезная неудача. Тучная Королева имела демоническую природу, специализировалась на метеорологической магии и обладала удивительным чутьем по части возможности сделать кому-нибудь пакость. Если кто-то торопился по важному делу, Тучная Королева превращала лесные тропки в полосы непролазной грязи, а устроивших теплой ночью лагерь под открытым небом засыпала снегом, градом или и тем и другим сразу. Ну а если кто-то карабкался по изумрудному склону, Королева считала своим долгом сделать этот склон как можно более скользким, а потом сдуть беднягу прочь. Разумеется, способы совладать со злой тучей имелись, и Метрия их прекрасно знала.
Она могла сама обратиться в тучу, хоть и не такую тучную, и даже начать отбиваться от Тучной Королевы собственными молниями. Другое дело, что в этом случае Метрия нарушила бы запрет на полеты, чем могла вызвать недовольство Симург. Тучную Королеву в отличие от Метрии чье-либо недовольство совершенно не волновало, точнее, волновало, но в ином смысле. Вызвать чье-то недовольство являлось для нее величайшим удовольствием. Имела демонесса и возможность стартовать прямо на вершину горы, предоставив Королеве осыпать склон хоть снегом, хоть дождем, хоть непотребной бранью. Однако она опасалась, что это тоже может быть истолковано как своеобразная форма полета. Как ни крути, а ей не оставалось ничего другого, как присасываться к склону покрепче, выдерживая удары непогоды. Королева, ясное дело, весьма обрадовалась возможности устроить гадость бедняжке, пришпиленной к горе и не имеющей никакой возможности укрыться. Грянул гром, засверкали молнии. Туча набухла, сердцевина ее сделалась темнее ночи, а края вспучились огромными пузырями. Она приняла форму чудовищной одутловатой физиономии с круглым губастым ртом, выдувавшим ледяной ветер.
— Я тебя проучу-у-у-у-у-у-у! — прогудела туча со злобным торжеством.
На склон обрушился ливень, и поверхность изумруда сделалась мокрой, а потом, поскольку Королева не забывала обдувать гору студеным ветром, начала покрываться ледяной коркой. Метрия держалась крепко, но вот подниматься по скользкой поверхности ей становилось все труднее. Голову, чтоб не намочило, она втянула внутрь, но теперь не видела, куда двигаться.
Ситуация не сулила ничего хорошего. Рано или поздно Королева сдует ее со скользкого склона, и тогда у нее не останется иного выбора, кроме как грохнуться, словно мешок с костями, или полететь. Правда, физического вреда падение с горы не могло причинить ей, но оно стало бы нестерпимым ударом по ее демонической гордости. Ей следовало найти способ унять вредоносный ветер.
Метрия снова заглянула в чернильные глубины ядра бури, и у нее возникла идея. Что ей требовалось — так это темный светильник такого рода, какие используют, чтобы прикрыть всяческие темные делишки.
Вытянув руку, Метрия придала кулаку формы лампы, которая тут же начала испускать черные лучи. Убедившись, что темный светильник действует, она увеличила мощность, распространяя тьму вокруг себя.
Тучная Королева смекнула, что происходит, разозлилась еще пуще, и буря стала еще более яростной, а ветер еще более холодным. Все, что могло оледенеть, оледенело, а дождь превратился в град. Но Метрия под прикрытием темноты превратила свой нос в некое подобие рыла мифического обыкновенского чудовища, именовавшегося то ли папонтп, то ли дедонтп, но скорее всего, мамонт. С чего обыкновены вздумали окрестить этакое страшилище в честь мамы, никто сказать не мог, хотя, по слухам, в унылой Обыкновении иные матушки наводили на детей страх почище любого чудища. Так или иначе Метрия увенчала хобот (так именовался длинный нос обыкновенского зверя) здоровенной кувалдой и принялась скалывать лед. Склон перед ней, таким образом, уже не был скользким, и она могла без помех продолжить путь наверх. Вдобавок туча не слышала стука ее кувалды, поскольку заглушала его собственным громом.
