Де ля Салль скрывался, как затравленный зверь, и в конце концов бежал во Францию.
Французский король принял его с распростертыми объятиями, назвал своим другом; признав большое значение новой колонии, назначил де ля Салля вице — королем Луизианы и дал смельчаку четыре корабля и более двухсот человек для основания поселения близ устья Миссисипи.
Во время морского перехода у де ля Салля возникли споры с капитаном флотилии. А когда злая судьба помешала кораблям достичь цели — они пристали к берегу в нескольких сотнях километров к западу от устья Миссисипи, — капитан предательски бежал на двух оставшихся судах (один корабль уничтожила буря, другой захватили испанцы), забрав с собой весь запас продовольствия. Де ля Салль и его люди были брошены на произвол судьбы в дикой нездоровой местности.
Для покинутых начался сущий ад. Болезни, голод, распри, братоубийственная зависть, безумие и стычки с индейцами косили людей. Скоро осталась лишь жалкая горстка полуживых теней. Когда ожидание помощи со стороны моря стало безнадежным, де ля Салль выбрал шестнадцать самых верных (как ему казалось) и здоровых товарищей и решил отправиться с ними по суше в Канаду за помощью.
Де ля Салль выбрал плохих товарищей. Они не выдержали испытаний. Когда возросли трудности похода, некоторых охватило неистовство. В их слабых сердцах пробудились подлость и ненависть. Трусливым выстрелом в спину они убили де ля Салля. Потом начали уничтожать друг друга. Оставшиеся в живых, рассыпавшись по лесу, бежали к индейцам. Лишь семеро, не принимавших участия в злодеянии, вернулись в поселения европейцев.
Но дело де ля Салля не пропало даром. Вскоре на Миссисипи выросли французские поселения. Вместе с другими канадскими владениями они широкой цепью окружили английскую колонию. В истории Северной Америки наступил момент, когда казалось, что благодаря смелости одного человека три лилии Бурбонов распространятся по всему материку и овладеют им.
Но, как известно, не овладели. Англичане зорко следили за грозящей им опасностью и, как только представился случай — Франция увязла в Семилетней войне в Европе, — разорвали эту французскую цепь, завоевав для английской короны Канаду.
Отважный де ля Салль погиб где-то у реки Тринити в Техасе. Дебри поглотили его. Лесные звери пожрали, вероятно, его останки. Он погиб как настоящий coureur des bois.
8. БОБРЫ
В лесу творятся невероятные дела. Три дня назад на дне долины петляла скромная речушка. Идя на охоту, мы перепрыгивали через нее. А сегодня вместо речки перед нами простирается водоем длиной в полмили. Вода затопила траву, кусты и деревья: настоящее большое наводнение. А ведь в течение последних трех дней не выпало ни одного дождя и ни в одной из соседних рек не прибыло воды и на сантиметр. Только одна эта разлилась.
Продвигаясь по берегу водоема, мы доходим до его конца и тут обнаруживаем причину наводнения — длинную, метров в тридцать, плотину из ила, веток, поваленных стволов и камней, воздвигнутую поперек речки. Строители с большим знанием дела использовали местность — плотина возведена в самой узкой части долины — и, таким образом, смогли с относительно ' небольшими затратами труда создать — большое озеро. Взгляд, брошенный на плотину, все открыл Станиславу. Бобры!
Охотник не помнит себя от радости и объясняет мне, что в окрестностях не было бобров с незапамятных времен. Эти, видимо, прибыли с севера^
— Будет суровая зима! — предсказывает он.
Так, почти на наших глазах, возникает озеро — новая географическая единица, и карта этой местности становится неточной. Мы называем водоем Бобровым озером. С этих пор в наших охотничьих походах мы должны обходить его.
Самих бобров пока не видим. Однако всюду заметны их следы: срезанные ветви.
— Почему они построили плотину именно здесь? — спрашиваю Станислава.
Пока он не может ответить. Мы обследуем берега озера и в одном месте обнаруживаем многочисленные следы бобров, выходивших на сушу. Там среди различных хвойных деревьев растет десяток-другой тополей.
