А вот защитник Ноэлли Пейдж... о, это совсем другое дело.
За ее защиту взялся Наполеон Чотас. Нет в мире более блестящего адвоката
по уголовным делам. Чотас не проиграл еще ни одного важного дела. Подумав
об этом, Фредерик загадочно улыбнулся. Он никому не решился бы сказать,
что собирается перещеголять Наполеона Чотаса, но он поставил себе именно
эту цель.

В то время как Фредерик Ставрос не покладая рук трудился в своей
жалкой конторе, Чотас присутствовал на званом обеде в одном из роскошных
домов, расположенных в фешенебельном районе Афин Колонаки. Чотас поражал
своей худобой и истощенным видом. У него были большие, печальные глаза
ищейки, выделявшиеся на морщинистом лице. Мягким, граничащим с безволием
поведением он прикрывал свой блестящий и острый ум. Ковыряя ложечкой
десерт, он сидел за столом и отрешенно думал о начинающемся завтра
судебном процессе. В тот вечер все говорили в основном о предстоящем суде.
Разговор носил общий характер, поскольку гости были слишком хорошо
воспитаны, чтобы задавать ему прямые вопросы. Однако к концу вечера, когда
греческая анисовая водка и коньяк возымели действие, хозяйка дома спросила
его:
- По-вашему, они виновны?
Чотас простодушно ответил:
- Ну как они могут быть виновными? Ведь один из них мой клиент.
Все засмеялись, оценив шутку.
- Какова Ноэлли Пейдж на самом деле?
Чотас на секунду задумался.
- Это одна из самых необыкновенных женщин, - ответил он, тщательно
подбирая слова. - Она красива и талантлива...
К своему удивлению, он вдруг почувствовал, что не хочет говорить о
ней. Кроме того, нельзя было передать свое впечатление о Ноэлли словами.
Еще несколько месяцев назад он имел о ней весьма смутное представление как
об эффектной женщине, чье имя часто появляется в прессе в разделе светской
хроники и чьи фотографии украшают обложки киножурналов. Он никогда не
обращал на нее внимания, и если и думал о Ноэлли, то его отношение к ней
сводилось к безразличию и презрению, которое он всегда испытывал ко всем
актрисам. Все у них подчинено физической красоте при полном отсутствии
ума. Но, боже мой, как он ошибался! Стоило ему встретиться с Ноэлли, как
он тут же безнадежно влюбился в нее. Из-за этой женщины он изменил своему
основному правилу - никогда не испытывать никаких чувство к своему
клиенту. Чотасу живо вспомнился тот день, когда его попросили взять на
себя ее защиту. Они с женой собирались в Нью-Йорк, где их дочь родила
первенца, и Чотас уже упаковывал вещи. Ему казалось, что ничто не может
помешать этой поездке. Но понадобилось всего два слова, чтобы он
передумал. В спальню вошел его дворецкий и протянул ему телефонную трубку
со словами:
- Константин Демирис.

На остров можно было добраться только на вертолете или яхте, но и
аэродром, и бухта круглосуточно патрулировались вооруженными охранниками с
овчарками. Остров находился в частном владении Константина Демириса, и
никто не имел права появляться там без приглашения. Вот уже многие годы
среди посетителей острова можно было встретить королей и королев,
президентов и бывших президентов, кинозвезд, прославленных оперных певцов
и певиц, знаменитых писателей и художников. Константин Демирис занимал
третье место в мире по размерам личного состояния и считался одним из
могущественнейших людей на земле. Он обладал хорошим вкусом и привык жить
на широкую ногу.
Утопая в глубоком кресле и дымя одной из специально для него
изготовленных узких египетских сигарет, Демирис сидел в своей роскошной
библиотеке и думал о начинающемся утром судебном процессе. На протяжении
нескольких месяцев пресса пыталась установить с ним контакт, но он просто
не показывался. Вполне достаточно, что его любовницу будут судить за
убийство и что он, пусть даже косвенно, оказался втянутым в это дело. Он
не хотел подливать масла в огонь, раздавая интервью. Его интересовало, как
чувствует себя Ноэлли сейчас, в эту минуту, находясь в тюремной камере на
улице Никодемус. Спит ли она? Бодрствует? Может быть, ее охватила паника
перед предстоящим ей страшным испытанием? Он думал о своем последнем
разговоре с Наполеоном Чотасом. Демирис доверял ему и знал, что тот не
подведет. Он убедил адвоката, что ему наплевать, виновна Ноэлли или нет.
