А у него были более насущные заботы, о которых следовало подумать, в частности, финансовые проблемы, а разгадывать неразрешимые загадки – для этого у него было слишком мало времени. Он повернул ручку и сердито потянул на себя дверь. И невольно сморщил нос, когда из-за двери на него пахнуло омерзительной вонью, а налетевший ледяной порыв ветра пробрал до самых костей. Вытащив из кармана носовой платок, он прижал его к своему чувствительному носу и прищурился, стараясь хоть что-то разглядеть в полумраке.
Красный свет, казалось, был еще более тусклым, чем обычно, а в глубине каморки у промывочных ванн он заметил стоящую темную фигуру.
– Энри, это ты? – нерешительно спросил он.
Впервые за все это время Мартин почувствовал страх. Воображение наконец-то заработало. Что напугало его больше всего, так это доносящееся до него тяжелое, хриплое дыхание. Оно было похоже на глухое рычание, как будто воздух с трудом прорывался через поврежденные голосовые связки. В этом было что-то потустороннее!
Запах был просто невыносимый, Мартин пошатнулся, словно отравленный этими ядовитыми миазмами.
– Кто... кто здесь? – закричал он, схватившись за дверь, чтобы не упасть.
В ответ он услышал жуткий сдавленный смех. А затем голос:
– Привет, иудей, – сказал этот голос.
Мартин почувствовал, как что-то толкнуло его в спину. Споткнувшись, он сделал шаг вперед и упал на колени в залитой красным светом лаборатории. Из густой тени навстречу ему выступила темная фигура и остановилась рядом. Тут он вдруг осознал, что видит перед собой темно-красное лицо своего партнера. И в то же время это был не он! Черты лица те же, но его выражение абсолютно не свойственно Эрни. В нем было сконцентрировано все зло мира. Все пороки человечества, собранные воедино и получившие физическое воплощение. Это было лицо Дьявола!
Мартин заскулил от охватившего его ужаса. Никогда раньше он не испытывал такого всепоглощающего, парализующего страха. Крохотные мускулы, окружающие фолликулы волос, сжались, зрачки расширились, сердце в груди бешено заколотилось. Кровь отхлынула от внутренностей к близлежащим мускулам, отчего в желудке возникло тягостное чувство дурноты. В кровь устремились потоки ферментов, вызвав ощущение покалывания. Мышцы конвульсивно задергались, все его тело забила дрожь. Кишечник самопроизвольно опорожнился, и по ногам потекли горячие струи коричневой жижи. Он открыл рот, пытаясь закричать, но ему удалось выдавить из себя только сухие, придушенные булькающие звуки.
– Еврейский ублюдок, – проговорил голос. – Посмотри, как ты дрожишь. Как ты весь обосрался.
Мартин почувствовал, как железные пальцы подхватили его за взмокшие от пота подмышки. Ухмыляющееся лицо демона придвинулось ближе.
– Как обрадуется князь Мастомах, получив такого как ты! Как возрадуется Агалиарепт! Как развеселится Гласиалаболас!
Фотограф почувствовал, что его поднимают, лицо Дьявола было всего лишь в нескольких сантиметрах от его собственного лица, зловонное дыхание попадало через его широко открытый рот в легкие, распространяясь по всему телу.
– Ну, что иудей, нечего сказать? – раздался издевательский смешок. – Смотри, как твой партнер волочет тебя. Ты знаешь куда? Почему бы тебе не позвать на помощь Яхве? – Снова хриплый смех.
Ноги Мартина беспомощно волочились по полу, пока эта бестия тащила его грузное тело к промывочной ванне. Безжалостный голос прошептал в самое ухо:
– Они полагают, что уничтожили меня. Священник думает, что его вода убила меня. Теперь ты понимаешь, иудей, как мыслят эти религиозные придурки? Она обожгла меня, это так, но лишь как огонь обжигает тело. Но я не умер. Меня нельзя убить.
Мартин почувствовал, как его ноги отрываются от пола, а тело переваливается через край ванны, и тут, наконец, ему удалось закричать. Крик этот перешел в булькающий хрип, когда голова его скрылась под водой. Вокруг него в воде взвились и закружились черно-белые снимки. Его крепко прижало носом к круглой решетке на дне, и он изо всех сил затрепыхался, стараясь освободить шею. Но державшие его руки были слишком сильны.