— Вот разгадка! — восклицает обрадованный Станислав, показывая на тополя, и с каким-то необычным для него любопытством начинает разглядывать следы…
Кора тополей — лакомство бобров. Эти зверята, живущие исключительно в воде, острыми резцами грызунов спиливают только те деревья, которые растут у воды, чтобы можно было сплавить их туда, куда потребуется. Группа тополей росла не у реки, а в двухстах шагах от нее. Поэтому находчивые бобры построили плотину, искусственно повысив уровень воды так, чтобы она достигала тополей.
— Ну и смышленые же звери! — удивляюсь я.
Бобры возводят плотины и по другим причинам: чтобы вода была достаточно глубокой. Из дерева и хвороста они сооружают на дне сложные жилища, называемые ходами. Ходы выступают над поверхностью озера, но попасть в них можно только через подземные и подводные входы. Эти входы должны находиться очень глубоко, чтобы во время суровой зимы они не замерзли. Бобры, по — видимому, отлично предчувствуют и знают, какая будет зима и сколько нужно им воды.
В той местности, где живет Станислав, когда-то было много бобров: почти на каждом озере видны остатки бобровых плотин; это, к сожалению, наследие отдаленных времен: некоторым плотинам несколько десятилетий. И сейчас кое-где на озерах торчат засохшие стволы деревьев, которые некогда росли на суше. Они по сей день гниют в воде.
Плотины в общем сохранились хорошо, свидетельствуя о добросовестной работе строителей. Зато жилища бобров давно разрушились. Только на двух озерах обнаруживаем куполообразные сооружения из ветвей и ила, выступающие над поверхностью воды; но жизнь в них угасла много лет назад. Из этих вод бобры переселились в другие места или, что вероятнее всего, их истребил самый жестокий губитель — человек.
Когда Станислав смотрит на следы бобров под тополями, глаза его начинают беспокойно бегать. Вернувшись домой, он отыскивает капканы. Бобров ловить нельзя, опубликован суровый запрет. Станислав вполне порядочный и благонамеренный гражданин. И тем не менее он готовит капканы. Неужели бобры — непреоборимое искушение для траппера — вывели его из равновесия?
Бедные бобры! Благодаря необычайной смышлености они отлично защитили себя от всех врагов, подстерегающих их в лесу: медведей, волков, росомах, лисиц. Они обильно размножались и никому не заступали дорогу, питаясь древесиной, запасы которой неисчерпаемы. Их было полно во всех реках и озерах, а рек и озер в Канаде, пожалуй, миллион.
Бобры строили плотины, регулировали расход воды, образовывали колонии, проводили каналы, вкладывая в каждое свое занятие энтузиазм, осмотрительность и целеустремленность, не встречающуюся у других зверей. Выполняли работу толковых лесорубов, плотников, архитекторов и каменщиков, причем их орудиями были зубы-струги, ноги и плоский хвост-кельма.
Индейцы, обладающие тонким пониманием значительных явлений природы, признали бобров своими четвероногими братьями и убийство их считали преступлением. Они называли бобров созданиями с разумом человека и характером ребенка.
Потом пришел белый человек. Он принес в северные леса свою энергию, беспощадность и алчность. Бобровый мех был нужен Европе, так как он подчеркивал красоту женщин и поднимал престиж мужчин. Когда бобры вошли в моду, в канадских лесах началась резня: за море ежегодно отправлялось до полумиллиона шкурок. Белый человек убивал сам и заставлял убивать индейцев.
Бобры, которые так хорошо защищались от обычных своих врагов, теперь ничего не могли поделать. Приспособленные раньше только к мирному труду, целиком поглощенные расширением своих жилищ и жизнью колоний, они не умели так противостоять новой опасности, как волки. Ныне в Северной Америке волков, пожалуй, больше, чем когда-либо. Четвероногие хищники отлично разобрались в оружии двуногого хищника и уже редко попадают в его капканы, на отравленную приманку или под пулю. Бобры этому не научились.
Когда в восьмидесятых-девяностых годах XIX столетия они были почти целиком уничтожены даже в самых отдаленных лесных углах, поднялась паника; было издано строгое запрещение убивать бобров. А ведь погибли они на глазах у канадских властей в результате безрассудной преступной резни: мудрый зверь пал жертвой постыдной человеческой жадности.
