А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Ллойд Биггл-младший
--------------------------------------
МУЗЫКОДЕЛ


Все называют это Центром. Есть и другое название. Оно упот-
ребляется в официальных документах, его можно найти в энциклопе-
дии - но им никто не пользуется. От Бомбея до Лимы энают просто
Центр. Вы можете вынырнуть из клубящихся туманов Венеры, протол-
каться к стойке и начать: "Когда я был в Центре..." - и каждый,
кто услышит, внимательно прислушается. Можете упомянуть о Центре
где-нибудь в Лондоне, или в марсианской пустыне, или на одинокой
станции на Плутоне-и вас наверняка поймут.
Никто никогда не объясняет, что такое Центр. Это невозможно,
да и не нужно. Все, от грудного младенца и до столетнего старика,
заканчивающего свой жизненный путь, все побывали там и собираются
поехать снова через год, и еще через год. Это страна отпусков и
каникул для всей Солнечной системы. Это многие квадратные мили
американского Среднего Востока, преображенные искусной планиров-
кой, неустанным трудом и невероятными расходами. Это памятник
культурных достижений человечества, возник он внезапно, необъяс-
нимо, словно феникс, в конце двадцать четвертого столетия из ист-
левшего пепла распавшейся культуры.
Центр грандиозен, эффектен и великолепен. Он вдохновляет,
учит и развлекает. Он внушает благоговение, он подавляет, он...
все что угодно.
И хотя лишь немногие из его посетителей знают об этом или
придают этому значение - в нем обитает привидение.
Вы стоите на видовой галерее огромного памятника Баху. Далеко
влево, на склоне холма, вы видите взволнованных зрителей, запол-
нивших Греческий театр Аристофана. Солнечный свет играет на их
ярких разноцветных одеждах. Они поглощены представлением-счастли-
вые очевидцы того, что миллионы смотрят только по видеоскопу.
За театром, мимо памятника Данте и института Микеланджело,
тянется вдаль обсаженный деревьями бульвар Франка Ллойда Райта.
Двойная башня - копия Реймсского собора - возвышается на горизон-
те. Под ней вы видите искусный ландшафт французского парка XVIII
века, а рядом-Мольеровский театр.
Чья-то рука вцепляется в ваш рукав, вы раздраженно оборачива-
етесь - и оказываетесь лицом к лицу с каким-то стариком. Его лицо
все в шрамах и морщинах, на Голове - остатки седых волос. Его
скрюченная рука напоминает клешню. Вглядевшись, вы видите кривое,
искалеченное плечо, ужасный шрам на месте ухаи испуганно пяти-
тесь.
Взгляд запавших глаз следует за вами. Рука простирается в ве-
личавом жесте, который охватывает все вокруг до самого далекого
горизонта, и вы замечаете, что многих пальцев не хватает, а ос-
тавшиеся изуродованы. Раздается хриплый голос:
- Нравится?-спрашивает он и выжидающе смотрит на вас.
Вздрогнув, вы говорите:
- Да, конечно.
Он делает шаг вперед, и в глазах его светится нетерпеливая
мольба:
- Я говорю, нравится вам это?
В замешательстве вы можете только торопливо кивнуть, спеша
уйти. Но в ответ на ваш кивок неожиданно появляется детская ра-
достная улыбка, звучит скрипучий смех и торжествующий крик:
- Это я сделал! Я сделал все это!
Или стоите вы на блистательном проспекте Платона между Вагне-
ровским театром, где ежедневно без перерывов исполняют целиком
"Кольцо Нибелунгов", и копией театра "Глобус" XVI века, где ут-
ром, днем и вечером идут представления шекспировской драмы.
В вас вцепляется рука.
- Нравится?
Если вы отвечаете восторженными похвалами, старик нетерпеливо
смотрит на вас и только ждет, когда вы кончите, чтобы спросить
снова:
- Я говорю, нравится вам это?
И когда вы, улыбаясь, киваете головой, старик, сияя от гор-
дости, делает величавый жест и кричит:
- Это я сделал!
В коридоре любого из тысячи обширных отелей, в читальном зале
замечательной библиотеки, где вам бесплатно сделают копию любой
книги, которую вы потребуете, на одиннадцатом ярусе зала Бетхове-
на-везде к вам, прихрамывая и волоча ноги, подходит привидение,
вцепляется вам в руку и задает все тот же вопрос. А потом воскли-
цает с гордостью: "Это я сделал!"


Эрлин Бак почувствовал за спиной ее присутствие, но не обер-
нулся. Он наклонился вперед, извлекая левой рукой из мультикорда
рокочущие басовые звуки, пальцами правой - торжественную мелодию.
