– Нет, все в порядке. Был момент, когда мне показалось, что я начал что-то вспоминать. Но потом все исчезло. Я не могу...
– Это пройдет, Дэйв, – мягко ответил Тьюсон. – Придет время, и память вернется к тебе.
– А может, я просто не хочу вспоминать, Харри. Может, это даже к лучшему, что я не могу вспомнить.
Тьюсон пожал плечами:
– Может быть. Ты хочешь, чтобы я продолжал?
Келлер кивнул.
– На идентификацию и исследование всех хоть мало-мальски уцелевших в кабине приборов ушло пять дней. К счастью, циферблаты многих из них устроены так, что на них остается отметка того показания, которое было на приборе в момент удара. Когда все эти показания зафиксировали, то оказалось, что ни одно из них не отклонилось от нормы и не было никаких признаков отказа системы электропитания, который мог бы послужить причиной катастрофы.
Все журналы технического обслуживания самолета были опечатаны и в настоящее время тщательно изучаются. До сих пор в них не нашли ничего существенного, кроме того, что при последней проверке самолета обнаружилось отсутствие стяжного болта в поворотном узле тележки, который был тут же установлен и, разумеется, только после этого аэробус был признан готовым к полету.
Записи о техническом состоянии самолета, начиная с прошлогодних и вплоть до последней, сделанной накануне его гибели, не содержат сведений о каких-либо серьезных неполадках. Были сняты и разобраны все двигатели аэробуса, и на сегодняшний день не выявлено ничего, что указывало бы на какую-либо неисправность в них перед катастрофой. Более того, если моя гипотеза справедлива, то именно двигатели не позволили самолету камнем рухнуть на землю.
– Твоя гипотеза? – спросил Келлер, хорошо знавший, что гипотезы Тьюсона часто и совершенно непостижимым образом оказывались верными.
– Ну, мы вернемся к этому чуть позже. Пока еще нет никаких доказательств. – Он снова сделал большой глоток из стакана и поморщился: пиво начало выдыхаться. – Поскольку ночь была холодной, мы проверили антиобледенительную систему. И снова – никаких неполадок. Сейчас идет проверка того, что осталось от топливной системы. Пока тоже никаких неисправностей не обнаружено.
– Теперь о «человеческом факторе». От тебя как единственного оставшегося в живых пока никакого прока нет, – продолжил Тьюсон со свойственной ему прямолинейностью, не допускающей даже намека на извинение: сейчас он был слишком поглощен технической стороной вопроса, чтобы обращать внимание на чувства собеседника.
– Мы тщательно просмотрели отчеты о тренировочных полетах и медицинские карты всех членов экипажа. Тебя самого подвергли всестороннему медицинскому обследованию сразу же после катастрофы. И проведено оно было не только для того, чтобы выяснить, не получил ли ты каких-нибудь внутренних повреждений. Тебе были сделаны анализы крови и мочи. Мы также выяснили, какая рабочая нагрузка приходилась на тебя и командира в последние месяцы и достаточно ли вы отдохнули перед полетом. Из кабины извлекли остатки ваших сумок и находившихся в них личных вещей, по которым установили, что ни у одного из вас не было с собой каких-либо лекарств или наркотиков. Здесь все в порядке. Все тесты на профессиональную пригодность – как твои, так и капитана Рогана – в течение последнего года давали отличные результаты. Словом, до сих пор все было так, как и должно было быть. Кроме одного: тебя не могло быть во время катастрофы там, где ты обязан был находиться.
Ладно. Продолжим. Положение тел погибших, как в самолете, так и на земле, было нанесено на схему. Мы даже нашли тела нескольких несчастных на дне речки, протекающей по краю поля. Любопытно, что в одном месте внутри самолета обнаружили большое скопление тел, лежащих вповалку, изувеченных и обожженных до неузнаваемости. Их положение и состояние – несомненно результат какого-то мощного удара.
От этих слов Келлера передернуло, его поразило полное отсутствие сострадания к несчастным жертвам в словах собеседника. Но Тьюсона настолько захватил азарт расследования, что он уже не мог думать о человечности и сочувствии.
