Но, друг мой, деньги серьезная вещь. Я предлагаю вам пять тысяч фунтов в год.
— А каковы будут мои обязанности? — поинтересовался Карлтон.
— Охранять мои интересы, способствовать достижению моих целей, защищать меня, когда я — шучу. Я люблю шутку, настоящую шутку. Пять тысяч в год и все ваши издержки на мой счет. Что вы скажете?
— Нет, — коротко ответил Джим, — я плохо понимаю шутки.
Гарло сделал гримасу.
— Как жаль! Вы могли бы заработать миллион. Я вовсе не стараюсь заставить вас делать что-нибудь против ваших принципов, но очень жаль.
Чуткому уху Джима послышалось что-то искреннее в тоне Гарло, а тот быстро продолжал:
— Я уважаю вашу точку зрения. Вы не хотите служить у меня; может быть, я вам антипатичен?
— Я предпочитаю свою работу, — сказал Джим.
Гарло улыбнулся широкой, добродушной улыбкой.
— Тогда остается приглашение: прошу вас прибыть в следующий четверг на обед, который я даю в честь македонских делегатов, и на прием после обеда. Пусть это будет оливковой ветвью.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение, мистер Гарло, — сказал с улыбкой Джим и сразу же спросил: — Где я могу найти Марлинга?
Не успел он сказать эти слова, как уже проклинал свою опрометчивость. Он готов был поколотить себя за глупую несдержанность, которая в мгновение ока испортила деликатную махинацию его розысков.
Ни один мускул не дрогнул на лице Гарло.
— Марлинг? — повторил он. — Где я слышал эту фамилию? Неужели вы говорите про моего гувернера? Я ничего не знаю о нем с тех пор, как он уехал в Южную Америку.
— В Аргентину? — спросил Джим.
— В Аргентину? Может быть… Да, в Пернамбуко, и там умер от холеры.
Гарло выпятил нижнюю губу и продолжал с неудовольствием:
— По правде, Марлинг и я никогда не были друзьями. Он обращался со мной, как с ребенком, я не могу вспомнить о нем без злобы. Марлинг! Сколько тяжелых воспоминаний будит во мне это имя! Почему вы спрашиваете меня о нем?..
У Джима объяснение уже было наготове. Конечно, он не может вернуть потерянной позиции, но, возможно, ему удастся удержаться от дальнейшего отступления. Он упомянул имя современника Марлинга, учившегося в одном с ним колледже. Джим все утро провел за рассматриванием университетских списков.
— Теперь я вспомнил Марлинга. Двадцать лет достаточно долгий срок, чтобы затмить память. Насколько я знаю, он умер, но, если хотите, я наведу справки, аргентинское правительство сделает для меня все, что я попрошу.
— Вы счастливый человек, — Джим со смехом протянул Гарло руку.
— Хорошо, если бы это так было. А может быть, и вы счастливый человек, мистер Карлтон, — медленно прибавил Гарло, — или будете?
Но Джим не смог на это ответить. Когда он был уже у порога, Гарло позвал его.
— Я должен перед вами извиниться, — сказал он.
Джим думал, что он извиняется за свое предложение, но оказалось совсем не то.
— Это было грубое, унизительное дело, мистер Карл-тон, но у меня страсть производить опыты. Такие методы были хороши во времена наших предков, но я вижу, что природа человеческая мало изменилась. Я стыжусь самого себя.
Карлтон слушал, ошеломленный.
Только на полдороге в Скотленд-Ярд он сообразил, за что так таинственно извинялся перед ним Гарло: он выражал сожаление по поводу ночной атаки, произведенной его агентами.
Глава 15
На другой день Джим получил по почте приглашение присутствовать на приеме.
— Мог бы пригласить вас к обеду, — сказал Элк, — я уверен, что у него великолепные сигары.
— Напишите и попросите ящик, наверно, получите, — сказал Джим, и Элк фыркнул.
— Это было бы нарушением служебного долга, — заметил добродетельным тоном Элк. — А получил бы я их, если бы упомянул ваше имя?
— Весь сбор табака в Гаване, — сказал Джим, — но у вас и так будет достаточно сигар на приеме.
— У меня? — спросил Элк. — Но ведь он не прислал мне приглашения.
— А вы все-таки там будете, — решительно заявил Джим. — Не понимаю, зачем устраивается этот обед.
Каждую ночь он и Элк дежурили против нового здания Рата-синдиката. Все комнаты всегда были ярко освещены, телеграфисты входили и выходили, даже Элленбери, который избегал афишировать свое участие в этой фирме, работал там до трех часов утра ежедневно.