Несколькими годами раньше канадцы получили настораживающее предупреждение, когда в прериях Соединенных Штатов в короткий срок американские варвары при злобном попустительстве государственных властей истребили одно из самых прекрасных животных на земле — американского бизона. Однако Канада не захотела извлечь урок из этого варварства и допустила у себя такое же уничтожение бобров.
К счастью, правительственные меры по охране принесли успешные результаты. Спустя несколько лет бобры снова расплодились в канадских лесах. Почти на всех тихих реках, удаленных от человеческого жилья, возникли их колонии, и чудесный зверек наряду с лосем вновь стал украшением канадских лесов.
Но близорукие власти решили заработать на этом. В 1914 году отменили охрану бобров. Разразилось нечто вроде «бобровой лихорадки», чем-то напоминавшей «золотую лихорадку»в Клондайке. Жажда быстрой наживы охватила тысячи людей, в том числе и таких, которым охота «и не снилась никогда, которые ни разу в жизни не сделали ни единого выстрела. Теперь они поспешно приобрели охотничьи билеты, покупали капканы и ездовых собак и словно одержимые мчались на север. Всюду, где находили зверя, уничтожали его любыми способами — вплоть до подрыва бобровых ходов динамитом. Если другие» охотники» случайно оказывались на их пути, стреляли и по ним. По всем лесам — от Великих озер и прерий до северной тундры — распространялась губительная жажда убийства.
А канадские власти долгое время бесстрастно взирали на все это, радуясь тому, что в казну поступает много денег по налогу на охоту.
После нескольких лет разнузданной резни канадские леса опустели, бобры почти повсеместно были уничтожены. Можно было проплыть сотни километров и не встретить ни одного зверя — лишь вымершие бобровые селища и опустевшие водоемы. Плотины вблизи хаты Станислава — печальное свидетельство недавнего благополучия канадских бобров.
Наряду с бобрами пострадали и лоси. Их убивали на мясо.. Нашествие тысяч сезонных «трапперов»и десятков тысяч их собак поглотило в лесах неимоверное количество дичи. Убивали все, что попадало под руку, не исключая стельных лосих и молодых лосят. Глухие медвежьи углы, некогда славившиеся обилием зверя, оскудели: ценный зверь стал редкостью. То, что бобры и лоси в Канаде не были уничтожены полностью, отнюдь не заслуга человека: это объясняется бескрайностью и поныне безлюдных лесов.
У белого человека благодарное сердце — ах, какое благодарное! После едва не поголовного истребления бобров он объявил их… национальной святыней! Признал за ними даже заслуги перед цивилизацией, поскольку «охотники» в погоне за бобрами исхаживали страну, открывая при этом девственные леса и находя залежи ценных минералов. Поэтому мы можем теперь увидеть бобров даже на канадском государственном гербе — точно так же, как на монетах Соединенных Штатов изображаются вымирающие индейцы и уничтоженные в прериях бизоны.
Злобным это попустительство было потому, что правительство Соединенных Штатов, проводившее тогда беспощадную войну с индейскими племенами в прериях, было заинтересовано в истреблении бизонов — основного источника питания индейцев. — Прим. перев.
Бобры стали героями. Бедные герои!
…Станислав нашел капканы. Приводит их в порядок и заявляет, что завтра пойдет в лес один. Ему не нужны свидетели.
9. СЕРАЯ СОВА И БОБРЫ
Станислав приготовил-таки капканы для бобров, но не ставит их. Он изменяет свое решение и заявляет, что ловить зверя сейчас, в августе, когда у него летний, не представляющий ценности мех, не стоит. Итак, бобры, которые построили свою плотину на речке и создали в лесу озерко, могут жить спокойно. Никто не нарушит их покой. Иногда, охваченные любопытством, мы отправляемся к группе тополей и смотрим, сколько из них уже свалили грызуны. Ночные труженики не теряют времени даром. Повсюду щепки, срезанные ветви и торчащие пни.
Идем к самой плотине. Прекрасное творение четвероногих инженеров! Она — восхищает меня, и я не перестаю изумляться ею. Вода переливается через плотину, образуя маленький водопад. Он звенит громко и весело, словно фанфары в честь бобров.
