Раньше она никогда не обращала на это внимания, потому
что запах рыбы представлялся ей частью ее существования. Теперь же все
вдруг изменилось, и только благодаря отцу. Девушка гордилась тем, как отец
сговорился с господином Ланшоном. Два или три раза в неделю они
отправлялись вместе пропустить рюмочку коньяка или выпить пива, а когда
возвращались, между ними устанавливался некий дух товарищества. Поначалу
Ноэлли невзлюбила Ланшона, но он вел себя с ней осторожно. От одной из
девушек Ноэлли узнала, что жена Ланшона как-то застала его в кладовой с
манекенщицей, схватила ножницы и чуть его не кастрировала. Ноэлли видела,
что Ланшон не спускает с нее глаз, но он всегда оставался предельно
вежливым. По-видимому, рассуждала она, он боится моего отца, и это ее
вполне устраивало.
Дома у них стало намного спокойнее. Отец больше не бил мать, и
постоянная грызня между ними прекратилась. На стол стали подаваться
бифштекс и жаркое, а после обеда отец доставал новую трубку и набивал ее
дорогим табаком из кожаного кисета. Он купил себе выходной костюм.
Международное положение продолжало ухудшаться, и Ноэлли часто слышала, как
отец говорил с друзьями о политике. Все они были встревожены надвигавшейся
угрозой и страшно боялись потерять средства к существованию, и только Жак
Пейдж, казалось, не беспокоился о своем будущем.
1 сентября 1939 года гитлеровские войска вошли в Польшу, а через два
дня Англия и Франция объявили войну Германии.
Во Франции была объявлена мобилизация, и на улицах появились сотни
людей в военной форме. Повсюду чувствовалась какая-то покорность судьбе,
некое повторение прошлого, словно смотришь старый фильм, который видел
много лет назад. Однако в душе еще не поселился всепоглощающий страх, и
думалось, что все обойдется. Пусть другие страны трепещут перед мощью
германских армий, а Франция так и останется непобедимой. У нее есть
неприступная "Линия Мажино", она на тысячу лет защитит французов от
вторжения. Ввели комендантский час и нормирование продуктов, но это не
волновало Жака Пейджа. Судя по всему, он обрел спокойствие. Лишь один раз
Ноэлли видела, как он пришел в ярость из-за того, что однажды ночью застал
ее с юношей, с которым она иногда встречалась. Они целовались, когда
неожиданно зажегся свет и в дверях появился дрожащий от гнева отец.
- Вон отсюда! - заорал он на испуганного юношу. - И не смей
прикасаться к моей дочери, поганая свинья!
Напуганный до смерти юноша сбежал. Ноэлли попыталась объяснить отцу,
что они не делали ничего плохого, но тот так разозлился, что не пожелал ее
слушать.
- Я не позволю тебе размениваться на всякую шпану, - закричал он. -
Это же ничтожество. Он недостоин моей принцессы.
Ночью Ноэлли не могла заснуть, восхищаясь безмерной любовью отца. Она
дала себе клятву, что больше ничем не будет расстраивать его.
Однажды вечером перед самым закрытием в ателье появился клиент, и
Ланшон попросил Ноэлли примерить несколько платьев. После примерки все
отправились домой, и в ателье остались только Ланшон и его жена, которая
делала какие-то записи в конторских книгах. Ноэлли зашла переодеться в
пустую примерочную. Она была в лифчике и трусиках, когда туда заглянул
Ланшон. Он уставился на Ноэлли, и у него задрожали губы. Ноэлли потянулась
за платьем, но, прежде чем она успела надеть его, Ланшон бросился к ней и
запустил руку ей между ног. Ноэлли охватило отвращение, она попыталась
вырваться, но Ланшон крепко держал ее, и ей стало больно.
- Ты прекрасна, - шептал он ей, - прекрасна, и я постараюсь, чтобы
тебе было хорошо.
Но тут Ланшона позвала жена. Он неохотно отпустил девушку и выбежал
из примерочной.
По дороге домой Ноэлли думала, стоит ли говорить об этом случае отцу.
Он, пожалуй, убьет Ланшона. Она презирала хозяина ателье, и находиться
рядом с ним было для нее невыносимо, но она хотела остаться на работе. Да
и отец мог расстроиться, если она вдруг уволится. Ноэлли решила пока
ничего не рассказывать отцу, а попробовать самой справиться с Ланшоном.
