И эта неудача ничуть ее не расстроила.
В голове у Нелл продолжали крутиться недоуменные вопросы. «Зачем же она попросила меня, если знала, что все равно ничего не получится?» И, в какой-то вспышке вдохновения, ответ: «Она хотела дать мне задание, которое изолирует меня и не позволит мне разговаривать с остальными. Но почему?» И наконец, в порядке предупреждения себе самой: «Будь осторожна. У пешки на шахматной доске всегда очень узкий кругозор. Есть многое во Внешней системе, Нелл Коттер, что тебе даже во сне присниться не может. Если хочешь добраться до самой подноготной, тебе лучше этого не забывать. И если хочешь уберечься от беды, лучше тебе не путать заявления Хильды Брандт с ее мотивами».
18
ГЛУБИННОЕ ОТКРЫТИЕ
Джон Перри чувствовал себя откровенно несчастным. Он никогда не отличался умением распознавать эмоции – как свои собственные, так и чьи-то еще. Наблюдая за тем, как Нелл Коттер бродит среди группы, пытаясь убедить всех вернуться в апартаменты Хильды Брандт, он безуспешно пытался прочесть выражение на ее лице. В конце концов Джон все-таки к ней подошел. Нелл приветствовала его легким, отстраненным кивком. Она приняла его предложение помочь и даже достаточно свободно с ним поговорила; но это была всего лишь оживленная, безличная болтовня незнакомки в лифте.
Пока, без всякого объявления войны, Нелл вдруг не повернулась к нему и низким, свирепым голосом не прошипела:
– Почему ты это сделал? И не вздумай спрашивать, что.
Джон и сам об этом задумывался. Ему нравилась Вильса, и он чувствовал себя с ней совершенно непринужденно. Но вовсе не по этой причине он отправился с ней на Европу после того, как почти что дал Нелл обещание взять с собой именно ее. И Джон действительно хотел отправиться туда с Нелл.
Он покачал головой.
– Я не знаю. Мне очень жаль, но я правда не знаю. Не знаю я, почему я это сделал.
Нелл несколько секунд сверлила его взглядом, неподвижно стоя в своей характерной позе со склоненной набок головой.
– Ты только что спас свое лицо, Джон Перри. Не считая некоторых других твоих органов. Ты дал мне единственный ответ, в который я могу поверить. Ладно, проехали.
Джон следил за ее взглядом, пока Нелл изучала остальных. Они медленно, но уверенно двигались к апартаментам Хильды Брандт.
– Остаток пути они могут пройти без нас. – Нелл крепко взяла его под руку. – Мы побудем снаружи. Я должна с тобой поговорить.
– Я уже несколько дней хочу с тобой поговорить.
– Тогда у тебя будет шанс. Но сперва ты послушаешь. Хильда Брандт хочет, чтобы я и все остальные в ближайшие несколько часов покинули Европу. Все, кроме тебя. Но Вильса говорит, что ее пригласили вернуться после очередной серии концертов. Скажи, это ты организовал?
– Нет. Честное слово, Нелл. Я даже об этом не знал. Я к Вильсе ничего такого не испытываю.
– А что ты тогда к ней испытываешь? Тьфу, черт, не хочу опять начинать. Но будь я проклята, если вернусь на Ганимед, тревожась о тебе и не зная, что будет дальше. Соберись с мыслями, Джон Перри. Будем мы вместе или нет?
– Ну-у...
– Не телись. – Нелл потянулась схватить его за уши – покрепче, чтоб было больно. – Да или нет?
– Да. Определенно. Да. Я не телился. Я хочу тебя, хочу, чтобы ты была со мной. Я об этом думал еще когда мы только прибыли в Аренас. Ты такая...
Остальная часть фразы была заглушена горячим и настойчивым поцелуем Нелл.
– Ты мне эти славные словечки как-нибудь в другой раз скажи, – громко прошептала она, когда его отпустила. – Все остальное придется отложить, потому что они уже идут. Но ты не думай, что я особенно терпеливая.
Джон взглянул в сторону апартаментов Хильды Брандт и только затем понял, что Нелл смотрит совсем не туда. Из другого конца коридора приближался доктор Габриэль Шуми – а вместе с ним шла пухлая женщина с роскошными светлыми волосами. Труп из ледяной гробницы. Лицо Камиллы Гамильтон было пятнистым от кровоподтеков, и доктор на всякий случай держал ее под локоть; однако, входя в апартаменты Брандт, она шла ровно и без посторонней помощи.