Люди используют бобров всесторонне. С убитых сдирают ценный мех, у живых перенимают смышленость: научились у «их подчинять природу и строить на реках такие же плотины, только из бетона. В Канаде люди ищут прежде всего так называемую мягкую древесину, главным образом канадские кедры. Строят плотины и повышают уровень воды, чтобы добраться до облюбованных деревьев и иметь возможность удобнее сплавить их, при этом поступают точно так, как бобры. Все реки и потоки, текущие на юг, к реке Св. Лаврентия и к Великим озерам, перехвачены цепью многочисленных плотин, а в конце каждой цепи высятся лесопильные заводы и огромные бумажные фабрики.
Бумага, выработанная из древесины северных лесов, — это великое богатство Канады. Соседние Соединенные Штаты поглощают неимоверное количество бумаги; бумажная промышленность и связанные с нею отрасли явились одним из главных орудий цивилизации и обогащения этого материка. Но люди, управляющие промышленностью, совершают постыдные ошибки; у них нет четкого плана, а тот, что имеется, базируется на близоруком эгоизме и хищничестве. Поэтому на юге время от времени вспыхивают экономические кризисы, которые своеобразно отражаются здесь, на севере: на канадских реках образуются многомильные заторы скапливающейся древесины. На соседней реке Льевр, непомерно разлившейся из-за подпора, не видно поверхности воды: сотни тысяч стволов неделями ждут решения своей судьбы. Огромное, производящее кошмарное впечат — ление скопище древесных трупов, лежащих вповалку, призывает небо к мести за бессмысленную, может быть даже преступную, обиду, нанесенную природе. Сплав леса затормозился. Порочная экономика мстит сама себе.
А тем 'временем мастеровые бобры неустанно трудятся. На отдаленных тихих реках воздвигают свои плотины и продолжают валить тополя. Ведомые безошибочным инстинктом, они не запасают на зиму больше того, что необходимо. Лес бобры никогда не сведут. Свою работу они выполняют с рассудительностью, со строгой целесообразностью, в пределах, предначертанных естественной необходимостью. Они удовлетворены и счастливы. Бобры сооружают свои плотины с незапамятных времен, люди же — едва несколько десятков лет. Бобры мудрее и опытнее.
Хищническая вырубка лесов на так называемом Среднем Западе Соединенных Штатов превратила, как известно, огромные, ранее плодородные территории в бесплодную полупустыню, исхлестываемую пыльными бурями. Канадцы также бес — смысленно хозяйничали в лесах Манитобы, Саскачевана и Альберты, граничащих на севере с их пшеничными прериями, — и пришла беда. После сведения лесов ухудшился климат целых областей: стало выпадать меньше дождей, угрожающе понизился уровень озер и рек, весенние паводки начали опустошать край, а летняя засуха — грозить урожаю.
Тогда человек вспомнил, что истребленные в тех краях бобры были лучшими охранителями леса и своими плотинами исправно регулировали расход воды. Сожалея запоздало о содеянном, человек признал свою вину и попытался вновь привлечь бобров на опустевшие реки. Тщетно! Было уже слишком поздно. Даже строжайшие охранные законы не восстановили в этих краях былой численности бобров. Тогда человек начал сч роить плотины и проводить сложные работы по облесению — кропотливую, дорогостоящую и, как потом оказалось, не слишком эффективную канитель. Промахи прежнего недомыслия удалось исправить лишь частично.
Его звали Грей Оул — Серая Сова. Он был метисом. Его отец был шотландцем, мать — индианкой из племени атшчей. Так, во всяком случае, всю жизнь говорил и писал он сам, и никто в те времена не подвергал это сомнению. Но когда, незадолго до второй мировой войны, он умер, пресса Великобритании вызвала немалую сенсацию утверждением, что Грей Оул был не метисом, а чистокровным британцем.
Он родился в 1888 году в Англии через несколько недель после возвращения своих родителей из США. Мать его была американкой, следовательно, не исключено, что она была американкой индейского происхождения.
