Джон Глэбб, широко осклабясь, щелкнул зажигалкой.
. . . . . . . . . . .
Негров грубо согнали к роднику, где им дали выпить по глотку
отврвтительной тухлой воды и съесть по пол-пол-плошки отвратительного
жмыхового суррогата.
В кустах защелкали выстрелы - это Джон Глэбб добивал злополучных
чернокожих, искусанных тиграми и изнасилованных осьминогими семихуями.
Монтахью, морщась, разглядывал серые, изможденные лица несчастных,
оставшихся в живых - в живых осталось не более половины.
- Ладно, - сказал, наконец, Монтахью, постукивая себя стеком, -
хватит и этих...
. . . . . . . . . . .

...Наконец чистые простыни! Джакоб некоторое время лежал спокойно,
но затем, плотски возжелав, чертыхаясь поднялся и наощупь разыскал дверь
в комнату леди Елизабет.
Нащупав постель, он полез под одеяло и замер, отпрянув - простыня
была совершенно мокра от слез!
Напрасно леди Елизабет отговаривалась тем, что она, мол, только
высморкалась - Кулакин понял, что его возлюбленная плакала.
- Что ты? - нетерпеливо спросил он.
Леди Елизабет обвила его шею руками, ее мокрое лицо уткнулось ему в
плечо.
- Отец... как он мог?
- Ну... ладно... потом... догоним... - торопливо сказал Джакоб,
поглощенный более проходящем в нем сперматогенезом, нежели несчастьем
подруги.
- Отец, - рыдая говорила леди Елизабет, - он был такой хороший,
добрый! Как он мог так поступить с нами!
За стенкой, со стоном отхаркиваясь, надрывно закащлял бедняга Питер
Счахл.
- Эх...мне бы твои заботы! - Джакоб раздраженно отпрянул от липкого
лица подруги.
- Джакоб! - послышался в темноте коридора встревоженный голос
Виторгана и шум опрокидывающихся стульев, - Джакоб, где ты? Иди сюда! Что
случилось? Кто это там кашляет?
Кулакин, горько усмехнувшись, провел рукой по вздрагивающим плечам
возлюбленной и, встав, со всего маху налетел на несгораемый шкаф.
- Черт! - вскричал он.
- Что случилось? - испуганно прошептала леди Елизабет.
- Да ничего... Об шкаф треснулся...
. . . . . . . . . . .
...Но больше всего адская тропическая жара досаждала самому лорду
Хроню. Он сидел под деревом совершенно опухший от пива, и невразумительно
лопотал.
Лысый Монтахью, подтянутый и невозмутимый, в ослепительно начищенных
кожаных крагах, расхаживал по разработкам, постукивая себя стеком.
Негры ритмично поднимали в воздух блестящие на солнце мотыги и с
уханьем вонзали в землю.
Подойдя к раскидистой папайе у самой горы, Монтахью пристально
вгляделся в синюю тень и визгливо крикнул:
- Нгава!
Потное, сонное лицо чернокожего высунулось на солнце.
- Нгава! Почему не работай черная скотина?
Негр встал, пряча масляные глаза и почесываясь.
- Моя пуза гуляй, масса. Нажралась вшивая пойла.
Монтахью, постукивая себя стеком, жестко сказал:
- Твой врет, черномазый! Вас кормят отлично! Запомни, Нгава: если
негр работай много-много - хорошо, я давай ему сытная жратва, сытная
пойла, жри папайю до отвала. Если мала-мала - плохо, убивай черномазая
скотина вымбовкой. Поняла моя?
- Да, масса Мандахуй...
. . . . . . . . . . .
...Где Хронь? Где этот несчастный хрыч?
Он под деревом сидит,
По турецки говорит...
. . . . . . . . . . .
...Однако бедняга не успел отдышаться, как снова забахали выстрелы.
Зажав платком простреленную грудь, Питер Счахл, отчаянно кашляя,
быстро побежал в гору.
. . . . . . . . . . .
Дверь раскрылась и связанного Джакоба ввели в кубрик. Сидящий там
человек поднял голову и долго вглядывался в Кулакина, злорадно ухмыляясь.
- Знаешь кто я? - наконец спросил он.
- Нет, не имею чести, - ответил пленник.
- Я Окаянный Джильберт!
После многозначительной паузы Окаянный Джильберт хлопнул кулаком по
столу:
- Слыхал про Окаянного Джильберта?!!
Джакоб спокойно молчал.
- Смекнул с кем дело имеешь?!! С Окаянным Джильбертом!
Окаянный Джильберт, видимо, высоко ценил свое прозвище.