– Камилла Гамильтон, – сказала Нелл. – Идем. Я должна это заснять.
Они с Джоном торопливо вошли в комнату как раз в тот момент, когда доктор Шуми начал говорить. Камилла, немного смущенная, как понял Джон, когда ему удалось заглянуть ей в глаза, села в широкое кресло с покрывалом в центре просторного помещения.
– Я обещал доктору Брандт доложить как можно скорее, иначе бы меня сейчас здесь не было. – На элегантном лице врача было удрученное выражение. – И если бы все, находящиеся в этом помещении, не заверили меня, что Камилла Гамильтон замерзла как сосулька и уже, судя по всему, час как мертва, я бы попросил вас прекратить свои розыгрыши и не отнимать понапрасну время у переутомившихся докторов. Мисс Гамильтон, пожалуйста, встаньте. И немного пройдитесь.
Камилла так и сделала, слегка косолапя и понурив голову от смущения.
– Я чувствую себя призовым экспонатом на старомодной выставке домашних животных. Пожалуй, скорее индейкой, – она взглянула на всех по очереди. – А где Джон Перри и Вильса Шир? Я хочу поблагодарить их за то, что они спасли мне жизнь.
– Как вы все можете видеть, – продолжал Шуми, – она явно восстанавливается и уже функционирует почти нормально. Но Бога ради, не спрашивайте меня или кого-то еще из медсанчасти, как ей это удалось. Есть два-три совершенно безопасных способа довести температуру человеческого тела до отрицательной, и мы нередко проделываем это при сложных операциях. Но при этом никого просто-напросто не выставляют на чудовищный мороз.
– Люди, которые проваливаются под лед, – отважился Тристан, – в замерзающую воду...
– После чего все их системы отключаются и температура тела падает за несколько секунд. Потребление кислорода мозгом тоже падает. Только так они могут выжить, – Габриэль Шуми жестом предложил Камилле снова сесть. – Однако, согласно всему, что мне было рассказано, здесь случилось нечто совершенно иное. Температура в вездеходе должна была понизиться медленно, за определенный период времени. Это верная смерть. А еще страннее то, что у вас, мисс Гамильтон есть удержанная вода и... лед.
– Лед? – Хильда Брандт улыбалась Камилле с каким-то собственническим выражением лица.
– Твердый лед, доктор Брандт. Когда мы доставили мисс Гамильтон в рентгеновское отделение, по всему ее телу, поблизости от кожи, оказались рассеяны комки льда. Самые разные – весом от нескольких граммов до пары килограммов. По мере того как комки таяли, она избавлялась от избыточной воды естественным образом – шестьдесят килограммов начиная с того момента, как она вошла в мою лабораторию и заканчивая тем, когда она из нее вышла. Можно сказать, чудесная прокачивающая работа для почек. Я так прикидываю, что еще должно выйти пятнадцать-двадцать килограммов, прежде чем мисс Гамильтон достигнет своего обычного веса. Но все это жидкость.
– Теперь уже никакой спешки, – сказала Камилла и улыбнулась. – Вы все в полной безопасности. Не беспокойтесь, я себя не опозорю.
– Могло ли как-то помочь образование льда? – спросил Дэвид Ламмерман. На его лице непрерывно играла улыбка. – Я хочу сказать, когда вода превращается в лед, она отдает свою скрытую теплоту. Эта теплота могла поддерживать нужную температуру в остальных частях тела.
– Действительно, при образовании льда так и происходит. И теплота действительно выделялась, – Шуми покровительственно кивнул Дэвиду. – Но я предлагаю вам объяснить мне, как это могло помочь в данном случае. Если я выпью пятьдесят-сто литров воды – предполагая, что я смогу столько проглотить, а я уверен, что не смогу, – и вы начнете меня замораживать, я могу начать образовывать комки льда по всему телу... но они безусловно не будут появляться в каких-то определенных местах, чтобы сохранить остальные мои органы от замерзания.
– А вы это проделывали? – Дэвид Ламмерман бочком подбирался к Камилле. Ему хотелось ее обнять. – Выпивали вы когда-нибудь сто литров воды?