Вода затекала в его раскрытый в крике рот, а оттуда прямо в ноздри. Он постарался втянуть ее в себя, и она хлынула ему в горло, а через него в легкие, точно так же, как минуту назад в них попало зловонное дыхание этого исчадия ада. Но на этот раз результат был смертельным, и серая пелена уже просочилась в его мозг постепенно, подобно опускающемуся занавесу, вытесняя из него все видения. Когда же этот серый занавес опустился совсем, жизнь, словно соскучившийся гость, покинула его.
* * *
Тело перестало биться в тщетных попытках освободиться, короткие ноги безвольно свесились вниз, как бы устав от предсмертных брыканий, и Демон отпустил его, оставив висеть на краю ванны с погруженным в воду лицом.
Он вышел из лаборатории, и когда проходил мимо высохших фотографий, лежащих на столе, они вдруг задымились, а затем разом занялись огнем. Демон сгреб одной рукой все висящие негативы и швырнул их на середину комнаты. Взламывая шкафы, он вытряхивал из них сотни желтых пакетов с рулонами пленки и многочисленные прямоугольные коробки с фотопластинками и бросал их в кучу скрученных негативов. Затем Демон подошел к горящим фотографиям и взял часть из них, не обращая никакого внимания па ожоги, от которых его руки мгновенно покрылись волдырями.
Для Демона боли не существовало, но человеческая душа, которую он полностью подчинил себе, вопила и корчилась в муках, почувствовав, как огонь начал вгрызаться в ее плоть.
Тварь дотащила горящую кипу снимков до середины комнаты и бросила их на кучу негативов и коробок с пленкой. С шумом полыхнули темно-серые негативы, разом занялись огнем, мгновенно поглотившие желтые коробки. А посреди этого полыхающего ада виднелась фигура Эрнеста Гудвина, тело которого сотрясалось от хохота овладевшего им Демона. Сейчас огонь был его старым другом. Когда-то пламя уничтожило его бренное тело; теперь же оно его поддерживало.
Демон прошел сквозь пожарище и открыл дверь из фотостудии, как бы приглашая других следовать за ним. Сегодня ночью у него было еще много, очень много дел.
Глава 19
– Лондон-Старт, я Консул 2802, прошу условия. – Капитан Роган начал терять терпение. Он не выносил никаких задержек на взлете, его раздражала бессмысленная трата горючего, когда приходится сдерживать рвущуюся наружу мощь, накопленную четырьмя реактивными двигателями. Пока что их задержка не превышала и минуты, но у командира и так уже было испорчено настроение, правда по другим причинам, скорее личного характера, и опоздание со взлетом только подлило масла в огонь.
– 2802, ждите, – ответил жесткий металлический голос.
– Ну, давай же, – раздраженно проворчал Роган, правда про себя, а не в переговорное устройство.
Келлер посмотрел в его сторону, но капитан, избегая его взгляда, смотрел прямо перед собой в ночную тьму.
«Боже, – подумал второй пилот. – Это же конец нашим добрым отношениям. Ну зачем надо было Бет говорить все это? На что она рассчитывала, рассказав мужу о своей измене с его учеником и другом. Ведь у нее был достаточно большой выбор, она могла назвать любого, но почему именно его? И всего-то одна ночь. Ничего серьезного. Оплошность с его стороны. Непростительная, верно; однако, на фоне других многочисленных и, наверное, более серьезных случаев, этот не стоил даже упоминания. Видимо, Бет хотела как можно чувствительнее ударить по самолюбию Питера Рогана, и это ей удалось. Он страдал не столько от ее неверности, сколько от унижения, что ему наставил рога его же подчиненный! Человек, которому он полностью доверял. И вот еще вопрос – скажет ли он об этом Кэти?»
Для себя Келлер уже решил, что, как только представится случай, он сам сделает это. Глупо жить в постоянном страхе, ожидая, что кто-нибудь тебя разоблачит. Конечно, она будет глубоко оскорблена, услышав его признание, но если она узнает это от кого-нибудь другого... Он запретил себе даже думать об этом. Она переживет, если по-настоящему любит его и если он будет с ней полностью откровенным. Если же не переживет... Об этом он тоже не хотел думать. Что бы ни случилось, он ни за что не должен ее потерять. Она была слишком дорога ему сейчас. Но Роган – это другое дело. Келлер понимал, что ему никогда уже не удастся загладить свою вину перед ним, и то, что вчера Роган упал от его толчка, отнюдь не способствовало их примирению. «Прости меня, командир, – мысленно извинился он, – может, и с тобой мы помиримся когда-нибудь».