– Ну, как ты знаешь, – продолжал Тьюсон, – меня привлекли к расследованию в составе группы анализа конструкций. Мы нанесли на схему всю прилегающую местность, используя аэрофотосъемку. У нас точно обозначена зона расположения обломков самолета и траектория его падения. На схеме видно, какие части отделились от фюзеляжа вначале и в каком месте они найдены. Это позволяет приближенно представить ту последовательность, в которой разрушался аэробус, и мы можем сказать, в какой части или в каких частях произошли разрушения, которые привели к катастрофе. Первоначально они возникли где-то в передней части корпуса. – Тьюсон улыбался и Келлер отвел от него глаза: желание стереть эту неуместную улыбку стало слишком навязчивым.
Не замечая неловкости ситуации, Тьюсон продолжал:
– Я осматривал крыло, когда обнаружил царапины, идущие по всей его длине. Под микроскопом стало видно, что в углублениях царапин имеются вкрапления синей и желтой краски. – Он с самодовольной улыбкой откинулся на спинку стула.
– И что из этого? – спросил Келлер.
– А вот что. Какие цвета используются в символике компании?
– Синий и желтый.
– Именно так. И она наносится по всей длине фюзеляжа от носа самолета и почти до передней кромки крыла. Сейчас делают химический анализ краски, чтобы подтвердить, что это та самая краска, но я знаю, что я прав.
– Но что же все-таки это значит? – нетерпеливо воскликнул Келлер.
– А то, старина, что часть стены салона была вырвана ударом колоссальной силы. Это был взрыв. И взрыв такой мощности, которую могла дать только бомба.
И он цинично усмехнулся, глядя в побелевшее как полотно лицо Келлера.

Глава 2

Дернувшись, маленький черный автомобильчик замер почти у самой ограды; Кен Пейнтер постарался приткнуться к ней как можно ближе.
– Мы не завязнем здесь, как ты думаешь? – спросила сидящая рядом с ним девушка, обеспокоенно вглядываясь в черноту ночи через боковое стекло.
– Ничего, все в порядке, – успокоил ее Кен, ставя машину на ручной тормоз, хотя и знал, что особой нужды в этом нет. – Дорога широкая, а земля здесь достаточно плотная. Не застрянем.
Он выключил фары, и внезапно темнота заставила обоих вздрогнуть. Некоторое время они сидели молча, пока глаза привыкали к поглотившему их мраку. Кен был доволен своей малюткой «Мини» – подержанной машиной, обладателем которой он был вот уже целых три месяца. Да, уж если ты работаешь в гараже, то надо быть всегда начеку, чтобы не упустить какое-либо выгодное дельце из тех, что время от времени там подворачиваются, а это подвернулось как раз вовремя. Работая учеником механика, он зарабатывал не так уж много, по крайней мере сейчас, но хозяин согласился еженедельно удерживать часть зарплаты в счет той пары сотен, в которые ему обошлась покупка. Что и говорить, Кен был в восторге от своей малютки; ведь она сделала доступными для него замечательные темные улочки вроде этой, а если у тебя нет собственного угла, то машина и такая вот темная улочка – как раз то, что надо.
Но что уж совсем не вызывало у него восторгов, так это Одри. Она становилась просто занозой в заднице. У него было немало знакомых девчонок, которые были непрочь побывать с ним в таких вот укромных местечках; Одри же все время долдонит о какой-то там романтической любви, необходимости сохранить себя для Того-Одного-Единственного, о важности серьезного и правильного отношения к сексу – и о прочей белиберде! Ладно уж, сегодня он даст ей последний шанс, но если она снова заупрямится, то может катиться ко всем чертям. Нечего с ней больше возиться. Впрочем, ножки у нее ничего.
Одри повернулась к Кену, стараясь в темноте рассмотреть его лицо. Она знала, что он любит ее, чувствовала это. Ведь всякий раз, когда они встречаются, между ними возникает тот магический контакт, о котором знают все настоящие влюбленные: когда сердце громко стучит в груди, когда жар охватывает все тело. Долгое время она не подпускала его к себе и временами ей казалось, что она непременно потеряет его, но он прошел испытание! Он действительно любит ее, иначе уж давно перестал бы встречаться с ней. Теперь, когда она уверена в нем, возможно, пришла пора и вознаградить его. Но слегка. Ровно настолько, чтобы не угас его интерес. Чтобы продолжал оставаться к ней внимательным! Она наклонилась в его сторону, намереваясь чмокнуть в щечку. И промахнулась, так как в это же самое время он придвинулся к ней поближе, чтобы как бы невзначай положить ей руку на бедро. Кен дернулся и принялся вытирать замусоленный глаз.
– Извини, – церемонно сказала она.