– Дэвид, я сама не знаю, что я сделала, – Камилла подалась вперед и протянула к нему руки. – Насколько я знаю, все произошло именно так, как я рассказала доктору Шуми. Я сидела в машине, зная, что мне не хватает тепла, уверенная в том, что замерзну до смерти, прежде чем кто-то заметит мой маяк или хотя бы поймет, что я пропала. Затем я начала анализировать новые данные, которые я получила из центра РСН, – догадываюсь, это был мой способ мысленного бегства от реальности. Последнее, что я помню, это что я находилась в самой середине вычислений, и они начинали становиться по-настоящему интересными. А потом я проснулась. Проснулась здесь. Я правда не помню, как пила воду, теряла сознание или что-то еще в таком роде. Быть может, мысль о том, что я сейчас замерзну, как-то повлияла на мой мозг, хотя сейчас я чувствую себя достаточно нормально.
– Ваш мозг ничто не затронуло, – сказал доктор Шуми. – По крайней мере, ни по одному из обычных вариантов. Я запросил с Ганимеда диаграмму вашего мозгового сканирования. Ваш мозг функционирует точно так же, как и всегда.
– Так что же все-таки со мной случилось?
– Как раз до этой точки мы и дошли. – Габриэль Шуми бросил косой взгляд на Хильду Брандт. – Я не могу ответить на этот вопрос. Хотя я признаю, что у вас, мисс Гамильтон, есть все основания его задать. Быть может, через несколько дней...
– У вас есть для меня какие-то рекомендации, доктор Шуми?
– Что ж, ей определенно не следует покидать Европу, пока она не вернется к нормальной физической форме, – врач обращался к Хильде Брандт. – А это может составить не меньше трех суток, если она сохранит прежние темпы восстановления. Хотя, разумеется, я бы хотел провести более тщательное обследование.
– Если она не возражает. Она, знаете ли, ваша пациентка, а не подопытное животное.
– Разумеется, – Шуми был захвачен врасплох неожиданной резкостью в голосе Хильды Брандт.
– Очень хорошо, – Брандт встала прямо перед Камиллой и внимательно посмотрела ей в глаза. Похоже, ее порадовало то, что она там увидела. – Такие вот дела, моя милая. Даже если бы доктор Шуми не стал бы на этом настаивать, я собиралась отказаться отпускать вас еще по меньшей мере пару суток.
Она выпрямилась.
– Что же касается всех остальных, для вас, боюсь, вечеринка закончена. Здесь научно-исследовательское учреждение, хотя после нынешних событий вам, быть может, трудно в это поверить. Мы найдем кого-нибудь, кто позаботится о том, чтобы организовать вашу доставку на Ганимед.
В манере Хильды Брандт присутствовала какая-то небрежная уверенность, которая предотвращала все споры. Нелл, видя ее сейчас, уже ни секунды не сомневалась, что обращенная к ней не так давно просьба Хильды Брандт была сделана совсем по другим причинам. При желании директор научно-исследовательского центра одна могла спокойно очистить любое помещение на «Горе Арарат», причем всего за пару минут.
– Но я должен остаться, Нелл, – прошептал Джон. – Уже через час-другой я отправлюсь к «Капле». Если ты хочешь, чтобы я еще раз попытался убедить доктора Брандт насчет тебя...
– Пустая трата времени. Ты только на нее посмотри.
Джон уставился на спокойное, добродушное лицо Хильды Брандт.
– По-моему, она вполне доброжелательна.
– Это потому, что ты совершенно ее не знаешь. Она вполне доброжелательна, но «да» она тебе нипочем не скажет.
– Что, если ты еще несколько минут побудешь со мной, прямо сейчас...
– Зачем, Джон? Ты хочешь по-быстрому перепихнуться? Вообще-то мысль неплохая, но я уже так не думаю. Я это уже лет десять как прекратила практиковать. Теперь я обожаю хорошенько поваляться, – Нелл протянула руку и похлопала его по щеке. – Ну вот, я тебя шокировала.
– Ты ведь это не всерьез!
– Да-да, знаю – ты таким не занимался. Ты сам мистер Невинность. Это все мой испорченный нрав, и я должна сказать, что испытываю немалое искушение. Очень хочется увидеть тебя голым. – Нелл поколебалась и наконец покачала головой. – Нет. Иди занимайся своей «Каплей» и держи свои сексуальные руки под контролем. Но помни – я вернусь. Как только найду способ устроить это дело. Европа сейчас – главное место действия.
«Это все мой испорченный нрав». Джон решил, что ему это определенно по вкусу. Он никогда не встречал женщины, которая бы так разговаривала – по крайней мере, с ним. Всю дорогу до Вентиля Джон думал о Нелл. И как это он ухитрился ее подцепить? И почему она назвала его «мистер Невинность»? Он был вполне опытным, а вовсе не невинным.
