— Должно быть… — ответила мать.Но отец засмеялся и возразил ей:— Эх, ты!.. Разве ты не знаешь, женщина, что это вовсе не траур? Это ее природная кожа.— Ой! И никогда не смоется?— Никогда. Такими они рождаются, такими и умирают.— Это страшно! Откуда на них такая напасть?— Ерунду говоришь, жена! Ничего тут страшного нет. Они такие же люди, как мы, у них такие же заботы и радости. Многие их поколения жили под палящим солнцем, вот кожа у них и загорела…— А как называется их племя?— Негры. Это была негритянская женщина. Сейчас мы увидим ее, когда она выйдет из лавки.Я всегда был проникнут трепетным уважением к широким знаниям отца и теперь снова влюбленно посмотрел на него, но лишь на минутку, а затем нетерпеливо впился глазами в дверь лавки, чтобы увидеть то, что больше всего захватило меня: белого мальчика.Наконец те трое вышли. У мальчика было очень светлое лицо и — о, бедняжка! — волосы так коротко острижены, что видны были уши, смешно отстающие от головы. Его явно изуродовали, и это пробудило во мне жалость. Но мальчик мужественно и спокойно переносил причиненную ему обиду и выглядел молодцом.Мне трудно теперь передать в точности, что я испытал при виде этого первого белого человека. Что-то потрясло меня и как бы озарило. Было в этом нечто вроде явления неизвестного, нового, незнакомого мира, который, однако, утратил свою пугающую враждебность, представ передо мной в виде этого мальчика.Что-то будто толкнуло меня.— Мать, — торопливо зашептал я, — можно отдать ему мою лодку?— Кому, Маленький Бизон?— Тому белому мальчику…— Отдай.Я перебежал улицу. Замедлив шаг, держа лодку в руках, я приблизился к мальчику. На его лице отразилось крайнее изумление. Сунув ему лодку в руки и смутившись, я стрелой помчался назад к родителям. Я был так сильно сконфужен, что спрятался за мать.Белая женщина удивленным взглядом как бы спрашивала моих родителей, что ей делать с лодкой. Моя мать знаками ответила, что это подарок от меня ее сыну. Лицо белой женщины просветлело, она поблагодарила нас дружеским поклоном и велела белому мальчику тоже поблагодарить меня. Моя мать настаивала, чтобы и я поклонился, но я не хотел и прятался за ее спину, пока те трое не ушли.Родители были довольны мною. Самыми важными чертами характера, которые старались воспитать в своих детях индейцы прерий, были щедрость и гостеприимство. Считалось, что наряду с отвагой эти черты украшают воина и вообще человека. По щедрости индейцы прерий не имели, вероятно, равных себе на всем свете: нередко великие воины и вожди из-за своей щедрости оставались самыми бедными членами племени. Видимо, моих родителей радовало, что во мне так рано проявились эти черты.Мы вошли в одну из лавок, чтобы обменять шкурки на нужные нам товары. Трудно было разговаривать с торговцем, но, к счастью, он немного понимал язык знаков, которыми племена обменивались в прериях.На складе у торговцев оказались красивые голубые и красные одеяла, седла, ружья, порох, пули, топоры, молотки и десятки других предметов, милых сердцу индейца. Были у него также мука, хлеб и разные консервы, даже молоко в банках, и он настойчиво предлагал нам эти товары. Памятуя предостережения сиу, мы пропускали мимо ушей слова торговца. Ни за муку, похожую на снег, ни за хлеб, напоминавший губку, мы не собирались отдавать наши шкурки.Тогда торговец протянул отцу открытую банку с какой-то коричневой жидкостью и сказал:— Это сироп. Попробуй!Отец взял немножко на палец и, полагая, что это жир, помазал себе волосы.— Не так! — показал торговец. — Это для еды…Тогда отец осторожно взял немножко сиропа на язык и дал попробовать нам. Сироп пришелся по вкусу.— Сколько хочешь за это? — спросил отец.— Три доллара за банку.— Дай три банки.— А деньги у тебя есть?— Вот! — ответил отец, показывая меха.В связке среди других шкурок были две горностаевые. Торговец презрительным взглядом окинул меха и, показав на горностаевые шкурки, жестко бросил:— Этих двух хватит.Это были прекрасные шкурки, стоившие, как я теперь понимаю, в двадцать, а может быть, в тридцать раз дороже, чем три жалкие банки сиропа. Но лакомство так пришлось нам по вкусу, что отец не колебался ни секунды и отдал ценные шкурки за сироп.