В следующую пятницу мадам Ланшон сообщили по телефону, что в Виши
заболела ее мать. Ланшон отвез жену на вокзал и поспешил в ателье. Он
вызвал к себе в кабинет Ноэлли и сказал ей, что хочет куда-нибудь съездить
с ней на выходные. Ноэлли удивленно взглянула на него, решив, что он
попросту пошутил.
- Мы поедем во Вьен, - продолжал болтать Ланшон. - Там есть
прекрасный ресторан "Пирамида". Ресторан дорогой, но это неважно, потому
что я могу быть очень щедрым с теми, кто ко мне хорошо относится. Сколько
времени тебе нужно на сборы?
Ноэлли пристально посмотрела на него.
- Никогда, - это было все, что она могла ему ответить. - Никогда!
Она повернулась и выбежала в приемную ателье. Ланшон минуту провожал
ее глазами, от ярости налившимися кровью, затем схватил телефонную трубку.
Через час в ателье вошел Жак. Он направился прямо к дочери, и ее лицо
просияло. Она вздохнула с облегчением. Отец почувствовал, что что-то
случилось, и приехал, чтобы спасти ее. В дверях своего кабинета стоял
Ланшон. Отец взял Ноэлли за руку и быстро повел ее к Ланшону в кабинет.
Там отец повернулся к дочери.
- Я так рада, что ты пришел, папа, - начала Ноэлли, - я...
- Господин Ланшон говорит, что сделал тебе прекрасное предложение, а
ты отказалась.
Она уставилась на отца в полном недоумении.
- Предложение? Он попросил меня провести с ним выходные.
- А ты отказалась?
Не успела Ноэлли ответить, как отец замахнулся и отвесил ей звонкую
пощечину. Ноэлли остолбенела. Она просто не могла поверить этому. В ушах у
нее стоял звон, глаза застилал туман. Ноэлли услыхала голос отца:
- Дура! Дура! Пора тебе подумать о своих близких, себялюбивая сучка!
- И он снова ударил ее.
Через полчаса отец наблюдал с улицы, как его дочь и Ланшон
отправляются во Вьен.

В однокомнатном номере гостиницы не было ничего, кроме большой
двуспальной кровати, дешевой мебели и находившихся в одном углу
умывальника и таза. Ланшон не привык бросаться деньгами. Он дал
коридорному мелкие чаевые и, как только тот ушел, накинулся на Ноэлли и
стал срывать с нее одежду. Затем Ланшон взял ее груди своими толстыми,
потными руками и сильно сжал их.
- Боже, как ты хороша, - воскликнул он, задыхаясь. Он стащил с нее
юбку и трусы и завалил на кровать. Ноэлли лежала не двигаясь и ни на что
не обращая внимания, как будто была в шоке. Пока они ехали в машине,
девушка не вымолвила ни слова. Ланшон надеялся, что она не заболела. Он
никогда бы не смог объяснить это полиции или, не дай бог, своей жене.
Ланшон торопливо разделся, бросая одежду на пол, и лег в кровать рядом с
Ноэлли. Ее тело оказалось еще прекрасней, чем он ожидал.
- Твой отец говорил мне, что ты никогда не спала с мужчиной, - сказал
он, ухмыляясь. - Что же, я покажу тебе, как это делается.
Ланшон навалился на Ноэлли толстым животом и стал тыкать своим
органом ей между ног, стараясь войти в нее. Его движения становились все
резче. Ноэлли ничего не чувствовала. Ей только слышалось, как отец кричит
на нее:
- Ты должна быть благодарна за то, что такой добрый господин, как
Огюст Ланшон, хочет заботиться о тебе. От тебя только требуется быть с ним
поласковей. Ты сделаешь это для меня. И для себя.
Все, что тогда произошло, было для нее кошмаром. Ноэлли не
сомневалась, что отец ее просто не понял, и пустилась в объяснения, но он
снова ударил ее и начал пронзительно кричать:
- Ты сделаешь то, что тебе говорят! Другие девушки на твоем месте
обрадовались бы такому шансу!
Т_а_к_о_м_у _ш_а_н_с_у_. Она посмотрела на Ланшона, на его
безобразное, коротенькое тельце, на его скотское лицо с тяжело дышащим
ртом и свинячьими глазками. Так вот какому принцу продал ее отец, ее
любимый отец, который безмерно дорожил ею и не выносил, когда она
разменивалась на недостойных. Тут она вспомнила бифштексы, которые
внезапно появились у них на столе, новые трубки отца, его выходной костюм,
и ее чуть не стошнило.