- Сэр Окаянный Джильберт, не сочтите за труд выслушать...
- Стой! Ты как меня назвал?!!
- Сэр, вы представились мне, и я позволил себе...
- Стой! Запомни: здесь говорю и спрашиваю я! Понял? Я...
- Окаянный Джильберт... - невольно добавил пленник.
. . . . . . . . . . .
Андрей Миронов в костюме католического священника, воздев очи долу,
подпрыгивает и поет:
Обрати внимание
На мои страдания!
Умерь мою страсть,
Окажи милость!
То-ло-ли-ло-ли-ло-ло!
( Это, видимо, Валера включил не "Папуаса из Гондураса", а другой
исторический телефильм - из парижской жизни. )
. . . . . . . . . . .
- ...Надо спасать беднягу, а то скальп снимут! - шепотом сказал
Джакоб.
Виторган поднял голову и посмотрел на него.
- Ну, чего смотришь? Встал и пошел!
- Убьют ведь...
- А что, лучше если меня убьют? Или, может Лизавета пойдет? Иди, я
прикрою.
Виторган подвигал желваками, плюнул, энергично встал и пошел. Дойдя
до середины луга он остановился и как-то жалостно, беспомощьно оглянулся
на Джакоба. В эту же секунду послышался тягучий звон.
Как неловко, в затмении умирает человек, пронзенный стрелой! Она
вошла в него сзади, зазубренная, геральдически-отрешенная и не убила
насмерть, а непоправимо ранила.
Вся жизнь позади, человек ощущает себя лишь продолженим тягостного
пения стрелы. Он, не смея упасть даже на колени, страшится дотронуться до
красного клюва стрелы, слабыми руками расстегивая камзол.
Последним напряжением он удерживает равновесие, стоя посреди потного
зеленого луга.
Стрела указывает на его дрожащее тело и спереди и сзади.
Виторган упал навзничь и почувствовал стрелой строгое подталкивание
земли, и уже чуть различимый красный клюв ринулся на небо...
( Валере делается не по себе - как-то эта сцена выпадает из
телефильма; или во время сьемок по-настоящему ухлопали Виторгана? )
. . . . . . . . . . .
- Кто это? - вскричала леди Елизабет, на скаку хватая Джакоба за
руку.
Джакоб вгляделся в пыль. Там на обочине дороги, неподвижно сидел
человек, одетый во все белое.
- А! - сказал Джакоб, - знаю этого. Бхалтда.
- Индеец, что ли?
- Индиец.
- Откуда здесь индийцы? Здесь индейцы живут.
- А кто их разберет. Чучмеки тут живут...
Бхалтда, приветствуя путников, прижал руки к груди и встал, наклонив
умотанную в белое тряпье голову.
- Бхалтда! - закричал Джакоб, поравнявщись с индийцем, - видел
Монтахью? Говори!
- Видел, сагиб. Езжай другой дорогой - Монтахью подпилил сегодня
мост через Большой Каньон.
- Ты сам это видел? - спросила леди Елизабет, порывисто дыша.
- Да, Мэм-сагиб.
- И что... здорово подпилил? - озадаченно осведомился Джакоб.
- Пеший воин не проложит по этому мосту тропу.
Джакоб удрученно взглянул в сторону удаляющейся кареты, нахмурившись
стегнул скакуна и помчался сквозь пыль. Леди Елизабет, строя индийцу
глазки, помчалась за Джакобом.
- Ну, если соврал!... - скрипя зубами, прокричал ей Кулакин, - шкуру
спущу с индуса пархатого!
- Но как же мы проедем, Джакоб?
Джакоб Кулакин хмуро молчал, напряженно вглядываясь в даль. Там уже
разворачивалась грандиозная панорама Большого каньона.
Питер Счахл высунулся из окна кареты и, кашляя, восторженно указал
всадникам на отвесные рыжие скалы, мерцающие в дымном мареве. Показался
мост.
- Но, милый, пора сворачивать!
- Не так страшен черт, как его малюют, - процедил Джакоб.
- Джакоб!
- Ну, что? Что "Джакоб"? Я уже тридцать лет Джакоб! Молчи, Лизабета!
Ветер свистел в ушах. Леди Елизабета, крича, тщилась нагнать Джакоба
Кулакина, бесстрашно пришпоривающего скакуна.
Карета с грохотом въехала на мост, и он тотчас развалился.
Джакоб поднял коня на дыбы перед раскрывшейся бездной. Кони,
попятясь, смотрели красными, косыми глазами на медленное падение обломков
маста и кареты вниз, к переливающейся на солнце нитке Колорадо.