Когда Джон наконец оказался на ледяном спуске Вентиля, он понял, что Хильда Брандт была мудрее, чем ему казалось. Предварительное погружение, которое они с Вильсой Шир предприняли в «Данае», в то время представлявшееся Джону не особенно нужным, позволило ему теперь сосредоточиться на «Капле», а не тревожиться о том, что будет дальше.
При том, что ему действительно требовалось сосредоточиться. По европейским стандартам Джон был опытным оператором системы Вентиля, а потому никого не послали помогать ему со спуском по льду в воду. Однако солидная часть его разума была по-прежнему с Нелл.
Они обязательно будут друг с другом долго-долго. Они разделят множество чудных лет.
Если только раздумья о Нелл сперва его не убьют.
Джон оторвал взгляд ото льда и понял, что «Капля» уже от него ускользает. Однако ее балансировка была совсем другой, чем у «Данаи», и в результате Джон разместил буксировочные дреки не в тех местах. Округлое, прозрачное судно наклонялось далеко вперед. Гонясь за ним и исправляя крен, Джон неверно оценил оставшееся у него время. Когда он снова поднял взгляд, погружаемый аппарат уже находился на полпути по ледяному скату, его люк был широко раскрыт. Джону пришлось запрыгнуть на борт и задраивать люк, когда погружаемый аппарат одолевал последние тридцать метров наклонной дорожки. Но даже тогда герметичные затворы еще не сработали. Они все-таки встали на место, когда вода уже плескала по основанию судна.
В конце концов «Капля» оказалась отбалансирована и освободилась от дреков, плавно скользя по ледяному спуску в спокойные воды Вентиля. Первые пять минут Джон позволял погружаемому аппарату бесконтрольно падать сквозь толстенный щит, что огораживал Европейский океан. Только когда он прошел мимо нижней границы льда, где давление уже составляло пятнадцать земных атмосфер, Джон оторвал глаза от индикаторов и мониторов.
Единственным, что поразило его, была незнакомая зелень индикатора давления. Этот дисплей модифицировали, изменив шаг увеличения давления от десятой доли атмосферы на метр, каким он был на Земле, до всего-навсего восьмидесятой доли атмосферы на метр, более соответствующей Европе.
Всего-навсего – если не считать того, что Джон держал путь к черным глубинам, неслыханным в земных океанах. Скорее по привычке, чем по необходимости (Джон инстинктивно знал, где он и куда направляется) он сверился с инерциальной навигационной системой. Удовлетворенный увиденным, Джон установил неспешный курс на Жаровню: глубина сорок семь километров, давление шестьсот земных атмосфер. Область высокого давления даже по земным стандартам.
Джон взглянул на новый индикатор. Текущая глубина: пять с половиной километров. Давление: восемьдесят шесть атмосфер.
Он выслал вперед один из свободноплавающих источников света, или попросту плывунов, и включил его. Вода была менее прозрачна, чем во время его последнего вояжа. Либо уровень апвеллинга здесь был выше, либо больше мусора выплавлялась и падало со дна ледяного слоя наверху. Так происходило и на Земле – в Северном Ледовитом океане. Но здесь имелось одно колоссальное отличие. Мутность европейской воды могла обусловливаться присутствием любых видов неорганических соединений, однако в нее не вносил свой вклад завораживающий, невероятно разнообразный детрит живых существ – смесь, благодаря которой каждый отбор пробы земной воды становился экспериментом, в результате которого можно было обнаружить ранее неклассифицированные формы жизни.
Джон хотел исследовать как можно больший участок океанского дна по пути до Жаровни. Он позволял «Капле» падать, пока не оказался в тридцати метрах от дна и не смог с легкостью увидеть в прозрачной воде неровные контуры океанского ложа. Остроконечные каменные выступы подобно сине-черным зубам акулы угрожающе выпирали в сторону прозрачного корпуса его судна. Маршрут проносил Джона мимо северной подводной оконечности горы Арарат. Он обогнул плоское каменное плато, которое, согласно картам, местами поднималась почти через весь ледяной слой примерно до двухсот метров от поверхности Европы.