Скотленд-Ярд имел множество агентств, рассеянных по всему свету, и через них начала неясно вырисовываться деятельность синдиката.
— Они еще ничего не продали, но будут продавать, — доносил Джим своему начальнику, — это будет крупнейшее дело нашего времени.
Начальник не любил превосходных степеней.
— Мои сведения говорят, что рынок тверд и спокоен. Если действительно Гарло стоит за этим делом, то, по-видимому, он потеряет большие деньги. Отчего вы прямо не спросите его, в чем его великая идея?
— Я увижу его на приеме сегодня, — сказал Джим, — но вряд ли мне удастся войти к нему в доверие.
Элк не был светским человеком. Во всей столичной полиции не было сыщика, менее образованного. Год за годом он проваливался на экзамене на звание инспектора и получил его наконец за особые заслуги.
Он пришел к Джиму, одетый для вечера, и торжественно повернулся на каблуках, чтобы показать великолепие своего вечернего туалета. Фалды фрака были измяты, брюки благоухали бензином, рубашка от старости потеряла форму и пожелтела.
— Вот белый жилет меня беспокоит, — пожаловался Элк. — Моя служанка говорит, что белые жилеты надевают только на свадьбы. Вы наденете белый жилет?
— Вероятно, надену, — успокоил его Джим. — Вы просто прелесть как выглядите, Элк.
— Меня, конечно, примут за лакея, я уже к этому привык, — сказал Элк. — Последний раз, когда я был в гостях, меня заставили подавать напитки.
— Пожалуйста, назначьте место, где я вас найду, — сказал Джим. — Вы можете очень понадобиться.
— В буфете, — лаконически сказал Элк.
Перед домом Гарло собралась небольшая толпа. У подъезда был устроен проход, затянутый полосатой материей, по которому гости проходили в уставленный цветами вестибюль. В первый раз Джим увидел весь штат миллионера в парадных одеяниях: в пудренных париках, шелковых чулках и золотых аксельбантах. Величественный швейцар взял его карточку и даже не спросил насчет присутствия Элка, который небрежно прошел мимо.
Широкие двери в библиотеку были открыты настежь, здесь мистер Гарло принимал гостей. Обед уже окончился, и привилегированные гости стояли полукругом около него.
Гарло увидел их и, хотя Элк не был приглашен, очень тепло принял его. Спутнику его он горячо пожал руку.
— Вы видели сэра Джозефа? — спросил Гарло.
Джим видел министра, чтобы узнать, не изменил ли тот своих планов, но сэр Джозеф остался при своем намерении присутствовать только на приеме. Когда Джим сообщал это Гарло, около дверей произошло движение, и, оглянувшись, он увидел, что министр входил в комнату и остановился в дверях пожать руку какому-то знакомому. Он был, как всегда, в своем черном бархатном жакете, черный галстук живописно выделялся на белом пластроне. Сэр Джозеф был известен как наиболее плохо одетый человек в Лондоне, но тем не менее он имел вид высокопоставленного лица. Он поправил пенсне и дружески улыбнулся Джиму, направляясь к хозяину.
— Я боялся, что не смогу прийти, — сказал он своим хриплым голосом. — Какая-то дурацкая газета напечатала смехотворную историю, и мне пришлось быть на месте, чтобы отвечать на запрос.
Джим наблюдал двух собеседников. Они говорили серьезно, и по жестам министра Джим догадался, что он был очень заинтересован разговором.
Потом они вместе прошли через заполненную народом библиотеку и направились в вестибюль, а спустя некоторое время Джим прошел туда же. Он подал знак своему товарищу, и Элк, поспешно вытирая усы, догнал его у дверей.
Гости все еще прибывали. В вестибюле была толпа, вдруг открылась боковая дверь и Джим увидел, что сэр Джозеф и Гарло вместе вышли на улицу. Гарло вернулся и подошел к сыщикам.
— Короткий визит, — сказал он, — но весьма ценный. Он оставался достаточно долго для информации в утренних газетах, и недобрые люди поверят, что я только того и добивался. Вы не уходите? — спросил Гарло.
— Виноват, у меня тоже свидание в парламенте, — весело сказал Джим, и Гарло засмеялся.
— Понимаю. Вы здесь дежурили, да? Что же, это мудрая предосторожность. Но теперь я вижу, что вы не только счастливый, но и очень близорукий юноша.