С детских лет мальчика неодолимо влекло в Канаду. Как и головы многих его ровесников, горячая голова Грея была забита повестями Фенимора Купера. Он мечтал когда-нибудь стать грозой диких зверей и, исхаживая американские леса, изведать романтические, леденящие кровь приключения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Французский король принял его с распростертыми объятиями, назвал своим другом; признав большое значение новой колонии, назначил де ля Салля вице — королем Луизианы и дал смельчаку четыре корабля и более двухсот человек для основания поселения близ устья Миссисипи.
Во время морского перехода у де ля Салля возникли споры с капитаном флотилии. А когда злая судьба помешала кораблям достичь цели — они пристали к берегу в нескольких сотнях километров к западу от устья Миссисипи, — капитан предательски бежал на двух оставшихся судах (один корабль уничтожила буря, другой захватили испанцы), забрав с собой весь запас продовольствия. Де ля Салль и его люди были брошены на произвол судьбы в дикой нездоровой местности.
Для покинутых начался сущий ад. Болезни, голод, распри, братоубийственная зависть, безумие и стычки с индейцами косили людей. Скоро осталась лишь жалкая горстка полуживых теней. Когда ожидание помощи со стороны моря стало безнадежным, де ля Салль выбрал шестнадцать самых верных (как ему казалось) и здоровых товарищей и решил отправиться с ними по суше в Канаду за помощью.
Де ля Салль выбрал плохих товарищей. Они не выдержали испытаний. Когда возросли трудности похода, некоторых охватило неистовство. В их слабых сердцах пробудились подлость и ненависть. Трусливым выстрелом в спину они убили де ля Салля. Потом начали уничтожать друг друга. Оставшиеся в живых, рассыпавшись по лесу, бежали к индейцам. Лишь семеро, не принимавших участия в злодеянии, вернулись в поселения европейцев.
Но дело де ля Салля не пропало даром. Вскоре на Миссисипи выросли французские поселения. Вместе с другими канадскими владениями они широкой цепью окружили английскую колонию. В истории Северной Америки наступил момент, когда казалось, что благодаря смелости одного человека три лилии Бурбонов распространятся по всему материку и овладеют им.
Но, как известно, не овладели. Англичане зорко следили за грозящей им опасностью и, как только представился случай — Франция увязла в Семилетней войне в Европе, — разорвали эту французскую цепь, завоевав для английской короны Канаду.
Отважный де ля Салль погиб где-то у реки Тринити в Техасе. Дебри поглотили его. Лесные звери пожрали, вероятно, его останки. Он погиб как настоящий coureur des bois.
8. БОБРЫ
В лесу творятся невероятные дела. Три дня назад на дне долины петляла скромная речушка. Идя на охоту, мы перепрыгивали через нее. А сегодня вместо речки перед нами простирается водоем длиной в полмили. Вода затопила траву, кусты и деревья: настоящее большое наводнение. А ведь в течение последних трех дней не выпало ни одного дождя и ни в одной из соседних рек не прибыло воды и на сантиметр. Только одна эта разлилась.
Продвигаясь по берегу водоема, мы доходим до его конца и тут обнаруживаем причину наводнения — длинную, метров в тридцать, плотину из ила, веток, поваленных стволов и камней, воздвигнутую поперек речки. Строители с большим знанием дела использовали местность — плотина возведена в самой узкой части долины — и, таким образом, смогли с относительно ' небольшими затратами труда создать — большое озеро. Взгляд, брошенный на плотину, все открыл Станиславу. Бобры!
Охотник не помнит себя от радости и объясняет мне, что в окрестностях не было бобров с незапамятных времен. Эти, видимо, прибыли с севера^
— Будет суровая зима! — предсказывает он.
Так, почти на наших глазах, возникает озеро — новая географическая единица, и карта этой местности становится неточной. Мы называем водоем Бобровым озером. С этих пор в наших охотничьих походах мы должны обходить его.
Самих бобров пока не видим. Однако всюду заметны их следы: срезанные ветви.
— Почему они построили плотину именно здесь? — спрашиваю Станислава.
Пока он не может ответить. Мы обследуем берега озера и в одном месте обнаруживаем многочисленные следы бобров, выходивших на сушу. Там среди различных хвойных деревьев растет десяток-другой тополей.