– Консул 2802, – металлический голос прервал раздумья обоих пилотов, – вам разрешается выполнять полет по намеченному маршруту до Вашингтона, Даллес. Штат-полет по приборам по трассе Давентри 2, эшелон полета 350, код ответчика Альфа 4208.
Облегченно вздохнув, капитан Роган повторил в микрофон полетное задание.
– Понял, Консул 2802, подтвердили правильно. Работайте один-два-один, точка, три.
– Лондон-Старт, Консул 2802, на предварительном полосы двадцать-восемь, правая.
– 2802, после посадки Ди Си 8 занимайте полосу и ждите.
– Я 2802, после посадки Ди Си 8 занимаю полосу.
– 2802, взлет разрешаю.
– Я 2802, взлетаю.
Самолет, набирая скорость, покатил по взлетной полосе, ускорение, которое придавала ему возрастающая тяга двигателей, мягко вдавило пассажиров и членов экипажа в спинки кресел. За несколько секунд самолет набрал скорость, после которой пилот уже не имел права прервать взлет. Капитан Роган продолжал разгон пока самолет достиг скорости отрыва, и затем плавно поднял нос аэробуса вверх. Огромная машина, невероятно мощная, начала подъем, легко пронзая воздух, и с неожиданной для своих размеров грацией устремилась в ночное небо.
Когда аэробус набрал заданную высоту и описал в небе огромную дугу, ложась на заданный курс в выделенном ему воздушном коридоре, Келлер расслабился. И это было понятно: когда взлетаешь на такой послушной воле пилота машине, то как бы оставляешь все свои тревоги и заботы внизу, на земле. После того, как они завершили процедуру послевзлетной проверки, по лицу командира можно было понять, что и его постепенно покидает состояние напряжения, обычное для этапа взлета. Келлер наблюдал за ним, пока объявлял пассажирам разрешение отстегнуть ремни и курить. На какую-то долю секунды командир задержал взгляд на Келлере, затем отвернулся и с непроницаемым выражением лица стал изучать показания приборов.
Именно в этот момент дверь кабины распахнулась и влетела Кэти.
– Капитан Роган, – обратилась она к командиру с тревогой в голосе.
– В чем дело, Кэти? – холодно спросил он, не отрывая взгляда от приборов.
– Один из пассажиров первого класса обнаружил в своем портфеле какое-то устройство. – Она бросила быстрый взгляд на Келлера, и между ними словно бы проскочил эмоциональный разряд. – Это похоже на... бомбу!
Капитан быстро повернул голову.
– Ты уверена? – отрывисто спросил он.
Его резкий тон заставил Кэти вздрогнуть.
– Оно... Похоже, в нем есть какой-то часовой механизм. Пассажир не знает, как эта штука попала к нему в портфель.
– А другие пассажиры уже знают об этом?
– В салоне первого класса – да. В салоне второго класса – те, что сидят впереди, заинтересовались, что за суматоха там возникла.
– Ладно. – Он повернулся к Келлеру. – Спустись вниз и выясни, что там такое.
– Ты будешь переключать ответчик на сигнал бедствия?
– Не раньше, чем ты проверишь, в чем там дело, – отрезал Роган.
Кэти посмотрела на обоих пилотов с удивлением, позабыв на мгновение об опасности, притаившейся внизу. Она прежде никогда не слышала, чтобы капитан разговаривал с Дэйвом в таком тоне, а ведь им и раньше приходилось бывать во всяких переделках. Келлер уже выбрался из кресла пилота и стоял, глядя на командира, словно собираясь что-то сказать. Роган окинул его холодным взглядом, и Кэти явственно ощутила напряженность в отношениях между обоими мужчинами.
– Ну, – зло сказал капитан, и в его взгляде, обращенном на Келлера, сквозила ярость, но не страх. – Какого черта ты здесь торчишь? Ступай вниз!
Не проронив ни слова в ответ, Келлер повернулся и, пробравшись к выходу из кабины, очутился прямо перед Кэти. Увидев ее побледневшее лицо он понял, что она обеспокоена не столько грозящей опасностью, сколько их размолвкой с командиром. Он ободряюще улыбнулся и взял ее за руку.
– Ну, показывай дорогу.