Метрия доползла до края одной грани и перевалила на другую. Буря не прекратилась, но темный фонарь служил ей надежной защитой. Остановить демонессу Тучной Королеве не удавалось. Наконец злая туча уразумела тщетность своих усилий и, злобно пыхтя, унеслась на поиски более легкой добычи. Метрия, страшно довольная тем, что в очередной раз натянула нос противной злюке, затушила темный фонарь, убрала хобот и стала двигаться быстрее.
Через некоторое время выглянуло солнце, до сей поры прятавшееся, ибо оно боялось гнева бури. Изумрудная гора начала подсыхать: над ее склонами стали подниматься причудливые туманы, похожие в косых лучах вечернего солнца на светящиеся хвосты единорогов. Метрия задержалась, чтобы полюбоваться поразительным зрелищем, и вдруг сообразила, что пока у нее не было половинки души, такого рода красоты ее ничуточки не волновали. Сейчас она обрела возможность ценить прекрасное, даже если никак не могла его использовать.
— Если бы я могла избавиться от души прямо сейчас, — сказала она вслух, — то ни за что бы не согласилась.
Для демонессы это было удивительное признание. Чувствовала она себя великолепно.
— Отвратительно! — пробормотала Менция, пробужденная затронувшим и ее чувством, на чем, правда, и успокоилась.
Скоро она выбралась на плато, над которым, венчая большую гору, возвышался пик. И, что удивительно, высившийся впереди сегмент горы был не зеленым, а сияюще-голубым. Как оказалось, этот оттенок превосходно сочетается с зеленым обрамлением. Ей говорили, что гора представляет собой цельный изумруд, но, возможно, говорившие не видели этой лазоревой сердцевины. С эстетической точки зрения такое сочетание цветов было еще лучше, так что Метрия не жаловалась.
Теперь ей предстояло спуститься в ложбину перед пиком, но тут до нее донесся подозрительный звук. «Неужто опять препятствие?» — с досадой подумала она, но тут увидела лежащую между голубыми и зелеными гранями молодую женщину или девушку, явно принадлежавшую к человеческому роду. Она тихо стонала.
Метрия задумалась. Хотя она и использовала темный фонарь, но предпочитала взбираться при свете дня, а день заканчивался. Стоит ли ей задерживаться из-за этой смертной?
— Конечно нет! — заявила Менция. — Мало ты времени потеряла из-за Тучки-Вонючки? Хочешь проторчать здесь, пока день не кончится?
Это определило решение. Раз ее худшая половина против чего-то возражает, значит, это дело хорошее и правильное. Против плохого и неправильного Менция возражать не станет.
— Что с тобой? — спросила Метрия, подойдя к женщине. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
Женщина подняла голову: ее миловидное лицо обрамляли длинные темные волосы.
— Будь так добра, — сказала она. — Я растянула лодыжку и не могу идти сама.
— Знаю я таких, — проворчала Менция. — Станешь ей помогать, так век до вершины не доберешься.
Метрия, хотя это и стоило ей усилий, выкинула слова худшей половины из головы и продолжила разговор:
— Может быть, я смогла бы помочь тебе добраться до дома? Где ты живешь?
Взяв незнакомку руками за плечи, Метрия помогла ей встать на ноги.
— Спасибо тебе большое. Меня зовут Мара. Я вышла, чтобы позвать птиц, но тут налетела буря, нагрянула сверхъестественная тьма, и я потерялась. Упала и не могла встать, а теперь… я понятия не имею, где нахожусь.
Метрия почувствовала себя виноватой, ведь буря началась, по существу, из-за нее, да и темный фонарь зажгла она. Разумеется, ей следовало помочь Маре добраться до дома: поступить иначе не позволяла совесть.
— Не будь у тебя половинки души, не было бы и совести, — заявила Менция. — И вообще, я слышала, будто один толковый обыкновен, такой, что его хоть в демоны принимай, заявил, что совесть — это химера.