— А порох тебе нужен? — спросил торговец.— Нужен.— Сколько фунтов?Но отец, довольный покупкой трех банок сиропа, решил повременить и не сбывать сейчас свои шкурки. Он знал, что мы пробудем в форте Бентон еще много дней и найдется достаточно времени на покупку нужных товаров. Торговец, казалось, искренне согласился с доводами отца, но заметил вскользь, что жаль тащить шкурки обратно в лагерь. Он хорошо заплатит за них долларами, за которые всегда можно купить любой товар у каждого торговца. Знает ли индеец об этом?— Знаю об этом, знаю! — ответил отец. — Сколько же ты дашь за эти шкурки?Торговец внимательно осмотрел всю большую связку.— Восемьдесят долларов, — ответил он.— А за этот индейский наряд?— Двадцать долларов.Родители с минуту совещались, потом выразили согласие.— Чтобы у нас было что нести в лагерь, дай нам на двадцать долларов пороха, — попросил отец.— Весьма охотно! — с наигранной любезностью ответил торговец.Он отвесил пороху, тщательно запаковал его и отдал отцу. Потом вытащил из ящика пачку долларов и громко начал отсчитывать положенную сумму. Отложив двадцать двухдолларовых и сорок однодолларовых билетов, торговец подвинул пачку отцу:— Вот здесь восемьдесят долларов.Отец не знал, что означают двухдолларовые бумажки, и подозрительно смотрел на них. В лавку вошел американский солдат. Отец обратился к нему и знаками спросил, хорошие ли это доллары.— Самые лучшие! — решительным тоном заверил солдат.В веселом настроении, с долларами, сиропом и порохом, возвратились мы в лагерь.Вскоре к нам пришел Раскатистый Гром, и родители рассказали ему о посещении форта. Дядя потребовал, чтобы ему показали доллары. Едва он взглянул на двухдолларовые бумажки, как с возмущением воскликнул:— Это не доллары! Это раскрашенные бумажки, они ничего не стоят.Отец, мать и дядя немедленно отправились в поселок. Торговец стоял за прилавком как ни в чем не бывало.— Ты дал сегодня… — сказал дядя на ломаном английском языке, — дал моему брату деньги, которые не деньги… Это не доллары.Торговец осмотрел положенные на прилавок «доллары»и самым спокойным тоном ответил:— Да, это не доллары. Это подделка, грубая подделка.— Тогда, прошу тебя, замени их настоящими деньгами.— Как так? С какой стати я должен менять эти клочки бумаги? Я дал ему правильные доллары.— Лжешь! — резко сказал дядя. — Ты дал ему эти бумажки.— Ого-го! Вам скандала захотелось? — закричал торговец и, подскочив к двери, крикнул какому-то человеку, проходившему неподалеку: — Хелло, шериф, зайдите-ка сюда на минутку!Широкоплечий полисмен, с торчавшими за поясом двумя пистолетами, развязно ввалился в лавку:— Что с тобой стряслось, Дик?— Эти краснокожие джентльмены затевают скандал. Они требуют, чтобы я обменял им эти крашеные бумажки на настоящие доллары. Скромное желание, а?Раскатистый Гром подошел к шерифу:— Мой брат сегодня продал здесь свои шкурки и получил часть долларами, а часть — этими бумажками вместо долларов.— Ложь! — закричал торговец. — Как раз тогда в магазине был солдат, он видел доллары, которые я выплатил этому краснокожему джентльмену. Джентльмен сам показывал их солдату и спрашивал его, хорошие ли они. Может быть, он отрицает это?— Это правда, — подтвердил отец.— А что сказал солдат? — допытывался полицейский.— Сказал, что это доллары…— Так какого же черта вам еще надо? — взбесился шериф.— Солдат врал! — заявил отец.На это шериф и торговец ответили смехом. Когда оба успокоились, полицейский пригрозил отцу и дяде:— Советую вам подобру-поздорову убираться в свой лагерь, если не хотите познакомиться с нашей тюрьмой!Отец и дядя поняли, что дело их безнадежно, и понурив головы ушли.В лагере царило большое оживление. Многие наши воины сделали покупки, почти все приобрели порох. Теперь они испытывали его качество. У некоторых порох оказался совершенно негодным: он не воспламенялся. Отец попробовал и свой — увы, он тоже был плохой, поддельный! Приходилось засыпать в ствол тройную меру, чтобы выстрел имел нужную силу. После печального опыта отца и дяди уже не было смысла жаловаться кому-нибудь и вспоминать о своих обидах: все равно никто бы нам не помог. Все решили, что есть только один выход: делать покупки только в присутствии Раскатистого Грома, который знал язык белых и замечал все мошенничества торговцев.