– Убирайтесь сейчас же! – прогремел голос отца. – Иначе вы останетесь лежать здесь мертвыми.
И они ушли.
В этот день на сердце у меня было тяжело, и я попросил Фрейдису дать мне совет.
– Беспокойство витает надо мной, словно каркающие вороны, – обратился я к ней. – Не нравится мне эта война из-за женщины, которая ничего не стоит, хотя она и нанесла мне тяжкую обиду. Я боюсь будущего, так как оно может оказаться гораздо худшим, нежели все то, что случилось в прошлом.
– Тогда постарайтесь познать это будущее, так как уже известное не кажется страшным.
– Не совсем уверен в этом, – ответил я. – Ну, а как можно узнать это будущее?
– Через голос бога, Олаф. Разве я не являюсь одной из жриц Одина, кое-что знающей об этих тайнах? Вон там, в его храме, он, возможно, скажет что-нибудь, если вы отважитесь все это выслушать.
– Ну что ж, я отважусь. Я не прочь послушать голос бога, правда им будет сказана или ложь.
– Тогда пойдем и выслушаем этот голос, Олаф.
И мы отправились к храму. Фрейдиса, имевшая право входить в него, открыла дверь. Мы вошли и зажгли лампу перед фигурой сидящего Одина, вырезанной из дерева. Алтарь бога – возле него, я стоял рядом с ним, а Фрейдиса припала к земле у статуи. Она стала бормотать руны, затем замолчала, и меня охватил страх. Помещение было большим, слабый свет едва достигал сводчатого потолка. Вокруг меня были одни только бесформенные тени. Я ощутил, что существуют два мира, один телесный, другой – мир духов, и что я нахожусь где-то между ними. Фрейдиса, казалось, заснула, я не слышал даже ее дыхания. Затем она тяжело вздохнула, повернула голову, и я при свете лампы заметил, что ее лицо было мертвенно бледным.
– Чего ищешь ты? – спросили ее губы, движение которых было едва заметно. Голос, исходивший от нее, был не ее собственным голосом, а, скорее, мужским, глубоким, с незнакомым мне акцентом.
Затем прозвучал ответ голосом Фрейдисы:
– Я, ваша жрица, хотела бы узнать судьбу этого юноши, стоящего возле алтаря, юноши, которого я люблю.
На некоторое время воцарилась тишина, затем заговорил первый голос, опять губами Фрейдисы. И я видел, что статуя пребывала в неподвижности, оставаясь тем же, чем и была, – куском дерева.
– Олаф, сын Торвальда, – проговорил глубокий голос, – является нашим врагом, как и его предок, могилу которого он ограбил. И его судьба будет такой же, как и судьба его предка, так как в них живет одна и та же душа. Он добьется всеобщего преклонения благодаря рукояти меча, украденного им у мертвого, будет добиваться побед, хотя и выступит против нас, но наше проклятие не будет действенным против него. Великую боль испытает он – и великую же радость. Он бросит прочь скипетр ради любви и поцелуя женщины, но все равно обретет еще большее могущество. Олаф, которого мы проклинаем, станет Олафом Благословенным. Все же в конце концов мы одержим победу над его телом и теми, кто будет держаться рядом с ним, проповедуя мечом и без него. Среди них должна быть упомянута и ты, женщина, а также другие, те, которые причинили ему зло.
Голос смолк, и наступила тишина, настолько глубокая что вынести ее я больше не мог.
– Спросите его о войне, – сказал я, – о том, что произойдет.
– Слишком поздно, – ответил голос Фрейдисы. – О! Я уже вижу вас, вы здесь одни, а дух покинул меня.
Затем наступило общее молчание, после которого Фрейдиса трижды вздохнула и окончательно пришла в себя. Мы покинули храм. Я нес лампу и поддерживал Фрейдису за руку. Возле двери я оглянулся назад, и мне показалось, что идол гневно уставился на меня.
– Что здесь произошло? – спросила Фрейдиса, когда мы очутились под светом звезд. – Я ничего не помню, в моей памяти сплошная тьма.
Я ей рассказал все слово в слово. Когда я закончил, она произнесла:
– Подайте мне меч Странника.
Я подал ей меч, и она повернула обнаженное лезвие к небу.
– Его рукоятка выполнена в виде креста, – задумчиво промолвила она. – Но как может человек поклоняться кресту, восхвалять его и покорить кого-то с его помощью? Не могу я объяснить эти слова, но тем не менее не сомневаюсь, что все им сказанное – правда и что вы, Олаф, вместе со мной обречены на одну судьбу, какой бы она ни была. И вместе с вами еще кто-то, причинивший вам зло, – Стейнар или же Идуна. Но я довольна этим, так как любила отца и думаю, что сына люблю еще больше, хотя и по-другому.