— Может быть, я смогу помочь тебе перебраться через это изумрудное предгорье и выбраться к долине? — предложила Метрия. — Я демонесса и…
— Демонесса! — в ужасе вскричала Мара.
— Не бойся. Хоть я и демонесса, но у меня есть половинка спеши.
— Куда спешить? — не поняла Мара. — И почему половинка?
— Больше не досталось. И я сказала не спеши, а потроши.
— Что?
— Глуши, суши, греши…
— Может, половинка души?
— Вот-вот, ее самой.
Мара несколько успокоилась:
— О, в таком случае у тебя есть совесть и тебе даже можно наполовину доверять.
— Конечно. Будь я бездуховной, то есть бездушевной демонессой, мне бы и в голову не пришло тебе помогать.
— Это верно. Как тебя зовут?
— Метрия. Д. Метрия.
Мара протянула руку:
— Рада познакомиться с тобой, демонесса Метрия. Но я не живу в долине, так что мне нет нужды перебираться с чьей-то помощью. Обычно я созываю птиц в лесу и радуюсь, когда им хорошо. Призывать птиц — это мой талант.
— Много толку от такого таланта, особенно здесь, — фыркнула Менция, но Метрия вновь заставила себе проигнорировать ее ворчание.
— Тогда, может быть, мы пойдем вдоль этой расщелины…
— Оно бы неплохо, — согласилась Мара, — только, что с больной лодыжкой мне далеко не уйти.
Метрия поддержала Мару так, чтобы она могла идти, опираясь в основном на здоровую ногу, и они двинулись вдоль расщелины. Но она казалась нескончаемой: сколько они ни шли, а ни конца ни края видно не было.
— Похоже, мы выбрали не тот путь, — сказала Метрия.
— Боюсь, ты права, — печально согласилась Мара. — Я ведь не знаю, каким ветром меня сюда занесло. Это был магический смерч или что-то в этом роде. Может быть, ты оставишь меня и отправишься по своим делам?
— Брось ее, брось, — тут же подала голос Менция.
— Ну уж нет. Магическая буря поднялась из-за меня, так что я просто обязана помочь тебе добраться до дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Сиротка подумала о том, не разбудить ли Геру, но, сообразив, что демонесса будет раздражена (а здесь определенно имело место нечто интересное), с чисто демонической любезностью решила ее не будить. Однако задумалась о том, что же делать.
Против цепочки-письма как такового она ничего не имела, однако оно преградило ей дорогу, а надо было ехать дальше. Она подумала о том, не обогнуть ли цепь, но она тянулась и влево и вправо, сколько видит глаз: возможно, и вправду трижды обегала мир. Перебраться через цепь ей бы труда не составило, но как перетащить четверонога? И под цепью скакуну не пролезть, слишком велик.
Она пожала плечами. По ее разумению, эта штуковина, что бы она ни заявляла, не имела права перекрывать дороги: охота тебе обегать мир — пожалуйста, но только или повыше, или прямо по земле, чтобы можно было перешагнуть. Ее не мог натянуть здесь Добрый Волшебник: ведь они же не на пути к замку. Значит, это обычное препятствие, и, коль скоро никак иначе его не преодолеть, придется цепочку порвать. Придя к этому выводу, она превратила крохотные сироткины ручонки в здоровенные клещи, зажала ими ближайшее звено и пустила в ход демоническую силу. Магическая уловка заключалась в том, чтобы сосредоточить большую силу на меньшей площади: эту хитрость знают все демоны.
Буквы на звеньях изменились. Они сложились в «ОЙ!», потом «ОЙ-ОЙ!», потом «ОЙ-ОЙ-ОЙ!», но она продолжала давить. Когда звено оказалось наполовину перекушенным, оно стала трепыхаться, норовя вырваться, но, как известно, бедные несчастные малютки обладают исключительной цепкостью и хваткой.
