Филип Жозе ФАРМЕР
ПРОБУЖДЕНИЕ КАМЕННОГО БОГА


Он очнулся и не понял, где оказался. В пятидесяти футах трещал огонь.
Дым ел глаза, вызывал слезы. Где-то кричали и вопили люди.
Открыв глаза, он увидел выкатившийся из-под рук кусок пластика,
который до этого находился перед ним. Что-то легко ударило его по
коленкам, скользнуло к ногам и свалилось на каменную площадку.
Он сидел в кресле - своем рабочем кресле. Кресло покоилось на высоком
троне, вырезанном из гранита, а сам трон стоял на круглой каменной
платформе. На камне виднелись темные красно-коричневые пятна. Упавшая вещь
оказалась частью стола, на который он опирался, когда потерял сознание.
Он находился в одном из концов гигантского строения, сложенного из
гигантских бревен, громадных деревянных панелей и видневшихся высоко над
головой балок. Пламя вырывалось из-за стоящей перед ним стены. Крыша на
другом конце провалилась и, благодаря ветру, дым уносился прочь. Он мог
видеть снаружи небо. Оно было темным, чуть светлея вдали. В пятидесяти
ярдах от него, освещенный пламенем, лежал холм. На вершине холма
вырисовывались силуэты деревьев, покрытых листвой.
А всего миг назад была зима. Вокруг зданий Исследовательского Центра
Сиракузы Нью-Йорк лежал в глубоком снегу.
Дым повернуло, закрывая от него панораму. Пламя поднялось выше и
охватило множество столов и скамеек, а также толстые колонны,
поддерживающие крышу. Они напоминали темные столбы с жуткими, вырезанными
одно над другим лицами. На столах стояли блюда, кубки и прочая посуда. Из
перевернутого кувшина на ближайшем столе лилась темная жидкость.
Он встал и закашлялся, когда дым коснулся его лица. Он спустился с
сиденья высокого трона, который теперь, в свете разгоравшегося пламени,
оказался гранитом, пронизанным черными и красными вкраплениями кварца.
Изумленный, он огляделся вокруг и увидел край частично открытой двери -
двустворчатой двери или ворот, а снаружи - снова пламя и мечущиеся,
извивающиеся, падающие и кричащие тела.
Пора было подумать о бегстве, пока до него не добрались огонь и дым,
но с другой стороны, его совсем не прельщало встревать в разгоревшуюся
битву. Он припал к каменной платформе и потом соскользнул на твердый
земляной пол зала.
Оружие. Ему необходимо оружие. Он сунул руку в карман пиджака и
достал перочинный ножик. Нажал кнопку - выскочило шестидюймовое лезвие. В
Нью-Йорке 1985-го года нож с таким лезвием считался бы незаконным, но если
в 1985-м человек хотел чувствовать себя в безопасности, ему приходилось
пользоваться и не такими запрещенными средствами.
Не переставая кашлять, он стремительно прорвался сквозь дым и достиг
раскрывающихся в обе стороны дверей. Он встал на колени и заглянул под
них, так как верхний край находился выше его головы.
Огни из горящего зала и других зданий слились, освещая причудливую
картину. Вокруг плясали пушистые лапы и хвосты, белые, черные и
коричневые. Лапы чем-то походили на ноги людей. Они странно изгибались,
скорее напоминая задние ноги четырехфутовых животных, которые вдруг решили
выпрямиться, стать как люди, но так и остались ни зверем, ни человеком.
Хозяин одной пары ног свалился на спину, в его живот вонзилось копье.
Человек изумился еще больше. Существо напоминало что-то среднее между
человеком и сиамским котом. Шерсть на теле была белой, мордочка ниже лба -
черной, такой же как и нижние части ног, рук и хвоста. Мордочка казалась
плоской, как лица некоторых людей, но нос был круглым и черным, как у
кота, уши - тоже острыми и черными. Рот - по-мертвому открытый, являл
острые и кривые зубы.