Ей казалось, что в последующие несколько часов она умерла и родилась
заново. Она умерла принцессой и вновь появилась на свет, но теперь уже
шлюхой. Постепенно она осознала, в каком мире она живет и что с ней
происходит. Ее охватила самая жгучая ненависть, которую даже трудно себе
представить. Она никогда не простит отцу его предательства. Как это ни
странно, но ненависти к Ланшону она не испытывала, потому что поняла его.
Он - мужчина, и ему присущи все слабости мужского пола. Отныне, решила
Ноэлли, она превратит эти слабости в собственную силу. Она научится
пользоваться ими. Отец несомненно прав. Она _б_ы_л_а_ принцессой, и мир
принадлежал ей. Теперь она знает, как завладеть им. Ведь это так просто.
Мужчины правят миром, потому что у них есть сила, деньги и власть. Поэтому
необходимо править мужчинами или по крайней мере одним из них. Но, чтобы
добиться власти над мужчинами, нужно к этому подготовиться. Предстоит
многому научиться, и первый шаг уже сделан.
Ноэлли обратила внимание на Ланшона. Она лежала под ним, чувствуя,
испытывая, как мужской половой орган приспосабливается к ней и что он
может сделать женщине.
В своем яростном желании завладеть прекрасным существом,
распластанным под его толстым и грузным телом, Ланшон даже не заметил, что
Ноэлли остается совершенно безучастной к его усилиям. Он не обращал на это
никакого внимания. Ему достаточно было взглянуть на нее, чтобы распалиться
до предела и почувствовать страсть, которой он не знал долгие годы. Он
привык к дряблому телу своей уже постаревшей жены и изношенным прелестям
марсельских проституток, но обладание такой молодой и свежей девушкой было
для него подобно чуду.
Однако для Ланшона чудо только начиналось. Он предпринял вторую
попытку заняться любовью. После сношения Ноэлли заговорила с ним и вскоре
сказала:
- Лежи тихо.
Она стала экспериментировать на нем руками, губами и языком, каждый
раз придумывая что-нибудь новое, отыскивая самые уязвимые и чувствительные
места на его теле и раздражая их до тех пор, пока он не вскрикивал от
удовольствия. Это походило на нажатие кнопок. Нажмешь _о_д_н_у_ - он
издаст стон, нажмешь _д_р_у_г_у_ю_ - он извивается в экстазе. Все так
просто. Такова была школа Ноэлли, ее обучение. В то же время это было
началом ее власти.
Все три дня они провели в гостинице и так и не сходили в "Пирамиду".
Днем и ночью Ланшон обучал ее тому немногому, что знал о сексе. Сама же
Ноэлли открыла для себя гораздо больше.
Когда они ехали обратно в Марсель, Ланшон чувствовал себя самым
счастливым человеком во Франции. Ему и раньше доводилось вступать в
короткую половую связь с работницами своего ателье в "отдельных кабинетах"
ресторана, где помимо обеденного столика стоял еще и диван; он торговался
с проститутками, старался дарить своим любовницам как можно меньше
подарков и был совершенно бессовестным скупердяем по отношению к жене и
детям. Однако теперь он вдруг великодушно заявил:
- Я собираюсь снять тебе квартиру. Ты умеешь готовить?
- Да, - ответила Ноэлли.
- Хорошо. Каждый день я буду приходить к тебе обедать и заниматься
любовью, а два-три раза в неделю я буду у тебя ужинать.
Он положил руку ей на колено и погладил его.
- Ну как?
- Замечательно, - согласилась Ноэлли.
- Я даже стану давать тебе деньги на карманные расходы, но небольшие,
- поспешил он добавить, - их хватит на то, чтобы время от времени ты могла
купить себе красивые вещи. Единственная просьбе к тебе - не встречаться ни
с кем, кроме меня. Теперь ты принадлежишь мне.
- Как ты захочешь, Огюст, - сказала Ноэлли.
Ланшон удовлетворительно вздохнул. Когда он снова заговорил с Ноэлли,
голос его звучал мягко.
- Раньше я ни к кому так не относился. Знаешь почему?
- Нет, Огюст.
- Потому что с тобой я чувствую себя молодым. Мы с тобой чудесно
заживем.
Они возвратились в Марсель поздно вечером. По дороге оба не проронили
ни слова - каждый думал о своем.
- Увидимся завтра в девять в ателье, - заговорил Ланшон. Он сделал
паузу. - Если утром почувствуешь себя усталой, поспи немного дольше.
Приходи в полдесятого.
- Спасибо, Огюст.
Он вытащил пачку франков и протянул ей.