Расплавить ледяное покрывало, и оно обратится в воду, которая составит лишь девять десятых первоначального объема. Тогда уровень поверхности упадет – быть может, достаточно глубоко, чтобы это каменное плато обнажилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
В голове у Нелл продолжали крутиться недоуменные вопросы. «Зачем же она попросила меня, если знала, что все равно ничего не получится?» И, в какой-то вспышке вдохновения, ответ: «Она хотела дать мне задание, которое изолирует меня и не позволит мне разговаривать с остальными. Но почему?» И наконец, в порядке предупреждения себе самой: «Будь осторожна. У пешки на шахматной доске всегда очень узкий кругозор. Есть многое во Внешней системе, Нелл Коттер, что тебе даже во сне присниться не может. Если хочешь добраться до самой подноготной, тебе лучше этого не забывать. И если хочешь уберечься от беды, лучше тебе не путать заявления Хильды Брандт с ее мотивами».
18
ГЛУБИННОЕ ОТКРЫТИЕ
Джон Перри чувствовал себя откровенно несчастным. Он никогда не отличался умением распознавать эмоции – как свои собственные, так и чьи-то еще. Наблюдая за тем, как Нелл Коттер бродит среди группы, пытаясь убедить всех вернуться в апартаменты Хильды Брандт, он безуспешно пытался прочесть выражение на ее лице. В конце концов Джон все-таки к ней подошел. Нелл приветствовала его легким, отстраненным кивком. Она приняла его предложение помочь и даже достаточно свободно с ним поговорила; но это была всего лишь оживленная, безличная болтовня незнакомки в лифте.
Пока, без всякого объявления войны, Нелл вдруг не повернулась к нему и низким, свирепым голосом не прошипела:
– Почему ты это сделал? И не вздумай спрашивать, что.
Джон и сам об этом задумывался. Ему нравилась Вильса, и он чувствовал себя с ней совершенно непринужденно. Но вовсе не по этой причине он отправился с ней на Европу после того, как почти что дал Нелл обещание взять с собой именно ее. И Джон действительно хотел отправиться туда с Нелл.
Он покачал головой.
– Я не знаю. Мне очень жаль, но я правда не знаю. Не знаю я, почему я это сделал.
Нелл несколько секунд сверлила его взглядом, неподвижно стоя в своей характерной позе со склоненной набок головой.
– Ты только что спас свое лицо, Джон Перри. Не считая некоторых других твоих органов. Ты дал мне единственный ответ, в который я могу поверить. Ладно, проехали.
Джон следил за ее взглядом, пока Нелл изучала остальных. Они медленно, но уверенно двигались к апартаментам Хильды Брандт.
– Остаток пути они могут пройти без нас. – Нелл крепко взяла его под руку. – Мы побудем снаружи. Я должна с тобой поговорить.
– Я уже несколько дней хочу с тобой поговорить.
– Тогда у тебя будет шанс. Но сперва ты послушаешь. Хильда Брандт хочет, чтобы я и все остальные в ближайшие несколько часов покинули Европу. Все, кроме тебя. Но Вильса говорит, что ее пригласили вернуться после очередной серии концертов. Скажи, это ты организовал?
– Нет. Честное слово, Нелл. Я даже об этом не знал. Я к Вильсе ничего такого не испытываю.
– А что ты тогда к ней испытываешь? Тьфу, черт, не хочу опять начинать. Но будь я проклята, если вернусь на Ганимед, тревожась о тебе и не зная, что будет дальше. Соберись с мыслями, Джон Перри. Будем мы вместе или нет?
– Ну-у...
– Не телись. – Нелл потянулась схватить его за уши – покрепче, чтоб было больно. – Да или нет?
– Да. Определенно. Да. Я не телился. Я хочу тебя, хочу, чтобы ты была со мной. Я об этом думал еще когда мы только прибыли в Аренас. Ты такая...
Остальная часть фразы была заглушена горячим и настойчивым поцелуем Нелл.
– Ты мне эти славные словечки как-нибудь в другой раз скажи, – громко прошептала она, когда его отпустила. – Все остальное придется отложить, потому что они уже идут. Но ты не думай, что я особенно терпеливая.
Джон взглянул в сторону апартаментов Хильды Брандт и только затем понял, что Нелл смотрит совсем не туда. Из другого конца коридора приближался доктор Габриэль Шуми – а вместе с ним шла пухлая женщина с роскошными светлыми волосами. Труп из ледяной гробницы. Лицо Камиллы Гамильтон было пятнистым от кровоподтеков, и доктор на всякий случай держал ее под локоть; однако, входя в апартаменты Брандт, она шла ровно и без посторонней помощи.