И, приблизившись ко мне, она с торжественным видом поцеловала меня в бровь.
После того как мы с Фрейдисой узнали предсказание Одина, три длинных боевых ладьи при свете луны покинули Флётстранд, песчаную отмель неподалеку от Аара, и направились к острову Лесё. Не могу сказать точно, когда мы отплыли, но в памяти моей предстают эти суда, выходящие в море. Командующим всей маленькой флотилией был Торвальд, вторым после него считался Рагнар, мой брат. Я, Олаф, был третьим. На каждой ладье шли пятьдесят мужчин, все храбрые воины.
Расставание с моей матерью, Торой, было печальным, так как ее сердце предчувствовало несчастье, которое принесет эта война, и ее лицо не смогло скрыть предсказаний своего сердца. Она горько рыдала, проклиная имя Идуны, обрушившей зло на наш дом. Фрейдиса тоже была печальной, но все же, улучив удобный момент, она приблизилась ко мне, пока я поднимался на судно, и прошептала:
– Будьте в добром настроении, так как, кто бы ни остался в живых, но вы вернетесь!
– Я готов отдать даже самую малую надежду вернуться самому за то, чтобы другие там не остались, – ответил я. – О, если бы люди послушали меня и согласились на мир!
– Слишком поздно сейчас говорить об этом, – промолвила Фрейдиса, и мы расстались.
Наш план был таков: подплыть к Лесё при свете луны, а перед рассветом, когда она зайдет, подкрасться к берегам острова, с первыми лучами рассвета вытащить наши ладьи на песчаный берег и сразу атаковать знакомый нам замок Атальбранда, который мы рассчитывали достичь еще до того, как проснутся люди, обитавшие в нем. Это был смелый, хотя и опасный план. Все же мы верили, что его смелость может принести нам победу. Следует учитывать, что наши суда не были в полной готовности, из-за чего повторить атаку мы могли не раньше чем через месяц.
Без сомнения, при необыкновенном везении все могло сложиться и удачно для нас, но случилось иначе. Атальбранд, хитрый и опытный вояка, с юных лет видевший многие войны на земле и на море, имел свой план нашего разгрома, согласно которому он и его люди должны были плыть к Флётстранду, сжечь ладьи Торвальда, стоявшие, как было известно Атальбранду, возле берега, которые он надеялся застать беззащитными, в худшем случае – под охраной нескольких человек. После этого Атальбранд собирался вернуться в Лесё, прежде чем на него успели бы напасть. По какой-то случайности он для своего предприятия выбрал ту же ночь, что и мы. И едва успела спуститься луна, как наши дозорные заметили четыре чужих ладьи, которые, судя по щитам, свисавшим через их фальшборты, были не чем иным, как боевыми ладьями, направлявшимися в нашу сторону по спокойной глади моря.
– Атальбранд вышел нам навстречу! – закричал кто-то, и спустя несколько минут все воины уже держали в руках свое оружие. Времени для рассуждения не было, так как в ночных сумерках суда приблизились вплотную, прежде чем мы заметили друг друга, почти нос к носу. Ладья Атальбранда вместе с еще одной окружили судно моего отца, в то время как другие ладьи вышли против наших с Рагнаром бок о бок. Моряки обеих сторон находились внутри судов, так что о возможности битвы еще никто не мог помышлять. Одни из них бросились к веслам, чтобы повернуть ладьи, другие – к абордажным крючьям, остальные воины стали стрелять из луков. И прежде чем кто-либо успел досчитать до двухсот, начав с момента появления судов в виду друг друга, тишину расколол дружный боевой клич «Вальгалла! Победа или Вальгалла!»
Битва началась.
Это было яростное сражение, которое из-за опустившейся темноты стало еще беспощаднее. Боровшиеся на каждом корабле не обращали внимания на остальные, так как ладьи, едва столкнувшись, отдалялись одна от другой, дрейфуя, и каждая из сражающихся сторон старалась поскорее разбить противостоящих врагов. Судно моего отца пострадало больше других, так как противник напал на него с обоих бортов. Торвальд взял на абордаж одну ладью и полностью очистил ее от напавших, но потерял много своих людей. Затем команда другой ладьи ворвалась на его судно, едва он успел туда вернуться. В завершение этой схватки все наши люди на его корабле были убиты, но только после яростного боя, когда противник потерял большинство своих людей. Так что мой отец и его воины погибли смертью храбрецов.