— Почему? — спросил Джим с такой горячностью, что Гарло засмеялся.
— Скажу вам на днях.
Сыщики сели в такси и подъехали к парламенту как раз, когда автомобиль сэра Джозефа въезжал в ряды ожидавших машин.
Сэр Джозеф был в своей комнате, и служитель сказал им, что его нельзя беспокоить. Джим показал билеты, и они вошли в зал заседаний. Зал был полон. Сэр Джозеф вышел из-за кресла спикера, тяжело опустился на скамью и стал читать заметки, которые он принес с собой.
В эту минуту кто-то встал с передней скамьи оппозиции.
— Господин спикер, я хочу предложить высокопочтенному джентльмену следующий вопрос: видел ли достопочтенный джентльмен статью в «Ежедневном мегафоне», в которой утверждается, что отношения между правительством его величества и правительством Франции стали натянутыми в результате боннского столкновения. Правда ли, что эта статья написана с одобрения министерства иностранных дел?
Сэр Джозеф медленно встал, снял очки, потом опять их надел, нервно ухватился за лацканы своего жакета и заговорил:
— Достопочтенный джентльмен правильно информирован, — начал он, и в зале наступила тишина.
Депутаты переглядывались с удивлением и ужасом.
— Напряженность существует, и настолько серьезная, что я счел нужным предложить премьер-министру приостановить рождественские отпуска в армии и на флоте, восстановить положение об охране и мобилизовать морские резервы.
Момент мертвого молчания, затем крики протеста. Спикер водворил тишину, и сэр Джозеф продолжал:
— Сегодня я не готов обсуждать другие вопросы. В понедельник я надеюсь сделать доклад от имени правительства.
И, не обращая внимания на крики, он повернулся и исчез за спикерским креслом.
У Джима даже губы побелели.
— Так значит война!
Задремавший Элк проснулся вовремя, чтобы увидеть, как его товарищ убегал из зала. Он пошел вслед за ним по коридору. Джим постучал в дверь комнаты сэра Джозефа — ответа не было. Он повернул ручку двери и вошел. В комнате было темно и пусто. Выбежав в коридор, он наткнулся на служителя.
— Нет, сэр, я не видел сэра Джозефа. Несколько минут тому назад он вошел в зал заседаний.
Когда Джим вернулся, возле зала была толпа. Он не нашел никого, кто видел бы министра после того, как тот покинул зал; лишь один городовой как будто опознал его, когда тот вышел из парламента и пошел по площади. Джим бросился по этому следу. Действительно, сэр Джозеф вышел на площадь и сел в такси, хотя собственный автомобиль ждал его. Сыщики прибыли в Уайт-холл, но и там их ожидало разочарование: министр еще не возвращался домой. Они помчались в Парк-Лейн: может быть, министр вернулся к Гарло. В доме гремела музыка, гости танцевали. Сыщики разыскали Гарло, и тот изумился даже больше других.
— Нет, он не возвращался. Что случилось?
— Узнаете завтра из утренних газет, — коротко сказал Джим и поехал назад к парламенту, откуда толпой выходили депутаты: заседание было прервано.
Когда он разговаривал со знакомым членом парламента, подъехал автомобиль и из него вышел канцлер казначейства, самый блестящий из членов кабинета.
— Да, да, я уже слышал, — сказал он. — Где сэр Джозеф?
Он кивнул Джиму, которого знал, и вместе с ним прошел сквозь толпу в свой кабинет.
— Вы были в зале, когда говорил сэр Джозеф? — спросил он.
— Да, сэр, — ответил Джим.
— Расскажите мне, что случилось.
Почти дословно Джим повторил речь сэра Джозефа.
— Но он с ума сошел, — с жаром сказал канцлер. — Здесь нет ни слова правды, если только не случилось чего-нибудь с тех пор, как я в последний раз виделся с ним.
— Не можете ли вы опубликовать опровержение?
— За отсутствием премьер-министра мог бы, я полагаю, но не хотел бы делать этого, пока не увижусь с сэром Джозефом.
Вдруг одна мысль мелькнула у Джима.
— Он ведь не невропат?
— Менее, чем кто-нибудь, — уверенно сказал канцлер. — Из всех людей, кого я знаю, он самый здоровый. Его секретарь здесь?
Он позвонил и послал швейцара разыскать секретаря, а сам по телефону пытался войти в контакт с находившимся в отъезде премьер-министром.
В час ночи из секретариата на Даунинг-стрит добились связи с премьер-министром.
