- Но в любом случае попробовать стоит.
- Так я гений или нет? - задиристо поинтересовался Шебукин.
- Гений, не гений, но молодец. - Дмитрий задумчиво кивнул.
***
Великое дело - личные связи. Подкрепленные телефонной и компьютерной техникой, они способны творить дела мирового масштаба. Уже спустя пару часов Дмитрий выложил перед друзьями симпатичную распечатку.
- Прошу любить и жаловать!
- Что это?
- Как что? Список пассажиров первого, второго и третьего вагонов.
- А третьего зачем? - удивился Шебукин.
- На всякий пожарный, мало ли. Сделай несколько копий - и вперед!
- То есть?
- Ты Ваньку-то не валяй! Ты это дело начал, тебе его и завершать. Возьмешь Маратика, Серегу Маркелова - и пробежитесь по адресочкам.
- Так это ж адова работа!
- Все верно, а ты как думал? Привыкли, понимаешь, ментов ругать, а у них, между прочим, подобной рутины выше крыши. - Дмитрий утешающе похлопал Шебукина по плечу. - Ладно, не тушуйся, в случае чего поможем. Да и чудится мне, работу эту ты завершишь уже завтра.
- Это почему же?
- Да потому, что наполовину вагоны пусты, а кроме того, есть тут ряд товарищей, фамилии которых показались мне крайне любопытными… - нагнувшись над столом, Харитонов взял ручку и жирно обвел троицу фамилий. - Обратите внимание: у ребяток и билеты в одном купе, и ехали совсем недалеко.
- Зурабишвили, Асланов, Хабиров… - вслух прочел Тимофей. - Хмм… Это, конечно, любопытно, но само по себе еще ни о чем не говорит.
- Значит, следует начать издалека. Опросить сначала соседей, проводниц. На пустом их, конечно, не подловишь, вот и обеспечьте наблюдение с прослушкой, поизучайте жизнь этих ребяток.
- А я бы еще на квартирку к ним наведался. В перчаточках, разумеется…
Покосившись в сторону Тимофея, Дмитрий покачал головой.
- Да уж, методы у вас, коллега!
- Сам знаю, что методы - не блеск, зато быстро и эффективно. Это только Знаменский с Томиным могли работать сугубо по закону и ордерам. А сегодня такие методы не проханже. Тем более, что может и повезти. Вдруг, да найдем какую-нибудь дурь или ствол - вот вам и повод для задержания.
- А кто задерживать будет?
- Да уж не мы, конечно. Шепнем тем же чекистам, они же потом нам спасибо скажут.
- Ты в этом уверен?
- На все сто. Еще и на руках носить будут. У них же за каждого взятого террориста медали вешают! Ясное дело - носить будут!
- Не знаю, как они нас будут носить, - лишь бы не поносили. - Скаламбурил Шебукин. - А лучше - выдали бы документики с особой печатью…
- Ага, на допуск в резиденцию губернатора, министерские файлы и мавзолей. - Харитонов поднялся из кресла. - Ладно, господа-товарищи, хватит трепаться. На сегодня расходимся, а завтра - с самого утра займемся означенным списком…
Глава 9
- Але, Натовец, потолковать надо! - дорогу заступил Яхен. Худющий, весь в каких-то шишках и костистых выступах, он был значительно выше Игната и при всей своей худобе умел довольно опасно драться. Потому, верно, и пытался после вчерашнего фиаско восстановить пошатнувшуюся репутацию. Самого Яхена Игнат не слишком боялся, однако тревожило, что на некотором отдалении маячило еще трое ребят, включая коренастого Шварца, вездесущего Укропчика и Дуста. Последнего, к слову сказать, Игнат тоже вчера обидел, а уж Дуст великодушием Гусака не страдал и подобные вещи запоминал накрепко. Кто знает, возможно, и Яхена на предстоящий реванш подговорил именно он. И рассчитал все абсолютно точно: ни вожака, ни взрослых поблизости не было, а самому Игнату отвертеться от схватки было затруднительно. Дуст был пареньком ушлым и подобные ситуации просекал на пару ходов вперед. Единственное, о чем он не знал да и не мог знать, это о масштабе тех перемен, что произошли в душе Игната. Из раба Натовец превратился в личность, но пацаны об этом еще не подозревали.
Сколько помнил себя Игнат - драться он никогда не любил. Избегал конфликтов в школе, отличался покладистым характером в детском саду. Собственно, необходимости драться он как-то и не ощущал, - чаще всего умудрялся договариваться, а особо серьезным ребятам с легкостью уступал. Все изменилось в лагере после встречи с Гусаком. Именно Гусак первое время покровительствовал «маменькиному сынку», терпеливо делясь дворовыми тайнами, вдалбливая в голову азы, что позволяли в кратчайший срок завоевать в ребячьем кругу уважение.