Между ладьями Рагнара и самого Атальбранда битва шла на равных. Рагнар взял его судно на абордаж, но был отбит. Затем на абордаж устремился Атальбранд – и был отброшен назад. Тогда Рагнар с оставшимися людьми ринулся на приступ во второй раз. На нешироком шкафуте ладьи разгорелась ожесточенная схватка, и тут наконец Атальбранд и Рагнар встретились лицом к лицу.
Они яростно стали сражаться мечами, пока Рагнар страшным ударом не разрубил пополам шлем Атальбранда вместе с его головой. Он еще валился навзничь, когда какой-то воин, который мог оказаться врагом или другом в равной степени, так как луна зашла и тьма стала непроницаемой, вонзил копье в спину Рагнара, и его, умирающего, унесли на свое судно те из экипажа, кто еще остался в живых.
После этого схватка прекратилась, так как почти все люди Атальбранда были либо убиты, либо смертельно ранены.
А тем временем справа от них я сражался с ладьей, находившейся под командой Стейнара. Так уж было предначертано нам – сразиться друг с другом. Наша схватка была отчаянной. Стейнар и его воины забрались на нос моей ладьи, но я со своими людьми атаковал их с обоих бортов и сбросил с судна. В разгар схватки я дрался как сумасшедший, что происходило со мной обычно, когда я выходил из себя. Я убил троих людей из Лесё мечом Странника. Как сейчас, вижу их, падающих один за другим. В сопровождении семерых своих людей я прорвался на приподнятый нос ладьи Стейнара, и как раз в этот момент абордажные крючья разошлись, и мы остались там одни, защищаясь изо всех сил. Мои товарищи на нашей ладье взялись за весла и опять приблизились к борту неприятеля, но сцепиться снова не смогли, так как железные крючья были уже утеряны. Однако, повинуясь приказу, отданному мной с носа вражеского судна, они начали швырять балластные камни из своего корабля внутрь корпуса вражеского, проломив таким образом его днище. В конце концов судно противника наполнилось водой и затонуло.
Но даже в момент его гибели битва продолжалась. Почти все мои люди, прыгнувшие со мной на вражескую ладью, были сражены. Только двое из них еще держались поблизости от меня, когда сам Стейнар, не зная, кто я такой, стремительно бросился ко мне и, потеряв свой меч в схватке, обхватил меня руками за пояс. Мы упорно боролись, но Стейнар, бывший сильнее, прижал меня к фальшборту, а затем перебросил через него. Я его не выпустил, и в море мы упали вместе, в то время как тонуло судно, потащившее нас за собой. Когда нас выловили из воды, Стейнар был без сознания, но все еще сжимал меня руками. Меня же подцепили за перевязь, которая висела на моем правом боку и к которой кожаным ремнем был прикреплен меч Странника.
Все закончилось тем, что меня и Стейнара отнесли на мою ладью, после чего окончательно воцарилась темнота.
Часом позже наступил рассвет, открывший печальную картину. Ладьи моего отца и Атальбранда оставались без движения, так как почти все члены их экипажей были мертвы, а другие суда отнесло, и они дрейфовали в полумиле от нас.
Рагнар еще сражался с врагом. Моя ладья была в относительно хорошем состоянии, так как на ней уцелело около двадцати человек да еще с десяток были легко ранены. Остальные лежали убитые или умирали от ран.
Я сидел на шкафуте, и у моих ног скорчился человек, вытащенный из моря вместе со мной. Я подумал, что он мертв, пока первые лучи солнца не упали на его лицо. Он сел, и я узнал в нем Стейнара.
– Вот мы и встретились снова, братец! – тихо произнес я. – Что ж, Стейнар, оглянитесь вокруг, полюбуйтесь на свою работу. – И я указал ему на мертвых и умирающих, на другие суда, откуда раздавались стоны.
Стейнар посмотрел на меня и хрипло спросил:
– Это с вами, Олаф, я упал в море?
– Совершенно верно, Стейнар.
– Я не знал об этом. Из-за темноты, Олаф, я не видел вас. Иначе я бы никогда не поднял меча против вас.
– Какое это имеет значение, Стейнар, когда вы пронзили мое сердце, пусть и не мечом?
Услышав эти слова, Стейнар громко застонал, затем проговорил:
– Вы второй раз спасаете мне жизнь.
– Это так, Стейнар, но кто знает, смогу ли я это сделать в третий раз? Вы не волнуйтесь, ибо все, что я смогу сделать для вашего спасения, я сделаю, и это будет самой лучшей местью вам.