— Вероятно, нельзя помешать опубликованию соответствующего сообщения в газетах? — спросил Джим.
— Нельзя, — лаконически ответил канцлер. — У меня уже есть экземпляры утренних изданий. Зачем он это проделал, известно лишь небесам. Конечно, надо ждать краха правительства, а что будет дальше — боюсь и думать.
— А каков будет первый результат речи сэра Джозефа?
Канцлер развел руками.
— Рынок, конечно, заволнуется, но нас больше интересует, как к этому отнесется Франция. К несчастью, французский посол в отлучке.
В три часа утра Джим уже читал точный отчет о странной речи сэра Джозефа Лейтона. Позднейшие издания жирным шрифтом добавляли:
«Канцлер казначейства информировал нас, что боннский инцидент никогда не обсуждался в кабинете министров и считался совершенно не имеющим значения. Канцлер сказал, что он не несет ответственности за выступление сэра Джозефа Лейтона в палате депутатов».
Буквально всю ночь просидел Джим на ступеньках входа в дом сэра Джозефа, без особой надежды его увидеть. Он узнал, что премьер-министр возвращается и в газетах уже помещено опровержение сообщений, сделанных министром иностранных дел.
Утром открытие биржи сопровождалось сценами, подобными тем, которые бывают при объявлении великой войны. Все бумаги обесценились; крах крупной фирмы и два самоубийства были первыми последствиями, о которых сообщила пресса. Во Франции биржа закрылась в полдень, но на улицах продавали бумаги; знаменитые южноамериканские акции, бывшие всегда барометром рынка, упали чрезвычайно.
В пять часов в газетах появилось заявление, подписанное премьер-министрами Британии и Франции.
«В утверждении, что между двумя державами существуют натянутые отношения, нет ни слова правды. Боннский инцидент с самого начала рассматривался, как ничтожный, и речь министра иностранных дел может быть объяснена лишь временным помрачением рассудка».
Джима нисколько не интересовали ни биржа, ни барыши Гарло. Его всецело занимало раскрытие тайны исчезновения сэра Джозефа.
Многие люди говорили, что министр не возвращался к Гарло и что мистер Гарло не выходил из дому; стоявшие у подъезда городовые утверждали то же самое.
Премьер-министр, как только вернулся в Лондон, полетел в Париж. Джим повидался с ним по его возвращении; видно было, что он измучен и устал.
— Сэр Джозеф должен быть найден! — воскликнул он, ударив рукой по столу. — Я говорю вам, Карлтон, как уже говорил вашему начальству, что произнести такую речь он мог лишь в состоянии безумия: он говорил в палате заведомую ложь, которую сам потом опровергнет. Видели вы этого Гарло?
— Да, сэр, — ответил Джим.
— Сказал он вам, о чем они говорили? О боннском инциденте?
— Гарло поведал, что они разговаривали только о Македонии в течение нескольких минут, проведенных министром в его доме. По-видимому, министр зашел в комнату, где Гарло принимает конфиденциально, выпил там рюмку вина и поздравил Гарло с объединением враждебных элементов.
Премьер-министр большими шагами ходил по комнате.
— Не понимаю, не понимаю! — тихо говорил он. — Найдите сэра Джозефа Лейтона!
Так кончилась беседа.
Джим был растревожен; надо было успокоиться. Он позвонил Эйлин Риверс и попросил ее пойти выпить с ним чаю в Автомобильном клубе. Эйлин поняла, почему он позвал ее, и мысль, что она может быть ему полезна, была ей приятна.
Встретив ее, он сразу же заговорил о том, что его тревожило.
— Может быть, его похитили, я нахожу это возможным, хотя расстояние от Парк-Лейна до парламента очень коротко, и везде расставлены полицейские агенты. Мы поместили в газетах обращение к шоферу такси, но до сих пор ответа не получили.
— Может быть, и шофера похитили? — предположила девушка.
— Может быть, — сказал Джим мрачно. — Если бы он задержался хоть на пять минут, я бы успел его догнать, — заметил Джим и, как бы спохватившись, сказал с улыбкой: — Кажется, я возлагаю свои тяготы на ваши плечи?
Эйлин минуту подумала и спросила:
— Не могу я помочь вам чем-нибудь?
Он посмотрел на нее с искренним недоумением.
— Мне кажется, вам нужен просто новый угол зрения.
— Конечно, даже несколько, — грустно заметил он.
— Ну, так вот, я и дам вам один. Видели вы моего дядю?