ТЫ ОБ ЭТОМ ПОЖАЛЕЕШЬ! — снова сменились буквы. — ВСЯКИЙ, КТО ПРЕРВЕТ ЦЕПЬ, БУДЕТ ПРОКЛЯТ! А-А-А-А!
Звякнуло перекушенное звено, и цепь распалась на две половинки. Путь был свободен.
— Что тут такое?
Сиротка подскочила: позади нее дрейфовало облако, увенчанное ужасающей с виду шапкой волос.
— Ничего интересного. А что это у тебя на макушке?
— Адский тупей, разумеется. Прическа такая. Помогает, видишь ли, не тупеть. Я его подцепила, когда путешествовала в… это не важно. Важно, что ты порвала цепочку, я видела. На твоем месте я бы тоже нацепила какой-нибудь защитный головной убор, поскольку эта цепь наверняка будет посылать несчетные проклятия на твою голову.
— Какой, говоришь, тупей? — переспросило заинтересованное дитя.
— Сказано же тебе — гадский.
— Ладно, пора в дорогу, — сказала несчастная сиротка, довольная тем, что вынудила спутницу исправиться. По какой-то странной причине упоминать при детях ад считалось неподобающим, тогда как на гадов этот запрет не распространялся. Оставаясь в обличье ребенка, Метрия имела возможность донимать спутницу таким манером. И это было прекрасно!
Она взобралась на скакуна, и они снова устремились в путь. Оглянувшись, Метрия приметила, что цепь злобно извивалась, но схватить их ей было не по силам. Что доставило беглянке поистине демоническое удовлетворение.
Возле реки они миновали огромный ядреный корень, окруженный порослью высоковольтных лилий. Он вылавливал в реке томных рыб, переваривал их и питал лилии образовавшейся в результате этого процесса томной энергией. Некоторые из огромных лилий нависали над дорогой, и крошка-сиротинушка замедлила бег скакуна. Растения гудели от напряжения, и она малость нервничала, не зная, чего от них ждать.
Затем она увидела здоровенное, толстое, бочкообразное существо, топтавшееся под сенью лилий. Попытка проехать мимо не удалась: оно преградило четвероногу путь и, открыв страшную, усеянную гвоздеобразными зубами пасть, сказало:
— Детка, ты слишком мала, чтобы ездить на такой большой лошадке. Шла бы ты домой.
— Почему бы тебе не пойти домой? — сердито спросила несчастная малютка, ибо что-то в этом существе ей определенно не нравилось.
— А потому, детка, что я никогда не следую собственным советам. Я Гиппократ, и мною дана клятва Гиппократа в том, что я всегда буду указывать людям, что им делать и чего не делать ради их здоровья и блага (некоторым, как слышал, это даже помогает), но на меня самого действие этих указаний не распространяется.
Объехать чудище не удавалось, оно упорно преграждало дорогу. В поисках выхода бедняжка огляделась по сторонам и приметила длинноногое, длинноухое создание, в котором признала обыкновенного зайца. Вообще-то обыкновенские существа в Ксанфе чрезвычайно редки, однако зайцы отличаются способностью попадать куда угодно, причем без билета. Вытянув руку, благо демону вытянуть ее на любую длину проще, чем смертному протянуть ноги, крошка в тот момент, когда ее пузатый собеседник на миг отвлекся, сграбастала зайца и водрузила себе на голову, сделавшись похожей на маленького волосатого тролля.
— Что за дела? — воскликнул, снова обернувшись к ней, Гиппократ. — А где же невинное дитя?
— Мне почем знать?
Гиппо расстроился, ибо по опыту знал, что давать полезные советы и указания, а главное, добиваться их исполнения от детей гораздо легче, чем от троллей. Он затопал под лилии искать пропавшую малютку, и путь вновь был свободен.
Наконец после нескончаемой скачки впереди показалась огромная зеленая гора. Она казалась ограненной, и все ее грани сверкали и переливались.
— Ну вот и Изумлинг, — сказала Гера. — Полезай на вершину, там и найдешь Симург. А мое дело сделано, так что теперь я вольна обделывать свои делишки, — с этими словами (и не совсем приличным звуком) облако исчезло.