Молниеносным движением он дотронулся до одной из клавиш, и высо-
кие дискантовые ноты внезапно стали полными, звучными, почти как
звуки кларнета. ("Но, Господи, как не похоже на кларнет!" - поду-
мал он.)
- Опять начинается, Вэл? - спросил он.
- Утром приходил хозяин дома.
Эрлин поколебался, тронул клавишу, потом еще несколько кла-
виш, и гулкие звуки сплелись в причудливую гармонию духового ор-
кестра. (Но какой слабый, непохожий на себя оркестр!)
- Какой срок он дает на этот раз?
- Два дня. И синтезатор пищи опять сломался.
- Вот и хорошо. Сбегай, купи свежего мяса.
- На что?
Он стукнул кулаками по клавиатуре и закричал, перекрывая сво-
им голосом резкий диссонанс:
- Не буду я пользоваться гармонизатором! Не дам я поденщикам
себя аранжировать! Если коммерс выходит под моим именем, он дол-
жен быть сочинен. Он может быть идиотским, тошнотворным, но он
будет сделан хорошо. Видит Бог, это немного, но это все, что у
меня осталось!
Он медленно повернулся и посмотрел на нее-бледную, увядающую,
измученную женщину, которая двадцать пять лет была его женой. За-
тем снова отвернулся, упрямо говоря себе, что виноват не больше,
чем она. Раз заказчики реклам платят за хорошие коммерсы столько
же, сколько за поденщину...
- Халси придет сегодня? - спросила она.
- Сказал, что придет.
- Достать бы денег заплатить за квартиру...
- И за синтезатор пищи. И за новый видеоскоп. И за новую
одежду. Есть же предел тому, что можно купить ценой одного ком-
мерса?!
Он услышал, как она уходит, как открывается дверь, и ждал.
Дверь не затворялась.
- Уолтер-Уолтер звонил,- сказала она.- Сегодняшнее ревю он
посвящает тебе.
- Ах, вот как? Но ведь это бесплатно.
- Я так и думала, что ты не захочешь смотреть, поэтому дого-
ворилась с миссис Ренник, пойду с ней.
- Конечно. Развлекись.
Дверь затворилась.
Бак поднялся и поглядел на свой рабочий стол. На нем в хаоти-
ческом беспорядке валялись нотная бумага, тексты коммерсов, ка-
рандаши, наброски, наполовину законченные рукописи. Их неопрятные
кипы угрожали сползти на пол. Бак расчистил уголок и устало при-
сел, вытянув длинные ноги под столом.
- Проклятый Халси,- пробормотал он.- Проклятые заказчики.
Проклятые видеоскопы. Проклятые коммерсы.
Ну напиши же что-нибудь. Ты ведь не поденщик, как другие му-
зыкоделы. Ты не штампуешь свои мелодии на клавиатуре гармонизато-
ра, чтобы машина их за тебя гармонизировала. Ты же музыкант, а не
торговец мелодиями. Напиши музыку. Напиши, ну хотя бы сонату для
мультикорда. Выбери время и напиши.
Взгляд его упал на первые строчки текста коммерса: "Если фла-
ер барахлит, если прямо не летит..."
- Проклятый хозяин,- пробормотал он, протягивая руку за ка-
рандашом.
Прозвонили крошечные стенные часы, и Бак наклонился, чтобы
включить видеоскоп. Ему заискивающе улыбнулось ангельское лицо
церемониймейстера.
- Снова перед вами Уолтер-Уолтер, леди и джентльмены! Сегод-
няшнее обозрение посвящено коммерсам. Тридцать минут коммерсов
одного из самых талантливых современных музыкоделов. Сегодня в
центре нашего внимания...
Резко прозвучали фанфары - поддельная медь мультикорда.
- ...Эрлин Бак!
Мультикорд заиграл причудливую мелодию, которую Бак написал
пять лет назад для рекламы тэмперского сыра, раздались аплодис-
менты. Гнусавое сопрано запело, и несчастный Бак застонал про се-
бя. "Самый выдержанный сыр - сыр, сыр, сыр. Старый выдержанный
сыр - сыр, сыр, сыр".
Уолтер-Уолтер носился по сцене, двигаясь в такт мелодии, сбе-
гая в зал, чтобы поцеловать какую-нибудь почтенную домохозяйку,
пришедшую сюда отдохнуть, и сияя под взрывы хохота.
Снова прозвучали фанфары мультикорда, и Уолтер-Уолтер, прыг-
нув обратно на сцену, распростер руки над головой.
- Слушайте, дорогие зрители! Очередная сенсация вашего Уолте-
ра-Уолтера - Зрлин Бак.