- Это, прикинь, везде работает, - вещал он, - хоть в зоне, хоть в армии. Будешь всем рыло подставлять, превратишься в дупло ходячее. Поэтому правило номер один: бей первым! Сомневаешься там или нет, - бей! И не в плечо, не в грудянку, а сразу в чухальник. Чтобы сразу всем показать, кто ты есть. Даже если тебя уроют, все равно станут уважать…
Самое смешное, что слова Гусака оказались в какой-то степени пророческими. Все так и получилось, и первой жертвой собственного совета стал сам Гусак. В самом деле, там, на поляне, Натовец понятия не имел, как поступить, - и именно поэтому атаковал. Впрочем, не ошибся Гусак и во всем остальном. Неожиданная выходка Игната не осталась незамеченной. На него теперь странно косились, что-то шептали за спиной, а главное - больше не задирали. Да и в тоне заговаривающих с ним ребят чаще стали мелькать уважительные нотки. И ничего, что кое-кто крутил пальцем у виска. Это, может, у взрослых быть психом - не слишком престижно, - в детской среде, да еще когда вокруг через одного бакланы да откровенная шпана, к психам отношение наблюдается ровное. Потому как даже самые отвязные уркаганы обязательно припоминали десяток-другой историй, когда такой же помешанный вдруг принимался резать глотки паханам, кромсал стеклом собственные и чужие вены, молотил кирпичом по черепушке спящего обидчика. Псих тем и опасен, что не знает страха, что действует не по правилам, бросаясь на толпу, пуская в ход все, что оказывается под рукой. Так вот и вышло, что теперь в этот доблестный ряд неожиданно для себя угодил сам Игнат. Кроме того, в его случае появился еще один уважительный момент: Игнат посягнул на вожака из-за чувихи , иначе говоря - из-за чувств , к которым в мальчишечьей среде в общем и целом относились с долей уважения. Словом, Игнат вчерашний и Игнат сегодняшний были двумя абсолютно разными людьми. Возможно, вчерашнего Яхен и сумел бы напугать, но сегодня дело обстояло совершенно иначе. Игнат даже не стал дожидаться, что скажет ему Яхен, - сам подобием танка двинулся к пареньку. В таких случаях слова уподоблялись ударам, и по совету того же Гусака следовало говорить и говорить не переставая.
- Тебе чего мало вчера перепало? Еще надо, урод?!
В этот первый удар, пришедшийся в область сердца, Игнат вложил всю свою силу, а точнее весь свой упрятанный в груди страх. Однако и по лицу он бить воздержался, все еще предупреждая о своей готовности драться всерьез. Впрочем, результат подобной атаки оказался удивительным даже для него. Ойкнув, Яхен схватился за грудь и молча опустился на корточки. По щекам его беззвучно потекли слезы, из горла вырвалось жутковатое сипение. И немедленно вперед шагнул Дуст.
- У тебя что, крышу сорвало? - он по-блатному наклонил вперед голову, пугающе дернул рукой. - Ты чего народ глушишь, в натуре?
- А пусть народ не прыгает! - дерзко отозвался Игнат. - Тогда и глушить не придется.
- Чё?! - физиономия Дуста страшновато перекосилась. - Чё ты сказал?!
- Что слышал!
- А ты пальчики не слишком широко раздвинул, чувак?
- Лучше пальцы раздвигать, чем ножки!
- Так это ведь ты у нас ножки раздвигать любишь? Куда топаешь-то? Опять к Алене? А две телки на один хрен - не много ли?
Вот о телках ему поминать явно не стоило. Чуточку поутихший после слез Яхена Игнат тотчас воспрял духом или говоря иначе - психанул. Расставив руки всем тем же разогнавшимся танком он метнулся к Дусту.
- Ты чего меня провоцируешь, да? Чего тебе надо от меня, кардинал сраный! Я тебе не Бивис и не Батхет, чтоб дерьмо твое из ушей выскребать. И дыши давай в сторону! От тебя блевотиной за километр прет!…
Намерение Дуста ударить он угадал по глазам и тут же ударил в свою очередь. Получилось совсем как в боксе: ударили оба враз и оба попали куда надо. В голове у Игната тоненько зазвенело, зато по подбородку Дуста разом протекла пара кровяных змеек.
- Совсем Натовец оборзел! - пробормотал Шварц, но, к собственному удовольствию, в голосе его Игнат расслышал не угрозу, а все те же уважительные нотки.