– Камилла Гамильтон, – сказала Нелл. – Идем. Я должна это заснять.
Они с Джоном торопливо вошли в комнату как раз в тот момент, когда доктор Шуми начал говорить. Камилла, немного смущенная, как понял Джон, когда ему удалось заглянуть ей в глаза, села в широкое кресло с покрывалом в центре просторного помещения.
– Я обещал доктору Брандт доложить как можно скорее, иначе бы меня сейчас здесь не было. – На элегантном лице врача было удрученное выражение. – И если бы все, находящиеся в этом помещении, не заверили меня, что Камилла Гамильтон замерзла как сосулька и уже, судя по всему, час как мертва, я бы попросил вас прекратить свои розыгрыши и не отнимать понапрасну время у переутомившихся докторов. Мисс Гамильтон, пожалуйста, встаньте. И немного пройдитесь.
Камилла так и сделала, слегка косолапя и понурив голову от смущения.
– Я чувствую себя призовым экспонатом на старомодной выставке домашних животных. Пожалуй, скорее индейкой, – она взглянула на всех по очереди. – А где Джон Перри и Вильса Шир? Я хочу поблагодарить их за то, что они спасли мне жизнь.
– Как вы все можете видеть, – продолжал Шуми, – она явно восстанавливается и уже функционирует почти нормально. Но Бога ради, не спрашивайте меня или кого-то еще из медсанчасти, как ей это удалось. Есть два-три совершенно безопасных способа довести температуру человеческого тела до отрицательной, и мы нередко проделываем это при сложных операциях. Но при этом никого просто-напросто не выставляют на чудовищный мороз.
– Люди, которые проваливаются под лед, – отважился Тристан, – в замерзающую воду...
– После чего все их системы отключаются и температура тела падает за несколько секунд. Потребление кислорода мозгом тоже падает. Только так они могут выжить, – Габриэль Шуми жестом предложил Камилле снова сесть. – Однако, согласно всему, что мне было рассказано, здесь случилось нечто совершенно иное. Температура в вездеходе должна была понизиться медленно, за определенный период времени. Это верная смерть. А еще страннее то, что у вас, мисс Гамильтон есть удержанная вода и... лед.
– Лед? – Хильда Брандт улыбалась Камилле с каким-то собственническим выражением лица.
– Твердый лед, доктор Брандт. Когда мы доставили мисс Гамильтон в рентгеновское отделение, по всему ее телу, поблизости от кожи, оказались рассеяны комки льда. Самые разные – весом от нескольких граммов до пары килограммов. По мере того как комки таяли, она избавлялась от избыточной воды естественным образом – шестьдесят килограммов начиная с того момента, как она вошла в мою лабораторию и заканчивая тем, когда она из нее вышла. Можно сказать, чудесная прокачивающая работа для почек. Я так прикидываю, что еще должно выйти пятнадцать-двадцать килограммов, прежде чем мисс Гамильтон достигнет своего обычного веса. Но все это жидкость.
– Теперь уже никакой спешки, – сказала Камилла и улыбнулась. – Вы все в полной безопасности. Не беспокойтесь, я себя не опозорю.
– Могло ли как-то помочь образование льда? – спросил Дэвид Ламмерман. На его лице непрерывно играла улыбка. – Я хочу сказать, когда вода превращается в лед, она отдает свою скрытую теплоту. Эта теплота могла поддерживать нужную температуру в остальных частях тела.
– Действительно, при образовании льда так и происходит. И теплота действительно выделялась, – Шуми покровительственно кивнул Дэвиду. – Но я предлагаю вам объяснить мне, как это могло помочь в данном случае. Если я выпью пятьдесят-сто литров воды – предполагая, что я смогу столько проглотить, а я уверен, что не смогу, – и вы начнете меня замораживать, я могу начать образовывать комки льда по всему телу... но они безусловно не будут появляться в каких-то определенных местах, чтобы сохранить остальные мои органы от замерзания.
– А вы это проделывали? – Дэвид Ламмерман бочком подбирался к Камилле. Ему хотелось ее обнять. – Выпивали вы когда-нибудь сто литров воды?