Копье выдернуло существо с такими же кривыми ногами и длинным
хвостом, но одноцветным коричневым мехом. А потом раздался крик, ноги
качнулись вперед и упали поперек сиамски-человеческого создания, и человек
смог внимательно рассмотреть тело копьеносца. Казалось, он тоже происходил
из эволюционировавших четвероногих, получивших такие человеческие черты
лица, как расположенные спереди глаза, подбородок, человеческие руки,
плоское лицо и широкую грудь. Но если первое существо напоминало сиамского
кота, то второе - скорее енота. Оно было почти все коричневым, за
исключением глаз и щек, покрытых черными полосками меха.
Кто убил его, человек не видел.
Пока не заставит пламя, выбираться наружу желания не было. Он
нагнулся к воротам и посмотрел сквозь них. Может он попал в другую
реальность. Или он в своей реальности, а все это - плод безумного
воображения, каким-то образом пробудившегося в его мозгу?
Пламя лизало спину. На другом конце здания рухнула часть крыши. Он
встал на колени и подлез под ворота, надеясь остаться незамеченным.
Он достиг уже длинной стороны здания, когда вокруг него опять
сгустился дым. Это было ему на руку, но вызвало кашель и наполнило глаза
слезами. Поэтому-то он и не увидел енотолицего существа, которое вылетело
на него из дыма с поднятым вверх томагавком. И человек так и не понял, что
оно вовсе не нападало на него, а потом было уже слишком поздно. Видно,
существо налетело на него чисто случайно, ослепленное дымом и потерей
одного глаза, который висел на ниточке нерва. Возможно, оно вообще не
подозревало о его существовании, пока не налетело на его тело.
Человек рванулся вперед, и лезвие вошло в поросший шерстью живот.
Брызнула кровь, существо качнулось назад, высвобождая лезвие. Томагавк
прошел мимо головы человека. Существо повернулось назад, схватилось за
живот, потом обернулось и упало на бок. И только тогда человек понял, что
енотолицый не собирался нападать. Он подобрал томагавк, переложив нож в
левую руку, и потащился прочь, кашляя и задыхаясь от дыма.
Он чувствовал озноб, но уже был способен к действиям. Мозг только
начал согреваться, тело, ломая лед, впитывало плотью через кожу тепло. К
нему приближался еще один енотолицый. Этот, очевидно, видел его, но
смутно. Щурясь от дыма, он бросился к человеку. Он держал короткое тяжелое
копье с каменным наконечником обеими руками, прижимая его к животу, и
вдруг присел, будто не веря глазам своим.
Человек выпрямился, приготовив томагавк и нож. Он чувствовал, что
шансов у него не было. Хотя поросшее шерстью двуногое было только пяти
футов и двух дюймов высотой, а в нем было шестьдесят три фута и сто сорок
пять фунтов, он не знал, как пользоваться томагавком с достаточной
эффективностью. А ведь, вот смех, он был частично ирокезом.
При его приближении енотолицый съежился. Примерно за тридцать футов
тот остановился. Потом его глаза округлились, и он вскрикнул. Его крик
потонул в общем бедламе, но шестеро других - трое кошколюдей, как он их
назвал, и трое енотолицых - обернулись. Бросив сражаться, они уставились
на него, а некоторые окликнули ближайших воинов. Те также бросили колоть и
рубить друг друга, и над полем боя повисла молчаливая и неподвижная
тишина.
Человек рванулся к лестнице. На его пути оказался только енотолицый,
который заметил его первым. Остальные, конечно, могли бросать копья и
томагавки, но у него был шанс. Слишком далеко, а луков и стрел он не
заметил.
Когда человек приблизился - енотолицый отодвинулся, но в сторону и
так, что если бы захотел, мог оказаться между лестницей и человеком. Потом
енотолицый шагнул вперед и поднял копье, и человеку осталось только
защищаться. Он не желал пользоваться томагавком, но даже если и придется,
то вряд ли тот выстоит против копья. Его единственный шанс - добраться до
существа, пока то не оказалось близко настолько, чтобы воткнуть в него
свой нож. Он швырнул томагавк изо всех сил, на которые было способно его
непослушное тело. И благодаря везению, а не мастерству, лезвие ударило
енотолицего в шею. Тот опрокинулся навзничь.
Зрители, которыми стали уже все бойцы, разразились воплями. Только
кошколюди кричали в восторге, а енотолицые - в отчаянии. Енотолицые
помчались к лестницам, спасая собственную шкуру, бросая в сторону свои
копья и томагавки. Некоторые перескочили через палисадник, но большинство
было поколото и порублено со спины, прежде чем они добрались до лестниц,
или же на самих лестницах. Было взято несколько пленников.