Проходя мимо бортинженера, которого от страха уже прошиб пот, Келлер похлопал его по плечу и крикнул, стараясь перекричать шум двигателей:
– Подожди надевать парашют, Эл!
Бортинженер вымученно улыбнулся в ответ и поднял вверх два больших пальца. Кэти и Келлер быстро проскользнули через узкую дверь кабины и стали спускаться по винтовой лестнице. Кэти обернулась и посмотрела через плечо на Келлера, она была очень бледна, глаза широко раскрыты. Он наклонился к ней, коснулся ладонью обращенного к нему лица и ласкового провел пальцами по нежной щеке. Он еще раз ободряюще улыбнулся, в то время как оба продолжали спускаться вниз.
Старший стюард, Броуди, ждал их у подножья лестницы и, увидев Келлера, показал рукой в направлении салона первого класса. Второй пилот не стал тратить время на расспросы. Он быстро вошел в салон и двинулся вперед, не обращая внимания на встревоженные лица сидящих вокруг пассажиров, от волнения нервно покусывающих губы. И тут же замер как вкопанный, пораженный увиденным.
Сэр Джеймс Баррет сидел в кресле как-то боком, выставив ноги в проход между рядами, на коленях у него лежал раскрытый изящный черный кейс, а лицо было сведено судорогой ужаса. Состояние других пассажиров варьировалось от нервного любопытства до откровенной паники. Сидящий рядом с Джеймсом молодой человек, его личный секретарь, съежившись от страха, прижался спиной к иллюминатору, словно хотел пробиться сквозь фюзеляж, только бы быть подальше от опасной штуковины, находящейся в кейсе. Четыре японских бизнесмена, занимавших следующий ряд кресел, перебрались в переднюю часть салона и там встревоженно тараторили, возбужденно жестикулируя. Женщина укачивала на руках маленькую плачущую девочку, а сама едва сдерживала слезы. На полу в проходе рядом с ними лежала пластмассовая кукла, которая, казалось, обозревала происходящее вокруг холодными невидящими глазами. Мужчина с американским акцентом громогласно требовал, чтобы для него хоть что-нибудь сделали, в то время как его приятель, дергая его за рукав, пытался его утихомирить.
Немного в стороне от остальных стоял человек, который одной рукой опирался на спинку своего кресла, другой – на спинку кресла предыдущего ряда. Он отличался болезненной худобой, его кожа имела неестественный оттенок, лицо избороздила сеть глубоких морщин. Он улыбался. И в этой его улыбке были одновременно и страх, и возбуждение. И насмешка.
Сэр Джеймс, казалось, был не в силах оторвать взгляд от кейса, лежащего у него на коленях, но как только Келлер подошел к нему, он осторожно повернул кейс так, чтобы тот мог увидеть его содержимое. Едва взглянув на хитросплетение проводов, пластмассовые трубки и часовой механизм, Келлер сразу же понял, что перед ним настоящая бомба. Одновременно он понял и то, как она могла попасть на борт. Он хотел сказать сэру Джеймсу, чтобы тот не двигался, но в этот момент ослепительно белая вспышка сверкнула перед его глазами, и испепеляющий вихрь поглотил его, превратив в подобие сияющего кокона, оторвал от пола и отбросил к стенке салона.
Келлер почувствовал, как его ударило обо что-то твердое, затем он свалился на пол. К своему удивлению он не чувствовал никакой боли, все его тело как бы онемело. Он с трудом раскрыл глаза и первое мгновение никак не мог понять, почему все вокруг как-то странно накренилось; пассажиры барахтаются и скатываются вниз по наклонному полу, а стены салона охвачены языками пламени. Потом он заметил, что передняя дверь для пассажиров сорвана со своего места и висит, каким-то чудом удерживаясь на тоненьких полосках металла, а в образовавшийся проем со свистом врывается холодный ночной воздух. И тут в его потрясенном сознании постепенно начала вырисовываться картина того, что произошло.
Он попытался встать, недоумевая, почему не чувствует боли, но ему удалось лишь немного приподняться, опираясь на локоть. Он невольно вскрикнул, увидев ползущую к нему Кэти. Ее искаженное ужасом лицо было в крови, глаза широко раскрыты от страха и сострадания, рот застыл в крике. Но он не услышал ни звука, все пространство внутри самолета превратилось для него в безмолвный мир хаоса. И в последний момент, когда окружающий мир начал тускнеть и расплываться, когда его глаза уже отказывались воспринимать весь этот ужас, перед его угасающим взором промелькнул образ Кэти, пытающейся преодолеть крутой наклон пола и подползти к нему ближе, ее протянутая к нему окровавленная рука, ее глаза, полные страдания и скорби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Красный свет, казалось, был еще более тусклым, чем обычно, а в глубине каморки у промывочных ванн он заметил стоящую темную фигуру.