– Дэвид, я сама не знаю, что я сделала, – Камилла подалась вперед и протянула к нему руки. – Насколько я знаю, все произошло именно так, как я рассказала доктору Шуми. Я сидела в машине, зная, что мне не хватает тепла, уверенная в том, что замерзну до смерти, прежде чем кто-то заметит мой маяк или хотя бы поймет, что я пропала. Затем я начала анализировать новые данные, которые я получила из центра РСН, – догадываюсь, это был мой способ мысленного бегства от реальности. Последнее, что я помню, это что я находилась в самой середине вычислений, и они начинали становиться по-настоящему интересными. А потом я проснулась. Проснулась здесь. Я правда не помню, как пила воду, теряла сознание или что-то еще в таком роде. Быть может, мысль о том, что я сейчас замерзну, как-то повлияла на мой мозг, хотя сейчас я чувствую себя достаточно нормально.
– Ваш мозг ничто не затронуло, – сказал доктор Шуми. – По крайней мере, ни по одному из обычных вариантов. Я запросил с Ганимеда диаграмму вашего мозгового сканирования. Ваш мозг функционирует точно так же, как и всегда.
– Так что же все-таки со мной случилось?
– Как раз до этой точки мы и дошли. – Габриэль Шуми бросил косой взгляд на Хильду Брандт. – Я не могу ответить на этот вопрос. Хотя я признаю, что у вас, мисс Гамильтон, есть все основания его задать. Быть может, через несколько дней...
– У вас есть для меня какие-то рекомендации, доктор Шуми?
– Что ж, ей определенно не следует покидать Европу, пока она не вернется к нормальной физической форме, – врач обращался к Хильде Брандт. – А это может составить не меньше трех суток, если она сохранит прежние темпы восстановления. Хотя, разумеется, я бы хотел провести более тщательное обследование.
– Если она не возражает. Она, знаете ли, ваша пациентка, а не подопытное животное.
– Разумеется, – Шуми был захвачен врасплох неожиданной резкостью в голосе Хильды Брандт.
– Очень хорошо, – Брандт встала прямо перед Камиллой и внимательно посмотрела ей в глаза. Похоже, ее порадовало то, что она там увидела. – Такие вот дела, моя милая. Даже если бы доктор Шуми не стал бы на этом настаивать, я собиралась отказаться отпускать вас еще по меньшей мере пару суток.
Она выпрямилась.
– Что же касается всех остальных, для вас, боюсь, вечеринка закончена. Здесь научно-исследовательское учреждение, хотя после нынешних событий вам, быть может, трудно в это поверить. Мы найдем кого-нибудь, кто позаботится о том, чтобы организовать вашу доставку на Ганимед.
В манере Хильды Брандт присутствовала какая-то небрежная уверенность, которая предотвращала все споры. Нелл, видя ее сейчас, уже ни секунды не сомневалась, что обращенная к ней не так давно просьба Хильды Брандт была сделана совсем по другим причинам. При желании директор научно-исследовательского центра одна могла спокойно очистить любое помещение на «Горе Арарат», причем всего за пару минут.
– Но я должен остаться, Нелл, – прошептал Джон. – Уже через час-другой я отправлюсь к «Капле». Если ты хочешь, чтобы я еще раз попытался убедить доктора Брандт насчет тебя...
– Пустая трата времени. Ты только на нее посмотри.
Джон уставился на спокойное, добродушное лицо Хильды Брандт.
– По-моему, она вполне доброжелательна.
– Это потому, что ты совершенно ее не знаешь. Она вполне доброжелательна, но «да» она тебе нипочем не скажет.
– Что, если ты еще несколько минут побудешь со мной, прямо сейчас...
– Зачем, Джон? Ты хочешь по-быстрому перепихнуться? Вообще-то мысль неплохая, но я уже так не думаю. Я это уже лет десять как прекратила практиковать. Теперь я обожаю хорошенько поваляться, – Нелл протянула руку и похлопала его по щеке. – Ну вот, я тебя шокировала.
– Ты ведь это не всерьез!
– Да-да, знаю – ты таким не занимался. Ты сам мистер Невинность. Это все мой испорченный нрав, и я должна сказать, что испытываю немалое искушение. Очень хочется увидеть тебя голым. – Нелл поколебалась и наконец покачала головой. – Нет. Иди занимайся своей «Каплей» и держи свои сексуальные руки под контролем. Но помни – я вернусь. Как только найду способ устроить это дело. Европа сейчас – главное место действия.
«Это все мой испорченный нрав». Джон решил, что ему это определенно по вкусу. Он никогда не встречал женщины, которая бы так разговаривала – по крайней мере, с ним. Всю дорогу до Вентиля Джон думал о Нелл. И как это он ухитрился ее подцепить? И почему она назвала его «мистер Невинность»? Он был вполне опытным, а вовсе не невинным.