Сильные переживания этого дня не давали мне уснуть всю ночь. Во сне белые торговцы садились мне на грудь и жестоко мучили меня. Только тогда, когда появлялся белый мальчик, кошмар прекращался.Ласковый белый мальчик снился мне несколько ночей подряд. ЗЛОЙ МИССИОНЕР И ДОБРАЯ КНИГА На следующий день самым полезным человеком во всем лагере оказался мой дядя Раскатистый Гром. С утра он уже бродил среди лавок поселка, посредничал, приценялся к товарам. Его бдительность во многом оградила нас от жульничества торговцев; а кто хотел купить порох — тут же в лавке брал щепоть и испытывал огнем, хорошо ли он горит.В форте Бентон постоянно жил пастор-миссионер. Он выразил желание посетить наш лагерь. Мы любезно пригласили его. Во всей округе мы были единственным независимым племенем, еще не упрятанным в резервации. Поэтому пастор, видимо, решил разузнать поподробнее об этих «диких язычниках», как злобно именовали нас американцы в Бентоне. Пастор заявил, что собирается рассказать нам о Великом Духе белых людей.Желая почтить его приход в лагерь, все взрослые по-праздничному раскрасили себе лица и надели лучшие наряды, а шаман Кинасы достал свой обрядовый барабан. Как только миссионер показался на горизонте, шаман начал бить в барабан и затянул ритуальную мелодию, стараясь как можно торжественнее встретить уважаемого гостя.Вождь Шествующая Душа и все старейшины вышли миссионеру навстречу, подали ему руки и проводили к нашему шаману. Нас неприятно поразило, что пастора сопровождал все тот же метис, который был переводчиком в штабе коменданта Уистлера.Едва прекратились удары барабана, как пастор тут же принялся упрекать нас в том, что мы «бродим в потемках ложной веры»и что невидимые силы, которые якобы представляет наш шаман, — это лишь языческий вымысел. После этого он указал на наши лица:— Не желал бы я так мазаться и вам не советую. Откажитесь от раскраски лиц ваших, уничтожьте колдовские барабаны свои. Есть единый бог на небе, и о нем будет к вам слово мое…Индейцы никогда не перебивают того, кто говорит, — таково наше правило вежливости. Мы стояли вокруг миссионера и слушали. А он все говорил, не переставая, о боге белых людей. Он напомнил, что индейцы должны отложить оружие в сторону, исправиться и жить в согласии с белыми, которые вскоре прибудут в этот край.Когда наконец миссионер закончил свою речь, вперед вышел наш вождь и обратился к нему:— Почему ты говорил, что мы должны исправиться?.. Мы не дурные люди. Может быть, в ваших вигвамах есть такие, но у нас нет. Мы не занимаемся грабежом, разве только отбиваем коней, которых у нас украли плохие люди. Мы ненавидим ложь и окружаем заботой стариков и слабых, неимущих людей. Нам не нужно всего того, о чем ты тут говорил.— Но необходимо, — крикнул миссионер, — чтобы вы верили в единого бога, как мы!— Мы так и делаем. Мы, индейцы, чтим того же самого бога, что и вы, только другими молитвами. Если бог, или Великий Дух, создал мир, то он дал нам, индейцам, свой способ прославлять его, а вам, белым, дал иной. Поэтому вы несколько другие люди и живете иначе, чем мы. Пусть каждый из нас, индеец или белый, хранит свою собственную веру, ибо и та и другая ведут к одной цели. В нас не вызывают отвращения ваши обряды — наоборот, мы уважаем их. Видимо, они лучше подходят вам.— Но ваш Великий Дух совсем не тот, которому молимся мы! — гневно возразил миссионер.— В таком случае, существует два бога, — спокойно сказал вождь. — Ваш бог создал вам землю за Большой Водой, дал вам для жилья дома из дерева и камня и быстрые телеги для езды, а наш бог отвел нам место здесь, в прериях, дал нам типи и бизонов, чтобы мы могли питаться. Но вы, белые, видно, не любите вашу землю и приходите сюда отбирать нашу. Раз вы сейчас так поступаете, то как мы можем знать, что произошло бы после нашей смерти, если бы мы пошли за вашим богом? Может быть, там, в Краю Вечной Охоты, вы отнимете у нас все, что останется у индейцев?— Но индеец должен научиться истинной молитве и стать добрым христианином… — уклончиво сказал миссионер.