Несчастная сиротинушка спешилась, чтобы осмотреть склон, который и впрямь оказался гранью изумруда. Гора действительно представляла собой драгоценный камень. Неожиданно из-за туч выглянуло солнце, и грани горы разбросали во все стороны ослепительные лучи. Один из них угодил в четверонога: скакун задрожал, распался на четыре части, которые тут же галопом понеслись на все четыре стороны.
Бедная крошка вздохнула: она осталась одна. И решила, что, лишившись сдвинутого на невинности скакуна, она вполне может снова принять взрослое обличье. Сиротинушка исчезла в облачке дыма и обернулась Метрией.
Она могла просто запрыгнуть на вершину, однако опасалась, что Симург этого не одобрит. Не могла она и полететь: в Ксанфе место пребывания Симург считалось зоной, закрытой для полетов. Таким образом ей пришлось отдать предпочтение самому утомительному способу подъема.
Разумеется, подниматься по гладкому изумруду было нелегкой задачей, но Метрия превратила свои ступни и ладони в круглые присоски и начала взбираться наверх. Этот магический прием достаточно прост: всякий демон, даже не закончивший УНИВЕРМАГ, знает, что присоски позволяют удержаться на гладкой поверхности. Она рассчитала, что при такой скорости доберется до вершины за несколько часов и уж тогда наконец выяснит, чего от нее хотят.
Неожиданно она услышала громовой раскат и, вытянув шею по-лебединому, обернулась на звук. Вдали появилось облако, но то была вовсе не Героиня, а, судя по размерам и сердитым рокочущим раскатам, сама Тучная Королева. Самая большая вредина из всех туч.
Метрия поняла, что это серьезная неудача. Тучная Королева имела демоническую природу, специализировалась на метеорологической магии и обладала удивительным чутьем по части возможности сделать кому-нибудь пакость. Если кто-то торопился по важному делу, Тучная Королева превращала лесные тропки в полосы непролазной грязи, а устроивших теплой ночью лагерь под открытым небом засыпала снегом, градом или и тем и другим сразу. Ну а если кто-то карабкался по изумрудному склону, Королева считала своим долгом сделать этот склон как можно более скользким, а потом сдуть беднягу прочь. Разумеется, способы совладать со злой тучей имелись, и Метрия их прекрасно знала.
Она могла сама обратиться в тучу, хоть и не такую тучную, и даже начать отбиваться от Тучной Королевы собственными молниями. Другое дело, что в этом случае Метрия нарушила бы запрет на полеты, чем могла вызвать недовольство Симург. Тучную Королеву в отличие от Метрии чье-либо недовольство совершенно не волновало, точнее, волновало, но в ином смысле. Вызвать чье-то недовольство являлось для нее величайшим удовольствием. Имела демонесса и возможность стартовать прямо на вершину горы, предоставив Королеве осыпать склон хоть снегом, хоть дождем, хоть непотребной бранью. Однако она опасалась, что это тоже может быть истолковано как своеобразная форма полета. Как ни крути, а ей не оставалось ничего другого, как присасываться к склону покрепче, выдерживая удары непогоды. Королева, ясное дело, весьма обрадовалась возможности устроить гадость бедняжке, пришпиленной к горе и не имеющей никакой возможности укрыться. Грянул гром, засверкали молнии. Туча набухла, сердцевина ее сделалась темнее ночи, а края вспучились огромными пузырями. Она приняла форму чудовищной одутловатой физиономии с круглым губастым ртом, выдувавшим ледяной ветер.
— Я тебя проучу-у-у-у-у-у-у! — прогудела туча со злобным торжеством.
На склон обрушился ливень, и поверхность изумруда сделалась мокрой, а потом, поскольку Королева не забывала обдувать гору студеным ветром, начала покрываться ледяной коркой. Метрия держалась крепко, но вот подниматься по скользкой поверхности ей становилось все труднее. Голову, чтоб не намочило, она втянула внутрь, но теперь не видела, куда двигаться.