– Энри, это ты? – нерешительно спросил он.
Впервые за все это время Мартин почувствовал страх. Воображение наконец-то заработало. Что напугало его больше всего, так это доносящееся до него тяжелое, хриплое дыхание. Оно было похоже на глухое рычание, как будто воздух с трудом прорывался через поврежденные голосовые связки. В этом было что-то потустороннее!
Запах был просто невыносимый, Мартин пошатнулся, словно отравленный этими ядовитыми миазмами.
– Кто... кто здесь? – закричал он, схватившись за дверь, чтобы не упасть.
В ответ он услышал жуткий сдавленный смех. А затем голос:
– Привет, иудей, – сказал этот голос.
Мартин почувствовал, как что-то толкнуло его в спину. Споткнувшись, он сделал шаг вперед и упал на колени в залитой красным светом лаборатории. Из густой тени навстречу ему выступила темная фигура и остановилась рядом. Тут он вдруг осознал, что видит перед собой темно-красное лицо своего партнера. И в то же время это был не он! Черты лица те же, но его выражение абсолютно не свойственно Эрни. В нем было сконцентрировано все зло мира. Все пороки человечества, собранные воедино и получившие физическое воплощение. Это было лицо Дьявола!
Мартин заскулил от охватившего его ужаса. Никогда раньше он не испытывал такого всепоглощающего, парализующего страха. Крохотные мускулы, окружающие фолликулы волос, сжались, зрачки расширились, сердце в груди бешено заколотилось. Кровь отхлынула от внутренностей к близлежащим мускулам, отчего в желудке возникло тягостное чувство дурноты. В кровь устремились потоки ферментов, вызвав ощущение покалывания. Мышцы конвульсивно задергались, все его тело забила дрожь. Кишечник самопроизвольно опорожнился, и по ногам потекли горячие струи коричневой жижи. Он открыл рот, пытаясь закричать, но ему удалось выдавить из себя только сухие, придушенные булькающие звуки.
– Еврейский ублюдок, – проговорил голос. – Посмотри, как ты дрожишь. Как ты весь обосрался.
Мартин почувствовал, как железные пальцы подхватили его за взмокшие от пота подмышки. Ухмыляющееся лицо демона придвинулось ближе.
– Как обрадуется князь Мастомах, получив такого как ты! Как возрадуется Агалиарепт! Как развеселится Гласиалаболас!
Фотограф почувствовал, что его поднимают, лицо Дьявола было всего лишь в нескольких сантиметрах от его собственного лица, зловонное дыхание попадало через его широко открытый рот в легкие, распространяясь по всему телу.
– Ну, что иудей, нечего сказать? – раздался издевательский смешок. – Смотри, как твой партнер волочет тебя. Ты знаешь куда? Почему бы тебе не позвать на помощь Яхве? – Снова хриплый смех.
Ноги Мартина беспомощно волочились по полу, пока эта бестия тащила его грузное тело к промывочной ванне. Безжалостный голос прошептал в самое ухо:
– Они полагают, что уничтожили меня. Священник думает, что его вода убила меня. Теперь ты понимаешь, иудей, как мыслят эти религиозные придурки? Она обожгла меня, это так, но лишь как огонь обжигает тело. Но я не умер. Меня нельзя убить.
Мартин почувствовал, как его ноги отрываются от пола, а тело переваливается через край ванны, и тут, наконец, ему удалось закричать. Крик этот перешел в булькающий хрип, когда голова его скрылась под водой. Вокруг него в воде взвились и закружились черно-белые снимки. Его крепко прижало носом к круглой решетке на дне, и он изо всех сил затрепыхался, стараясь освободить шею. Но державшие его руки были слишком сильны.
Вода затекала в его раскрытый в крике рот, а оттуда прямо в ноздри. Он постарался втянуть ее в себя, и она хлынула ему в горло, а через него в легкие, точно так же, как минуту назад в них попало зловонное дыхание этого исчадия ада. Но на этот раз результат был смертельным, и серая пелена уже просочилась в его мозг постепенно, подобно опускающемуся занавесу, вытесняя из него все видения. Когда же этот серый занавес опустился совсем, жизнь, словно соскучившийся гость, покинула его.