Чотасу придется изрядно потрудиться, чтобы оправдать каждый цент огромного
гонорара, который выплачивает ему Константин Демирис. Нет, ему не о чем
беспокоиться. Судебный процесс пройдет хорошо. Ведь Константин Демирис
принадлежит к тем людям, которые ни о чем не забывают. Он помнит, что
любимые цветы Кэтрин Дуглас - триантафилии, прекрасные розы Греции.
Демирис протянул руку, взял со своего рабочего стола блокнот и сделал
запись: "Триантафилии, Кэтрин Дуглас".
Это самое малое, что он мог для нее сделать.


КНИГА ПЕРВАЯ

1. КЭТРИН. ЧИКАГО, 1919-1939 ГОДЫ
У каждого большого города есть свой характерный образ, свое лицо. Это
придает ему своеобразие и делает неповторимым. Чикаго двадцатых годов
напоминал беспокойного и энергичного великана, неотесанного и грубого,
одной ногой оставшегося в том безжалостном времени, когда в городе
хозяйничали породившие его магнаты Уильям Огден и Джон Уэнтуорт, Сайрус
Маккормик и Джордж Пульман. Здесь царствовали Филипы Арморы, Густавесы
Свифты и Маршаллы Филдсы. Здесь разбойничали такие хладнокровные
гангстеры-профессионалы, как Хайми Вейс и "Человек со шрамом" Аль Капоне.
Одним из самых ранних воспоминаний Кэтрин Александер было посещение
вместе с отцом бара. Он взял ее на руки и усадил на табурет. Ей казалось,
что она находится на головокружительной высоте от покрытого опилками пола.
Отец заказал громадный стакан пива для себя и грин ривер [безалкогольный
напиток] для нее. Ей было тогда пять лет, но она запомнила, что отца
распирало от гордости, когда ее окружила толпа посетителей и восхищалась
ею. Все мужчины заказали себе напитки, а отец заплатил за них. У нее
осталось в памяти, как она прижималась к его руке, чтобы лишний раз
убедиться, что он все еще с ней. Он возвратился в город только накануне
вечером, и Кэтрин знала, что скоро он опять уедет. Отец был коммивояжером.
Он объяснил ей, что по работе ему приходится ездить в далекие города и на
долгие месяцы разлучаться с ней и мамой, чтобы привезти им оттуда красивые
подарки. Кэтрин отчаянно пыталась убедить его в том, что она откажется от
подарков, если он останется с ней. Отец рассмеялся и сказал, что она
слишком умна для своих лет. Затем он уехал из города, и Кэтрин увидела его
только через полгода. Тогда, в раннем детстве, мать, с которой она
проводила все дни, казалась ей нерешительной и безликой, в то время как
отец, подолгу отсутствовавший дома, представлялся ей яркой и необыкновенно
светлой личностью, красивым, веселым, искрящимся юмором, добрым и щедрым
человеком. Его появление дома всегда было для нее праздником, полным
удовольствий, подарков и приятных неожиданностей.
Когда Кэтрин было семь лет, отец потерял работу, и их жизнь круто
изменилась. Они покинули Чикаго и отправились в город Гэри, в штате
Индиана, где отец устроился продавцом в ювелирном магазине. Тогда Кэтрин
пошла в школу. Она настороженно относилась к одноклассникам и старалась
держаться от них на почтительном расстоянии. Учителей своих она страшно
боялась, а те неправильно поняли ее сдержанность и решили, что девочка
полна самомнения. Отец теперь каждый день возвращался домой к обеду, и,
когда вечером они все вместе сидели за столом, Кэтрин чувствовала, что
наконец-то они стали настоящей семьей и живут не хуже других. По
воскресеньям отец, мать и дочь брали напрокат лошадей и час-другой
катались в дюнах. Кэтрин нравилось в Гэри, но через полгода после того,
как они туда переехали, отец вновь потерял работу, и они подались в
чикагский пригород Гарви. Занятия в школе уже начались, и Кэтрин оказалась
новенькой. Все ее друзья остались в Гэри, и за ней утвердилась репутация
нелюдимки. Дети, чувствовавшие полную безнаказанность в своей компании,
приставали к долговязой новенькой и частенько жестоко насмехались над ней.