Джим совершенно забыл об Артуре Ингле, так как не связывал его с исчезновением министра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
— А каковы будут мои обязанности? — поинтересовался Карлтон.
— Охранять мои интересы, способствовать достижению моих целей, защищать меня, когда я — шучу. Я люблю шутку, настоящую шутку. Пять тысяч в год и все ваши издержки на мой счет. Что вы скажете?
— Нет, — коротко ответил Джим, — я плохо понимаю шутки.
Гарло сделал гримасу.
— Как жаль! Вы могли бы заработать миллион. Я вовсе не стараюсь заставить вас делать что-нибудь против ваших принципов, но очень жаль.
Чуткому уху Джима послышалось что-то искреннее в тоне Гарло, а тот быстро продолжал:
— Я уважаю вашу точку зрения. Вы не хотите служить у меня; может быть, я вам антипатичен?
— Я предпочитаю свою работу, — сказал Джим.
Гарло улыбнулся широкой, добродушной улыбкой.
— Тогда остается приглашение: прошу вас прибыть в следующий четверг на обед, который я даю в честь македонских делегатов, и на прием после обеда. Пусть это будет оливковой ветвью.
— С удовольствием принимаю ваше приглашение, мистер Гарло, — сказал с улыбкой Джим и сразу же спросил: — Где я могу найти Марлинга?
Не успел он сказать эти слова, как уже проклинал свою опрометчивость. Он готов был поколотить себя за глупую несдержанность, которая в мгновение ока испортила деликатную махинацию его розысков.
Ни один мускул не дрогнул на лице Гарло.
— Марлинг? — повторил он. — Где я слышал эту фамилию? Неужели вы говорите про моего гувернера? Я ничего не знаю о нем с тех пор, как он уехал в Южную Америку.
— В Аргентину? — спросил Джим.
— В Аргентину? Может быть… Да, в Пернамбуко, и там умер от холеры.
Гарло выпятил нижнюю губу и продолжал с неудовольствием:
— По правде, Марлинг и я никогда не были друзьями. Он обращался со мной, как с ребенком, я не могу вспомнить о нем без злобы. Марлинг! Сколько тяжелых воспоминаний будит во мне это имя! Почему вы спрашиваете меня о нем?..
У Джима объяснение уже было наготове. Конечно, он не может вернуть потерянной позиции, но, возможно, ему удастся удержаться от дальнейшего отступления. Он упомянул имя современника Марлинга, учившегося в одном с ним колледже. Джим все утро провел за рассматриванием университетских списков.
— Теперь я вспомнил Марлинга. Двадцать лет достаточно долгий срок, чтобы затмить память. Насколько я знаю, он умер, но, если хотите, я наведу справки, аргентинское правительство сделает для меня все, что я попрошу.
— Вы счастливый человек, — Джим со смехом протянул Гарло руку.
— Хорошо, если бы это так было. А может быть, и вы счастливый человек, мистер Карлтон, — медленно прибавил Гарло, — или будете?
Но Джим не смог на это ответить. Когда он был уже у порога, Гарло позвал его.
— Я должен перед вами извиниться, — сказал он.
Джим думал, что он извиняется за свое предложение, но оказалось совсем не то.
— Это было грубое, унизительное дело, мистер Карл-тон, но у меня страсть производить опыты. Такие методы были хороши во времена наших предков, но я вижу, что природа человеческая мало изменилась. Я стыжусь самого себя.
Карлтон слушал, ошеломленный.
Только на полдороге в Скотленд-Ярд он сообразил, за что так таинственно извинялся перед ним Гарло: он выражал сожаление по поводу ночной атаки, произведенной его агентами.
Глава 15
На другой день Джим получил по почте приглашение присутствовать на приеме.
— Мог бы пригласить вас к обеду, — сказал Элк, — я уверен, что у него великолепные сигары.
— Напишите и попросите ящик, наверно, получите, — сказал Джим, и Элк фыркнул.
— Это было бы нарушением служебного долга, — заметил добродетельным тоном Элк. — А получил бы я их, если бы упомянул ваше имя?
— Весь сбор табака в Гаване, — сказал Джим, — но у вас и так будет достаточно сигар на приеме.
— У меня? — спросил Элк. — Но ведь он не прислал мне приглашения.
— А вы все-таки там будете, — решительно заявил Джим. — Не понимаю, зачем устраивается этот обед.
Каждую ночь он и Элк дежурили против нового здания Рата-синдиката. Все комнаты всегда были ярко освещены, телеграфисты входили и выходили, даже Элленбери, который избегал афишировать свое участие в этой фирме, работал там до трех часов утра ежедневно.