Ситуация не сулила ничего хорошего. Рано или поздно Королева сдует ее со скользкого склона, и тогда у нее не останется иного выбора, кроме как грохнуться, словно мешок с костями, или полететь. Правда, физического вреда падение с горы не могло причинить ей, но оно стало бы нестерпимым ударом по ее демонической гордости. Ей следовало найти способ унять вредоносный ветер.
Метрия снова заглянула в чернильные глубины ядра бури, и у нее возникла идея. Что ей требовалось — так это темный светильник такого рода, какие используют, чтобы прикрыть всяческие темные делишки.
Вытянув руку, Метрия придала кулаку формы лампы, которая тут же начала испускать черные лучи. Убедившись, что темный светильник действует, она увеличила мощность, распространяя тьму вокруг себя.
Тучная Королева смекнула, что происходит, разозлилась еще пуще, и буря стала еще более яростной, а ветер еще более холодным. Все, что могло оледенеть, оледенело, а дождь превратился в град. Но Метрия под прикрытием темноты превратила свой нос в некое подобие рыла мифического обыкновенского чудовища, именовавшегося то ли папонтп, то ли дедонтп, но скорее всего, мамонт. С чего обыкновены вздумали окрестить этакое страшилище в честь мамы, никто сказать не мог, хотя, по слухам, в унылой Обыкновении иные матушки наводили на детей страх почище любого чудища. Так или иначе Метрия увенчала хобот (так именовался длинный нос обыкновенского зверя) здоровенной кувалдой и принялась скалывать лед. Склон перед ней, таким образом, уже не был скользким, и она могла без помех продолжить путь наверх. Вдобавок туча не слышала стука ее кувалды, поскольку заглушала его собственным громом.
Метрия доползла до края одной грани и перевалила на другую. Буря не прекратилась, но темный фонарь служил ей надежной защитой. Остановить демонессу Тучной Королеве не удавалось. Наконец злая туча уразумела тщетность своих усилий и, злобно пыхтя, унеслась на поиски более легкой добычи. Метрия, страшно довольная тем, что в очередной раз натянула нос противной злюке, затушила темный фонарь, убрала хобот и стала двигаться быстрее.
Через некоторое время выглянуло солнце, до сей поры прятавшееся, ибо оно боялось гнева бури. Изумрудная гора начала подсыхать: над ее склонами стали подниматься причудливые туманы, похожие в косых лучах вечернего солнца на светящиеся хвосты единорогов. Метрия задержалась, чтобы полюбоваться поразительным зрелищем, и вдруг сообразила, что пока у нее не было половинки души, такого рода красоты ее ничуточки не волновали. Сейчас она обрела возможность ценить прекрасное, даже если никак не могла его использовать.
— Если бы я могла избавиться от души прямо сейчас, — сказала она вслух, — то ни за что бы не согласилась.
Для демонессы это было удивительное признание. Чувствовала она себя великолепно.
— Отвратительно! — пробормотала Менция, пробужденная затронувшим и ее чувством, на чем, правда, и успокоилась.
Скоро она выбралась на плато, над которым, венчая большую гору, возвышался пик. И, что удивительно, высившийся впереди сегмент горы был не зеленым, а сияюще-голубым. Как оказалось, этот оттенок превосходно сочетается с зеленым обрамлением. Ей говорили, что гора представляет собой цельный изумруд, но, возможно, говорившие не видели этой лазоревой сердцевины. С эстетической точки зрения такое сочетание цветов было еще лучше, так что Метрия не жаловалась.
Теперь ей предстояло спуститься в ложбину перед пиком, но тут до нее донесся подозрительный звук. «Неужто опять препятствие?» — с досадой подумала она, но тут увидела лежащую между голубыми и зелеными гранями молодую женщину или девушку, явно принадлежавшую к человеческому роду. Она тихо стонала.