Тогда выступил из рядов старый воин и спросил:— Скажи нам: все ли белые являются христианами?— Да, почти все, — ответил миссионер.— А эти торговцы, из форта, тоже христиане?— Да.— А шериф?— Разумеется, он тоже.— Благодарю тебя. Я все слышал. Хау! — И старый воин, не произнеся больше ни слова, вернулся на место.По толпе пронесся смех. Когда миссионер спросил, в чем дело, наш вождь рассказал, как нагло и бесчестно торговцы обманули вчера наших людей. Пастор притворно поднял к небу глаза и заломил руки.— Увы, среди нас есть много грешников! — печально сказал он. — Они отдалились от бога и заблуждаются… Их ожидает вечная кара, если они не вернутся на путь добродетели. Но бог наш милосерден и даже великому грешнику может отпустить его вину, если только тот раскается.— Скажи, белый шаман, а комендант Железный Кулак — на тропе добродетели или нет? — спросил кто-то из толпы.— Наш всемогущий бог окружает вождей особой милостью и лаской… — торжественным тоном заявил пастор.На этом беседа закончилась. На прощанье пастор пожал всем старейшинам руки, а ребят оделил конфетами. Вождь Шествующая Душа поблагодарил его за посещение и за то, что он удостоил нас беседы.Когда на следующий день я снова отправился в поселок, то чуть не столкнулся на углу с белым мальчиком, которому два дня назад подарил игрушечную лодку. Мальчик шел с матерью. Он сразу узнал меня. Мы теперь знали, что это сын жестокого коменданта форта Бентон — майора Уистлера, и поэтому отнеслись к нему и его матери сдержанно. Но мальчик обрадовался, увидев меня; он подошел, подал мне руку и, протягивая какую-то книжку, сказал:— Это тебе.Он говорил по-английски, но я понял, что значат его слова. Потом, показав на себя, он добавил:— Фред.Это было его имя. Я пальцем ударил себя в грудь и тоже представился по-английски:— Литтл Буффало.Мой дядя Раскатистый Гром научил меня этим словам, которые по-английски означают: Маленький Бизон. Желая порадовать мальчика еще большим знанием английского языка, я добавил:— Блэк Фут. (Черноногие.)На что белый мальчик ответил:— Америкэн… — После минутного молчания Фред произнес: — Литтл Буффало — май фрэнд!Я не знал последнего слова, но кивком головы выразил согласие. Позже дядя пояснил мне, что слово «фрэнд» значит «друг».Белая женщина с привлекательным лицом, мать Фреда, подала мне продолговатый пакет, завернутый в красную бумагу, после чего они простились с нами. Я не мог понять, почему эта прекрасная женщина стала женой Железного Кулака. Должно быть, подобные странные браки были в обычае среди белых людей… Держа в одной руке пакет, а в другой книжку, полученную от Фреда, я возвращался к родителям гордый, как посол, привозящий славу и дары из чужого государства.Способ выражать мысли с помощью рисунков был не чужд индейцам. Наши вигвамы всегда были украшены различными рисунками — они имели особое значение для всех, кто мог их разобрать. Некоторые прославленные воины изображали самые знаменитые свои битвы на березовой коре или на выделанной добела коже. Это были четкие силуэты всадников, бизонов, белых людей, погибших врагов, солнца, луны.Книжка, которую подарил мне Фред, была английским букварем. Никто из наших, даже Раскатистый Гром, не умел читать. Зато мы с увлечением рассматривали прекрасные иллюстрации. Различные сцены из американской жизни, представлявшей для нас какую-то непостижимую и грозную тайну, внезапно предстали перед нами со всей яркостью. И как волнующе правдива была для нас каждая такая сцена! Вот девочка в саду перед домом; вот мальчик, стряхивающий с дерева яблоки; собачка, а рядом котенок, лакающий молоко: дальше — собака на привязи; внутренность дома с причудливой мебелью; вот странное сооружение с какой-то чудовищной трубой, извергающей дым; вот огромные машины; а там железные мосты, мчащиеся поезда, необыкновенно высокие дома на переполненной людьми улице; запряженный лошадьми омнибус, а перед ним бегущий что есть силы мальчик. И малыш, удирающий от лошадей, делал все эти далекие чуждые образы более близкими нам. Но вершиной того, что мы увидели в книге, были мчавшиеся на конях индейцы в уборах из орлиных перьев.Никогда в наш вигвам не набивалось столько народу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24