Когда Джон наконец оказался на ледяном спуске Вентиля, он понял, что Хильда Брандт была мудрее, чем ему казалось. Предварительное погружение, которое они с Вильсой Шир предприняли в «Данае», в то время представлявшееся Джону не особенно нужным, позволило ему теперь сосредоточиться на «Капле», а не тревожиться о том, что будет дальше.
При том, что ему действительно требовалось сосредоточиться. По европейским стандартам Джон был опытным оператором системы Вентиля, а потому никого не послали помогать ему со спуском по льду в воду. Однако солидная часть его разума была по-прежнему с Нелл.
Они обязательно будут друг с другом долго-долго. Они разделят множество чудных лет.
Если только раздумья о Нелл сперва его не убьют.
Джон оторвал взгляд ото льда и понял, что «Капля» уже от него ускользает. Однако ее балансировка была совсем другой, чем у «Данаи», и в результате Джон разместил буксировочные дреки не в тех местах. Округлое, прозрачное судно наклонялось далеко вперед. Гонясь за ним и исправляя крен, Джон неверно оценил оставшееся у него время. Когда он снова поднял взгляд, погружаемый аппарат уже находился на полпути по ледяному скату, его люк был широко раскрыт. Джону пришлось запрыгнуть на борт и задраивать люк, когда погружаемый аппарат одолевал последние тридцать метров наклонной дорожки. Но даже тогда герметичные затворы еще не сработали. Они все-таки встали на место, когда вода уже плескала по основанию судна.
В конце концов «Капля» оказалась отбалансирована и освободилась от дреков, плавно скользя по ледяному спуску в спокойные воды Вентиля. Первые пять минут Джон позволял погружаемому аппарату бесконтрольно падать сквозь толстенный щит, что огораживал Европейский океан. Только когда он прошел мимо нижней границы льда, где давление уже составляло пятнадцать земных атмосфер, Джон оторвал глаза от индикаторов и мониторов.
Единственным, что поразило его, была незнакомая зелень индикатора давления. Этот дисплей модифицировали, изменив шаг увеличения давления от десятой доли атмосферы на метр, каким он был на Земле, до всего-навсего восьмидесятой доли атмосферы на метр, более соответствующей Европе.
Всего-навсего – если не считать того, что Джон держал путь к черным глубинам, неслыханным в земных океанах. Скорее по привычке, чем по необходимости (Джон инстинктивно знал, где он и куда направляется) он сверился с инерциальной навигационной системой. Удовлетворенный увиденным, Джон установил неспешный курс на Жаровню: глубина сорок семь километров, давление шестьсот земных атмосфер. Область высокого давления даже по земным стандартам.
Джон взглянул на новый индикатор. Текущая глубина: пять с половиной километров. Давление: восемьдесят шесть атмосфер.
Он выслал вперед один из свободноплавающих источников света, или попросту плывунов, и включил его. Вода была менее прозрачна, чем во время его последнего вояжа. Либо уровень апвеллинга здесь был выше, либо больше мусора выплавлялась и падало со дна ледяного слоя наверху. Так происходило и на Земле – в Северном Ледовитом океане. Но здесь имелось одно колоссальное отличие. Мутность европейской воды могла обусловливаться присутствием любых видов неорганических соединений, однако в нее не вносил свой вклад завораживающий, невероятно разнообразный детрит живых существ – смесь, благодаря которой каждый отбор пробы земной воды становился экспериментом, в результате которого можно было обнаружить ранее неклассифицированные формы жизни.
Джон хотел исследовать как можно больший участок океанского дна по пути до Жаровни. Он позволял «Капле» падать, пока не оказался в тридцати метрах от дна и не смог с легкостью увидеть в прозрачной воде неровные контуры океанского ложа. Остроконечные каменные выступы подобно сине-черным зубам акулы угрожающе выпирали в сторону прозрачного корпуса его судна. Маршрут проносил Джона мимо северной подводной оконечности горы Арарат. Он обогнул плоское каменное плато, которое, согласно картам, местами поднималась почти через весь ледяной слой примерно до двухсот метров от поверхности Европы.
Расплавить ледяное покрывало, и оно обратится в воду, которая составит лишь девять десятых первоначального объема. Тогда уровень поверхности упадет – быть может, достаточно глубоко, чтобы это каменное плато обнажилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43