Пробурчав что-то нечленораздельное, он снова потянулся к ней. На этот раз их губы встретились и они поцеловались, она – восторженно, он же – используя момент для демонстрации своей силы.
Ошеломленная таким натиском, девушка вырвалась из его объятий.
– Ты делаешь мне больно, Кен, – жалобно сказала она.
– Извини, дорогая, но ты же знаешь, как я чувствую себя, когда ты рядом.
«Просто торчу», – про себя добавил он.
– Знаю, Кен. Ты в самом деле любишь меня, да?
«Хочется так думать, ну и на здоровье», – подумал он, а вслух сказал:
– Конечно, люблю, крошка. Я полюбил тебя с первого взгляда.
Она вздохнула и положила голову ему на плечо. «Теперь надо чуток выждать», – снова про себя подумал он. – «И не слишком распускать руки».
– Мне холодно, Кен.
Освободив левую руку, он обнял ее сзади за плечи.
– Я в момент тебя согрею, – сказал он тоном соблазнителя. И услышал, как она тихонько засмеялась.
«Ага, кажется, дело пошло!» – и вдруг он почувствовал, как все ее тело напряглось.
«Ну вот, опять она за свое!» – и слегка разжал объятья.
– Где мы, Кен? – спросила девушка, выпрямляясь и протирая уже слегка запотевшее ветровое стекло.
– Что?
– Где мы находимся? – повторила она.
– В моем автомобиле.
– Нет, я не о том. Мы что, рядом с Южным Полем?
– Ну да, позади него. В что?
– Господи, как ты мог привезти меня сюда? Ведь здесь же разбился самолет!
– Ну и что? Ведь прошло уже столько времени! К тому же мы далеко от того места, где он шлепнулся.
– Все равно, у меня прямо мурашки по коже. Лучше нам уехать отсюда. Здесь как-то жутко.
– Не глупи, дорогая. Я все равно не могу никуда уехать – у меня мало бензина. «Да и не собираюсь я колесить по округе, подыскивая спокойное местечко лишь для того, чтобы ты могла там удобно пристроить свою задницу», – добавил он про себя.
– Мне вправду холодно. Мы слишком близко от реки.
– Я же сказал, что могу согреть тебя, – сказал он, притягивая девушку к себе.
Ее напряженность прошла, и она снова прижалась к нему.
– Я в самом деле люблю тебя, Кен. У нас ведь не так, как у других, правда?
– Конечно, Одни, – с убеждением сказал он и поцеловал ее в макушку.
Она подняла к нему лицо.
– Ты ведь никогда не бросишь меня, да, Кен?
Даже в темноте он мог разглядеть ее широко раскрытые, ищущие глаза.
– Никогда, – ответил он ей и подвинулся так, чтобы удобнее было дотянуться до ее губ. Он стал целовать ее в лоб, нос, а затем и в губы. Страсть уже закипала в нем, и теперь он почувствовал, как она нарастает и в ней. Ну, все, пора! Его правая рука, которой он обнимал ее за плечи, начала медленно и осторожно подбираться к давно желанной цели. Сколько раз уже бывал у этой цели, и тут она всегда яростно вырывалась и в слезах убегала прочь. Но сегодня, он чувствовал это, все было по-другому – наконец-то она образумилась и созрела! Его пальцы задрожали от возбуждения, добравшись до ее груди, такой упругой и податливой под шерстяным джемпером.
– О-о-о, милый, – услышал он тихий стон, и ее пальцы впились в его плечо. – Скажи мне, что ты меня любишь.
– Я люблю тебя. – Сказать это было парой пустяков.
– Ты ведь не бросишь меня.
– Я тебя не брошу. – Сейчас он сам был готов поверить в это.
– Да, милый, – страстно пробормотала она, в то время, как его рука заползала к ней под джемпер. И это простое слово «да» заставило его сердце бешено забиться, а прикосновение его холодных пальцев к ее обнаженному животу привело Одри в состояние крайнего возбуждения, и она непроизвольно стиснула бедра. Его ищущая рука добралась до бюстгальтера и, быстро пробежав по нему, опустила лямочку. Та легко соскочила с плеча, а его рука уже спешила назад, к тому, что он уже считал своей собственностью. Он захватил грудь в ладонь и несколько мгновений наслаждался ощущением ее чувственной упругости и твердости этого маленького бугорка в центре, в то время как его жадное воображение уже забежало вперед, рисуя другие потаенные местечки.
И тут он почувствовал, как она опять напряглась.
– Что это было? – услышал он ее судорожный вздох.