- Вот, возьми. Завтра во второй половине дня попробуй подыскать
квартиру. Если найдешь что-нибудь подходящее, эти деньги послужат
задатком, чтобы квартиру не сдали кому-то другому, а я потом подъеду и
посмотрю, годится ли она.
Ноэлли бросила весьма выразительный взгляд на франки в его руке.
- Что-нибудь не так? - спросил Ланшон.
- Мне бы хотелось, чтобы у нас и вправду было уютное гнездышко, -
пояснила Ноэлли, - где бы нам вместе жилось хорошо.
- Но я не так богат, - запротестовал он.
Ноэлли понимающе улыбнулась и положила руку на бедро Ланшона. Он
вперил в нее взор и кивнул головой.
- Ты права, - согласился Ланшон. Он полез в бумажник и принялся
отсчитывать франки, наблюдая при этом за выражением лица Ноэлли.
Когда Ланшон заметил, что она довольна, его пальцы тут же замерли. Он
даже покраснел от собственной щедрости. В конце концов, какое это имеет
значение? Ланшон был проницательным бизнесменом и прекрасно знал, что
такая расточительность поможет ему навсегда привязать к себе Ноэлли.
Счастливый Ланшон поехал дальше, а она стояла и смотрела ему вслед.
Когда машина скрылась из виду, Ноэлли поднялась к себе, упаковала вещи и
достала из тайника все свои сбережения. В десять часов вечера она села в
поезд Средиземноморье-Лион-Париж.
На следующий день она была в Париже. Несмотря на раннее утро, на
вокзале толпился народ. Одни рвались в город, другим не терпелось
выбраться из него. Ни привокзальная сутолока, ни радость встреч, ни слезы
расставания, ни оглушающий шум не мешали Ноэлли. Едва ступив на платформу
и еще не видя города, она уже знала - ее место здесь. Марсель казался ей
теперь чужим. Она могла жить только в Париже. Здесь ей нравилось все. Она
испытывала какую-то непонятную, пьянящую радость и жадно впитывала в себя
звуки, движение толпы и будоражащие ритмы. Она чувствовала родство с этим
городом. Оставалось только завоевать его. Ноэлли взяла чемодан и
направилась к выходу.
Она вышла на улицу. Уже светило яркое солнце. Мимо нее со свистом
проносились автомобили. Ноэлли вдруг вспомнила, что ей некуда идти, и
растерялась. Девушка заметила, что у здания вокзала стояли пять-шесть
такси, и подошла к первому из них.
- Куда?
- Не могли бы вы отвезти меня в недорогую гостиницу?
Водитель обернулся и уставился на нее оценивающим взглядом.
- Впервые в этом городе?
- Да.
- Вам повезло, - сказал он. - Были когда-нибудь манекенщицей?
У Ноэлли радостно забилось сердце.
- В общем, да, - ответила она.
- Моя сестра работает в одном из престижных домов моды, - поведал ей
таксист доверительным тоном. - Сегодня утром она сказала мне, что у них
уволилась одна из девушек. Не желаете туда съездить? Вдруг место еще не
занято.
- С удовольствием, - согласилась Ноэлли.
- Я отвезу вас туда. Это обойдется вам в десять франков.
Ноэлли нахмурилась.
- Дело стоит того, - пообещал водитель.
- Хорошо.
- Ладно, поехали.
Она откинулась на спинку сиденья. Таксист завел мотор, и, влившись в
сумасшедший поток уличного движения, машина покатила к центру города. Пока
они добирались до дома моды, водитель болтал без умолку, но Ноэлли его не
слушала. Как зачарованная, она смотрела в окно на парижские улицы. Ноэлли
подумала, что из-за светомаскировки у Парижа несколько приглушенные тона.
Тем не менее он показался ей волшебным городом. Он - красив, изыскан и
своеобразен. Машина миновала собор Парижской богоматери, пересекла Пон
Неф, оказалась на правом берегу Сены и помчалась по бульвару маршала Фоша.
Вдали Ноэлли увидела возвышающуюся над городом Эйфелеву башню. В зеркале
задней обзорности водитель заметил на ее лице восхищение.
- Красиво, да? - спросил он.
- Потрясающе, - тихо ответила она. Ноэлли все еще не могла поверить,
что она в Париже. Вот такое королевство достойно принцессы... достойно ее.
Такси остановилось у темного, серого каменного здания на рю де
Прованс.
- Ну что ж, приехали, - сказал водитель.
1 2 3 4 5 6 7 8