* * *
Тело перестало биться в тщетных попытках освободиться, короткие ноги безвольно свесились вниз, как бы устав от предсмертных брыканий, и Демон отпустил его, оставив висеть на краю ванны с погруженным в воду лицом.
Он вышел из лаборатории, и когда проходил мимо высохших фотографий, лежащих на столе, они вдруг задымились, а затем разом занялись огнем. Демон сгреб одной рукой все висящие негативы и швырнул их на середину комнаты. Взламывая шкафы, он вытряхивал из них сотни желтых пакетов с рулонами пленки и многочисленные прямоугольные коробки с фотопластинками и бросал их в кучу скрученных негативов. Затем Демон подошел к горящим фотографиям и взял часть из них, не обращая никакого внимания па ожоги, от которых его руки мгновенно покрылись волдырями.
Для Демона боли не существовало, но человеческая душа, которую он полностью подчинил себе, вопила и корчилась в муках, почувствовав, как огонь начал вгрызаться в ее плоть.
Тварь дотащила горящую кипу снимков до середины комнаты и бросила их на кучу негативов и коробок с пленкой. С шумом полыхнули темно-серые негативы, разом занялись огнем, мгновенно поглотившие желтые коробки. А посреди этого полыхающего ада виднелась фигура Эрнеста Гудвина, тело которого сотрясалось от хохота овладевшего им Демона. Сейчас огонь был его старым другом. Когда-то пламя уничтожило его бренное тело; теперь же оно его поддерживало.
Демон прошел сквозь пожарище и открыл дверь из фотостудии, как бы приглашая других следовать за ним. Сегодня ночью у него было еще много, очень много дел.
Глава 19
– Лондон-Старт, я Консул 2802, прошу условия. – Капитан Роган начал терять терпение. Он не выносил никаких задержек на взлете, его раздражала бессмысленная трата горючего, когда приходится сдерживать рвущуюся наружу мощь, накопленную четырьмя реактивными двигателями. Пока что их задержка не превышала и минуты, но у командира и так уже было испорчено настроение, правда по другим причинам, скорее личного характера, и опоздание со взлетом только подлило масла в огонь.
– 2802, ждите, – ответил жесткий металлический голос.
– Ну, давай же, – раздраженно проворчал Роган, правда про себя, а не в переговорное устройство.
Келлер посмотрел в его сторону, но капитан, избегая его взгляда, смотрел прямо перед собой в ночную тьму.
«Боже, – подумал второй пилот. – Это же конец нашим добрым отношениям. Ну зачем надо было Бет говорить все это? На что она рассчитывала, рассказав мужу о своей измене с его учеником и другом. Ведь у нее был достаточно большой выбор, она могла назвать любого, но почему именно его? И всего-то одна ночь. Ничего серьезного. Оплошность с его стороны. Непростительная, верно; однако, на фоне других многочисленных и, наверное, более серьезных случаев, этот не стоил даже упоминания. Видимо, Бет хотела как можно чувствительнее ударить по самолюбию Питера Рогана, и это ей удалось. Он страдал не столько от ее неверности, сколько от унижения, что ему наставил рога его же подчиненный! Человек, которому он полностью доверял. И вот еще вопрос – скажет ли он об этом Кэти?»
Для себя Келлер уже решил, что, как только представится случай, он сам сделает это. Глупо жить в постоянном страхе, ожидая, что кто-нибудь тебя разоблачит. Конечно, она будет глубоко оскорблена, услышав его признание, но если она узнает это от кого-нибудь другого... Он запретил себе даже думать об этом. Она переживет, если по-настоящему любит его и если он будет с ней полностью откровенным. Если же не переживет... Об этом он тоже не хотел думать. Что бы ни случилось, он ни за что не должен ее потерять. Она была слишком дорога ему сейчас. Но Роган – это другое дело. Келлер понимал, что ему никогда уже не удастся загладить свою вину перед ним, и то, что вчера Роган упал от его толчка, отнюдь не способствовало их примирению. «Прости меня, командир, – мысленно извинился он, – может, и с тобой мы помиримся когда-нибудь».