Он замер, соображая, убить ли ее прямо тут, на месте, или просто вышвырнуть в кусты и уехать. Не сделав ни того, ни другого, все еще не выпуская из руки завоеванной награды, сказал деревянным голосом:
– Ты о чем?
– Там, снаружи кто-то есть. Я что-то слышала, – обеспокоенно прошептала она.
Он неохотно убрал руку и повернулся к окну, вглядываясь в темноту через запотевшее стекло.
– Ну и хрен с ним! Разве может кто-нибудь нас разглядеть через такие стекла, даже если будут очень стараться?
– Слушай, Кен. Ну, слушай же! – взмолилась она. Он сидел, уставясь в совершенно непрозрачное ветровое стекло и стараясь прислушаться, однако досада на то, что его любовный пыл был так нелепо растрачен впустую, заглушала все другие чувства.
– Ничего там нет, – сухо сказал он, в то же время пытаясь вспомнить, запер он двери на защелки или нет. Протерев рукавом часть запотевшего ветрового стекла, он почти уткнулся в него носом, стараясь хоть что-нибудь разглядеть в темноте.
– Ничего, – раздраженно сказал он. – Ни хрена не видно.
– Поехали, Кен. Здесь так холодно, разве ты не чувствуешь?
Да, пожалуй. Но это был не просто холод осенней ночи. Этот озноб пробирал его до самых костей. И вот тут он услышал нечто.
Это было похоже на шепот или шелест голых ветвей в кустах живой изгороди, однако он почему-то чувствовал, что природа здесь ни при чем. В этом звуке было что-то человеческое; и все же это не был шепот человека. Они снова услышали его – тихий, безжизненный шепот.
Одри схватила его за руку, не в силах отвести взгляда от ветрового стекла.
– Давай уедем, Кен. Уедем сейчас же! – Ее голос срывался, а тело била легкая дрожь.
– Наверное, кто-то дурью мается, – неуверенно ответил он, потянувшись однако к ключу зажигания. У него упало сердце, когда он услышал, как мотор зафыркал, потом взревел и умолк. Кен почувствовал, как Одри в тревоге повернулась в его сторону, но старался не смотреть на нее, опасаясь, как бы глаза не выдали охватившего его беспокойства. Он опять включил зажигание. Похоже, что на этот раз двигатель все же заведется, но он опять зачихал, а потом вовсе взвыл и затих. После третьей попытки стало ясно, что прежде чем пробовать еще раз, надо дать немного передохнуть подсевшему аккумулятору. Они сидели, не шелохнувшись, в полной тишине, напряженно вслушиваясь, стараясь уловить малейший звук и молясь про себя, чтобы это не повторилось. Но оно повторилось. Тихий, шелестящий шепот. Близко. Совсем рядом и, похоже, с той стороны, где сидела девушка.
Кен посмотрел мимо нее в запотевшее боковое окно; от тепла их тел стекла покрылись тонким непрозрачным слоем влаги. Но ему показалось, что прямо за окном маячит какая-то бесформенная белесая тень. Она как будто постепенно росла, словно пятно, появляющееся при дыхании на холодном стекле. Края ее были размыты, и вся она была колышущимся серым овалом, который неумолимо приближался. Он открыл рот, но не смог произнести ни слова. Все его тело оцепенело. Волосы на голове поднялись дыбом. Тень за окном перестала расти, но он знал, она рядом, прямо за стеклом, всего в нескольких дюймах от повернутой к нему головы Одри. Девушка вдруг поняла, что он смотрит не на нее, а на что-то, находящееся за ее левым плечом, и у нее сжалось сердце, когда она увидела его искаженное страхом лицо.
Она с трудом отвела взгляд от его лица и медленно, как марионетка, вся сжавшись от страха, обернулась к окну. Механически, одним движением руки вытерла запотевшее стекло и тут же в ужасе закричала. Этот вопль, поднявшийся из самых глубин ее существа, заполнил собой салон маленькой машины и забился у парня в ушах.
Через стекло на нее в упор смотрели два огромных черных глаза. И взгляд этих глаз был таким пронзительным, что она просто не в силах была от них оторваться: казалось, они прожигают ее насквозь, проникают в ее сознание, что-то ищут в душе. Она с ужасом поняла, все ее чувства кричали об этом, то, что находилось там, снаружи, не было человеком. И вообще не было живым существом. Даже почти теряя рассудок от страха, она уже знала, что это такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29