— Вот разгадка! — восклицает обрадованный Станислав, показывая на тополя, и с каким-то необычным для него любопытством начинает разглядывать следы…
Кора тополей — лакомство бобров. Эти зверята, живущие исключительно в воде, острыми резцами грызунов спиливают только те деревья, которые растут у воды, чтобы можно было сплавить их туда, куда потребуется. Группа тополей росла не у реки, а в двухстах шагах от нее. Поэтому находчивые бобры построили плотину, искусственно повысив уровень воды так, чтобы она достигала тополей.
— Ну и смышленые же звери! — удивляюсь я.
Бобры возводят плотины и по другим причинам: чтобы вода была достаточно глубокой. Из дерева и хвороста они сооружают на дне сложные жилища, называемые ходами. Ходы выступают над поверхностью озера, но попасть в них можно только через подземные и подводные входы. Эти входы должны находиться очень глубоко, чтобы во время суровой зимы они не замерзли. Бобры, по — видимому, отлично предчувствуют и знают, какая будет зима и сколько нужно им воды.
В той местности, где живет Станислав, когда-то было много бобров: почти на каждом озере видны остатки бобровых плотин; это, к сожалению, наследие отдаленных времен: некоторым плотинам несколько десятилетий. И сейчас кое-где на озерах торчат засохшие стволы деревьев, которые некогда росли на суше. Они по сей день гниют в воде.
Плотины в общем сохранились хорошо, свидетельствуя о добросовестной работе строителей. Зато жилища бобров давно разрушились. Только на двух озерах обнаруживаем куполообразные сооружения из ветвей и ила, выступающие над поверхностью воды; но жизнь в них угасла много лет назад. Из этих вод бобры переселились в другие места или, что вероятнее всего, их истребил самый жестокий губитель — человек.
Когда Станислав смотрит на следы бобров под тополями, глаза его начинают беспокойно бегать. Вернувшись домой, он отыскивает капканы. Бобров ловить нельзя, опубликован суровый запрет. Станислав вполне порядочный и благонамеренный гражданин. И тем не менее он готовит капканы. Неужели бобры — непреоборимое искушение для траппера — вывели его из равновесия?
Бедные бобры! Благодаря необычайной смышлености они отлично защитили себя от всех врагов, подстерегающих их в лесу: медведей, волков, росомах, лисиц. Они обильно размножались и никому не заступали дорогу, питаясь древесиной, запасы которой неисчерпаемы. Их было полно во всех реках и озерах, а рек и озер в Канаде, пожалуй, миллион.
Бобры строили плотины, регулировали расход воды, образовывали колонии, проводили каналы, вкладывая в каждое свое занятие энтузиазм, осмотрительность и целеустремленность, не встречающуюся у других зверей. Выполняли работу толковых лесорубов, плотников, архитекторов и каменщиков, причем их орудиями были зубы-струги, ноги и плоский хвост-кельма.
Индейцы, обладающие тонким пониманием значительных явлений природы, признали бобров своими четвероногими братьями и убийство их считали преступлением. Они называли бобров созданиями с разумом человека и характером ребенка.
Потом пришел белый человек. Он принес в северные леса свою энергию, беспощадность и алчность. Бобровый мех был нужен Европе, так как он подчеркивал красоту женщин и поднимал престиж мужчин. Когда бобры вошли в моду, в канадских лесах началась резня: за море ежегодно отправлялось до полумиллиона шкурок. Белый человек убивал сам и заставлял убивать индейцев.
Бобры, которые так хорошо защищались от обычных своих врагов, теперь ничего не могли поделать. Приспособленные раньше только к мирному труду, целиком поглощенные расширением своих жилищ и жизнью колоний, они не умели так противостоять новой опасности, как волки. Ныне в Северной Америке волков, пожалуй, больше, чем когда-либо. Четвероногие хищники отлично разобрались в оружии двуногого хищника и уже редко попадают в его капканы, на отравленную приманку или под пулю. Бобры этому не научились.
Когда в восьмидесятых-девяностых годах XIX столетия они были почти целиком уничтожены даже в самых отдаленных лесных углах, поднялась паника; было издано строгое запрещение убивать бобров. А ведь погибли они на глазах у канадских властей в результате безрассудной преступной резни: мудрый зверь пал жертвой постыдной человеческой жадности.