Скотленд-Ярд имел множество агентств, рассеянных по всему свету, и через них начала неясно вырисовываться деятельность синдиката.
— Они еще ничего не продали, но будут продавать, — доносил Джим своему начальнику, — это будет крупнейшее дело нашего времени.
Начальник не любил превосходных степеней.
— Мои сведения говорят, что рынок тверд и спокоен. Если действительно Гарло стоит за этим делом, то, по-видимому, он потеряет большие деньги. Отчего вы прямо не спросите его, в чем его великая идея?
— Я увижу его на приеме сегодня, — сказал Джим, — но вряд ли мне удастся войти к нему в доверие.
Элк не был светским человеком. Во всей столичной полиции не было сыщика, менее образованного. Год за годом он проваливался на экзамене на звание инспектора и получил его наконец за особые заслуги.
Он пришел к Джиму, одетый для вечера, и торжественно повернулся на каблуках, чтобы показать великолепие своего вечернего туалета. Фалды фрака были измяты, брюки благоухали бензином, рубашка от старости потеряла форму и пожелтела.
— Вот белый жилет меня беспокоит, — пожаловался Элк. — Моя служанка говорит, что белые жилеты надевают только на свадьбы. Вы наденете белый жилет?
— Вероятно, надену, — успокоил его Джим. — Вы просто прелесть как выглядите, Элк.
— Меня, конечно, примут за лакея, я уже к этому привык, — сказал Элк. — Последний раз, когда я был в гостях, меня заставили подавать напитки.
— Пожалуйста, назначьте место, где я вас найду, — сказал Джим. — Вы можете очень понадобиться.
— В буфете, — лаконически сказал Элк.
Перед домом Гарло собралась небольшая толпа. У подъезда был устроен проход, затянутый полосатой материей, по которому гости проходили в уставленный цветами вестибюль. В первый раз Джим увидел весь штат миллионера в парадных одеяниях: в пудренных париках, шелковых чулках и золотых аксельбантах. Величественный швейцар взял его карточку и даже не спросил насчет присутствия Элка, который небрежно прошел мимо.
Широкие двери в библиотеку были открыты настежь, здесь мистер Гарло принимал гостей. Обед уже окончился, и привилегированные гости стояли полукругом около него.
Гарло увидел их и, хотя Элк не был приглашен, очень тепло принял его. Спутнику его он горячо пожал руку.
— Вы видели сэра Джозефа? — спросил Гарло.
Джим видел министра, чтобы узнать, не изменил ли тот своих планов, но сэр Джозеф остался при своем намерении присутствовать только на приеме. Когда Джим сообщал это Гарло, около дверей произошло движение, и, оглянувшись, он увидел, что министр входил в комнату и остановился в дверях пожать руку какому-то знакомому. Он был, как всегда, в своем черном бархатном жакете, черный галстук живописно выделялся на белом пластроне. Сэр Джозеф был известен как наиболее плохо одетый человек в Лондоне, но тем не менее он имел вид высокопоставленного лица. Он поправил пенсне и дружески улыбнулся Джиму, направляясь к хозяину.
— Я боялся, что не смогу прийти, — сказал он своим хриплым голосом. — Какая-то дурацкая газета напечатала смехотворную историю, и мне пришлось быть на месте, чтобы отвечать на запрос.
Джим наблюдал двух собеседников. Они говорили серьезно, и по жестам министра Джим догадался, что он был очень заинтересован разговором.
Потом они вместе прошли через заполненную народом библиотеку и направились в вестибюль, а спустя некоторое время Джим прошел туда же. Он подал знак своему товарищу, и Элк, поспешно вытирая усы, догнал его у дверей.
Гости все еще прибывали. В вестибюле была толпа, вдруг открылась боковая дверь и Джим увидел, что сэр Джозеф и Гарло вместе вышли на улицу. Гарло вернулся и подошел к сыщикам.
— Короткий визит, — сказал он, — но весьма ценный. Он оставался достаточно долго для информации в утренних газетах, и недобрые люди поверят, что я только того и добивался. Вы не уходите? — спросил Гарло.
— Виноват, у меня тоже свидание в парламенте, — весело сказал Джим, и Гарло засмеялся.
— Понимаю. Вы здесь дежурили, да? Что же, это мудрая предосторожность. Но теперь я вижу, что вы не только счастливый, но и очень близорукий юноша.
— Почему? — спросил Джим с такой горячностью, что Гарло засмеялся.