В течение последующих нескольких лет она научилась делать вид, что на
нее не действуют нападки школьников, и стала прикрывать душу железным
щитом безразличия. Когда это не срабатывало и укол все-таки проникал в
сердце, она огрызалась, поражая обидчика язвительным и остроумным
замечанием. Ей только хотелось поскорее "отшить" своих мучителей, чтобы
они оставили ее в покое, однако ее острословие возымело иное действие.
Кэтрин сотрудничала в школьной газете и как-то раз написала в рецензии на
поставленный ее одноклассниками музыкальный спектакль такую фразу: "Во
втором действии у Томми Белдена было соло на трубе, и он продул его". Все
подхватили ее слова и стали повторять их на каждом шагу. Однако Кэтрин
больше всего удивило, что на следующий день в холле к ней подошел сам
Томми Белден и сказал, что находит шутку смешной.
На уроке английского языка ученикам задали на дом прочесть книгу
"Капитан Горацио Хорнблоуэр". Кэтрин ненавидела это произведение, и ее
отзыв о нем состоял всего из одного предложения. Она взяла известную
поговорку "не бойся собаки, которая лает" и, изменив в ней лишь несколько
букв, добилась игры слов, дающих уничтожающую характеристику главному
герою. Учитель английского языка оказался моряком-любителем. Он оценил
юмор Кэтрин и поставил ей пятерку. Вскоре ее цитировал уже весь класс, и
довольно быстро она стала лучшим остряком школы.
Кэтрин тогда исполнилось четырнадцать лет, и ее тело из девического
постепенно превращалось в женское. Она часами изучала себя в зеркале, с
грустью размышляя о том, как изменить свою злополучную внешность,
отражение которой она видела перед собой. В душе она чувствовала себя
неотразимой, сводящей мужчин с ума своей красотой, но зеркало, ее злейший
враг, говорило, что у нее безнадежно спутанные волосы, которые невозможно
расчесать, серьезные серые глаза, широкий рот, растущий не по дням, а по
часам, и слегка вздернутый нос. Может быть, я и не безобразна, убеждала
себя Кэтрин, не очень-то веря в это, но едва ли кто-нибудь станет ломать
копья, чтобы взять меня на главную роль в фильме и сделать из меня
кинозвезду. Втянув щеки и похотливо закатив глаза, она попыталась
представить себя манекенщицей. Картина получилась безрадостной. Она
сменила позу. Широко открыла глаза, придала лицу энергичное выражение и
смягчила его добродушной улыбкой. Нет, ничего не выйдет. Она совсем не
похожа и на типичную американку. Никуда она не годится. "У меня будет
приличная фигура, - подумала Кэтрин без энтузиазма, - но ничего особенного
во мне нет". А ведь больше всего на свете она хотела быть особенной, стать
личностью, той, которую бы запомнили, и никогда, никогда, никогда, никогда
не умереть.
В то лето, когда Кэтрин исполнилось пятнадцать лет, ей попалась книга
Мэри Бейкер Эдди "Наука и здоровье", и целых две недели Кэтрин по часу
проводила перед зеркалом, добиваясь, чтобы ее отражение в нем стало
красивым. К концу этого срока единственными изменениями в ее внешности,
которые она сумела обнаружить, стали новые угри на подбородке и прыщ на
лбу. С тех пор она перестала есть сладости, читать Мэри Бейкер Эдди и
смотреться в зеркало.
Вместе с семьей Кэтрин вернулась в Чикаго и поселилась в небольшой,
мрачной квартире на северной стороне в Роджерс-Парке, где квартирная плата
была низкой. Страна все глубже увязала в экономическом кризисе. Отец
Кэтрин работал все меньше, а пил все больше. Родители постоянно ругались,
обвиняя друг друга во всех смертных грехах. Это заставляло Кэтрин уходить
из дому. Обычно в таких случаях она отправлялась на пляж и одна гуляла по
берегу, где под действием свежего ветра ее худенькое тельце обретало
крылья. Часами смотрела она на беспокойное серое озеро, и сердце ее
переполнялось каким-то смутным желанием, которому она не могла подобрать
названия. Ей так отчаянно хотелось чего-то, что временами на нее
накатывалась волна невыносимой боли.