Несколькими годами раньше канадцы получили настораживающее предупреждение, когда в прериях Соединенных Штатов в короткий срок американские варвары при злобном попустительстве государственных властей истребили одно из самых прекрасных животных на земле — американского бизона. Однако Канада не захотела извлечь урок из этого варварства и допустила у себя такое же уничтожение бобров.
К счастью, правительственные меры по охране принесли успешные результаты. Спустя несколько лет бобры снова расплодились в канадских лесах. Почти на всех тихих реках, удаленных от человеческого жилья, возникли их колонии, и чудесный зверек наряду с лосем вновь стал украшением канадских лесов.
Но близорукие власти решили заработать на этом. В 1914 году отменили охрану бобров. Разразилось нечто вроде «бобровой лихорадки», чем-то напоминавшей «золотую лихорадку»в Клондайке. Жажда быстрой наживы охватила тысячи людей, в том числе и таких, которым охота «и не снилась никогда, которые ни разу в жизни не сделали ни единого выстрела. Теперь они поспешно приобрели охотничьи билеты, покупали капканы и ездовых собак и словно одержимые мчались на север. Всюду, где находили зверя, уничтожали его любыми способами — вплоть до подрыва бобровых ходов динамитом. Если другие» охотники» случайно оказывались на их пути, стреляли и по ним. По всем лесам — от Великих озер и прерий до северной тундры — распространялась губительная жажда убийства.
А канадские власти долгое время бесстрастно взирали на все это, радуясь тому, что в казну поступает много денег по налогу на охоту.
После нескольких лет разнузданной резни канадские леса опустели, бобры почти повсеместно были уничтожены. Можно было проплыть сотни километров и не встретить ни одного зверя — лишь вымершие бобровые селища и опустевшие водоемы. Плотины вблизи хаты Станислава — печальное свидетельство недавнего благополучия канадских бобров.
Наряду с бобрами пострадали и лоси. Их убивали на мясо.. Нашествие тысяч сезонных «трапперов»и десятков тысяч их собак поглотило в лесах неимоверное количество дичи. Убивали все, что попадало под руку, не исключая стельных лосих и молодых лосят. Глухие медвежьи углы, некогда славившиеся обилием зверя, оскудели: ценный зверь стал редкостью. То, что бобры и лоси в Канаде не были уничтожены полностью, отнюдь не заслуга человека: это объясняется бескрайностью и поныне безлюдных лесов.
У белого человека благодарное сердце — ах, какое благодарное! После едва не поголовного истребления бобров он объявил их… национальной святыней! Признал за ними даже заслуги перед цивилизацией, поскольку «охотники» в погоне за бобрами исхаживали страну, открывая при этом девственные леса и находя залежи ценных минералов. Поэтому мы можем теперь увидеть бобров даже на канадском государственном гербе — точно так же, как на монетах Соединенных Штатов изображаются вымирающие индейцы и уничтоженные в прериях бизоны.
Злобным это попустительство было потому, что правительство Соединенных Штатов, проводившее тогда беспощадную войну с индейскими племенами в прериях, было заинтересовано в истреблении бизонов — основного источника питания индейцев. — Прим. перев.
Бобры стали героями. Бедные герои!
…Станислав нашел капканы. Приводит их в порядок и заявляет, что завтра пойдет в лес один. Ему не нужны свидетели.
9. СЕРАЯ СОВА И БОБРЫ
Станислав приготовил-таки капканы для бобров, но не ставит их. Он изменяет свое решение и заявляет, что ловить зверя сейчас, в августе, когда у него летний, не представляющий ценности мех, не стоит. Итак, бобры, которые построили свою плотину на речке и создали в лесу озерко, могут жить спокойно. Никто не нарушит их покой. Иногда, охваченные любопытством, мы отправляемся к группе тополей и смотрим, сколько из них уже свалили грызуны. Ночные труженики не теряют времени даром. Повсюду щепки, срезанные ветви и торчащие пни.
Идем к самой плотине. Прекрасное творение четвероногих инженеров! Она — восхищает меня, и я не перестаю изумляться ею. Вода переливается через плотину, образуя маленький водопад. Он звенит громко и весело, словно фанфары в честь бобров.