Наверняка, Дуст мог еще драться, но, уловив наметившийся перелом, Игнат сам ускорил события - сипло дыша, повернулся к остальным, отрывисто поинтересовался:
- Ну? Кому еще нужно?
Этого от него явно не ожидали, и тот же широкоплечий Шварц с усмешливой миной на лице приподнял свои мускулистые руки.
- Спокуха, братан! Никаких претензий…
- Так я ухожу?
- Без вопросов. - Шварц помог подняться с земли Яхену, потянул за собой. - Пошли, красавчик, посмотрим твою грудянку. Похоже, отшиб тебе Натовец требуху…
***
Половина Любашиных зубов покрывало сияющее золото, отчего улыбка ее не могла не вызывать содрогание. Впрочем, находились и такие кавалеры, что от улыбки Любаши млели и таяли. Тому имелось здравое объяснение: в дополнение к лошадиным зубам и выпирающей вперед нижней челюсти Любаша обладала длинными мускулистыми ногами, довольно крупной грудью и грациозной походкой. Словом, любителей «не пить воду с лица» в окружении хозяйки лагеря всегда находилось немало. Во всяком случае, недостатка в свежих кавалерах Любаша не знала. И тот же Гусак в свое время успел вволю потискать темные от загара груди хозяйки, в свою очередь испытав на себе прелесть Любашиных ласк и укусов.
Впрочем, это неожиданное приглашение на «пленэр» ему сразу не понравилось. Во-первых, Гусака приглашали побаловаться огнестрельным оружием, а во-вторых, приглашал человек, доверять которому опасался даже сам Папа. Слава Любаши была такова, что куда безопаснее представлялось совать руку в пасть кобре или гюрзе. В жутковатых зубах Любаши не содержалась яда, однако было отлично известно, что убивать она умеет не хуже заморских змей. Кроме того, помимо Гусака она брала с собой Чана, одного из бойцов Косты, и это также наводила на определенные подозрения. Собственно, подозревать тут особо было нечего. С первых минут Гусак сообразил, что его собираются наказать за тех двух дурочек, что разгуливали нагишом по лесу, но он и помыслить не мог, что его накажут столь изуверским способом.
Два пистолета красовалось за поясом у молчаливого Чана - этого орангутанга, игравшего роль первого спарринг-партнера Косты, еще один покручивала в своих загорелых руках сама Любаша. Они отошли от лагеря уже достаточно далеко, и изучающий взгляд Любаши, нет-нет, да останавливался на Гусаке.
- Ну, как? Хорошее место? - она притопнула ногой по свежей травяной поросли.
- Хорошее-то оно хорошее, только во что стрелять будем? - Гусак, оглядевшись, подхватил с земли ржавую в дым консервную банку, помахал ею в воздухе. - Может, в эту ерунду? Мы с Папой баловались пару раз - как раз по банкам шмаляли.
- А что, подходящая мишень! - Любаша передернула затвор. Пистолет она держала в руке уверенно, - ясно было, что игралась тетенька с оружием часто. - Поставь-ка на ту кочку.
- На эту? - отойдя на некоторое расстояние, Гусак водрузил жестяную посудину на взгорок.
- Нет, - Любаша холодно улыбнулась. - Я имела в виду другую кочку.
- Чего-то я не врубаюсь.
- Вот и я вижу, что ты фишку не рубишь.
- Ты объясни толком!
- Объясняю… - Любаша коснулась стволом собственного виска. - Я говорю об этой кочке, вкурил? Поставь банку на свой шарабан, козел!
- Ты чего, рехнулась?
Рука Любаши взметнулась вперед, громыхнул выстрел. Мгновенно взмокнув, Гусак бросился в сторону, упал на землю. Сердце его билось, как у кролика. Он видел, что Любаша не шутит, и близость смерти - такой простой и обыденной - впервые дохнула ему в лицо своими смердящими ароматами. То есть, может, она и пугала, но пулям-то это не объяснишь! Запросто могли и попасть, куда не просят.
- Попрыгаешь у меня, сучонок!… - Любаша выстрелила повторно, заставив паренька рывком переместиться ближе к кустам. Пуля при этом взрыла дерн перед самым носом подростка.
- Чан, скажи ей! - срывающимся голосом крикнул он. - Она же убьет меня!
- И убью! - по-змеиному зашипев, Любаша выпустила в него еще одну пулю, угодив в березовый ствол над головой Гусака. Следующая пуля тюкнула в дерево еще ближе.