Там и сям на поверхности реки показались сверкающие розочки
всплесков.
Только когда грохот затих, совершенно белая от ужаса леди Елизабет
прошептала:
- О боже... Бедный Питер...
- Черт побери! - вскричал красный как пион Джакоб, - индус оказался
прав! Так я и думал!
- О боже... Джакоб, но почему ты решился ехать по этому мосту?
- Черт побери! Каррамба! Все, как-то думал, обойдется...
- О, как ты непредусмотрителен!
- Молчи, Лизабета! Не трави душу...
Путники спешились. Скакуны принялись щипать чаппораль, леди Елизабет
стала собирать цветы и грибы. Джакоб сел на пень и наморщил лоб.
- Итак, - сказал он, подумав,- мы остались без кареты, без бедняги
Питера, что еще хуже... впрочем, на всех карет не напасешся, а бедняга
все-равно долго не протянул бы. Одна ты у меня осталась, Лизабета... И
черт меня побери, если я знаю, что теперь делать! - он в ярости вскочил.
- Лизабета!
Леди Елизабет грустно посмотрела на Джакоба Кулакина.
- Лизабета! Вперед!
. . . . . . . . . . .
Мрамалад остановился как вкопанный: ноги на ширине плеч, чуть согну-
ты, руки будто держат перед грудью стекло.
Громадная толпа индейцев, гикая, свистя и улюлюкая, опрометью бежала
на него со всех сторон.
Мрамалад встречал их короткими ударами по морде. Индейцы валились с
ног и начинали ползать по траве, как младенцы.
Для Мрамалада особенно удобны были набегающие на него сзади, этих он
не оглядываясь хватал и перебрасывал через себя вперед, сшибая заодно
троих-четверых набегающих спереди. Таким образом без особенного
напряжения Мрамалад действует минут десять, никого, однако, не зашибая
насмерть.
Наконец очередь доходит до самого главного индейца, такого же
сильного и отважного как Мрамалад. Индеец Мрамаладу стукнул в морду,
Мрамалад стукнул индейцу в морду. Индеец Мрамалада три раза стукнул в
морду, и Мрамалад три раза индейца.
Через десять минут вконец замордованный главный индеец предлагает
мир.
Mрамалад, видя, что нейтрализовал дурное влияние Лысого Монтахью,
братается с главным индейцем; но тут один самый подлый индеец со зверской
мордой поднимается из травы и метко бросает в Мрамалада нож.
. . . . . . . . . . .
Часто останавливаясь от рыданий, Джакоб большими красными буквами
написал на перекладине креста: "Леди Елизабет Джамбаттиста Хронь. Спи
спокойно, дорогая подруга. Клянусь тебе..." - но больше на перекладине не
было места. Некоторое время Кулакин стоял молча, утирая слезы и ежась от
ледяного ветра, дующего с Атлантики.
Неожиданно за его спиной послышался надрывный кашель. В страшном
ужасе Джакоб оглянулся и окаменел: действительно, перед ним стоял бедняга
Питер Счахл, живой и невредимый.
Джакоб протянул руку и потрогал беднягу. Тот разразился приступом
жесточайшего кашля.
- А... разве ты... не упал тогда с каретой?
- Упал...- еле смог сказать Питер сквозь приступ надрывного кашля.
- Так, понятно... Ну, и?
- И ничего. Отлежался...
. . . . . . . . . . .
Княгиня некоторое время молча ходила взад-вперед, искоса поглядывая
на него.
Свет свечей колыхался от сквозняка и ркрашивал в желтый цвет белые,
сплошь покрытые инеем, окна.
- Вы не похожи на русского, - задумчиво сказала княгиня.
- Вы правы, княгиня. Я папуас.
. . . . . . . . . . .
ГЛАВА ВТОРАЯ.
Глава ужасов о том, как масоны чуть не погубили кочегара.
"Чудеса в наше время случаются только поганые"
А. и Б. Стругацкие
Трудно, конечно, смотреть телевизор такими неравноценными кусочками,
но в общем все понятно. Тем более, что когда Валера приезжал на работу,
он расспрашивал о содержании пропущенных кусков телефильма у своего
приятеля Ивана, кочегара.
Иван парень грамотный, и как многие кочегары - начитанный, но тоже
не дослужился до пятого разряда, потому как он такой раздраженный на
судьбу, что его все, где могут, затирают и втаптывают в говнище.
Иван глубоко презирал телефильм, но из злости смотрел, ничего не
пропуская. Телефильм "создан", как он с невыразимой ненавистью говорит,
по мотивам "Наследника из Калькутты".