Кэтрин открыла для себя Томаса Вулфа; в его книгах, как в зеркале,
отражалась та болезненная, но сладостная тоска, которая охватывала ее, но
это была тоска по будущему, чему-то, что еще не наступило, как будто
когда-то, где-то Кэтрин прожила замечательную жизнь, и ей не терпелось
прожить ее вновь. У нее начались регулы, но, превращаясь в женщину
физически, она знала, что ее запросы, желания, эта острая жажда чего-то
вовсе не были физиологической потребностью и не имели ничего общего с
половым чувством. Ее охватило непреодолимое желание добиться признания,
подняться над миллиардами людей, заполнивших землю, чтобы все узнали ее,
чтобы, когда она проходила мимо, они говорили: "Смотрите, это Кэтрин
Александер, великая..." Великая _ч_т_о_? Вот тут-то и возникала проблема.
Она и сама не знала, чего хотела, но изо всех сил стремилась к этому. По
воскресеньям во второй половине дня, если у нее были деньги, она
отправлялась в кино. Она полностью растворялась в удивительном и
захватывающем мире Кэри Гранта и Джин Артур, смеялась вместе с Уолласом
Биэри и Мари Дресслер и глубоко переживала любовные драмы Бетти Дэвис.
Ирэн Данн была Кэтрин ближе, чем родная мать.
Когда Кэтрин училась в последнем классе средней школы, ее заклятый
враг - зеркало вдруг превратилось в друга. Смотрясь в него, Кэтрин видела
перед собой девушку с живым и интересным лицом. У нее были черные как
смоль волосы и мягкая, белоснежная кожа. Лицо приобрело правильные и
тонкие черты, рот стал красивым и чувственным, а большие серые глаза
светились умом. Она отличалась хорошей фигурой с высокой и хорошо развитой
грудью, изящным изгибом бедер и стройными ногами. В ее зеркальном
отражении чувствовалась какая-то отчужденность, которой, как казалось
Кэтрин, у нее самой не было, как будто в зеркале присутствовало нечто
такое, чем настоящая Кэтрин не обладала. Она решила, что это просто часть
того самого защитного панциря, который она привыкла носить.

Экономический кризис все крепче зажимал страну в тиски. Отец Кэтрин
без конца ввязывался в какие-то грандиозные затеи, из которых ничего
путного не выходило. Он постоянно витал в облаках, изобретая нечто такое,
что принесло бы ему миллионы долларов. Он придумал подъемное устройство,
помещающееся над колесом автомобиля и приводимое в действие нажатием
кнопки на щитке управления. Ни один из производителей автомобилей не
проявил интереса к его изобретению. Тогда он разработал вращающуюся
электрическую вывеску для объявлений, которую можно поместить в торговом
зале. Однако дело не пошло дальше нескольких весьма обнадеживающих
совещаний с владельцами магазинов.
Он занял деньги у своего младшего брата Ральфа, проживавшего в Омахе,
и решил создать передвижку для ремонта обуви, которая обслуживала бы всю
округу. Отец часами обсуждал свой план с Кэтрин и матерью.
- Ведь это верное дело, - убеждал он их. - Только представьте себе,
сапожник сам приходит к вам! Никто этого раньше не делал. Сейчас у меня
всего одна передвижка, так? Если я заработаю на ней хотя бы двадцать
долларов в день, то в неделю это будет сто двадцать долларов. Две
передвижки принесут нам двести сорок долларов в неделю. Через год у меня
уже будет двадцать грузовиков по ремонту обуви. Тогда доход составит две
тысячи четыреста долларов в неделю. Сто двадцать пять тысяч в год. И это
только начало...
Через пару месяцев и сапожник, и грузовик исчезли. Пришел конец еще
одной мечте.
Кэтрин надеялась, что ей удастся поступить в Северозападный
университет. Она была лучшей ученицей в классе, но, даже получив
стипендию, ей будет трудно прожить на нее. Кэтрин знала, что настанет
день, когда ей придется оставить учебу и пойти работать, устроиться,
например, куда-нибудь секретаршей. Но она всегда была уверена, что никогда
не откажется от заветной мечты, которая наполняла всю ее жизнь таким
богатым и прекрасным содержанием. Однако девушка не представляла себе, что
же это за мечта, в чем она.
1 2 3 4 5 6 7 8