- Чан! - в отчаянии крикнул Гусак, но боец, к его ужасу, преспокойно вскинул свои стволы и, с каменным лицом прицелившись, выдал пулеметную серию выстрелов. От близкого грохота у подростка немедленно заложило уши, на голову и плечи посыпалась древесная труха. Пули ложились в такой опасной близости, что он тотчас почувствовал предательскую влагу в штанах. А ведь сколько раньше ржал над другими писюнами! И думать не думал, что сам способен обмочиться…
- Уж извини, Гусачок, ты у нас давно напрашивался. - Чан вновь упрятал пистолеты за пояс, взглянул на раскрасневшуюся Любашу. - Ну что, может, хватит с него? Или хочешь побаловаться с щенком?
- Да что он сейчас сможет! - злым движением хозяйка лагеря перебросила пистолет бойцу. - Дай ему еще разок по сусалам. Для памяти.
- Что я сделал-то? - всхлипнул Гусак.
- Вот и объясни ему, если не понял. - Развернувшись, Любаша решительно зашагала назад к лагерю.
- Все нормально, пацан! - Чан приблизился к Гусаку, ободряюще похлопал по спине. - Не трогай чужое, и всегда будешь в ажуре.
- Вы чего, сбрендили, в натуре! А если я Папе расскажу?
- А что ты ему расскажешь? - Чан ухмыльнулся. - Что замочить тебя хотели? Так я лично в воздух стрелял.
- А она? Ты видел куда она шмаляла!
- Но ведь не попала же.
- Сука жирная! Тварюга!… Ничего, я ей еще устрою! - Гусак шмыгнул носом. - Или вовсе свалю в город. На хрена мне этот геморрой!
- Мне-то что, - Чан пожал могучими плечами. - Хочешь, жалуйся, а хочешь - сваливай. Только не забывай: Папа - он всюду достанет. Так что может и хуже выйти…
Глава 10
Зданий на территории лагеря располагалось совсем немного - парочка складских помещений, бетонная уборная, столовая и три жилых двадцатиместных барака. Пустяк в сравнении с бетонными монстрами советских времен, но довольно солидно для эпохи «Постсоветикус». Кроме того, помимо означенных построек в лагере имелась еще одна архитектурная достопримечательность, а именно та самая резиденция, о которой рассказывал Стасу завхоз. Именно так между собой пацанва успела прозвать сросшееся из двух строений здание, напоминающее со стороны нечто до того дикое, что на ум тотчас приходили подвиги былых авангардистов, не чуравшихся скрещивать самые несовместимые цвета и формы. В первом из строений, похожем на гигантских размеров рифленый кирпич, разместился просторный, напичканный спортивными тренажерами зал, второе строение напоминало обезглавленную церковь - с каменными колоннами, высокими, стрельчатыми окнами и одной-единственной уцелевшей башенкой, опоясанной мраморными ангелочками. Кое-кто именовал башню «спасательной вышкой», но большинство странную эту конструкцию ассоциировали с вышкой сторожевой - из тех, что время от времени показывают в фильмах про отечественные зоны и фашистские концлагеря. Флаг, впрочем, на башенном шпиле развевался привычный - все тот же российский триколор, отчего вся территория лагеря приобретала вполне официальный вид. Несмотря на курчавящуюся тут и там колючую проволоку, несмотря на европейские стеклопакеты, несмотря на бревенчатую кладку, стыдливо прикрывающую каменный фундамент резиденции. Так или иначе, но именно в этом домике протекала главная жизнь лагеря, и именно в это здание не имели права заглядывать случайные дети. Тем не менее, Гусак этой чести сегодня удостоился. Точнее - его удостоили…
А в общем, Чан был стопудово прав, не советуя бегать с жалобами к Папе, но кто же слушает добрые советы! По дурости своей Гусак сунулся во двор резиденции и даже успел выпалить пару гневных тирад, но на этом его миссию и прервали. Подростка сгребли за воротник, грубо втащили на крутое крыльцо и тычком препроводили вглубь апартаментов. Разумеется, это снова были клешни Косты, главного телохранителя Папы, а уж с этим костоломом спорить представлялось крайне неразумным. Разумеется, Гусак трепыхался и размахивал ручонками, но бывший призер Питера по боксу и обладатель черного пояса по кёкушинкаю, церемониться с мелочевкой вроде Гусака не собирался. Ни школьные достижения парнишки (два последних класса Гусак одолевал вдвое дольше положенного срока), ни его спортивные успехи, конечно, не могли впечатлить меднолобого Косту. Все телодвижения Гусака на фоне атлетической фигуры телохранителя выглядели не более, чем трепыхание окунька, угодившего на крючок. Сравнение был тем более уместным, что самым подлым образом Коста подцепил паренька под ребра и, подняв перед собой, внес в главную комнату, где и швырнул на широкий, занимающий добрых полкомнаты диван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
- Так я гений или нет? - задиристо поинтересовался Шебукин.