Люди используют бобров всесторонне. С убитых сдирают ценный мех, у живых перенимают смышленость: научились у «их подчинять природу и строить на реках такие же плотины, только из бетона. В Канаде люди ищут прежде всего так называемую мягкую древесину, главным образом канадские кедры. Строят плотины и повышают уровень воды, чтобы добраться до облюбованных деревьев и иметь возможность удобнее сплавить их, при этом поступают точно так, как бобры. Все реки и потоки, текущие на юг, к реке Св. Лаврентия и к Великим озерам, перехвачены цепью многочисленных плотин, а в конце каждой цепи высятся лесопильные заводы и огромные бумажные фабрики.
Бумага, выработанная из древесины северных лесов, — это великое богатство Канады. Соседние Соединенные Штаты поглощают неимоверное количество бумаги; бумажная промышленность и связанные с нею отрасли явились одним из главных орудий цивилизации и обогащения этого материка. Но люди, управляющие промышленностью, совершают постыдные ошибки; у них нет четкого плана, а тот, что имеется, базируется на близоруком эгоизме и хищничестве. Поэтому на юге время от времени вспыхивают экономические кризисы, которые своеобразно отражаются здесь, на севере: на канадских реках образуются многомильные заторы скапливающейся древесины. На соседней реке Льевр, непомерно разлившейся из-за подпора, не видно поверхности воды: сотни тысяч стволов неделями ждут решения своей судьбы. Огромное, производящее кошмарное впечат — ление скопище древесных трупов, лежащих вповалку, призывает небо к мести за бессмысленную, может быть даже преступную, обиду, нанесенную природе. Сплав леса затормозился. Порочная экономика мстит сама себе.
А тем 'временем мастеровые бобры неустанно трудятся. На отдаленных тихих реках воздвигают свои плотины и продолжают валить тополя. Ведомые безошибочным инстинктом, они не запасают на зиму больше того, что необходимо. Лес бобры никогда не сведут. Свою работу они выполняют с рассудительностью, со строгой целесообразностью, в пределах, предначертанных естественной необходимостью. Они удовлетворены и счастливы. Бобры сооружают свои плотины с незапамятных времен, люди же — едва несколько десятков лет. Бобры мудрее и опытнее.
Хищническая вырубка лесов на так называемом Среднем Западе Соединенных Штатов превратила, как известно, огромные, ранее плодородные территории в бесплодную полупустыню, исхлестываемую пыльными бурями. Канадцы также бес — смысленно хозяйничали в лесах Манитобы, Саскачевана и Альберты, граничащих на севере с их пшеничными прериями, — и пришла беда. После сведения лесов ухудшился климат целых областей: стало выпадать меньше дождей, угрожающе понизился уровень озер и рек, весенние паводки начали опустошать край, а летняя засуха — грозить урожаю.
Тогда человек вспомнил, что истребленные в тех краях бобры были лучшими охранителями леса и своими плотинами исправно регулировали расход воды. Сожалея запоздало о содеянном, человек признал свою вину и попытался вновь привлечь бобров на опустевшие реки. Тщетно! Было уже слишком поздно. Даже строжайшие охранные законы не восстановили в этих краях былой численности бобров. Тогда человек начал сч роить плотины и проводить сложные работы по облесению — кропотливую, дорогостоящую и, как потом оказалось, не слишком эффективную канитель. Промахи прежнего недомыслия удалось исправить лишь частично.
Его звали Грей Оул — Серая Сова. Он был метисом. Его отец был шотландцем, мать — индианкой из племени атшчей. Так, во всяком случае, всю жизнь говорил и писал он сам, и никто в те времена не подвергал это сомнению. Но когда, незадолго до второй мировой войны, он умер, пресса Великобритании вызвала немалую сенсацию утверждением, что Грей Оул был не метисом, а чистокровным британцем.
Он родился в 1888 году в Англии через несколько недель после возвращения своих родителей из США. Мать его была американкой, следовательно, не исключено, что она была американкой индейского происхождения.
С детских лет мальчика неодолимо влекло в Канаду. Как и головы многих его ровесников, горячая голова Грея была забита повестями Фенимора Купера. Он мечтал когда-нибудь стать грозой диких зверей и, исхаживая американские леса, изведать романтические, леденящие кровь приключения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30