Метрия задумалась. Хотя она и использовала темный фонарь, но предпочитала взбираться при свете дня, а день заканчивался. Стоит ли ей задерживаться из-за этой смертной?
— Конечно нет! — заявила Менция. — Мало ты времени потеряла из-за Тучки-Вонючки? Хочешь проторчать здесь, пока день не кончится?
Это определило решение. Раз ее худшая половина против чего-то возражает, значит, это дело хорошее и правильное. Против плохого и неправильного Менция возражать не станет.
— Что с тобой? — спросила Метрия, подойдя к женщине. — Могу я тебе чем-нибудь помочь?
Женщина подняла голову: ее миловидное лицо обрамляли длинные темные волосы.
— Будь так добра, — сказала она. — Я растянула лодыжку и не могу идти сама.
— Знаю я таких, — проворчала Менция. — Станешь ей помогать, так век до вершины не доберешься.
Метрия, хотя это и стоило ей усилий, выкинула слова худшей половины из головы и продолжила разговор:
— Может быть, я смогла бы помочь тебе добраться до дома? Где ты живешь?
Взяв незнакомку руками за плечи, Метрия помогла ей встать на ноги.
— Спасибо тебе большое. Меня зовут Мара. Я вышла, чтобы позвать птиц, но тут налетела буря, нагрянула сверхъестественная тьма, и я потерялась. Упала и не могла встать, а теперь… я понятия не имею, где нахожусь.
Метрия почувствовала себя виноватой, ведь буря началась, по существу, из-за нее, да и темный фонарь зажгла она. Разумеется, ей следовало помочь Маре добраться до дома: поступить иначе не позволяла совесть.
— Не будь у тебя половинки души, не было бы и совести, — заявила Менция. — И вообще, я слышала, будто один толковый обыкновен, такой, что его хоть в демоны принимай, заявил, что совесть — это химера.
— Может быть, я смогу помочь тебе перебраться через это изумрудное предгорье и выбраться к долине? — предложила Метрия. — Я демонесса и…
— Демонесса! — в ужасе вскричала Мара.
— Не бойся. Хоть я и демонесса, но у меня есть половинка спеши.
— Куда спешить? — не поняла Мара. — И почему половинка?
— Больше не досталось. И я сказала не спеши, а потроши.
— Что?
— Глуши, суши, греши…
— Может, половинка души?
— Вот-вот, ее самой.
Мара несколько успокоилась:
— О, в таком случае у тебя есть совесть и тебе даже можно наполовину доверять.
— Конечно. Будь я бездуховной, то есть бездушевной демонессой, мне бы и в голову не пришло тебе помогать.
— Это верно. Как тебя зовут?
— Метрия. Д. Метрия.
Мара протянула руку:
— Рада познакомиться с тобой, демонесса Метрия. Но я не живу в долине, так что мне нет нужды перебираться с чьей-то помощью. Обычно я созываю птиц в лесу и радуюсь, когда им хорошо. Призывать птиц — это мой талант.
— Много толку от такого таланта, особенно здесь, — фыркнула Менция, но Метрия вновь заставила себе проигнорировать ее ворчание.
— Тогда, может быть, мы пойдем вдоль этой расщелины…
— Оно бы неплохо, — согласилась Мара, — только, что с больной лодыжкой мне далеко не уйти.
Метрия поддержала Мару так, чтобы она могла идти, опираясь в основном на здоровую ногу, и они двинулись вдоль расщелины. Но она казалась нескончаемой: сколько они ни шли, а ни конца ни края видно не было.
— Похоже, мы выбрали не тот путь, — сказала Метрия.
— Боюсь, ты права, — печально согласилась Мара. — Я ведь не знаю, каким ветром меня сюда занесло. Это был магический смерч или что-то в этом роде. Может быть, ты оставишь меня и отправишься по своим делам?
— Брось ее, брось, — тут же подала голос Менция.
— Ну уж нет. Магическая буря поднялась из-за меня, так что я просто обязана помочь тебе добраться до дому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37