- Гений, не гений, но молодец. - Дмитрий задумчиво кивнул.
***
Великое дело - личные связи. Подкрепленные телефонной и компьютерной техникой, они способны творить дела мирового масштаба. Уже спустя пару часов Дмитрий выложил перед друзьями симпатичную распечатку.
- Прошу любить и жаловать!
- Что это?
- Как что? Список пассажиров первого, второго и третьего вагонов.
- А третьего зачем? - удивился Шебукин.
- На всякий пожарный, мало ли. Сделай несколько копий - и вперед!
- То есть?
- Ты Ваньку-то не валяй! Ты это дело начал, тебе его и завершать. Возьмешь Маратика, Серегу Маркелова - и пробежитесь по адресочкам.
- Так это ж адова работа!
- Все верно, а ты как думал? Привыкли, понимаешь, ментов ругать, а у них, между прочим, подобной рутины выше крыши. - Дмитрий утешающе похлопал Шебукина по плечу. - Ладно, не тушуйся, в случае чего поможем. Да и чудится мне, работу эту ты завершишь уже завтра.
- Это почему же?
- Да потому, что наполовину вагоны пусты, а кроме того, есть тут ряд товарищей, фамилии которых показались мне крайне любопытными… - нагнувшись над столом, Харитонов взял ручку и жирно обвел троицу фамилий. - Обратите внимание: у ребяток и билеты в одном купе, и ехали совсем недалеко.
- Зурабишвили, Асланов, Хабиров… - вслух прочел Тимофей. - Хмм… Это, конечно, любопытно, но само по себе еще ни о чем не говорит.
- Значит, следует начать издалека. Опросить сначала соседей, проводниц. На пустом их, конечно, не подловишь, вот и обеспечьте наблюдение с прослушкой, поизучайте жизнь этих ребяток.
- А я бы еще на квартирку к ним наведался. В перчаточках, разумеется…
Покосившись в сторону Тимофея, Дмитрий покачал головой.
- Да уж, методы у вас, коллега!
- Сам знаю, что методы - не блеск, зато быстро и эффективно. Это только Знаменский с Томиным могли работать сугубо по закону и ордерам. А сегодня такие методы не проханже. Тем более, что может и повезти. Вдруг, да найдем какую-нибудь дурь или ствол - вот вам и повод для задержания.
- А кто задерживать будет?
- Да уж не мы, конечно. Шепнем тем же чекистам, они же потом нам спасибо скажут.
- Ты в этом уверен?
- На все сто. Еще и на руках носить будут. У них же за каждого взятого террориста медали вешают! Ясное дело - носить будут!
- Не знаю, как они нас будут носить, - лишь бы не поносили. - Скаламбурил Шебукин. - А лучше - выдали бы документики с особой печатью…
- Ага, на допуск в резиденцию губернатора, министерские файлы и мавзолей. - Харитонов поднялся из кресла. - Ладно, господа-товарищи, хватит трепаться. На сегодня расходимся, а завтра - с самого утра займемся означенным списком…
Глава 9
- Але, Натовец, потолковать надо! - дорогу заступил Яхен. Худющий, весь в каких-то шишках и костистых выступах, он был значительно выше Игната и при всей своей худобе умел довольно опасно драться. Потому, верно, и пытался после вчерашнего фиаско восстановить пошатнувшуюся репутацию. Самого Яхена Игнат не слишком боялся, однако тревожило, что на некотором отдалении маячило еще трое ребят, включая коренастого Шварца, вездесущего Укропчика и Дуста. Последнего, к слову сказать, Игнат тоже вчера обидел, а уж Дуст великодушием Гусака не страдал и подобные вещи запоминал накрепко. Кто знает, возможно, и Яхена на предстоящий реванш подговорил именно он. И рассчитал все абсолютно точно: ни вожака, ни взрослых поблизости не было, а самому Игнату отвертеться от схватки было затруднительно. Дуст был пареньком ушлым и подобные ситуации просекал на пару ходов вперед. Единственное, о чем он не знал да и не мог знать, это о масштабе тех перемен, что произошли в душе Игната. Из раба Натовец превратился в личность, но пацаны об этом еще не подозревали.
Сколько помнил себя Игнат - драться он никогда не любил. Избегал конфликтов в школе, отличался покладистым характером в детском саду. Собственно, необходимости драться он как-то и не ощущал, - чаще всего умудрялся договариваться, а особо серьезным ребятам с легкостью уступал. Все изменилось в лагере после встречи с Гусаком. Именно Гусак первое время покровительствовал «маменькиному сынку», терпеливо делясь дворовыми тайнами, вдалбливая в голову азы, что позволяли в кратчайший срок завоевать в ребячьем кругу уважение.