Он таинственно оглянулся через плечо, сделал на цыпочках нес-
колько шагов вперед, приложил палец к губам и громко сказал:
- Давным-давно жил-был еще один композитор, по имени Бах. Он
был, говорят, настоящий атомный муэыкодел, этот парень. Жил он
что-то не то четыре, не то пять, не то шесть столетий назад, но
есть все основания предполагать, что Бах и Бак ходили бы в наше
время бок о бок. Мы не знаем, каков был Бах, но нас вполне устра-
ивает Бак. Вы согласны со мной?
Возгласы. Аплодисменты. Бак отвернулся, руки его дрожали,
отвращение душило его.
- Начинаем концерт Бака с маленького шедевра, который Бак
создал для пенистого мыла. Оформление Брюса Комбза. Смотрите и
слушайте!
Бак успел выключить видеоскоп как раз в тот момент, когда че-
рез экран пролетала первая порция мыла. Он снова взялся за текст
коммерса, и в его голове начала формироваться ниточка мелодии:
"Если флаер барахлит, если прямо не летит-не летит, не летит-вы
нуждаетесь в услугах фирмы Вэйринг!"
Тихонько мыча про себя, он набрасывал ноты, которые то взбе-
гали по линейкам, то устремлялись вниз, как неисправный флаер.
Это называлось музыкой слов в те времена, когда слова и музыка
что-то значили, когда не Бак, а Бах искал выражение таким гранди-
озным понятиям, как "рай" и "ад".
Бак работал медленно, время от времени проверяя звучание ме-
лодии на мультикорде, отбрасывая целые пассажи, напряженно пыта-
ясь найти грохочущий аккомпанемент, который подражал бы звуку
флаера. Но нет: фирме Вэйринга это не понравится. Ведь они широко
оповещали, что их флаеры бесшумны.
Вдруг он понял, что дверной звонок уже давно нетерпеливо зво-
нит. Он щелкнул тумблером, и ему улыбнулось пухлое лицо Халси.
- Поднимайся!-сказал ему Бак.
Халси кивнул и исчез.
Через пять минут он, переваливаясь, вошел, опустился на стул,
который осел под его массивным телом, бросил свой чемоданчик на
пол и вытер лицо.
- У-ф-ф! Хотел бы я, чтобы вы перебрались пониже. Или хоть в
такой дом, где были бы современные удобства. До смерти боюсь этих
старых лифтов.
- Я собираюсь переехать,- сказал Бак.
- Прекрасно. Самое время.
- Но возможно, куда-нибудь еще выше. Хозяин дал мне двухднев-
ный срок.
Халси поморщился и печально покачал головой.
- Понятно. Ну что же, не буду держать тебя в нетерпении. Вот
чек за коммерс о мыле Сана-Соуп.
Бак взял чек, взглянул на него и нахмурился.
- Ты не платил взносов в союз,- сказал Халси.- Пришлось, зна-
ешь, удержать...
- Да. Я и забыл...
- Люблю иметь дело с Сана-Соуп. Сейчас же получаешь деньги.
Многие фирмы ждут конца месяца. Сана-Соуп - тоже не бог весть
что, однако они заплатили.
Он щелкнул замком чемоданчика и вытащил оттуда папку.
- Здесь у тебя есть несколько хороших трюков, Эрлин, мой
мальчик. Им .это понравилось. Особенно вот это, в басовой партии:
"Пенье пены, пенье пены". Сначала они возражали против количества
певцов, но только до прослушивания. А вот здесь им нужна пауза
для объявления.
Бак посмотрел и кивнул.
- А что если оставить это остинато-"пенье пены, пенье пены" -
как фон к объявлению?
- Прозвучит недурно. Это здорово придумано. Как, бишь, ты это
назвал?
- Остинато.
- А-а, да. Не понимаю, почему другие музыкоделы этого но уме-
ют.
- Гармонизатор не дает таких эффектов,- сухо сказал Бак.Он
только гармонизирует.
- Дай им секунд тридцать этого "пенья пены" в виде фона. Они
могут вырезать его, если не понравится.
Бак кивнул и сделал пометку на рукописи.
- Да, еще аранжировка,- продолжал Халси.- Очень жаль, Эрлин,
но мы не можем достать исполнителя на французском рожке. Придется
заменить эту партию.
- Нет исполнителя на рожке? А чем плох Ренник?
- В черном списке. Союз исполнителей занес его в черный спи-
сок. Он отправился гастролировать на Западный берег. Играл даром,
даже расходы сам оплатил. Вот его и занесли в список.
- Припоминаю,-задумчиво протянул Бак.-Общество памятников ис-
кусства. Он сыграл им концерт Моцарта для рожка. Для них это тоже
был последний концерт. Хотел бы я его услышать, хотя бы на
мультикорде...