– Консул 2802, – металлический голос прервал раздумья обоих пилотов, – вам разрешается выполнять полет по намеченному маршруту до Вашингтона, Даллес. Штат-полет по приборам по трассе Давентри 2, эшелон полета 350, код ответчика Альфа 4208.
Облегченно вздохнув, капитан Роган повторил в микрофон полетное задание.
– Понял, Консул 2802, подтвердили правильно. Работайте один-два-один, точка, три.
– Лондон-Старт, Консул 2802, на предварительном полосы двадцать-восемь, правая.
– 2802, после посадки Ди Си 8 занимайте полосу и ждите.
– Я 2802, после посадки Ди Си 8 занимаю полосу.
– 2802, взлет разрешаю.
– Я 2802, взлетаю.
Самолет, набирая скорость, покатил по взлетной полосе, ускорение, которое придавала ему возрастающая тяга двигателей, мягко вдавило пассажиров и членов экипажа в спинки кресел. За несколько секунд самолет набрал скорость, после которой пилот уже не имел права прервать взлет. Капитан Роган продолжал разгон пока самолет достиг скорости отрыва, и затем плавно поднял нос аэробуса вверх. Огромная машина, невероятно мощная, начала подъем, легко пронзая воздух, и с неожиданной для своих размеров грацией устремилась в ночное небо.
Когда аэробус набрал заданную высоту и описал в небе огромную дугу, ложась на заданный курс в выделенном ему воздушном коридоре, Келлер расслабился. И это было понятно: когда взлетаешь на такой послушной воле пилота машине, то как бы оставляешь все свои тревоги и заботы внизу, на земле. После того, как они завершили процедуру послевзлетной проверки, по лицу командира можно было понять, что и его постепенно покидает состояние напряжения, обычное для этапа взлета. Келлер наблюдал за ним, пока объявлял пассажирам разрешение отстегнуть ремни и курить. На какую-то долю секунды командир задержал взгляд на Келлере, затем отвернулся и с непроницаемым выражением лица стал изучать показания приборов.
Именно в этот момент дверь кабины распахнулась и влетела Кэти.
– Капитан Роган, – обратилась она к командиру с тревогой в голосе.
– В чем дело, Кэти? – холодно спросил он, не отрывая взгляда от приборов.
– Один из пассажиров первого класса обнаружил в своем портфеле какое-то устройство. – Она бросила быстрый взгляд на Келлера, и между ними словно бы проскочил эмоциональный разряд. – Это похоже на... бомбу!
Капитан быстро повернул голову.
– Ты уверена? – отрывисто спросил он.
Его резкий тон заставил Кэти вздрогнуть.
– Оно... Похоже, в нем есть какой-то часовой механизм. Пассажир не знает, как эта штука попала к нему в портфель.
– А другие пассажиры уже знают об этом?
– В салоне первого класса – да. В салоне второго класса – те, что сидят впереди, заинтересовались, что за суматоха там возникла.
– Ладно. – Он повернулся к Келлеру. – Спустись вниз и выясни, что там такое.
– Ты будешь переключать ответчик на сигнал бедствия?
– Не раньше, чем ты проверишь, в чем там дело, – отрезал Роган.
Кэти посмотрела на обоих пилотов с удивлением, позабыв на мгновение об опасности, притаившейся внизу. Она прежде никогда не слышала, чтобы капитан разговаривал с Дэйвом в таком тоне, а ведь им и раньше приходилось бывать во всяких переделках. Келлер уже выбрался из кресла пилота и стоял, глядя на командира, словно собираясь что-то сказать. Роган окинул его холодным взглядом, и Кэти явственно ощутила напряженность в отношениях между обоими мужчинами.
– Ну, – зло сказал капитан, и в его взгляде, обращенном на Келлера, сквозила ярость, но не страх. – Какого черта ты здесь торчишь? Ступай вниз!
Не проронив ни слова в ответ, Келлер повернулся и, пробравшись к выходу из кабины, очутился прямо перед Кэти. Увидев ее побледневшее лицо он понял, что она обеспокоена не столько грозящей опасностью, сколько их размолвкой с командиром. Он ободряюще улыбнулся и взял ее за руку.
– Ну, показывай дорогу.
Проходя мимо бортинженера, которого от страха уже прошиб пот, Келлер похлопал его по плечу и крикнул, стараясь перекричать шум двигателей:
– Подожди надевать парашют, Эл!