( Это подозревают многие телезрители, поэтому кратко расскажу о
знаменитом романе Штильмарка и Василевского "Наследник из Калькаутты".
Книга написана тяжелым, липким языком и повествует о непрекращающейся
погоне героев времен героического капитализма друг за другом - по Европе,
Азии, Африке, Америке, по разным океанам и т. д. ( особенный шик
заключается в том, что одно из немногих мест, где герои не появляются -
это Калькутта). Цель этой нудной погони очень невнятна, непонятно и то,
почему героев мотает то на один, то на другой конец земного шара.
Описание погони прерывается не относящимися к сюжету экскурсами в далекое
прошлое. Лейтмотивом книги является описание какого-то острова, на
который все персонажи по необьяснимой причине регулярно наведываются и
околачиваются там, пока не наступит время пускаться в погоню. Насколько я
помню, к концу книги все герои, даже разных национальностей, оказываются
друг другу кузенами, братьями или детьми и вчистую истребляются друг
другом, пограничниками, пиратами, разбойниками, алькальдами, таможен-
никами, работорговцами, неграми, индейцами, обитателями необитаемых
островов и регулярными войсками. Книга приятно оформлена, оценивается на
рынке в 60 - 70 рублей и предназначена, видимо, для слабоумных.
Почитатели книги говорят, что она учит их мужеству и находчивости, а один
книжный маклак заявил мне, что она "учит его любить жизнь"! Словом, книга
является одной из лучших в этом роде, но слабо напоминает четко
мотивированного и пронизанного причинно-следственными связями "Папуаса
из Гондураса". )
Но Иван интеллигент, пишет авангардные стихи, и поэтому люто
ненавидит и валит в одну кучу и "Наследника из Калькутты", и "Папуаса из
Гондураса", которые, по его определению, являются "масонскими штучками".
К масонству Иван особенно нетерпим и считает это страшное гипотетическое
явление источником всех общественных и своих личных невзгод. Валеру
Маруса он, в целом, масоном не считал и поэтому был к нему снисходителен,
разрешал целыми днями греться у себя в котельной.
Я потому про этого Ивана так подробно говорю: дело в том, что Валера
рассказал ему нехитрый рецепт изготовления браги из томатной пасты, и в
воскресенье, когда мороз как раз ослаб, Иван заехал к Валере попробовать,
что за брага получается.
У Валеры совсем поспела пятилитровая банка, они сели и сразу стали
пробовать. Иван некоторое время чувствовал себя неловко, уж больно убогая
оказалась обстановка, он даже не ожидал.
Валера, наоборот, был приятно взволнован и оживлен, потому что надо
же молодец какой - такую брагу хорошую сделал.
- Ну что, Иван, хорошая бражка?
- Да ничего, только страшная какая: красная.
- Ну и что, что красная?
- А вот осадок какой красный.
- Ну, не хочешь, так можно через марлю процедить. А я прямо с осад-
ком пью. А забирает зато здорово, как-то по особенному.
- Я что-то не чувствую.
- Погоди, скоро почувствуешь. Я ее еще маленькой укрепил.
- Ну не дурак ли ты, Валера? Я к нему специально еду брагу пробо-
вать, а он туда водку влил! Водку-то лучше бы отдельно выпили!
- Нет, Иван, так гораздо лучше, и ты так делай. Я вино, брaгу больше
люблю. Водку выпил и хлоп, все. А тут сидишь, пьешь.
- Чего ты говорил - у тебя электричества нет?
- Так сегодня потеплело, электричество больше не отключают. Жалко,
сегодня как раз "Папуаса из Гондураса" не показывают - воскресенье.
- Да ну его в жопу, я его вообще больше смотреть не буду. Такое
говно телефильм! Мне только один момент понравился.
- Это про что?
- Про мушкетеров смотрел серию? Ну, история этого алмаза дурацкого?
- Нет, Иван, не видел я. В гости я ходил. Ты расскажи. Я только про
Высокое Возрождение видел, а следующую не смотрел. Что там было?
- Ну и правильно, что не видел - такая блевота, хоть плачь. Ну, про
д"Артаньяна и Блеза Паскаля. Ты хоть слышал про Паскаля?
- Слышал чего-то.
- Эх, Валера, тростник ты мыслящий. Ну там короче, д"Артаньян ради
карьеры у Паскаля невесту увел, потом его шпагой проткнул и веселую песню
спел. Тьфу ты,"Что за рыцарь без удачи!" Но один момент хороший, ничего
не скажешь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9