— Скажу вам на днях.
Сыщики сели в такси и подъехали к парламенту как раз, когда автомобиль сэра Джозефа въезжал в ряды ожидавших машин.
Сэр Джозеф был в своей комнате, и служитель сказал им, что его нельзя беспокоить. Джим показал билеты, и они вошли в зал заседаний. Зал был полон. Сэр Джозеф вышел из-за кресла спикера, тяжело опустился на скамью и стал читать заметки, которые он принес с собой.
В эту минуту кто-то встал с передней скамьи оппозиции.
— Господин спикер, я хочу предложить высокопочтенному джентльмену следующий вопрос: видел ли достопочтенный джентльмен статью в «Ежедневном мегафоне», в которой утверждается, что отношения между правительством его величества и правительством Франции стали натянутыми в результате боннского столкновения. Правда ли, что эта статья написана с одобрения министерства иностранных дел?
Сэр Джозеф медленно встал, снял очки, потом опять их надел, нервно ухватился за лацканы своего жакета и заговорил:
— Достопочтенный джентльмен правильно информирован, — начал он, и в зале наступила тишина.
Депутаты переглядывались с удивлением и ужасом.
— Напряженность существует, и настолько серьезная, что я счел нужным предложить премьер-министру приостановить рождественские отпуска в армии и на флоте, восстановить положение об охране и мобилизовать морские резервы.
Момент мертвого молчания, затем крики протеста. Спикер водворил тишину, и сэр Джозеф продолжал:
— Сегодня я не готов обсуждать другие вопросы. В понедельник я надеюсь сделать доклад от имени правительства.
И, не обращая внимания на крики, он повернулся и исчез за спикерским креслом.
У Джима даже губы побелели.
— Так значит война!
Задремавший Элк проснулся вовремя, чтобы увидеть, как его товарищ убегал из зала. Он пошел вслед за ним по коридору. Джим постучал в дверь комнаты сэра Джозефа — ответа не было. Он повернул ручку двери и вошел. В комнате было темно и пусто. Выбежав в коридор, он наткнулся на служителя.
— Нет, сэр, я не видел сэра Джозефа. Несколько минут тому назад он вошел в зал заседаний.
Когда Джим вернулся, возле зала была толпа. Он не нашел никого, кто видел бы министра после того, как тот покинул зал; лишь один городовой как будто опознал его, когда тот вышел из парламента и пошел по площади. Джим бросился по этому следу. Действительно, сэр Джозеф вышел на площадь и сел в такси, хотя собственный автомобиль ждал его. Сыщики прибыли в Уайт-холл, но и там их ожидало разочарование: министр еще не возвращался домой. Они помчались в Парк-Лейн: может быть, министр вернулся к Гарло. В доме гремела музыка, гости танцевали. Сыщики разыскали Гарло, и тот изумился даже больше других.
— Нет, он не возвращался. Что случилось?
— Узнаете завтра из утренних газет, — коротко сказал Джим и поехал назад к парламенту, откуда толпой выходили депутаты: заседание было прервано.
Когда он разговаривал со знакомым членом парламента, подъехал автомобиль и из него вышел канцлер казначейства, самый блестящий из членов кабинета.
— Да, да, я уже слышал, — сказал он. — Где сэр Джозеф?
Он кивнул Джиму, которого знал, и вместе с ним прошел сквозь толпу в свой кабинет.
— Вы были в зале, когда говорил сэр Джозеф? — спросил он.
— Да, сэр, — ответил Джим.
— Расскажите мне, что случилось.
Почти дословно Джим повторил речь сэра Джозефа.
— Но он с ума сошел, — с жаром сказал канцлер. — Здесь нет ни слова правды, если только не случилось чего-нибудь с тех пор, как я в последний раз виделся с ним.
— Не можете ли вы опубликовать опровержение?
— За отсутствием премьер-министра мог бы, я полагаю, но не хотел бы делать этого, пока не увижусь с сэром Джозефом.
Вдруг одна мысль мелькнула у Джима.
— Он ведь не невропат?
— Менее, чем кто-нибудь, — уверенно сказал канцлер. — Из всех людей, кого я знаю, он самый здоровый. Его секретарь здесь?
Он позвонил и послал швейцара разыскать секретаря, а сам по телефону пытался войти в контакт с находившимся в отъезде премьер-министром.
В час ночи из секретариата на Даунинг-стрит добились связи с премьер-министром.
— Вероятно, нельзя помешать опубликованию соответствующего сообщения в газетах? — спросил Джим.