- Это, прикинь, везде работает, - вещал он, - хоть в зоне, хоть в армии. Будешь всем рыло подставлять, превратишься в дупло ходячее. Поэтому правило номер один: бей первым! Сомневаешься там или нет, - бей! И не в плечо, не в грудянку, а сразу в чухальник. Чтобы сразу всем показать, кто ты есть. Даже если тебя уроют, все равно станут уважать…
Самое смешное, что слова Гусака оказались в какой-то степени пророческими. Все так и получилось, и первой жертвой собственного совета стал сам Гусак. В самом деле, там, на поляне, Натовец понятия не имел, как поступить, - и именно поэтому атаковал. Впрочем, не ошибся Гусак и во всем остальном. Неожиданная выходка Игната не осталась незамеченной. На него теперь странно косились, что-то шептали за спиной, а главное - больше не задирали. Да и в тоне заговаривающих с ним ребят чаще стали мелькать уважительные нотки. И ничего, что кое-кто крутил пальцем у виска. Это, может, у взрослых быть психом - не слишком престижно, - в детской среде, да еще когда вокруг через одного бакланы да откровенная шпана, к психам отношение наблюдается ровное. Потому как даже самые отвязные уркаганы обязательно припоминали десяток-другой историй, когда такой же помешанный вдруг принимался резать глотки паханам, кромсал стеклом собственные и чужие вены, молотил кирпичом по черепушке спящего обидчика. Псих тем и опасен, что не знает страха, что действует не по правилам, бросаясь на толпу, пуская в ход все, что оказывается под рукой. Так вот и вышло, что теперь в этот доблестный ряд неожиданно для себя угодил сам Игнат. Кроме того, в его случае появился еще один уважительный момент: Игнат посягнул на вожака из-за чувихи , иначе говоря - из-за чувств , к которым в мальчишечьей среде в общем и целом относились с долей уважения. Словом, Игнат вчерашний и Игнат сегодняшний были двумя абсолютно разными людьми. Возможно, вчерашнего Яхен и сумел бы напугать, но сегодня дело обстояло совершенно иначе. Игнат даже не стал дожидаться, что скажет ему Яхен, - сам подобием танка двинулся к пареньку. В таких случаях слова уподоблялись ударам, и по совету того же Гусака следовало говорить и говорить не переставая.
- Тебе чего мало вчера перепало? Еще надо, урод?!
В этот первый удар, пришедшийся в область сердца, Игнат вложил всю свою силу, а точнее весь свой упрятанный в груди страх. Однако и по лицу он бить воздержался, все еще предупреждая о своей готовности драться всерьез. Впрочем, результат подобной атаки оказался удивительным даже для него. Ойкнув, Яхен схватился за грудь и молча опустился на корточки. По щекам его беззвучно потекли слезы, из горла вырвалось жутковатое сипение. И немедленно вперед шагнул Дуст.
- У тебя что, крышу сорвало? - он по-блатному наклонил вперед голову, пугающе дернул рукой. - Ты чего народ глушишь, в натуре?
- А пусть народ не прыгает! - дерзко отозвался Игнат. - Тогда и глушить не придется.
- Чё?! - физиономия Дуста страшновато перекосилась. - Чё ты сказал?!
- Что слышал!
- А ты пальчики не слишком широко раздвинул, чувак?
- Лучше пальцы раздвигать, чем ножки!
- Так это ведь ты у нас ножки раздвигать любишь? Куда топаешь-то? Опять к Алене? А две телки на один хрен - не много ли?
Вот о телках ему поминать явно не стоило. Чуточку поутихший после слез Яхена Игнат тотчас воспрял духом или говоря иначе - психанул. Расставив руки всем тем же разогнавшимся танком он метнулся к Дусту.
- Ты чего меня провоцируешь, да? Чего тебе надо от меня, кардинал сраный! Я тебе не Бивис и не Батхет, чтоб дерьмо твое из ушей выскребать. И дыши давай в сторону! От тебя блевотиной за километр прет!…
Намерение Дуста ударить он угадал по глазам и тут же ударил в свою очередь. Получилось совсем как в боксе: ударили оба враз и оба попали куда надо. В голове у Игната тоненько зазвенело, зато по подбородку Дуста разом протекла пара кровяных змеек.
- Совсем Натовец оборзел! - пробормотал Шварц, но, к собственному удовольствию, в голосе его Игнат расслышал не угрозу, а все те же уважительные нотки.