– Святой местью! – воскликнул Стейнар. – О, этого не произойдет! – И он вытащил нож, который носил у пояса, и попытался заколоть себя.
Но я следил за ним и выхватил у него нож, потом отдал приказ:
– Свяжите этого человека и держите его в безопасном месте. И принесите ему попить и плащ, чтобы укрыться.
– Лучше прикончить эту собаку! – пробормотал капитан, которому я отдавал приказание.
– Я убью каждого, кто тронет его пальцем! – ответил я ему. Кто-то шепнул несколько слов капитану на ухо, тот кивнул и оглушительно захохотал.
– А! – вскричал он. – Ну и дубина же я, что позабыл об Одине и его жертвеннике! Да, да, мы побеспокоимся о безопасности этого предателя!
Они привязали Стейнара к одной из скамей, дали ему эля и накрыли плащом.
Я тоже выпил эля и набросил на себя плащ, защищаясь от пронизывающего ветра. Затем я сказал:
– Теперь давайте подойдем к другим судам и посмотрим, что там происходит.
Все взялись за весла и начали грести к ладье Рагнара, на палубе которого суетились несколько людей.
– Как ваши дела? – полюбопытствовал я у одного из них и в ответ услышал:
– Не так плохо, Олаф. Мы победили и только что закончили схватку. Теперь там все спокойно, – добавил говорящий, кивнув в сторону ладьи Атальбранда, с которым они все еще были скреплены абордажными крючьями.
– Где Рагнар? – задал я следующий вопрос.
– Поднимитесь на борт и посмотрите, – в голосе отвечающего сквозила печаль.
Перекинули мостки, и я стремглав бросился на борт судна моего брата. Страх охватил мое сердце.
Рагнар сидел, прислоненный к мачте; он умирал.
– Доброе тебе утро, Олаф, – задыхаясь, промолвил он. – Рад видеть тебя. Наверное, ты единственный из Аара, кто уцелел.
– Что ты имеешь в виду, брат мой?
– А то, что наш отец, Торвальд, тоже умер, мне об этом сообщили оттуда.
И он показал своим мечом, красным от крови, на ладью нашего отца, стоявшую рядом с судном Атальбранда.
– Атальбранд тоже мертв, я убил его. И, прежде чем над морем взойдет солнце, я тоже умру. О, не надо плакать, Олаф, мы выиграли великую битву, а я совершу путешествие в Вальгаллу в славной компании, среди друзей и врагов, и там буду ждать тебя. Должен сказать, что если бы я прожил до старости, я не нашел бы такой почетной смерти, а мог издохнуть, подобно корове. Поворачивай ладьи во Флётстранд, Олаф, собери побольше людей и пройдись с мечом по Лесё. Устрой нам хорошие похороны, Олаф, вели насыпать над нами высокий курган, чтобы мы могли стоять на нем при восходе луны и смеяться над людьми из Лесё, когда они будут толпиться в свой последний час, покидая землю и переполняя Вальгаллу. Да, скажи мне, убит ли Стейнар? Тогда я там смогу переговорить с ним.
– Нет, Рагнар, я взял его в плен.
– В плен? Почему в плен? О! Я понял! Он должен лежать на жертвенном алтаре Одина, друзья. Поклянитесь мне, что этот Стейнар – похититель невест, Стейнар-предатель, поклянитесь, что он будет лежать на алтаре Одина! Клянитесь, так как я не верю своему брату, у которого в груди вместо крови течет молоко женщины. Клянусь Тором, он помилует его, если найдет способ это сделать. Поклянитесь мне – или же я буду являться к вам по ночам и приведу других павших героев! Только побыстрей, пока мои уши еще могут слышать!
С обеих ладей раздались крики:
– Клянемся! Не беспокойся, Рагнар, мы сдержим клятву!
– Вот и хорошо, – сказал Рагнар. – А теперь поцелуй меня, Олаф. О, что я вижу в твоих глазах? Новый, незнакомый блеск! Олаф, ты не просто один из нас. Это время – не твое время! И эти края – не твои края. Другими дорогами идти тебе до конца. А дальше – кто знает! В конце дороги мы, возможно, встретимся снова. Ведь я так любил тебя!
И он запел буйную песню, песню о крови и насилии, о героизме и мщении. И так, напевая ее, поник головой и – умер…
Ценой больших усилий я и мои люди, которые связали канатами обе наших ладьи, прихватив пленных, с попутным ветром отплыли назад. Там нас ожидала толпа людей, так как рыбацкий бот уже доставил туда весть о великой битве на море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32