- Теперь-то он может играть его сколько угодно, но ему никог-
да больше не заплатят за исполнение. Так вот - переработай эту
партию рожка для мультикорда, а то достану для тебя трубача. Он
мог бы играть с конвертером.
- Это испортит весь эффект.
Халси усмехнулся:
- Звучит совершенно одинаково для всех, кроме тебя, мой
мальчик. Даже я не вижу разницы. У нас есть скрипки и виолончель.
Чего тебе еще нужно?
- Неужели и в лондонском союзе нет исполнителя на рожке?
- Ты хочешь, чтоб я притащил его сюда для одного трехминутно-
го коммерса. Будь благоразумен, Эрлин! Можно зайти за этим завт-
ра?
- Да. Утром будет готово.
Халси потянулся за чемоданчиком, снова бросил его и нагнулся
вперед.
- Эрлин, я о тебе беспокоюсь. В моем агентстве двадцать семь
музыкоделов. Ты зарабатываешь меньше всех! За прошлый год ты по-
лучил 2200. А у остальных самый меньший заработок был 11 тысяч.
- Это для меня не новость,- сказал Бак.
- Может быть. У тебя не меньше заказчиков, чем у любого дру-
гого. Ты это знаешь?
- Нет,- сказал Бак.- Нет, этого я не знал.
- А это так и есть. Но денег ты не зарабатываешь. Хочешь
знать, почему? Причины две. Ты тратишь слишком много времени на
каждый коммерс и пишешь их слишком хорошо. Заказчики могут ис-
пользовать один твой коммерс много месяцев - иногда даже нес-
колько лет, как тот, о тэмперском сыре. Люди любят их слушать. А
если бы ты не писал так дьявольски хорошо, ты мог бы работать
быстрее, заказчикам приходилось бы брать больше твоих коммерсов и
ты больше заработал бы.
- Я думал об этом. А если бы и нет, то Вэл все равно бы мне
об этом напомнила. Но это бесполезно. Иначе я не могу. Вот если
бы как-нибудь заставить заказчика платить за хороший ^ коммерс
больше...
- Невозможно! Союз не поддержит этого, потому что хорошие
коммерсы означают меньше работы, да большинство музыкоделов и не
смогут написать действительно хороший коммерс. Не думай, что меня
беспокоят только дела моего агентства. Конечно, и мне выгоднее,
когда ты больше зарабатываешь, но мне хватает других музыкоделов.
Мне просто неприятно, что мой лучший работник получает так мало.
Ты какой-то отсталый, Эрлин. Тратишь время и деньги на собирание
этих древностей - как, бишь, их называют?
- Патефонные пластинки.
- Да. И эти заплесневелые старые книги о музыке. Я не сомне-
ваюсь, что ты знаешь о музыке больше, чем кто угодно, но что это
тебе дает? Конечно уж, не деньги. Ты лучше всех, и стараешься
стать еще лучше, но чем лучше ты становишься, тем меньше зараба-
тываешь. Твой доход падает с каждым годом. Не мог бы ты время от
времени становиться посредственностью?
- Нет,- сказал Бак.- У меня это не получится.
- Подумай хорошенько.
- Да, насчет этих заказчиков. Некоторым действительно нравит-
ся моя работа. Они платили бы больше, если бы союз разрешил. А
если мне выйти из союза?
- Нельзя, мой мальчик. Я бы не смог, брать твои вещи - во
всяком случае, я бы скоро остался не у дел. Союз музыкоделов на-
жал бы где надо, а союзы исполнителей и текстовиков внесли бы те-
бя в черный список. Джемс Дентон заодно с союзами, и он снял бы
твои вещи с видеоскопа. Ты живо потерял бы все заказы. Ни одному
заказчику не под силу бороться с такими осложнениями, да никто и
не захочет ввязываться. Так что постарайся время от времени быть
посредственностью. Подумай об этом.
Бак сидел, уставившись в пол.
- Я подумаю.
Халси с трудом встал, обменялся с Баком коротким рукопожатием
и проковылял к двери. Бак медленно поднялся и открыл ящик стола,
в котором он хранил свою жалкую коллекцию старинных пластинок.
Странная и удивительная музыка...
Трижды за всю свою карьеру Бак писал коммерсы, которые звуча-
ли по полчаса. Изредка у него бывали заказы на пятнадцать минут.
Но обычно он был ограничен пятью минутами или того меньше. А ведь
композиторы вроде этого Баха писали вещи, которые исполнялись по
часу или больше,- и писали даже без текста!
Они писали для настоящих инструментов, даже для некоторых не-
обычно звучащих инструментов, на которых никто уже больше не иг-
рает, вроде фаготов, пикколо, роялей.
1 2 3 4 5 6