Наверняка, Дуст мог еще драться, но, уловив наметившийся перелом, Игнат сам ускорил события - сипло дыша, повернулся к остальным, отрывисто поинтересовался:
- Ну? Кому еще нужно?
Этого от него явно не ожидали, и тот же широкоплечий Шварц с усмешливой миной на лице приподнял свои мускулистые руки.
- Спокуха, братан! Никаких претензий…
- Так я ухожу?
- Без вопросов. - Шварц помог подняться с земли Яхену, потянул за собой. - Пошли, красавчик, посмотрим твою грудянку. Похоже, отшиб тебе Натовец требуху…
***
Половина Любашиных зубов покрывало сияющее золото, отчего улыбка ее не могла не вызывать содрогание. Впрочем, находились и такие кавалеры, что от улыбки Любаши млели и таяли. Тому имелось здравое объяснение: в дополнение к лошадиным зубам и выпирающей вперед нижней челюсти Любаша обладала длинными мускулистыми ногами, довольно крупной грудью и грациозной походкой. Словом, любителей «не пить воду с лица» в окружении хозяйки лагеря всегда находилось немало. Во всяком случае, недостатка в свежих кавалерах Любаша не знала. И тот же Гусак в свое время успел вволю потискать темные от загара груди хозяйки, в свою очередь испытав на себе прелесть Любашиных ласк и укусов.
Впрочем, это неожиданное приглашение на «пленэр» ему сразу не понравилось. Во-первых, Гусака приглашали побаловаться огнестрельным оружием, а во-вторых, приглашал человек, доверять которому опасался даже сам Папа. Слава Любаши была такова, что куда безопаснее представлялось совать руку в пасть кобре или гюрзе. В жутковатых зубах Любаши не содержалась яда, однако было отлично известно, что убивать она умеет не хуже заморских змей. Кроме того, помимо Гусака она брала с собой Чана, одного из бойцов Косты, и это также наводила на определенные подозрения. Собственно, подозревать тут особо было нечего. С первых минут Гусак сообразил, что его собираются наказать за тех двух дурочек, что разгуливали нагишом по лесу, но он и помыслить не мог, что его накажут столь изуверским способом.
Два пистолета красовалось за поясом у молчаливого Чана - этого орангутанга, игравшего роль первого спарринг-партнера Косты, еще один покручивала в своих загорелых руках сама Любаша. Они отошли от лагеря уже достаточно далеко, и изучающий взгляд Любаши, нет-нет, да останавливался на Гусаке.
- Ну, как? Хорошее место? - она притопнула ногой по свежей травяной поросли.
- Хорошее-то оно хорошее, только во что стрелять будем? - Гусак, оглядевшись, подхватил с земли ржавую в дым консервную банку, помахал ею в воздухе. - Может, в эту ерунду? Мы с Папой баловались пару раз - как раз по банкам шмаляли.
- А что, подходящая мишень! - Любаша передернула затвор. Пистолет она держала в руке уверенно, - ясно было, что игралась тетенька с оружием часто. - Поставь-ка на ту кочку.
- На эту? - отойдя на некоторое расстояние, Гусак водрузил жестяную посудину на взгорок.
- Нет, - Любаша холодно улыбнулась. - Я имела в виду другую кочку.
- Чего-то я не врубаюсь.
- Вот и я вижу, что ты фишку не рубишь.
- Ты объясни толком!
- Объясняю… - Любаша коснулась стволом собственного виска. - Я говорю об этой кочке, вкурил? Поставь банку на свой шарабан, козел!
- Ты чего, рехнулась?
Рука Любаши взметнулась вперед, громыхнул выстрел. Мгновенно взмокнув, Гусак бросился в сторону, упал на землю. Сердце его билось, как у кролика. Он видел, что Любаша не шутит, и близость смерти - такой простой и обыденной - впервые дохнула ему в лицо своими смердящими ароматами. То есть, может, она и пугала, но пулям-то это не объяснишь! Запросто могли и попасть, куда не просят.
- Попрыгаешь у меня, сучонок!… - Любаша выстрелила повторно, заставив паренька рывком переместиться ближе к кустам. Пуля при этом взрыла дерн перед самым носом подростка.
- Чан, скажи ей! - срывающимся голосом крикнул он. - Она же убьет меня!
- И убью! - по-змеиному зашипев, Любаша выпустила в него еще одну пулю, угодив в березовый ствол над головой Гусака. Следующая пуля тюкнула в дерево еще ближе.