— Нельзя, — лаконически ответил канцлер. — У меня уже есть экземпляры утренних изданий. Зачем он это проделал, известно лишь небесам. Конечно, надо ждать краха правительства, а что будет дальше — боюсь и думать.
— А каков будет первый результат речи сэра Джозефа?
Канцлер развел руками.
— Рынок, конечно, заволнуется, но нас больше интересует, как к этому отнесется Франция. К несчастью, французский посол в отлучке.
В три часа утра Джим уже читал точный отчет о странной речи сэра Джозефа Лейтона. Позднейшие издания жирным шрифтом добавляли:
«Канцлер казначейства информировал нас, что боннский инцидент никогда не обсуждался в кабинете министров и считался совершенно не имеющим значения. Канцлер сказал, что он не несет ответственности за выступление сэра Джозефа Лейтона в палате депутатов».
Буквально всю ночь просидел Джим на ступеньках входа в дом сэра Джозефа, без особой надежды его увидеть. Он узнал, что премьер-министр возвращается и в газетах уже помещено опровержение сообщений, сделанных министром иностранных дел.
Утром открытие биржи сопровождалось сценами, подобными тем, которые бывают при объявлении великой войны. Все бумаги обесценились; крах крупной фирмы и два самоубийства были первыми последствиями, о которых сообщила пресса. Во Франции биржа закрылась в полдень, но на улицах продавали бумаги; знаменитые южноамериканские акции, бывшие всегда барометром рынка, упали чрезвычайно.
В пять часов в газетах появилось заявление, подписанное премьер-министрами Британии и Франции.
«В утверждении, что между двумя державами существуют натянутые отношения, нет ни слова правды. Боннский инцидент с самого начала рассматривался, как ничтожный, и речь министра иностранных дел может быть объяснена лишь временным помрачением рассудка».
Джима нисколько не интересовали ни биржа, ни барыши Гарло. Его всецело занимало раскрытие тайны исчезновения сэра Джозефа.
Многие люди говорили, что министр не возвращался к Гарло и что мистер Гарло не выходил из дому; стоявшие у подъезда городовые утверждали то же самое.
Премьер-министр, как только вернулся в Лондон, полетел в Париж. Джим повидался с ним по его возвращении; видно было, что он измучен и устал.
— Сэр Джозеф должен быть найден! — воскликнул он, ударив рукой по столу. — Я говорю вам, Карлтон, как уже говорил вашему начальству, что произнести такую речь он мог лишь в состоянии безумия: он говорил в палате заведомую ложь, которую сам потом опровергнет. Видели вы этого Гарло?
— Да, сэр, — ответил Джим.
— Сказал он вам, о чем они говорили? О боннском инциденте?
— Гарло поведал, что они разговаривали только о Македонии в течение нескольких минут, проведенных министром в его доме. По-видимому, министр зашел в комнату, где Гарло принимает конфиденциально, выпил там рюмку вина и поздравил Гарло с объединением враждебных элементов.
Премьер-министр большими шагами ходил по комнате.
— Не понимаю, не понимаю! — тихо говорил он. — Найдите сэра Джозефа Лейтона!
Так кончилась беседа.
Джим был растревожен; надо было успокоиться. Он позвонил Эйлин Риверс и попросил ее пойти выпить с ним чаю в Автомобильном клубе. Эйлин поняла, почему он позвал ее, и мысль, что она может быть ему полезна, была ей приятна.
Встретив ее, он сразу же заговорил о том, что его тревожило.
— Может быть, его похитили, я нахожу это возможным, хотя расстояние от Парк-Лейна до парламента очень коротко, и везде расставлены полицейские агенты. Мы поместили в газетах обращение к шоферу такси, но до сих пор ответа не получили.
— Может быть, и шофера похитили? — предположила девушка.
— Может быть, — сказал Джим мрачно. — Если бы он задержался хоть на пять минут, я бы успел его догнать, — заметил Джим и, как бы спохватившись, сказал с улыбкой: — Кажется, я возлагаю свои тяготы на ваши плечи?
Эйлин минуту подумала и спросила:
— Не могу я помочь вам чем-нибудь?
Он посмотрел на нее с искренним недоумением.
— Мне кажется, вам нужен просто новый угол зрения.
— Конечно, даже несколько, — грустно заметил он.
— Ну, так вот, я и дам вам один. Видели вы моего дядю?
Джим совершенно забыл об Артуре Ингле, так как не связывал его с исчезновением министра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16