Бортинженер вымученно улыбнулся в ответ и поднял вверх два больших пальца. Кэти и Келлер быстро проскользнули через узкую дверь кабины и стали спускаться по винтовой лестнице. Кэти обернулась и посмотрела через плечо на Келлера, она была очень бледна, глаза широко раскрыты. Он наклонился к ней, коснулся ладонью обращенного к нему лица и ласкового провел пальцами по нежной щеке. Он еще раз ободряюще улыбнулся, в то время как оба продолжали спускаться вниз.
Старший стюард, Броуди, ждал их у подножья лестницы и, увидев Келлера, показал рукой в направлении салона первого класса. Второй пилот не стал тратить время на расспросы. Он быстро вошел в салон и двинулся вперед, не обращая внимания на встревоженные лица сидящих вокруг пассажиров, от волнения нервно покусывающих губы. И тут же замер как вкопанный, пораженный увиденным.
Сэр Джеймс Баррет сидел в кресле как-то боком, выставив ноги в проход между рядами, на коленях у него лежал раскрытый изящный черный кейс, а лицо было сведено судорогой ужаса. Состояние других пассажиров варьировалось от нервного любопытства до откровенной паники. Сидящий рядом с Джеймсом молодой человек, его личный секретарь, съежившись от страха, прижался спиной к иллюминатору, словно хотел пробиться сквозь фюзеляж, только бы быть подальше от опасной штуковины, находящейся в кейсе. Четыре японских бизнесмена, занимавших следующий ряд кресел, перебрались в переднюю часть салона и там встревоженно тараторили, возбужденно жестикулируя. Женщина укачивала на руках маленькую плачущую девочку, а сама едва сдерживала слезы. На полу в проходе рядом с ними лежала пластмассовая кукла, которая, казалось, обозревала происходящее вокруг холодными невидящими глазами. Мужчина с американским акцентом громогласно требовал, чтобы для него хоть что-нибудь сделали, в то время как его приятель, дергая его за рукав, пытался его утихомирить.
Немного в стороне от остальных стоял человек, который одной рукой опирался на спинку своего кресла, другой – на спинку кресла предыдущего ряда. Он отличался болезненной худобой, его кожа имела неестественный оттенок, лицо избороздила сеть глубоких морщин. Он улыбался. И в этой его улыбке были одновременно и страх, и возбуждение. И насмешка.
Сэр Джеймс, казалось, был не в силах оторвать взгляд от кейса, лежащего у него на коленях, но как только Келлер подошел к нему, он осторожно повернул кейс так, чтобы тот мог увидеть его содержимое. Едва взглянув на хитросплетение проводов, пластмассовые трубки и часовой механизм, Келлер сразу же понял, что перед ним настоящая бомба. Одновременно он понял и то, как она могла попасть на борт. Он хотел сказать сэру Джеймсу, чтобы тот не двигался, но в этот момент ослепительно белая вспышка сверкнула перед его глазами, и испепеляющий вихрь поглотил его, превратив в подобие сияющего кокона, оторвал от пола и отбросил к стенке салона.
Келлер почувствовал, как его ударило обо что-то твердое, затем он свалился на пол. К своему удивлению он не чувствовал никакой боли, все его тело как бы онемело. Он с трудом раскрыл глаза и первое мгновение никак не мог понять, почему все вокруг как-то странно накренилось; пассажиры барахтаются и скатываются вниз по наклонному полу, а стены салона охвачены языками пламени. Потом он заметил, что передняя дверь для пассажиров сорвана со своего места и висит, каким-то чудом удерживаясь на тоненьких полосках металла, а в образовавшийся проем со свистом врывается холодный ночной воздух. И тут в его потрясенном сознании постепенно начала вырисовываться картина того, что произошло.
Он попытался встать, недоумевая, почему не чувствует боли, но ему удалось лишь немного приподняться, опираясь на локоть. Он невольно вскрикнул, увидев ползущую к нему Кэти. Ее искаженное ужасом лицо было в крови, глаза широко раскрыты от страха и сострадания, рот застыл в крике. Но он не услышал ни звука, все пространство внутри самолета превратилось для него в безмолвный мир хаоса. И в последний момент, когда окружающий мир начал тускнеть и расплываться, когда его глаза уже отказывались воспринимать весь этот ужас, перед его угасающим взором промелькнул образ Кэти, пытающейся преодолеть крутой наклон пола и подползти к нему ближе, ее протянутая к нему окровавленная рука, ее глаза, полные страдания и скорби.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29