- Чан! - в отчаянии крикнул Гусак, но боец, к его ужасу, преспокойно вскинул свои стволы и, с каменным лицом прицелившись, выдал пулеметную серию выстрелов. От близкого грохота у подростка немедленно заложило уши, на голову и плечи посыпалась древесная труха. Пули ложились в такой опасной близости, что он тотчас почувствовал предательскую влагу в штанах. А ведь сколько раньше ржал над другими писюнами! И думать не думал, что сам способен обмочиться…
- Уж извини, Гусачок, ты у нас давно напрашивался. - Чан вновь упрятал пистолеты за пояс, взглянул на раскрасневшуюся Любашу. - Ну что, может, хватит с него? Или хочешь побаловаться с щенком?
- Да что он сейчас сможет! - злым движением хозяйка лагеря перебросила пистолет бойцу. - Дай ему еще разок по сусалам. Для памяти.
- Что я сделал-то? - всхлипнул Гусак.
- Вот и объясни ему, если не понял. - Развернувшись, Любаша решительно зашагала назад к лагерю.
- Все нормально, пацан! - Чан приблизился к Гусаку, ободряюще похлопал по спине. - Не трогай чужое, и всегда будешь в ажуре.
- Вы чего, сбрендили, в натуре! А если я Папе расскажу?
- А что ты ему расскажешь? - Чан ухмыльнулся. - Что замочить тебя хотели? Так я лично в воздух стрелял.
- А она? Ты видел куда она шмаляла!
- Но ведь не попала же.
- Сука жирная! Тварюга!… Ничего, я ей еще устрою! - Гусак шмыгнул носом. - Или вовсе свалю в город. На хрена мне этот геморрой!
- Мне-то что, - Чан пожал могучими плечами. - Хочешь, жалуйся, а хочешь - сваливай. Только не забывай: Папа - он всюду достанет. Так что может и хуже выйти…
Глава 10
Зданий на территории лагеря располагалось совсем немного - парочка складских помещений, бетонная уборная, столовая и три жилых двадцатиместных барака. Пустяк в сравнении с бетонными монстрами советских времен, но довольно солидно для эпохи «Постсоветикус». Кроме того, помимо означенных построек в лагере имелась еще одна архитектурная достопримечательность, а именно та самая резиденция, о которой рассказывал Стасу завхоз. Именно так между собой пацанва успела прозвать сросшееся из двух строений здание, напоминающее со стороны нечто до того дикое, что на ум тотчас приходили подвиги былых авангардистов, не чуравшихся скрещивать самые несовместимые цвета и формы. В первом из строений, похожем на гигантских размеров рифленый кирпич, разместился просторный, напичканный спортивными тренажерами зал, второе строение напоминало обезглавленную церковь - с каменными колоннами, высокими, стрельчатыми окнами и одной-единственной уцелевшей башенкой, опоясанной мраморными ангелочками. Кое-кто именовал башню «спасательной вышкой», но большинство странную эту конструкцию ассоциировали с вышкой сторожевой - из тех, что время от времени показывают в фильмах про отечественные зоны и фашистские концлагеря. Флаг, впрочем, на башенном шпиле развевался привычный - все тот же российский триколор, отчего вся территория лагеря приобретала вполне официальный вид. Несмотря на курчавящуюся тут и там колючую проволоку, несмотря на европейские стеклопакеты, несмотря на бревенчатую кладку, стыдливо прикрывающую каменный фундамент резиденции. Так или иначе, но именно в этом домике протекала главная жизнь лагеря, и именно в это здание не имели права заглядывать случайные дети. Тем не менее, Гусак этой чести сегодня удостоился. Точнее - его удостоили…
А в общем, Чан был стопудово прав, не советуя бегать с жалобами к Папе, но кто же слушает добрые советы! По дурости своей Гусак сунулся во двор резиденции и даже успел выпалить пару гневных тирад, но на этом его миссию и прервали. Подростка сгребли за воротник, грубо втащили на крутое крыльцо и тычком препроводили вглубь апартаментов. Разумеется, это снова были клешни Косты, главного телохранителя Папы, а уж с этим костоломом спорить представлялось крайне неразумным. Разумеется, Гусак трепыхался и размахивал ручонками, но бывший призер Питера по боксу и обладатель черного пояса по кёкушинкаю, церемониться с мелочевкой вроде Гусака не собирался. Ни школьные достижения парнишки (два последних класса Гусак одолевал вдвое дольше положенного срока), ни его спортивные успехи, конечно, не могли впечатлить меднолобого Косту. Все телодвижения Гусака на фоне атлетической фигуры телохранителя выглядели не более, чем трепыхание окунька, угодившего на крючок. Сравнение был тем более уместным, что самым подлым образом Коста подцепил паренька под ребра и, подняв перед собой, внес в главную комнату, где и швырнул на широкий, занимающий добрых полкомнаты диван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37