И только потом человек понял, что енотолицый вовсе не хотел применять
против него копье. Он поднял оружие, чтобы отбросить в сторону, как бы
выказывая свое смирение. Но тут на его пути оказался томагавк. Жизнь -
магнитофонная лента, которую можно прокрутить заново, переписать или
стереть.
Его окружили кошколюди. Правда, они не приближались настолько, чтобы
коснуться. Они опустились на колени и поползли к человеку, вытянув руки.
Их оружие лежало на земле сзади. Лица хранили какое-то странное выражение.
Мех, круглые, черные, влажные носы; далеко отстоящие, длинные острые зубы
и глаза, очень похожие на кошачьи, делали их выражение непередаваемым.
Но их поза выражала страх, ужас, благоговение. Да и каким бы ни было
их выражение, они явно не хотели причинять ему вреда.
Пламя за его спиной стало ярче, он уже видел отблеск их глаз. Зрачки
казались узкими листьями на фоне огня.
Один подошел совсем близко и вытянул руку, чтобы его коснуться. Рука,
несмотря на шерсть, была явно человеческой. Она имела четыре пальца и
ногти, а не когти. Большой палец отставлен в сторону.
Он почувствовал кончики пальцев на своей руке, и это прикосновение
прожгло дыру в его обороне. Ночное небо, горящее здание, высокие
частоколы, тела коричневых и черно-белых хвостатых существ и, теперь,
горящие глаза и маленькие лица женщин и детей, выглядывающих из хижин. Все
закружилось: круг за кругом. Существо на коленях перед человеком в ужасе
вскрикнуло и попыталось отползти на четвереньках назад. Человек повалился,
ударился плечом и растянулся на земле, в то время как остальные бросились
в разные стороны. Единственное, что он помнил, так это черный кончик
хвоста, который лежал перед его глазами. Тот дергался и трепыхался,
становясь больше и чернее и, наконец, все вокруг стало черным и
погрузилось во мрак.

Свет и звук возвращались. Он лежал на спине на мягкой шерсти и
какой-то мягкой субстанции под ней. Над головой был низкий потолок с
почерневшими от дыма балками и вырезанными из дерева фигурами, украшенными
мехом и свисавшими с прикрепленных к потолку кожаных лент. Комната, футов
двадцать на тридцать, была заполнена сиамскиподобными созданиями. Рядом с
его кроватью стояли самцы, но потом сквозь образовавшийся проход между
самцами прошла самка. Она была около пяти футов ростом и имела совершенно
круглые груди, покрытые мехом, и маленькие безволосые участки кожи вокруг
сосков. На шее она носила бусы из трех ниток громадных голубых камней и
меховые манжеты, на которых покачивались маленькие каменные фигурки. Ее
удивительные темно-синие глаза напоминали ему глаза сиамских кошек,
которые жили у его сестры.
Самцы носили бусы и кулоны, сделанные из камня, а также браслеты на
руках и ногах с крошечными изображениями или геометрическими фигурками, а
у нескольких были к тому же плюмажи из перьев на манер тех, что носили в
вестернах индейские вожди. Лишь некоторые были вооружены, и то скорее
церемониально, нежели утилитарно, судя по декоративности и легкости
оружия.
Самка склонилась над ним и что-то произнесла. Он и не надеялся понять
ее. Язык казался незнакомым, поскольку не принадлежал ни к одной известной
языковой семье. В нем не было ничего от германского, славянского,
семитского, китайского или банту. Если он и напоминал ему что-нибудь, так
это мягкость звучания полинезийского диалекта, но без глотательных пауз.
Позже, когда его уши немного привыкли, он различил паузы, но в отличие от
полинезийского они ничего не значили.
Ее зубы были зубами хищника, но дыхание приятным. Язык казался таким
же шершавым как у кошки. Несмотря на удивительно чуждую внешность, он
посчитал ее достаточно привлекательной. Правда, он тут же решил, что
сиамские кошки всегда были странными и удивительными созданиями.
Он приподнялся на локти и попробовал сесть. На его боку был
испачканный кровью нож. Самка отшатнулась, и самцы за ее спиной, тесня
друг друга, отодвинулись прочь. В их шепоте слышался ужас.
Мгновение, и он сел, руки схватились за край кровати. Собственно, он
лежал не на кровати, а на куче шкур внутри небольшой ниши в стене. Окон не
было, свет проникал через две открытые двери в дальней стене и от
нескольких факелов, горящих в подставках вдоль стен. Снаружи двери стояла
толпа самцов, самок и детенышей. Детеныши - котята - были очень миленькими
с большими черненькими ушками, круглыми мордочками и большими глазами.
Хвосты были такими же черными, как и у взрослых.
Он встал на ноги, на секунду в глазах потемнело, но потом в голове
прояснилось. В тот же миг появился новый проход, и через Него прошла еще
одна самка. Она несла большую глиняную чашу, украшенную по бокам
геометрическим орнаментом, с супом из мяса и овощей. Аромат был
удивительно аппетитным, хотя и необычным. Он принял чашу и деревянный
прибор, составлявший деревянную ложку с одной стороны и двузубую вилку - с
другой. Суп был сытным и вкусным, а кусочки мяса напоминали оленину. На
миг перед ним предстал енотолицый, но потом он решил, что слишком голоден,
чтобы думать об этом. Несмотря на невыразимую тишину и пристальные взоры
собравшихся, он съел весь суп. Самка унесла супницу, и все столпились
вокруг, будто боясь упустить его следующее движение.
Он пошел к ближайшей двери, перед ним образовался проход. Солнце
только осветило холмы на востоке. Он был без сознания слишком долго,
особенно если принять во внимание состояние, в котором он оказался после
увиденного сражения и необычайного окружения.
Теперь можно было задуматься... Где же он очутился? Где же, черт
побери?..
Холмы и деревья, которые он видел вдалеке, на первый взгляд
принадлежали окрестностям Сиракуз. Но больше ничего знакомого.
Большой зал сгорел не полностью, да и все остальные здания, от
которых, он думал, остались одни головешки, тоже лишь полуобгорели. Земля
вокруг них была еще мокрой от дождя, который погасил пламя.
Снаружи деревянного зала обстановка огороженной деревни напоминала
своими длинными домами онондагское поселение семнадцатого века. Веревочные
лестницы и трупы исчезли. Рядом с залом стояло несколько деревянных клеток
с дюжиной пленных енотолюдей.
Ворота частокола были открыты, и через них виднелись поля кукурузы и
прочих злаков. На них работали самки, в то время как их детеныши бегали
вокруг, а более старшие помогали матерям. Вооруженные самцы охраняли поля,
некоторые стояли на наблюдательных вышках или рядом с частоколом. Солнце и
небо были теми же самыми, что и прежде.
Кошколюди, видно, ждали, как он теперь поступит. Он надеялся, что не
превратит их страх и благоговение в ненависть. Он был совершенно сбит с
толку и мог бы сойти с ума, если бы по своей природе не "съел собаку" на
прагматизме.
Был путь узнать язык.
Он заметил самку, которую увидел первой, ту, которая напоминала ему о
сиамской кошке его сестры. Он указал на себя пальцем и произнес:
- Улисс Поющий Медведь.
Она взглянула на него. Остальные забормотали и непонятно
заволновались.
- Улисс Поющий Медведь, - повторил он.
Она улыбнулась или, во всяком случае, широко открыла рот. Опасная
улыбка. Такие зубки могли вырвать у него большой кусок мяса. Не то чтобы
они были такими большими по сравнению с домашними кошками - такого же
размера. Собственно, они были даже маленькими и клыки были чуть длиннее
остальных зубов. Но зато уж остры - это точно.
Она что-то сказала и он повторил свое имя. Стало очевидно, что она
тоже пыталась повторить его слова, хотя и не понимала, что он назвал свое
имя.
Через некоторое время она выдавила:
- Вуриза асиингагна вапира. - Так примерно звучало это на английском.
Он содрогнулся. Что ж, придется приспосабливаться. Он должен узнать
их язык.
- Вуриза, - сказал Улисс и улыбнулся.
Большинство из них выглядело озадаченными и чуть позже он понял,
почему.
1 2 3 4 5